Они передают переживания героев, движения их чувств. Ремарки врастают в ткань произведения (в первом действии их свыше ста). Паузы придают значительность только что сказанному, углубляя, обостряя восприятие, заставляя переоценить смысл сказанного, помогают угадать недосказанное, облегчают переход от одной темы к другой.
А.П. Чехов стал новатором в русской драматургии. В его последней пьесе - «Вишневом саде» - новый подход выглядит наиболее законченно. Писатель использовал такие приёмы, как «подводное течение пьесы» (антитеза внутреннего мира и реплик героев, трагедии бытия и спокойного хода жизни), «глухота» персонажей по отношению друг к другу, многочисленные паузы. В «Вишневом саде» возникает особое настроение, которое создаётся, помимо прочего, ремарками в начале действий. Ремарки у Чехова утратили свой вспомогательный, исключительно описательный характер и вышли на совершенно иной уровень психологизма и символики.
Ремарки в начале действий примечательны тем, что они зачастую слабо поддаются сценическому вопло-щению («комната, которая до сих пор называется детскою», «уже май» и т.д.). Этими тонкими штрихами в пьесе обрисовывается пространство и атмосфера, через которые, в свою очередь, раскрываются образы героев, основные темы и даже идеи. Так происходит диалог ремарок и основного текста.
В первой ремарке главной является тема времени. Мир в пьесе находится на пороге обновления («рас-свет»). Кажется, что наступающее время будет исполнено жизни, радости и тепла: восход солнца и близость лета («уже май») вызывают, в первую очередь, именно такие ассоциации. Это ощущение усиливается упоми-нанием вишневого сада, который представляется воплощением красоты природы и жизни.
Однако идиллию разрушает противопоставление цветения вишневых деревьев холодной погоде («утреннику»). Такая антитеза глубоко символична.
Так, сад и упомянутая в начале ремарки «комната, которая раньше была детскою», заявляют тему дет-ства (Раневская вспомнит: «В этой детской я спала, глядела отсюда на сад»). Его атмосфера была прониза-на «чистотой» и «счастьем» - была прекрасна, как цветущий вишневый сад. Эта тема раскрывается и в ином ключе: душа Раневской во многом сохранила детскость («И теперь я как маленькая»), героиня так и не повзрослела («Мне хочется прыгать, размахивать руками»).
Упоминание «утренника» выводит на тему холода в настоящем, которая раскрывается в нескольких аспектах. Во-первых, холодная погода символизирует отчуждение героев друг от друга, их взаимную глухоту. Это ярко проявляется в диалоге Лопахина и Гаева о времени, в неверии Вари в свой брак с Лопахиным, которому под грузом дел не до героини, в непонимании окружающими бормотания Фирса. Кроме того, «утренник» является символом трагичности чувств героев (в парижской квартире у Раневской «неуютно», в самом городе «холодно» и лежит «снег», ведь любовь героини несчастна; Варе «тяжело…видеть» Лопахина).
В результате, антитеза цветущего сада и холода олицетворяет противопоставление счастливого прошлого и безрадостного настоящего, близка к оппозиции жизнь - смерть. Разрываются нити, связывающие прошлое и настоящее: из усадебного мира уходят старые слуги (умерла няня и Анастасий, в город – мир, противоположный усадебному, ушёл Петрушка Косой). Гибель угрожает и вишневому саду: чтобы уберечь расстроенное имение от продажи, Лопахин предлагает разбить его на дачные участки, а для этого вырубить сад. Одновременно прошлое пытается отгородиться от настоящего, не допустить его вторжения в своё пространство (поэтому «окна в комнате закрыты»).
В ремарке ко второму действию тема времени также выходит на первый план. Дряхлость усадебного дворянского мира подчёркивается лексическими повторами («старая…часовенка», «старая скамья»). В атмосфере разлит покой, но за ним скрыта трагедия. Пейзаж отражает упадок старого мира («покривившаяся, давно заброшенная часовенка»), его время уходит (на протяжении действия садится солнце, «вечереет»). Это перекликается с расстройством жизни и бессмысленностью существования представителей уходящего мира (они «живут…на чужой счет», «ничего не ищут, ничего не делают и к труду пока не способны»).
Весьма многозначительна такая деталь пейзажа, как «большие камни, когда-то бывшие…могильными плитами». Во-первых, они явно ассоциируются со смертью, что согласуется с катастрофичным предчувствием Раневской («Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом»). Однако «большие камни» вызывают и более сложные ассоциативные ряды: «могильные плиты» - неизвестность - небытие, «могильные плиты»- одиночество - холодность мира. Так, Шарлотта «не знает», «кто она», «кто ее родители», не ощущает время («…я не знаю, сколько мне лет»), у героини «никого…нет» в этом мире.
Смысловым центром ремарки является антитеза усадебный мир - город. Речь идёт о смене эпох и укладов, противопоставлении созидания («телеграфные столбы» – это продукт человеческой деятельности) созерцанию (в усадьбе укрылись «неспособные к труду» интеллигенты). Город наступает на мир «дворянских гнезд», изменяя сельский пейзаж («ряд телеграфных столбов», дачи и дачники). Усадебный мир же видит в этом (в «дачах и дачниках») пошлость. Таким образом раскрывается противоречивость жизни, которая «сочетает в себе бытие и смерть» (хоть это Гаев говорил о природе).
В ремарке есть указания и на нелепость жизни. Эту её сторону олицетворяет играющий на гитаре и «ужасно» поющий Епиходов, которого прозвали «двадцать два несчастья», странный вид Шарлотты («старая фуражка», ружьё). К тому же, описание сельского пейзажа можно считать романтическим до штампа. Тогда пейзаж согласуется с фальшью, с игрой в изящные отношения, перенятые у господ, в диалоге Дуняши и Яши.
Третья ремарка в целом противопоставлена основному тексту действия. В ней описывается пространст-во, наполненное светом («Горит люстра»), достаточно громкими звуками («…играет…оркестр», слышны названия танцевальных фигур и обращения при танцах) и движением («…танцуют grand-round»). Однако бал не доставляет героям радости (душа Раневской «дрожит…от каждого звука», «Варя тихо плачет и, танцуя, утирает слезы»). Раневская устроила этот вечер, желая забыться, уйти от реальности и размышлений о ней (героине «одной в тишине страшно»), ведь в день бала продаётся имение героини. Однако иллюзия не может победить реальность, полностью вытеснить её из сознания (Раневская, «закрыв лицо руками», произнесёт: «Сегодня судьба моя решается, судьба…»). К тому же, действительность, в конце концов, жестоко усмехнётся над Раневской: после приезда купившего имение Лопахина нанятый для бала оркестр будет играть уже для нового хозяина имения.
В результате, бал представляет собой нелепое, жалкое зрелище. На нём танцуют незначительные (почтовый чиновник, начальник станции, Шарлотта Ивановна), а то и вовсе недопустимые, согласно этикету, люди (служанка Дуняша). Распоряжается же балом Симеонов-Пищик, примечательный тем, что в его «фигуре…есть что-то лошадиное». Соответствует своей роли и выглядит достойно только Фирс («во фраке приносит на подносе сельтерскую воду») – последний осколок старого порядка.
В ремарке в начале четвёртого действия говорится о «декорации первого акта». Это указывает на кольцевую композицию пьесы: произошло возвращение к заявленным в первой ремарке темам и идеям.
Снова возникает антитеза прошлого и настоящего. Новая реальность избавляется от вещей, связанных с прошлым («Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи»). Вместе с ними изгоняются и люди усадебного мира, которые «стали…не нужны» («Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т.п.» (курсив мой, Л.Ж.)). Уничтожается сама старая жизнь: «топором стучат» по древу «молодости» и «счастья». Прежний мир исчерпал энергию своего развития, на его место заступила «пустота», которая, в свою очередь, будет вытеснена новым, неведомым миром.
Возвращается и тема холода во всех её проявлениях: Лопахин так и не сделал Варе предложение, герои расстаются (Лопахин едет в Харьков по делам, Раневская – за границу к любовнику, Трофимов и Аня – навстречу новой жизни и т.д.). Поэтому «поднос со стаканчиками, налитыми шампанским» выглядит нелепо-стью и насмешкой, ведь этот напиток традиционно ассоциируется с радостью, соединением людей.
Однако есть в четвёртой ремарке и высокая нота: «пришли прощаться» мужики, осознающие свой долг перед хозяевами имения. Правда, Гаев выглядит нелепо в их окружении, ему нечего сказать им кроме «спасибо, братцы». Но, с другой стороны, что ещё можно сказать?
Итак, в «Вишнёвом саде» ремарки в начале действий исполнены глубокого психологизма и символики. Через них раскрываются образы героев, основные темы, в частности, важнейшая из них – противопоставле-ние прошлого настоящему. Таким образом, ремарки у Чехова утратили своё вспомогательное значение и вступили в полноценный диалог с основным текстом.