В полночь состоялось новое заседание кабинета. Было решено 3 сентября в 9 час. утра вручить германскому правительству ультиматум с требованием отвести свои войска из Польши. Если до 11 час. утра на ультиматум не будет получен положительный ответ, Англия будет считать себя в состоянии войны с Германией. Ультиматум был вручен. Ответа не последовало. Англия вступила в войну.
В 11 час. 15 мин. Чемберлен выступил по радио с этим сообщением. Выступление премьер‑министра Иден расценил впоследствии "скорее как плач человека, сокрушающегося по поводу собственного провала, чем как призыв народа к оружию?;.
После обеда 3 сентября Идена, наконец, пригласили на Даунинг‑стрит. Чемберлен предложил ему войти в правительство в качестве министра по делам доминионов, но без места в составе военного кабинета. Иден согласился.
Так 3 сентября 1939 г. Англия вступила во вторую мировую войну, а Иден вновь стал министром.
Глава IV. ГОДЫВОЙНЫ
Включение Идена и Черчилля в состав правительства не привело к изменению в нем соотношения сил. По‑прежнему тон задавал Чемберлен, опиравшийся на последовательных мюнхенцев ‑ Галифакса, Хора, Саймона. Новые члены правительства превратились теперь в его защитников. Черчилль, введенный в состав кабинета и возглавивший министерство военно‑морского флота, энергично защищал "своего" премьера и "свое" правительство. Иден, всегда значительно уступавший Черчиллю по решительности и активности, сосредоточился на выполнении обязанностей министра по делам доминионов. Его "Группа* теперь возглавлялась Леопольдом Эмери. Иден, естественно, не мог участвовать во встречах ее членов.
Деятельность министерства доминионов сродни работе Форин оффис, но она имеет свою специфику и намного уступает по объему и сложности деятельности дипломатического ведомства. Министерство ведало отношениями между Англией и ее четырьмя доминионами: Канадой, Австралией, Новой Зеландией и Южно‑Африканским Союзом. Это была весьма важная область британской политики. Английские деятели справедливо полагали, что Англия может максимально эффективно действовать, лишь опираясь на поддержку доминионов и на свою колониальную империю и используя их огромные ресурсы.
|
|
Первой серьезной проблемой, с которой столкнулся Иден в новом для него министерстве, было вступление доминионов в войну на стороне метрополии. Хотя действие центробежных сил в Британской империи к этому времени зашло уже далеко, однако общность экономических, политических и военных интересов Англии и доминионов была настолько сильна, что Австралия и Новая Зеландия почти автоматически вступили в войну на стороне Англии. Премьер‑министр Австралии Мензис заявил при этом: "Имперские ряды едины: один король, один флаг, одно дело". С некоторой заминкой, но довольно скоро за ними последовали Канада и Южная Африка, которая, однако, вступила в войну лишь после того, как там ''‑пришло к власти правительство Смэтса ‑ старого сторонника тесных отношений с Англией. В течение недели вопрос о вступлении доминионов в войну был решен положительно. Иден участвовал в оформлении этого решения, поддерживая тесные контакты с высокими комиссарами доминионов в Лондоне, выполнявшими, по существу, дипломатические функции.
|
|
В октябре в Лондоне состоялась имперская конференция, на которой представители доминионов и Англии в ранге членов правительства совещались о координации военных усилий. Иден принимал активное участие в конференции, а по ее окончании сопровождал представителей доминионов во Францию, где они посетили места расположения французской армии и только что переброшенного сюда английского экспедиционного корпуса, занявшего свой участок фронта на франко‑бельгийской границе.
В декабре в Англию прибыли первые войсковые части из Канады, а в феврале 1940 года в Египет ‑ из Австралии и Новой Зеландии. И в том и в другом случае Иден организовывал торжественные встречи, которые имели целью продемонстрировать перед всем миром единство империи. К этому были направлены и другие его публичные выступления. В них зазвучала теперь совершенно новая тема ‑ тема империализма.
Естественно, в изображении Идена английский империализм был даром божьим, ниспосланным несчастным народам земли. "Британская империя, ‑ говорил Иден, ‑ дала образцы терпимости и мудрого управления, она оказывала цивилизующее гуманное влияние на весь мир. Она служит инструментом для поднятия жизненного уровня отсталых народов. Империя является великой духовной силой, утверждающей добрые чувства и взаимопонимание между народами". Вряд ли Иден сознательно лицемерил, рисуя розовыми красками систему крайнего угнетения и эксплуатации полумиллиарда колониальных рабов в интересах английских правящих классов. Он был убежденным империалистом по рождению, по воспитанию и образованию, по классовой принадлежности.
|
|
В конце сентября 1939 года представители доминионов поставили вопрос о том, что правительству необходимо сформулировать свои военные цели. Народу нужно сказать, за что он должен воевать. Иден с удовольствием занялся этой проблемой, ибо она входила во внешнеполитическую сферу. На данном этапе в Лондоне сформулировали определенно только одну цель: Англия воюет, чтобы добиться свержения Гитлера. "Что стоит на пути к миру?" ‑ спрашивал Чемберлен. И отвечал: "Германское правительство и только германское правительство". В других выступлениях говорилось и о фашистском режиме.
Как сообщает Иден, в ходе переговоров между членами правительства и высокими комиссарами доминионов было выработано следующее решение: "Прежде всего крайне важно убедить мир, что мы воюем только для того, чтобы освободить Европу от Гитлера и нацистского режима, и что мы не затягиваем войну по соображениям своих материальных интересов". Зачем же нужно было внушать народам, что Англия воюет не за свои империалистические интересы, а за высокие идеалы? Чтобы английский народ и народы всей Британской империи поддержали войну против Германии.
В заключительные месяцы 1939 года и в начале 1940 года английский кабинет уклонялся от формулирования конкретных целей войны, ограничиваясь упомянутыми выше положениями. Иден объясняет причины. "В октябре, ‑ пишет он, ‑ ряд старших членов правительства в убеждении, что Гитлер все еще может пойти на переговоры, полагали, что вероятность урегулирования с Германией будет большей, если его условия не будут очень точно определены. Это было рецидивом прошлой политики "умиротворения". Данное свидетельство подтверждает тот факт, что реформированное правительство Чемберлена и после 1 сентября 1939 г. цеплялось за уже совсем, казалось бы, провалившуюся и окончательно дискредитировавшую себя политику.
Интересно, что Иден, далекий от правильного классового понимания нацизма, верно оценивал его чисто германскую специфику, а именно что нацизм вырос на почве германского империализма. "Гитлер, ‑ говорил он в декабре 1939 года, ‑ сам по себе не является феноменом. Он ‑ симптом и воплощение вновь возродившегося прусского духа военной гегемонии". Иден, конечно, не подходил к нацизму как к политическому течению, выражающему интересы наиболее реакционных и агрессивных сил империалистической буржуазии. Однако что очень хорошо помнил Иден и его коллеги, так это воинствующий антикоммунизм и антисоветизм нацизма, помнил и пытался использовать в интересах английских правящих кругов.
Иден понимал, что опыт Версаля для Англии следует считать неудавшимся. Размышляя о новых формах "организации" Европы, которые обеспечивали бы за Англией руководящую роль в делах континента, он уже в конце 1939 года пришел к мысли о необходимости того, что мы сейчас назвали бы экономической и политической интеграцией Европы. "Мы не можем, ‑ писал он тогда Галифаксу, ‑ удовлетвориться простыми попытками восстановить положение в мире в том виде, как оно существовало накануне войны. В следующий раз мы должны сделать что‑то лучшее". "Лучшее" Идену представлялось "в плане какой‑то европейской федерации. Это решение включало бы схему обороны Европы, европейский таможенный союз и единую денежную систему". Таковы были общие идеи, но они получили известное развитие в английской внешней политике в годы войны, а после окончания военных действий Англия приступила к их практической реализации.
Британские дипломаты всегда руководствуются принципом: "не складывай все яйца в одну корзину". Поэтому, хотя Советский Союз и занял позицию нейтралитета в начавшейся войне, английские политические круги считали необходимым поддерживать прочные контакты с его посольством в Лондоне, несмотря на официальную враждебную политику в отношении СССР. Эти контакты нужны были в целях информации, они могли пригодиться в будущем. Чем хуже становилось положение Англии в войне, тем большим становилось стремление ее правительства опереться на помощь Советского Союза. В октябре 1939 года Иден завтракал с полпредом СССР Майским, доложил о своей беседе Галифаксу и по его указанию поддерживал в дальнейшем постоянный контакт с советским представителем.
Германия в течение двух недель разгромила буржуазно‑помещичью Польшу. Английские правящие круги были крайне удивлены такой быстрой победой Гитлера; они всегда крайне преувеличивали военную мощь Польши. Еще более было удивлено мировое общественное мнение, видя, что Англия не оказала ведшим неравную борьбу полякам буквально никакой помощи, хотя по условиям гарантий Чемберлена и подписанного 25 августа 1939 г. договора была обязана мобилизовать все свои ресурсы, включая вооруженные силы. Польша была выдана фашистам правительством Чемберлена. Весь мир убедился, чего стоит его слово и подпись. Стало ясно, что этому правительству верить опасно, что оно в любой момент, под любым предлогом или даже без оного может отказаться от выполнения своих договорных обязательств, если сочтет их невыгодными для себя.
Этот исторический предметный урок следует иметь в виду, читая ламентации английских политиков и историков по поводу того, что в Москве с недоверием относились к своему британскому союзнику в 1941 ‑ 1945 годах. Даже если бы не было нарушения обязательства открыть второй фронт, не было бы готовности Черчилля в 1945 году повернуть оружие и вместе с немцами пойти против своего союзника ‑ СССР, то одного невыполнения обязательств в отношении Польши было бы достаточно, чтобы партнеры Англии судили о позиции ее правительства не по его словам, а по его делам.
Американский историк Флеминг пишет: "Трудно изыскать вывода, что Польшей пожертвовали так же умышленно, как и Чехословакией. Польша означала для мюнхенцев... еще одно отвлечение германской линии захватов на Восток, которое должно было привести... к совет‑ п о‑германскому столкновению". Мюнхенская политика продолжалась в новых, военных условиях.
Странные это были условия. Англия и Франция находились в состоянии войны с Германией, но они не предприняли наступления против Германии на Западе в поддержку Польши (хотя имели все возможности для этого). Не двинулись они в поход и после ее поражения, ограничиваясь сбрасыванием листовок и экономической блокадой Германии. Американцы назвали это "странной войной" или "сидячей войной".
"Странности" на военном фронте имели свою параллель и во внутренней политике. Хотя правительство и попекло себя чрезвычайными полномочиями, позволявшими осуществить любые меры по переводу жизни страны на военные рельсы, эти меры не принимались. Правительство руководствовалось лозунгом: "Бизнес как обычно". На практике это означало отставание военной промышленности, сохранение в стране безработицы.
Лейбористская и либеральная партии не пошли на создание коалиционного правительства с консерваторами (уж очень те были скомпрометированы), но заключили с ними "избирательное перемирие" и обязались поддерживать их военные усилия. А это означало, что оппозиционные партии не только не попытались опрокинуть правительство провалившихся мюнхенцев, но оказали ему морально‑политическую поддержку.
За видимой абсурдностью стратегии "странной войны" крылись коварные замыслы. В Лондоне полагали, что, припугнув Германию объявлением войны и выдав ей Польшу, можно будет тем самым побудить фашистов пойти, наконец, на соглашение с Англией. А свою мощную военную машину они наверняка двинут тогда на Советский Союз. Казалось бы, невероятно было строить такие планы в конце 1939 года, но они существовали и составляли главную линию английской стратегии и внешней политики на протяжении первых семи месяцев. второй мировой войны. Либеральная английская газета "Ньюс кроникл" писала 25 октября 1939 г.: "Долгое время определенные влиятельные люди в Англии лелеяли надежды рано или поздно стравить Россию и Германию, чтобы они уничтожили друг друга, а мы остались в выигрыше... И после Мюнхена...твердолобые открыто говорили о желательности дать Германии свободу рук на Востоке. Германия должна была быть мобильным бастионом против большевизма, а мы ей должны были помогать и поощрять ее... Наши твердолобые и сейчас еще носятся с идеей стравить Россию и Германию, чтобы они к нашей выгоде вцепились друг другу в горло. Отсюда и разговоры о заключении мира с каким‑либо германским правительством консервативного толка и о присоединении затем к нему, чтобы совместно вести войну против "красной угрозы"... А такие разговоры преобладают".
В качестве средства, призванного направить развитие событий по этому пути, была использована финско‑советская война, начавшаяся осенью 1939 года. Вначале лондонский кабинет сделал все, что мог, чтобы помешать мирному решению спора путем переговоров. Когда же открылись военные действия, Англия и Франция попытались продлить их по возможности дольше, поставляя Финляндии современное вооружение. Историк Дэвид Дилкс, подготовивший к изданию дневники А. Кадогана, на основании изучения английских дипломатических документов формулирует вывод: "Английская политика была направлена на то, чтобы причинить ущерб интересам России, не ведя против нее военных действий, а оказывая поддержку финнам, чтобы продлить войну".
На завершающем этапе войны Англия и Франция готовы были двинуть свои войска в Финляндию с тем, чтобы вместе с финнами воевать против СССР. А как же война против Германии? Бывший президент Чехословакии Эдвард Бенеш, близкий к правящим английским и французским кругам, писал, что зимой 1939‑1940 годов они стремились вовлечь свои страны в войну против СССР, вступив в соглашение с Германией: "Германия должна будет тогда атаковать только Советский Союз, заключив мир с западными державами". В это время "Таймс" рассуждала об "эвентуальной перегруппировке держав, включая Германию, входящих в антисоветский фронт".
Эти расчеты были сорваны заключением 12 марта 1940 г. мира между СССР и Финляндией. 16 марта Кадоган записал: на заседании кабинета "все очень мрачные, особенно, конечно, Уинстон Черчилль. Я полагаю, что мы потерпели неудачу в связи с Финляндией". Здесь нет ошибки: действительно, Черчилль был рьяным сторонником "переключения" войны с Германии на Советский Союз. Что касается Идена, то ни документы, ни его собственные мемуары, написанные задним числом, не содержат упоминаний о том, что он как член правительства был не согласен с этой коварной политикой.
Финляндский вариант отпал, и Лондон вкупе с Парижем и срочном порядке строят планы нанесения удара по Закавказью силами прежде всего авиации и военно‑морского флота. Это означало бы войну с СССР. 28 марта эти планы обсуждает верховный военный совет ‑ совместный англо‑французский орган по руководству войной. Разумеется, не обходится без вездесущего Кадогана, записавшего затем в дневнике: "В 10 час. ‑ верховный военный совет... Изучается Баку".
Пока строились эти авантюристические планы, Германия подготовила и в начале апреля 1939 года осуществила нападение на Данию и Норвегию. Дания капитулировала без сопротивления, а норвежский народ поднялся на борьбу против фашизма. Англия и Франция попытались помешать захвату Норвегии, пустили в дело флот, авиацию и в ряде пунктов Норвегии высадили свои войска. В этой операции союзники потерпели быстрое и сокрушительное поражение. События продемонстрировали опаснейший авантюризм политики Лондона.
Дело было не столько в провале определенной внешнеполитической концепции, сколько в том, что этот провал повлек за собой резкое ухудшение стратегического положения Англии. Германия обошла ее с фланга и заняла важные позиции для нанесения удара по Британским островам и для того, чтобы прервать или крайне затруднить морские связи Англии с Америкой, проходящие через Атлантический океан. Поэтому, когда 7 мая состоялись двухдневные дебаты в палате общин относительно операций в Норвегии, консервативная часть палаты продемонстрировала возмущение действиями кабинета. Прозвучали энергичные требования его отставки. Леопольд Эмери, повторяя слова Кромвеля, обращенные к Долгому парламенту, бросил в лицо правительству Чемберлена: "Вы слишком долго сидели... Уйдите, я говорю, и дайте нам возможность покончить с вами. Во имя бога, уходите". Эмери был одним из лидеров консерваторов‑"заднескамеечников", и его выступление говорило о многом. Лейбористы поставили вопрос о доверии правительству. Черчилль, демонстрируя лояльность к партии консерваторов, выступил с энергичной защитой Чемберлена. Иден отмолчался.
В результате голосования правительственное большинство, составлявшее 250 голосов, упало до 81. 33 консерватора проголосовали против правительства, а 165 не приняли участия в голосовании, отказав Чемберлену в поддержке. Сразу же после голосования лейбористы уведомили лидеров консерваторов, что они вступят в коалиционное правительство лишь в том случае, если в нем не будет Чемберлена, Саймона и Хора. Группа консервативных депутатов парламента (60 человек) собралась под руководством Леопольда Эмери и Роберта Бутби и потребовала создания правительства, представляющего все партии. "Премьер‑министр, кто бы он ни был, ‑ заявляли они, ‑ должен подбирать своих коллег по их достоинствам, а не по рекомендации какого‑либо партийного организатора". Наивное требование в устах опытных политиков! В связи со всеми этими событиями Кадоган записывает: "Профессия политиков действительно грязная профессия... Приходится удовлетворять всю их отвратительную мелкую зависть, ревность и обиду:".
Лидерам консерваторов пришлось начать переговоры об изменении состава правительства. Чемберлен упорно стремился передать свое кресло Галифаксу и не допустить в него Черчилля. В разгар этой возни Германия 10 мая начала наступление на западном фронте против Голландии, Бельгии и Франции. "Самые критические дни, ‑ записывает Кадоган. ‑ А мы здесь занимаемся составлением кабинета".
С началом немецкого наступления Чемберлен воспрянул духом ‑ он решил, что в этих условиях его не посмеют сместить. Но то была ошибка. Чрезвычайная обстановка требовала создания правительства с участием лейбористов и либералов, которые высказались в пользу Черчилля. Это решило дело.
11 мая 1940 г. Черчилль сформировал свой первый кабинет. Иден вместо министерства доминионов получил военное министерство, но опять‑таки без места в кабинете. Три лейбориста ‑ Эттли, Бевин и Моррисон вошли в кабинет, а либерал Синклер стал министром авиации. В составе кабинета остались Чемберлен и Галифакс, Саймон тоже получил министерский портфель.
Мюнхенцы по‑прежнему составляли большинство в правительстве. Черчилль держался с ними осторожно и предупредительно. Это объяснялось, во‑первых, тем, что в их руках оставалась партийная машина, а без ее поддержки новый премьер‑министр не мог обойтись. Во‑вторых, расхождения Черчилля с мюнхенцами касались лишь внешнеполитической линии, во всем остальном у них была полная солидарность.
Передвижение в правительственных сферах Англии означало, что на первые роли вышли люди, считавшие, что г политикой "умиротворения" должно быть покончено и что необходимо мобилизовать все силы страны на ведение войны против Германии в защиту английских интересов (они имели в виду, безусловно, империалистические цели). Было бы неверно рассматривать эти изменения как революцию в верхах. Ничего подобного не произошло. Произведенные перемены не затронули основы, то есть власти консерваторов, разделивших ее с лейбористами и либералами в значительной степени номинально. Новые коллеги прежних министров были людьми реакционных угождений, во многом солидаризировались с консерваторами. Если еще учесть то обстоятельство, что Черчилль и Иден сами были консерваторами, причем отнюдь не либерального толка, то нельзя не прийти к выводу об ограниченном характере происшедших в правительстве изменений.
А что же Леопольд Эмери, возглавивший выступление в парламенте против Чемберлена? Ему был предложен второстепенный пост министра по делам Индии. Он мечтал о военном министерстве, но вынужден был принять то, что дали. Вероятно, Эмери утешался при этом мыслью, что идущие впереди далеко не всегда пользуются плодами победы, достигнутой прежде всего их усилиями. Об этом мог думать и Дафф Купер, ушедший в октябре 1938 года в отставку из правительства Чемберлена в знак протеста против Мюнхенского соглашения, ‑ он получил далеко не ключевой пост министра информации.
Из руководящих мюнхенцев за бортом оказался только Сэмюэль Хор. Уступив требованиям лейбористов, Черчилль не включил его в правительство и назначил послом в Испании. "Сэмюэль Хор, ‑ писал Кадоган, ‑ теперь должен отправиться в Мадрид. Думаю, что они хотят тихонько убрать его из Англии". Когда же Кадоган узнал, что Хор и его супруга очень довольны тем, что покидают воюющую родину и отправляются в нейтральную Испанию, он записал в дневнике: "Крысы покидают корабль. Чем быстрее мы отправим их из Англии, тем лучше. Я скорее направил бы их как подсудимых в уголовный суд. Он (Хор. ‑ В. Т.) будет английским Квислингом 5, когда Германия захватит нас".
События на фронте развивались быстро. В Лондоне не строили иллюзий относительно возможностей сопротивления Франции. А если Франция падет, следует ожидать прямого удара по Англии. Иден в новом качестве военного министра занимался созданием в срочном порядке добровольческих отрядов самообороны, впоследствии получивших наименование внутренней гвардии. Черчилль неоднократно ездил в Париж (вместо себя он оставлял во главе правительства Чемберлена) для встреч с французскими коллегами, стараясь придать им бодрости и продлить сопротивление Франции.
Было ясно, что Муссолини, выжидавший исхода битвы за Францию, вступит в войну на стороне победителя. Правительство Черчилля предприняло отчаянную попытку перекупить его. 24 мая кабинет уполномочил Галифакса, сохранившего пост министра иностранных дел, заявить итальянскому правительству, что если Италия останется нейтральной, то Англия добьется ее участия в будущей мирной конференции на равных с победителями основаниях.
Но в Риме, да и не только там, считали, что вслед за Францией наступит очередь Англии и она будет разгромлена. Поэтому демарш Галифакса не возымел действия, и Италия вступила в войну на стороне Германии. Это, как замечает Броад, "был последний комментарий к политике "умиротворения". Англия получила новый фронт в Средиземном море, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Ее стратегические позиции значительно ухудшились".
Правительство Черчилля старалось удержать Францию в войне и одновременно принимало меры для эвакуации оттуда своего экспедиционного корпуса. В результате живую силу удалось спасти, а все оружие, включая личное, бросили на пляжах Дюнкерка. За отсутствием побед эвакуация была восславлена как грандиозный успех, и отголоски этого до сих пор слышатся в английской исторической и мемуарной литературе.
22 июня 1940 г. Франция подписала условия капитуляции. На европейском материке у Англии не осталось ни одного союзника. Германские дивизии вышли на побережье Ла‑Манша, откуда в ясную погоду видны меловые скалы Дувра на английском берегу. Вторжение вражеских полчищ на Британские острова стало реальной угрозой. Гитлер располагал достаточными силами, чтобы успешно осуществить эту операцию.
В этот трудный час английский народ проявил выдающуюся выдержку, твердость и готовность идти на жертвы, чтобы не допустить захвата своей страны фашистами. Это определило позицию Черчилля и дало ему возможность заявить, что Англия не капитулирует и будет продолжать сражаться. Правительство развернуло энергичную деятельность по подготовке к отпору угрожающему вторжению. Черчилль был хорошим оратором, и его выступления в этот период были громким призывом к народу продолжать борьбу.
Иден же никогда не отличался особым красноречием. Его речи были спокойны, обыденны и изобиловали штампами и недомолвками. Так было и в конце июня 1940 года. "Его выступления, ‑ пишет Броад, ‑ не содержали ничего героического. Он употреблял общие места и случайные фразы. Он говорил не как военный лидер, призывающий храбрый народ умереть, защищая свою землю и свободу, а скорее как председатель правления компании, призывающий держателей ее акций принять участие в операции, несколько не соответствующей обычной линии деловой активности".
В деле военный министр проявил себя лучше, чем на. словах. Он организовал срочное перевооружение эвакуированных из Франции дивизий (оружие собирали из старых запасов, а в основном закупали в США), комплектование и обучение новых воинских соединений, строительство оборонительных сооружений, а также расширение и обучение внутренней гвардии.
Верховное политическое руководство всеми военными вопросами было сосредоточено в руках Черчилля, потому что он являлся не только премьер‑министром, но одновременно занимал пост министра обороны. Это означало, что министры военный (Иден), авиации (либерал Синклер) и военно‑морского флота (лейборист Александер) являлись, по существу, помощниками премьера по соответствующим департаментам. Такая организация вполне отвечала стремлению Черчилля держать все нити в своих руках и собственноручно решать важные вопросы, особенно военной и внешнеполитической деятельности.
Курс правительства на ведение войны против Германии и Италии потребовал реального перевода экономики и промышленности Англии на военные рельсы. Чрезвычайное законодательство было усилено. Правительственные меры намного облегчались тем, что английский народ готов был самоотверженно трудиться на оборону.
Тот факт, что война для Англии превращалась из империалистической в справедливую, антифашистскую, сыграл важную роль в мобилизации ресурсов страны на военные нужды. Правда, одновременно действовал и отрицательный фактор: стремление монополий прежде всего к получению военных прибылей, а также нежелание пронацистских элементов в предпринимательских кругах содействовать ведению войны против Германии.
Было бы глубоким заблуждением полагать, что превращение войны для Англии в справедливую означало отказ ее правительства от империалистических целей в этой войне. Даже в самые трудные моменты они играли важнейшую роль. Не было ни одного района земного шара, где английская политика и стратегия в годы войны не определялись бы империалистическими мотивами ‑ будь то Европа, Средиземноморье, Африка, Азия, Тихий океан или Атлантика.
Летом 1940 года министерский комитет по проблемам войны на Ближнем Востоке, заседавший под председательством Идена, принял решение, рекомендующее направить на Ближний Восток подкрепление из Англии в количестве двух танковых батальонов. В условиях, когда стране угрожало вторжение, ослаблять ее весьма незначительные силы было крайне рискованно. В Лондоне пошли на этот риск, ибо на Ближнем Востоке колониальным позициям Англии угрожала Италия. Черчилль и Иден много сил вложили в отстаивание английских империалистических интересов в этом районе.
Осенью, когда Египту угрожало наступление итальянцев из Ливии, Иден прибыл на Ближний Восток со специальной миссией (руководство военным министерством в его отсутствие осуществлял Черчилль). Он обсуждал с генералами, командовавшими английскими войсками в этом районе, планы обороны, вопросы снабжения и подкреплений, а также изучал возможности создания балканского фронта против Германии и Италии. Такая акция поставила бы в ряды действующих союзников Англии расположенные на Балканах страны, и прежде всего Грецию, Турцию и Югославию. Этот фронт явился бы щитом, защищающим позиции Англии в восточной части Средиземного моря и на Ближнем Востоке. Однако было ясно, что подобная идея имеет известные шансы на успех лишь в том случае, если будет подкреплена прибытием английских войск, и желательно значительных, в Грецию. А войск было очень мало, они должны были защищать Египет.
В начале ноября 1940 года Иден после длительного отсутствия вернулся в Лондон. Здесь его ожидали приятные новости.
Общественное мнение Англии отрицательно относилось к тому, что внешнеполитическое ведомство по‑прежнему возглавляет последовательный мюнхенец Галифакс. Политика, которую он отстаивал, потерпела провал с катастрофическими для Англии последствиями. Вооруженная борьба против Германии и Италии требовала нового курса, и его не мог проводить дискредитированный "умиротворитель", хотя он и опирался на поддержку мощных реакционных сил. Было ясно, что главная задача внешней политики Англии в ближайшее время будет состоять в том, чтобы заручиться в том или ином виде поддержкой со стороны США и СССР. Для налаживания отношений с Москвой Галифакс явно не годился.