Лицо принца было непроницаемым

О САМОЙ БАРБАРЕ

Среди «звезд» американской тележурналистики в последние годы появилось немало женщин. Но в этом блестящем созвездии одна звезда сияет ярче всех. Это Барбара Уолтерс, непревзойденный мастер телевизионного интервью. Особенно удаются ей интервью со знаменитостями, американскими и зарубежными — президентами и премьер - министрами, коронованными особами и актерами. Она брала интервью у всех президентов США, начиная с Никсона. Её недавнюю беседу с В. Ельциным смотрели более 25 миллионов человек. Уолтерс — обладательница всевозможных престижных премий и наград, в том числе статуэтки Эмми (телеэквивалент кинематографического Оскара). Ее имя вписано и «Пантеон славы» Академии телевизионных искусств США — честь, которой удостаиваются лишь те немногие, кто «делает телевидение», то есть влияет на ход его развития формирует тенденции.

Книга «Как беседовать со всеми практически обо всем» с некоторыми главами из которой «Журналист» решил познакомить читателей, писалась Барбарой в 1970 году, когда она уже была известна рядовому американцу больше, чем девять десятых тех, кого она интервьюировала в утреннем шоу Эи-би-си «Сегодня». Американским зрителям импонируют характерный для Уолтерс шарм деловой женщины, её эрудиция и компетентность, основанные на скрупулезной подготовке к каждой телевизионной встрече. Перед началом съемок она старается расковать собеседника — иногда поет с ним дуэтом, танцует, с Ринго Старром (из «Битлз») ей пришлось даже сыграть на барабане. Если перед записью собеседник просит ее не затрагивать некоторые неприятные для него темы, она соблюдает договоренность. «Главное, — говорит Уолтерс, — это чтобы по окончании интервью зритель ощущал, что он побывал на полезной сердечной встрече». Дважды знаменитости появляются в выпусках Уолтерс редко — только в том случае, если их жизнь резко изменилась. Перед камерой Уолтерс разговаривает со знаменитостями обычно два часа. Запись при монтаже урезают до часа, и Уолтере лично следит за тем, чтобы швы не были заметны и вся беседа шла как бы на одном дыхании. Огромное значение она придает итоговому вопросу. Нередко, в конце интервью она спрашивает: «Где вы надеетесь быть лет через двадцать?»; или, «Если бы о вашей жизни делали фильм, то какое название для него вы бы предпочли?» Джонни Карсону, ведущему популярного шоу «Сегодня вечером», Уолтерс предложила: «Пожалуйста, закончите за меня фразу: «Джонни Карсон — это...» Карсон, создавший себе экранный имидж деревенского простока, рубахи - парня, помолчал и, глядя Уолтерс прямо в глаза, вымолвил: «…это человек, у которого от долгого сидения устала жопа.» Впрочем, о происшествиях подобного и о секретах своего мастерства лучше расскажет сама Барбара Уолтерс.

Николай Голяпкин (Голялкин?)

Далее – статьи Уолтерс.

ЛИЦО ПРИНЦА БЫЛО НЕПРОНИЦАЕМЫМ

Когда ноябрьским утром 1969 года английский принц Филипп давал мне свое интервью, он прибывал в дурном расположении духа. В отличие от своей жены, королевы Елизаветы II, принц не считал, что королевской особе непременно надо скрывать свое плохое настроение.

Корреспондент Эи-би-си и я сидели в ожидании принца Филиппа в королевских апартаментах Уолдорф Тауэр (который неожиданно оказался менее внушительным, чем мне представлялось), и я была почти уверенна, что знаю причину недовольства королевской особы. Принц проснулся в прекрасном расположении духа: наконец-то его изнурительный визит в Соединенные Штаты окончен, осталось только доехать до аэропорта, сесть в самолет, набрать высоту и приземлиться в милом его сердцу Лондоне. И вот в такой момент к прин­цу входит адъютант и напоминает: вчера вечером, вы пообещали дать интервью ведущей телешоу. Принц воскликнул что-нибудь вроде «О, горе!» (или что там говорят принцы в таких ситуациях?) и разразился проклятиями. Примерно такую карти­ну рисовало мне воображение, когда несколько минут спустя мы встретились. Лицо принца храни­ло непроницаемое выражение, он был в спортивном костюме и показался еще выше и бледнее, чем я его себе представляла.

На самом же деле не я попросила об интервью, а позаботился об этом сам Президент Соединен­ных Штатов. Накануне я была в Белом доме и бесе­довала с Патрицией Никсон. Мне повезло — я встретила и самого Президента. Сказала ему, что читала об обеде в честь принца Филиппа, который устраивает Президент, и что там будут присутство­вать только мужчины. «Это же дискриминация жен­щин!» — воскликнула я.

Президент рассмеялся, сослался на то, что еще жены Джорджа Вашингтона слишком суетились на таких обедах, и примирительно добавил: если я хочу, то могу получить возможность подробно ' побеседовать с принцем в нашей программе «Тудей-шоу». Я объяснила — принц уже отклонил пред­ложение стать гостей программы, сказав, что выступит только в одном телешоу — эго будет «Meet the Press». Президент Никсон искренне огорчился, заметив, что раскованное интервью в «Тудей-шоу» как раз отвечает стилю принца. Президент пообещал попытаться завести речь об этом в посольстве Велликобритании. И действительно: в разговоре с бри­танским послом он упомянул о моей просьбе, и посол вежливо отклонил предложение, сослав­шись на то, что принц утром уезжает.

Но никогда не приуменьшайте возможностей Президента. Ночью, в час или около того, британ­ский посол позвонил мне и сказал: принц перед самым отлетом на родину согласен дать интервью а своих Уолдорфских покоях.

Я сразу же бросилась наводить справки, как луч­ше обращаться к принцу. Мне сказали, что в рав­ной мере допустимы три формы обращения: «Ваше королевское высочество», «принц Филипп» или «Сэр». «Герцог» — исключено. Я спросила также, какие темы принц особенно охотно согласился бы обсудить, и мне дали исчерпывающую инфор­мацию. Итак, следующим утром я была на месте.

Нелегко проходило то достопамятное интервью. Принца не устраивало всё: свет, стул, на котором он должен сидеть, камеры, словом, всё. Я спросила, какой вопрос он охотней всего хотел бы обсудить, на что принц Филипп кратко ответил: «Никакой».

Однако я постаралась как то улучшить его настроение. Рассказала, что летом вела репортаж с церемонии посвящения в должность его сына, принца Уэльского, и американцы были в восторге от этого торжественного акта. Принц посмотрел из меня уже более дружелюбно. «Не можем ли мы начать именно с того?» — опросил он.

Еще бы! Я попала в точку. Камера была включе­на, и я начала разговор о том, что узнала от Президента Никсона и что наверняка было не безразлично принцу. Социологический опрос жителей Великобритании показал, что если бы они выбира­ли Президента, то выбрали бы именно принца Фи­липпа. Я упомянула и об интересе американского Президента к его особе, столь популярной у себя в стране. Сделав такое комплиментарное вступле­ние, спросила: нравится ли принцу Филиппу быть политическим деятелем? Он отозвался довольно сухо: «Вопрос этот носит гипотетический характер, и обсуждать его не имеет смысла».

Я потерпела фиаско, но приобрела ценный опыт: следует, избегать вопросов, начинающихся слова­ми «если бы». Так можно обращаться к людям творческих профессий: для них заманчиво «рас­шифровывать» ситуации, требующих работы воображения. Для практических, неэмоциональных людей подобная «работа» — пустая трата времени.

С принцем Филиппом я быстро перешла к прямым, конкретным вопросам, которые не могли не беспокоить его лично. Наградой стало одно из лучших интервью за всю мою журналистскую практику. Например, я спросила, расстраивается ли принц, когда его полемические заявления вызывают бурную негативную реакцию общественности он ответил, что предпочел бы быть серой посредственностью, чем постоянно находиться под обстрелом критики; я выяснила, что он думает о родительском благословении (он против него); тактично уточнила, не устарела ли монархия (с его точки зрения, нет); спросила об интеллектуальных способностях королевских отпрысков («Они не глупы», — последовал ответ).

Неожиданно легко я получила ответ и на самый «деликатный» вопрос, правда, постаралась облечь ого и максимально корректную форму. Речь шла о его положении — второстепенном — при веду­щей роли жены — королевы. «Ваше высочество,— сказала я,— вы настолько независимая личность, что мне интересно, как вы в первые годы своей женитьбы относились к...» Пока я искала подходя­щее слово, он рассмеялся и сказал: «Было труд­но... И это очень уязвляло мое самолюбие». «Но,— продолжила я,— вы привыкли?..» Он с улыбкой кивнул: «О да! Мы ко всему привыкаем».

...Вопрос, который попал в заголовки почти всех английских газет, касался возможности отречения от престола королевы в пользу ее сына (если бы это произошло, принц Филипп имел шанс править в этот период). «Шансы невелики, но кто знает, что может произойти?» — ответил принц.

Британская пресса была буквально наэлектризо­вана таким заявлением — пусть даже намеком на то, что это может когда-нибудь произойти. Чтобы унять поднявшийся шум, Букингемскому дворцу пришлось выпустить специальное коммюнике с официальным заявлением, что королева не соби­рается слагать своих полномочий. Я послала прин­цу письмо «извинениями по поводу такого вспле­ска эмоций и получила очаровательное письмо в ответ. Он поблагодарил меня за участие и попро­сил не волноваться; первоначальная реакция осно­вывалась на неточном восприятии сказанного. Он добавил также, что посмеялся над теми журнали­стами, которые «слишком заняты, чтобы внима­тельно прочитать речь или интервью, прежде чем комментировать их». Подписал он письмо просто «Филипп» (королева тоже подписывается «Елизавета»). В ответ и я подписала своё следующее письмо «Бэб».

Однако в нашей Журналистской практике особа из королевском семьи — редкая птица. Большинство «очень важных персон», с которыми время от времени выпадает счастливый случай общаться — это дипломаты, политики, военные или священнослужители. В разговоре с любыми из них важно помнить: они также испытывают усталость, раздражение, разочарование, скуку, радость. Каждый из них не оракул, а как и ты, обыкновенный человек.

Поговорим о политических деятелях. Раньше было принято считать: в приличном обществе запретными являются три темы — политика, религия и секс. В последние время религия стала одной из самых популярных и безопасных тем для разгово­ра, а о сексе говорят так много, что это уже просто навязло в зубах.

Остается политика, которая ещё несколько лет назад заставила бы погрузиться в сон гостей на любой вечеринке. Сегодня это «горячая тема». Она не только «яблоко раздора» в любой дружеской беседе, но и может развести друзей, помешать в работе, в продвижении по службе и т. д. Я думаю, если бы нам удалось обуздать страсти, раздирающие политический мир, нам не понадобилась бы и атомная бомба.

Поразмышляем же о том, как общаться с политическим деятелем без полемики. Не возбуждаться, вести себя естественно, сохраняя «нормальную температуру» разговора. Если у вас взывают резкую отповедь все взгляды вашего собеседника, если сам его спокойный вид и размеренное похаживание взад — вперед по комнате кипя­тит кровь, лучше возьмите шляпу и уйдите.

Вы можете, конечно, попытаться воздействовать на своего собеседника силой аргументов, действовать «напором», пытаясь переубедить его. Можете питать благородные, но слабые надежды, что когда вы сообщите ему «всю правду», он бросится к вам на шею со словами благодарности. Однако скорее всего встреча может кончиться тем, что на почве политических разногласий собеседники по­стараются уничтожить друг друга. Ведь если чьи-то политические взгляды родственны нашим — этот человек хороший. Если нет, ничто,— ни его остроумие, ни доброта, например, ни забота о матери-инвалиде или увлечение серьезной, скажем, сим­фонической музыкой — не может переубедить: пе­ред нами — дурной человек.

Программа «Тудей», поскольку ее выпускает от­дел информации, просто обязана быть как можно более нейтральной. Результат: никто не знает наших политических пристрастий. Стараясь быть объ­ективной, я с чистой совестью предлагаю две точки зрения на любой вопрос. Это не мешает мне иметь и свои собственные взгляды. Однако на момент беседы я стараюсь отвлечься от них, иначе начну думать, что собеседник, который со мной не согла­сен,— полный идиот.

И еще очень важное условие: лучше задавайте вопросы от третьего лица. Начните так: «Есть мнение…» или (более корректно) «Обозреватели счита­ют...» И затем уже делайте свое заявление. Это сделает вашу атаку на собеседника менее «лич­ной» и покажет, что вы не антагонист его, а заинтересованный собеседник. Журналист должен ста­раться ни в коем случае не обнаружить своего предубеждения, своих личный пристрастий. Послу­шайте однажды вечером комментаторов. Вы заме­тите, как часто они используют фразы типа: «Информированные источники сообщают», «Существует мнение» и т. п. Отчего бы и вам не воспользо­ваться подобным приемом?

Однажды, совершенно неожиданно, мне удалось очень дружелюбно и непринужденно поговорить с Президентом Линдоном Джонсоном. Я была в Бе­лом доме и готовила материал о миссис Джонсон, когда ее пресс-секретарь передала мне записку от Президента, где говорилось, что он хочет, чтобы я спустилась к нему.

Я была удивлена и польщена этим. Президент Джонсон восседал в большом овальном зале на­против портрета Франклина Д. Рузвельта в кресле-качалке. (Между прочим, президент Никсон сме­нил этот портрет на один из портретов президента Эйзенхауэра.) Я села на кушетку рядом. Президент спросил, люблю ли я «Freska». Я ни разу еще не слышала о таком сорте вина и, признаться, подума­ла, что так называется танец, но утвердительно кивнула, продолжая при этом судорожно сообра­жать: о чем же я стану говорить?

Наконец, взяла себя в руки: «Все в порядке. Он ведь тоже человек». Вспомнила, что именно сегодня — 33-летняя годовщина его свадьбы «Мистер Президент, — сказала я,— ваши отношения с же­ной — предмет восхищения даже дня республикан­цев. Я замужем только пять лет. Как вы думаете, что способствует счастливой супружеской жизни?» Президент подробно рассказал о своей женитьбе, о том, как хорошо леди Берд воспитывала детей, каким товарищем она была ему все эти годы.

Наша беседа была так обезоруживающе дружелюбна, что я набранись смелости и спросила: «Ми­стер Президент, может ли репортер попросить о разрешении поцеловать Президента?...Этот день — ваш праздник, а я так чудесно провела время в вашем обществе». Президент вскинул бро­ви и ответил: «Мне нравятся в людях естественные порывы души, и я не люблю условностей этикета».

Если вам предстоит встреча с любой «особо важной персоной»», прежде всего найдите правильную форму обращения. Вы можете уточнить это у его секретаря или расспросить кого-то, кто общался с ним, или обратиться к справочникам. Из всех справочников я доверяю только одному, который находится у моего секретаря. Он называется «Communications» — справочник для секретарей Люси Грэвис. В нем есть целая глава о правильных фор­мах обращения. Члена кабинета, к примеру, следу­ет называть «Мистер секретарь» или «Мадам се­кретарь», а посла США — «Мистер посол» или «Ма­дам посол», иностранных послов — так же или «Ваше превосходительство», архиепископов» в Сое­диненных Штатах - «Ваше преосвященство», «Ваше превосходительство» или «Господин архи­епископ». Если вы предстали пород Папой Рим­ским, то называйте его «Ваше святейшество».

Однако вы можете попасть впросак, если ваш собеседник уже не занимает никаких высоких по­стов. Строго говоря, он должен бы опять перейти в категорию простых смяртных, к кому обращают­ся просто «мистер», но человеческая натура тако­ва, что ему по-прежнему хочется слышать волшеб­ное звучание своего бывшего титула.

Здесь действует неписаное правило: чем выше пост он занимал, тем больше ему хочется называться своей бывшей номенклатурой пожизненно. Капрал хочет забыть свое звание сразу же по выхо­де в отставку, но майор — вряд ли, а генерал — никогда. (Бывший президент Эйзенхауэр, напри­мер, просил, чтобы его похоронили в парадной военной форме.) Джозеф Р. Кеннеди любил, чтобы его называли «Господин посол», хотя он оставил этот пост 30 лет назад.

По закону, американские президенты сохраняют этот титул и посла и после того, как ни покинули Белый дом, и известны как «Мистер Президент» до по­следних дней своей жизни. Звание судьи также прикрепляется к его обладателю пожизненно. Так же происходи; и с большинством сенаторов, кон­грессменов и членов кабинета. Я брала интервью у Дина Раска спустя два месяца после того, как он оставил кабинет госсекретаря, но обращалась к нему — «Господин секретарь».

Заметьте также, что деканы колледжей, профес­сора, высокопоставленные ученые и некоторые церковные; деятели имеют докторские степени в своих областях. Протокол требует обращения к ним не «Мистер» (это как бы принижает их заслуги), а «Доктор!». Вы должны следовать этому принципу, даже рискуя ввести в замешательство большую группу людей, которые искренне убежде­ны, что все доктора должны уметь объяснить при­чины сыпи на коже. Если вы не уверены в форме обращения, лучше прибегните к лести: «Доктор Смит, какую форму обращения ни предпочитаете — «Доктор!» или «Мистер!»? Помню, я брала интервью у Джеймса Пайка в последние годы его жизни. Он только что сложил с себя полномочия епископа. «Как вас лучше называть: «господин епископ» или «мистер Пайк»? — поинтересовалась я. На это он ответил: «А что вы скажете насчет «Джим»?..