Волшебство, которое творят люди в Арде, - тема сложная и противоречивая. С одной стороны, в письме № 155, написанном в 1954 году, в год выхода в свет «Братства Кольца», Толкин писал о том, что волшебством нельзя овладеть ни с помощью «знания», ни с помощью «заклинаний», что это нечто врожденное, исконно присущее – причем такое, чего у людей как таковых нет и чего они достигнуть не могут. Тем не менее, Толкин тут же делает исключение – «целительство Арагорна может рассматриваться как «магическое» или, по крайней мере, как смесь магии с фармацией и «гипнотическими» процессами» и задается вопросом «но нумэнорцы использовали «заклятия» для ковки мечей?».
Загадка? Загадка. Давайте попробуем найти на нее ответ, рассмотрев все примеры того, как люди Арды творят волшебство. Хотя заранее скажу, что хорошего ответа у меня нет.
Для начала надо определиться с терминологией, с тем, что мы далее будем понимать под волшебством-магией, а что – не будем.
Из словарей русского языка можно извлечь такое, например, определение магии: «совокупность приёмов (действий и слов), имеющих чудодейственную силу, при помощи которой можно воздействовать на людей и явления природы».
Согласно тому же письму № 155, волшебство в мире Толкина может быть «гоэтейей» (наваждением, видением того, чего на самом деле нет) и «магией» - изменениями, производимыми в реальном мире (например, разжечь огонь на сырых дровах), причем и то, и другое может быть как «хорошим», так и «плохим». Для целей нашего доклада это разделение, однако, не очень важно.
Для простоты также будем исходить из того, что невозможное в нашем мире считается волшебством мира Толкина, а возможное – технологией: например, нумэнорские летающие корабли из «Падения Нумэнора» или оружие, которое поражает врага на большом расстоянии из «Утраченного пути». Любимую Толкином тему родства Магии и Машины мы, таким образом, оставим в стороне (см., например, письмо № 131 от 1951 года).
Есть, однако, еще один класс явлений, который является если не магией, то сверхъестественным с нашей точки, но в мире Толкина – явление вполне естественное, пусть и редкое. Речь идет об осанвэ, передаче мысли на расстояние, по-нашему – телепатии. Вот что говорится об этом в тексте «Осанвэ-кэнта»: «…все разумы равны по положению, разнясь в способностях и силе. Природа разума такова, что один разум может непосредственно воспринять другой» - все, никакой магии.
Далее читаем в «Осанвэ-кэнте»: «Люди наделены той же способностью, что и квэнди, но она сама по себе слабее и действует слабее из-за силы хр о а, над которым воля большинства людей имеет мало власти». «По этой причине передача мысли у Воплощенных нуждается в усилении, чтобы быть действенной. Усиление же достигается благодаря близости, настоятельности или праву… Право также усиливает мысль того, у кого есть обязательство по отношению к кому-либо, или мысль правителя, обладающего законной властью отдавать приказы или знать правду ради блага остальных». Это то, что мы видим в ВК в исполнении Гандальва, а если говорить о людях – то Дэнэтора и Фарамира («But I do not think you are holden to go to Cirith Ungol, of which he has told you less than he knows. That much I perceived clearly in his mind. Do not go to Cirith Ungol!'», «But at the least, remember my warning: beware of this guide, Sméagol. He has done murder before now. I read it in him », Гандальв о Дэнэторе: «He has long sight. He can perceive, if he bends his will thither, much of what is passing in the minds of men, even of those that dwell far off.»).
Сразу скажем об орэ. В «Заметке по поводу орэ» («Виньяр тэнгвар» № 41) сказано, что этот концепт в ВК передается как «сердце мне сказало», можно сказать - «внутренний голос», «интуиция», «предчувствие». В ВК это у всех, от Гандальва до хоббитов, например, Эовин, снабжая Мериадока доспехами, говорит так: «For my heart tells me that you will need such gear ere the end», и не ошибается J. Очень может быть, что орэ – это то, упоминание о чем мы находим в «Осанвэ-кэнте»: «Ни один разум, однако, не может закрыться от Эру: ни от его взгляда, ни от его послания. Последнее разум может не принять во внимание, но не может сказать, что не знал о нем».
Есть еще одно явление, родственное осанвэ-телепатии и орэ-интуиции. Это индэммар, «мыслекартинки» (текст «Слова, фразы и фрагменты в ВК», цитируется в переводе Кеменкири): «… «разум», более высокий по природе, или тот, что напрягает все свои силы в некой крайней необходимости, может передать желаемое «видение» напрямую иному разуму. Разум-получатель переведет его в образы, более привычные ему ввиду использования органов зрения (и слуха) и спроецирует его, видя его как нечто внешнее. Это во многом напоминает fana, кроме того, что в большинстве случаев, особенно относящихся к разумам меньшей силы (равно сообщающим или получающим), они часто будут менее яркими, ясными и подробными, и могут даже быть смутными и неясными или видеться полупрозрачными. Эти «видения» в Квенья назывались indemmar, «мысленные картины». Люди были восприимчивы к ним… в основном тогда, когда они представлялись им эльфами. Чтобы получить их от другого человеческого существа, была необходима особая безотлагательная причина – и близкая связь по родству, тревоге или любви двумя разумами. Обычно люди видели индэммар во сне, в виде сновидения. Если наяву, то они были обычно смутные, похожие на призраки». Это у нас явление Горлима Бэрэну, большинство снов в ВК, видение Фарамира о лодке с телом брата.
Исходя из вышеизложенного, мы вычтем из волшебства пророческие сны и видения, а заодно «сработавшие» обращения к высшим силам, клятвы, проклятия с более-менее естественными результатами (проклятие Мима, например), пророчества и их исполнение («не от руки мужа» - сугубо дело техники, ловкость рук – и никакой магии).
Остаются пограничные случаи: проклятие с неестественными результатами (Исильдур), вербальное общение с животными.
Теперь поговорим о том, о ком пойдет речь.
Из числа людей исключаются: айнур в антропоморфной фане и приближенные к ним (Моргот, Саурон, истари, Том Бомбадил, Голдберри), а также бывшие люди - назгул, коль скоро там очень много Саурона.
Вообще, будем помнить, что у нас и хоббиты – люди, хотя в их случае с волшебством все просто: «There is little or no magic about them, except the ordinary everyday sort which helps them to disappear quietly and quickly when large stupid folk like you and me come blundering along, making a noise like elephants which they can hear a mile off».
О ком мы в итоге будем говорить? О Беорне, нумэнорцах в целом и их потомках в частности, о друэдайн.
Беорн
Начнем с Беорна как хронологически более раннего персонажа. Беорн меняет облик: то человек, то огромный медведь – skin-changer, как выражается Гандальв (ср. с англ. shapeshifter – «оборотень»), если на нем лежат чары, то только свои. Но «хоть и оборотень и, без сомнения, слегка волшебник (magician), Беорн все же человек», - с определенностью писал Толкин (письмо 144, к Наоми Митчисон, 1954 года)
Дополнительно можно напомнить, что Беорн разговаривает (рычит) на языке медведей, а также держит чудесных собак, барашков и лошадок, разговаривают с ним, а они на него работают (питается он, кстати, медом и сливками). В Битве Пяти Воинств он грозен, сражается в виде гигантского медведя и оружие врага ему нипочем.
Собственно, это все, что мы о нем знаем: если говорить о взгляде изнутри мира Толкина, то его загадка остается без разгадки. Однако если мы выйдем за пределы мира Толкина и посмотрим на Беорна с традиционной литературоведческой точки зрения, то все немедленно становится на свои места.
Наводит на мысли само его имя: в д.-англ. это был поэтизм со значением «муж, воин», в д.-исл. – «медведь», и филологам неочевидно, как такое вышло. Соответственно, Толкин часто переносил подобные филологические или литературные загадки из реального мира в свой собственный: «Пока на Дунсинанский холм в поход Бирнамский лес деревья не пошлет, Макбет несокрушим», orþanc enta geweorc = «работа коварных великанов». И вот мы имеем персонажа, который одновременно «муж, воин» и «медведь» - потому что оборотень.
Что делает толкиновского персонажа глоссой и толкованием двух персонажей древней литературы германских народов.
Первый, конечно, - Беовульф из одноименной древнеанглийской поэмы. Само имя «Беовульф», «волк пчел», - это кеннинг медведя, с точки зрения Толкина в том числе (здесь можно вспомнить о том, что русское «медведь» - тоже кеннинг). Беовульф вполне себе человек, но с некоторыми медвежьими чертами: например, он сражается с Гренделем не оружием, а голыми руками.
В традиции исландских саг существует генеалогически параллельный Беовульфу персонаж – Бёдвар Бьярки, «воинственный медвежонок». Он фигурирует в отдельной пряди «Саги о Хрольве Жердинке», собственно, дружинник Хрольва.
Текст не очень известный, поэтому перескажу, как Бёдвар дошел до жизни такой. Жил да был на свете сын некоего конунга по имени Бьёрн (др.-исл. медведь, как мы уже знаем). Злая мачеха заколдовала его, ударив перчаткой из волчьей шкуры, отчего он стал на день превращаться в огромного серого медведя. В конечном итоге медведя затравили, но у него от женщины по имени Бера (тоже что-то медвежье) родилось трое сыновей: старший ниже пупка был лосем, у второго от лодыжек были собачьи лапы, а третий, Бёдвар, был человек. От отца Бедвару достался волшебный меч. На службе у Хрольва Жердинки Бедвар убивает крылатого змия, который повадился в йоль (праздник середины зимы) опустошать страну (такой гибрид тролля и дракона из «Беовульфа»), а также совершает множество других подвигов.
Потом на Хрольфа нападают с огромным войском и чародейством, но в бою рядом с конунгом видят огромного медведя, которому не страшно оружие врага, а Бёдвара – не видят. Друг Бёдвара этим расстроен, начинает Бёдвара искать – и находит его во дворце, где тот «сидит и не двигается». Друг своими упреками выводит Бёдвара из этого состояния, что оказывается к худу: «отныне я смогу пособить многим меньше, чем раньше, до того как ты позвал меня», - говорит Медвежонок. И в самом деле, когда Бёдвар выходит в бой, медведь исчезает, и Хрольв со своими витязями терпят поражение от колдовства и гибнут.
Не забудем о таком германском явлении, как «берсерк», дословно, скорее всего, «медвежья рубашка» или «медвежья шкура»: это были воины, которые сражались в трансе, и их действительно не брало оружие (как Беорна). Воинов-германцев в медвежьих и волчьих шкурах изобразили даже римляне на колонне Траяна, а до наших дней эта традиция сохранилась в медвежьих шапках гвардии британской и датской корон.
Беорн – не последнее художественное рассуждение Толкина о медведемужах. Сделав прозаический перевод «Беовульфа» на современный английский в 20-е годы, Толкин в начале 40-х годов написал собственный прозаический текст по мотивам «Беовульфа»: «реконструкция англосаксонской сказки, которая лежит за фольклорным элементов в поэме… ее цель – продемонстрировать различия в стиле, тоне и атмосфере, если убрать героический и исторический элемент». Называется этот текст «Sellic Spell» - «wondrous tale», из 2109 строки «Беовульфа», в переводе Тихомирова – «преданья чудо-истинные». В Sellic Spell Толкин сделал медвежьи черты героя, которого зовут Beewolf – «Пчеловолк» - еще более выраженными: находят героя ребенком в медвежьей берлоге, от его тела исходит «медвежий жар», оружие ломается у него в руках, он предпочитает облапить противника, как медведь, и до самой смерти очень любил мед.
Вывод: Беорн – персонаж стадии заимствования из источников, как одинический странник Гандальв. Но если Гандальв был в итоге полностью адаптирован к миру во всех своих чертах и особенностях (и даже сделался, так сказать, еще более одиничен), то Беорн так и остался необъясненным уникумом-исключением, в том числе в отношении связанного с ним волшебства.