В конце концов кабинет одобрил меморандум, который Иден должен был вручить Сталину, чтобы "рассеять имеющиеся у него определенные подозрения". К их числу Иден относил предположение Советского правительства, что "мы хотим исключить Россию из англо‑американской схемы послевоенного урегулирования, что, устанавливая мир, мы будем игнорировать интересы России" и т. д. В общем то был, по существу, перечень нелояльных замыслов Англии в отношении СССР. Рассеять эти "подозрения" Иден намеревался предложением подписать в Москве "совместную англо‑советскую декларацию, провозглашающую наше взаимное согласие сотрудничать не только при установлении мирного урегулирования, но и при поддержании его". Кроме этого, намечалось обсудить с Советским правительством вопросы послевоенной реконструкции и ряд других.
В декларации, которую составил Иден, не содержалось никаких конкретных обязательств. Отсутствие английской помощи Советскому Союзу маскировалось в ней обтекаемыми и неопределенными дипломатическими фразами. Даже Кадоган отнесся критически к этому замыслу. В своем дневнике он назвал проект англо‑русской декларации "таким же жидким, как кофе в ресторане".
Отъезд приближался, и 4 декабря Кадоган записал: "Обсуждал поездку в Россию. Дело выглядит так, что мы не сможем предложить русским даже военную технику вместо дивизий. Антони Идену все это крайне не нравится (и справедливо), но он согласился ехать".
Группа Идена выехала из Лондона 7 декабря. Министра сопровождали непременный Кадоган, личный секретарь Идена Оливер Гарви и Фрэнк Робертс, сотрудник центрального департамента Форин оффис, в ведение которого входят отношения с СССР.
|
В те военные годы трудным было путешествие из Лондона в Москву. Иден отправлялся Северным морским путем. Поездом следовали в Шотландию, а оттуда на крейсере ‑ в Мурманск. Утром 8 декабря группа прибыла на военно‑морскую базу Инвергордон, и здесь Иден узнал от Черчилля (позвонившего из Лондона), что японцы напали на американскую военно‑морскую базу Перл‑Харбор в Тихом океане. Это означало вступление США в войну. "Я не мог скрыть облегчения", ‑ вспоминает Иден об этом телефонном разговоре. Черчилль сообщил, что едет в США, чтобы обсудить с Рузвельтом меры, соответствующие событиям.
12 декабря крейсер "Кент" доставил группу Идена в Мурманск. Это был прифронтовой город, ведший трудную боевую жизнь. Местные советские органы предложили Идену выбор: лететь самолетом, что было не очень надежно из‑за плохой погоды, или ехать поездом. В военных условиях поездка по железной дороге до Москвы должна была занять 60 часов. Иден выбрал поезд. Вероятно, на него подействовал рассказ сопровождавшего группу генерала Ная о том, что в английском министерстве авиации существует секретное правило: если сотрудник этого министерства должен прибыть в определенное место к определенному времени, он должен ехать поездом.
В Москве группа Идена была размещена в отеле "Националь". Гостиница понравилась, ибо, как нашли Иден и Кадоган, она очень похожа на "Бо риваж" в Женеве, где всегда останавливалась английская делегация, приезжая на заседания Лиги Наций. Англичане осматривали Москву (Москву фронтовую декабря 1941 г.), побывали в Мосторге, с интересом отметили продажу елочных игрушек и были удивлены, что москвичи в таких условиях бойко покупали книги. Затем Иден и Кадоган попросили отвезти их на Поклонную гору, где Наполеон в 1812 году ожидал так и не появившуюся делегацию от Москвы. Оба англичанина были огорчены тем, что из‑за тумана не смогли увидеть, как выглядит столица с Поклонной горы.
|
Переговоры между советскими руководителями и Иденом были трудными. Предложенный англичанами проект декларации (иногда ее называют соглашением) не мог ввести в заблуждение их партнеров. Взамен подсовываемого "жидкого кофе" Советское правительство предложило заключить конкретный договор о союзе и взаимной поенной помощи между Советским Союзом и Англией в койне против Германии. Кроме этого, предлагалось заключить второй договор, призванный создать "взаимопонимание между Советским Союзом и Англией в отношении решения послевоенных проблем". Иден никак не был готов вести конкретный разговор на эти темы и тем более подписывать конкретные обязательства.
Наиболее острые споры вызвал вопрос о границах Советского Союза. Идена спросили, обязуется ли Англия при послевоенном мирном урегулировании поддержать Советское правительство в том, чтобы границы СССР были признаны по состоянию на 22 июня 1941 г. Переговоры показали, что вопрос был поставлен правильно и своевременно. Иден ответил, что не может дать такого обязательства.
Галифаксу в Вашингтон он телеграфировал: "Я использовал Атлантическую хартию в качестве аргумента против требования Сталина". Это многозначительная фраза. Она означает ни много ни мало, что Черчилль и Рузвельт сформулировали хартию так, чтобы она была исправлена не только против врагов антигитлеровской коалиции, но и в известной степени против СССР. Во всяком случае, так ее толковал Иден. Сталин на это ему возразил: "Я думал, что Атлантическая хартия направлена против тех, кто пытается установить свою мировую гегемонию. А сейчас дело выглядит так, что Атлантическая хартия направлена против СССР". Иден пытался изворачиваться, но ему был задан вопрос: "Почему же восстановление наших границ вступает в конфликт с Атлантической хартией?" Иден был вынужден ответить: "Я никогда не говорил этого". Явная неправда, что, между прочим, подтверждается и упомянутой выше телеграммой Галифаксу.
|
Сталин заявил Идену в этой связи: "Все, о чем мы просим, ‑ это восстановить нашу страну в ее прошлых границах. Мы должны иметь их по соображениям нашей безопасности... Я должен отметить, что если вы уклоняетесь от этого, то это выглядит так, как если бы вы создавали возможность для расчленения Советского Союза. Я удивлен и поражен тем, что правительство Черчилля занимает такую позицию. Это практически та же позиция, которую занимало правительство Чемберлена". Иден отговаривался тем, что без согласования с правительством США и правительствами доминионов он не может пойти навстречу пожеланиям СССР. Это тоже была отговорка. Такие вопросы английское правительство могло при желании решать и решало самостоятельно.
Оказавшись в трудном положении в ходе бесед с советскими руководителями, Иден решил пойти на хитрость. По дороге в гостиницу он договорился с Кадоганом и другими членами делегации, что, зайдя в номер Идена, они будут в сильных выражениях высказывать свое возмущение позицией советских представителей и пригрозят отказом от переговоров. Расчет строился на том, что в гостинице есть устройства для подслушивания и возмущение англичан тут же дойдет по назначению. Как сообщает Кадоган, все охотно согласились участвовать в этом спектакле и очень старались. Но, поскольку ни Кадоган, ни Иден ни словом не упоминают о результатах сего представления, нужно думать, что желаемого действия оно не возымело.
Переговоры Идена в Москве не принесли результатов, на которые рассчитывала английская сторона. Скорее даже наоборот. В то же время советские руководители теперь знали, какова позиция правительства Черчилля по ряду важных проблем. Что же касается объективных результатов переговоров, то в общем они были полезным шагом на трудном пути складывания антигитлеровской коалиции. "Признав провал, ‑ записал Кадоган 20 декабря, ‑ мы принесли (своим советским партнерам. ‑ В. Т.) краткий проект обычного бесцветного коммюнике. Когда прибыли (на заседание), то обнаружили, что у русских есть намного лучший проект, который мы немедля и приняли".
Позиция Советского Союза, которая определилась в ходе переговоров с Иденом в декабре 1941 года, последовательно проводилась на протяжении всей войны. Дэвид Дилкс отмечает в этой связи: "Замечательно, что уже на данном этапе, после отчаянного шестимесячного кризиса, когда немецкие армии находились у ворот Москвы, русские так точно сформулировали свою политику и так уверенно ее проводили".
В тот день, когда Иден уезжал из Москвы, Черчилль прибыл в Вашингтон для совещания с Рузвельтом. Переговоры были вполне успешны, и премьер‑министр остался ими очень доволен. Для Англии было важно, что США согласились считать Германию врагом номер один, а Японию ‑ врагом номер два. Это означало, что европейский театр военных действий будет пользоваться приоритетом. А в остальном, как заметил Иден, встреча двух лидеров "обещала массу джема для завтрашнего дня и очень немного ‑ для сегодняшнего".
8 января 1942 г. Черчилль телеграфировал Идену из Вашингтона по поводу его переговоров в Москве: "Никто не может предвидеть, какое будет соотношение сил и где окажутся армии‑победительницы к концу войны. Однако представляется вероятным, что Соединенные Штаты и Британская империя не будут истощены и представят собой наиболее мощный по своей экономике и вооружению блок, какой когда‑либо видел мир, и что Советский Союз будет нуждаться в нашей помощи для восстановления страны в гораздо большей степени, чем мы будем тогда нуждаться в его помощи". Очень емкая формулировка! Она все еще содержит надежду на то, что Англия и США вдвоем установят послевоенный мир, и расчет на максимальное ослабление СССР к выгоде английского и американского империализма. А раз это выгодно, то такого ослабления и следует добиваться любыми средствами. Этот стратегический расчет присутствует в английской политике на протяжении всех военных лет.
Конец 1941 и начало 1942 года ознаменовались одним из крупнейших событий второй мировой войны. Битва под Москвой закончилась разгромом наступавших германских армий и переходом Красной Армии в контрнаступление. Немцы были отброшены от Москвы. А для США и Англии, как заметил американский историк Роберт Шервуд, это была "зима катастроф". На Тихом океане и в Азии они несли тяжелые поражения в боях против Японии.
Потерю крупнейшей военно‑морской крепости Сингапур Черчилль считал не только большим несчастьем, но и позором для английских вооруженных сил. Первые девять месяцев 1942 года, по оценке Дилкса, "были самым тяжелым временем" для внешней политики Англии "по причине сознания собственного бессилия, порожденного систематическими военными неудачами и вызванной ими дипломатической слабостью".
Провал расчетов на поражение СССР в войне и совершенно неожиданные неудачи Англии и США на тихоокеанском театре вызывали в Лондоне очень неприятные мысли относительно будущего. Обстоятельства вынуждали английское правительство пересматривать свои важнейшие концепции. Советско‑германский фронт был главным театром второй мировой войны, и это радикально меняло взгляды английского кабинета на роль СССР в войне и, следовательно, на его будущую роль в послевоенном мире. А что если не оправдаются расчеты на максимальное ослабление СССР в борьбе с фашизмом и он закончит войну триумфальными победами? В Москве Иден обнаружил не только полную уверенность в разгроме Германии, но и готовность в будущем сыграть свою роль в войне на Дальнем Востоке. На случай такого оборота событий надлежало принять меры, и немедленно.
Иден вернулся из Москвы с убеждением, что Советский Союз полон решимости продолжать борьбу. Поэтому уже в январе 1942 года он подготовил меморандум для членов кабинета, в котором сформулировал изменения, касающиеся политики Англии в отношении СССР. "Если предположить, что Германия потерпит поражение, ‑ писал Иден, ‑ и германская военная мощь будет уничтожена, а Франция, по крайней мере на протяжении длительного времени, останется слабой страной, то не окажется противовеса России в Европе... Положение России на европейском континенте станет неуязвимым. Престиж России так возрастет, что установление коммунистических правительств в большинстве европейских стран будет очень облегчено..."
Эта еще далекая тогда перспектива была кошмаром для Идена и его коллег, кошмаром, от которого они не могли отделаться на протяжении всех военных лет. Рассматривая позицию Советского правительства относительно границ СССР, Иден писал: "Представляется неизбежным, что, если Гитлер будет свергнут, русские вооруженные силы закончат войну, значительно глубже проникнув в Европу, чем в момент ее начала в 1941 году. Поэтому благоразумно было бы связать Советское правительство соглашениями, заключив их как можно скорее". В меморандуме отмечалось, что американское правительство на данном этапе не разделяет это убеждение и "становится все более терпимым в отношении советских требований по мере развития советских побед" на фронте. Иден знал, что у Советского правительства есть подозрения, и подозрения обоснованные, насчет того, что Англия и США собираются после войны утвердить свою гегемонию над миром. Поэтому он предлагал "воздержаться от любых действий, которые могли бы усилить уже существующие у Советского правительства подозрения, что мы собираемся установить англо‑американский мир, при котором интересы России будут нарушены или игнорированы". Поскольку в случае победы СССР в войне Советское правительство не согласится на границы иные, чем границы 1941 года, Иден считал целесообразным принять его требование о признании границ 1941 года и оформить это договором.
Меморандум Идена является очень важным документом. Он формулировал английскую политику в отношении СССР на многие годы вперед. В основе этой политики лежало стремление всеми возможными средствами устранить Советский Союз от участия в решении европейских дел, то есть лишить его плодов победы в войне. В то же время меморандум свидетельствует о полном единстве взглядов Идена и Черчилля на отношения с СССР.
В мае 1942 года в Лондон прибыл народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов и 26 мая вместе с Иденом подписал Договор между Советским Союзом и Англией о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны. В тексте договора вопрос о границах не фигурировал. Намерение Идена "связать СССР" в этом вопросе реализовано не было. В Форин оффис тогда некоторые полагали, что "о границах легко договориться позднее". Советское правительство, заинтересованное в укреплении единого фронта правительств и народов для обеспечения победы над фашизмом, решило до времени не настаивать на своих справедливых требованиях, чтобы не тормозить подписание договора с Англией, явившегося важным вкладом в создание антигитлеровской коалиции. Для советских руководителей было ясно, что вопрос о границах будет решаться в соответствии с соотношением сил, которое сложится к концу войны. Когда же победа вновь поставила этот вопрос на повестку дня, то Иден, как утверждает Дэвид Дилкс, "выступал против требований России даже более упорно, чем Черчилль".
В. М. Молотов из Лондона направился в США для переговоров с американским правительством. Было ясно, что речь пойдет об открытии второго фронта, то есть о вторжении союзников на европейский материк с целью облегчить положение СССР на советско‑германском фронте и сократить сроки войны. Английское правительство упорно уклонялось от этого, направляя свои ресурсы на Ближний Восток, где Италия и Германия угрожали колониальным интересам Англии.
Теперь Рузвельт пригласил советских представителей в Вашингтон. "Я был обеспокоен этими американскими проектами", ‑ вспоминал позднее Иден. Он признает, что был тогда против открытия второго фронта. В его дневнике от 10 апреля 1942 г. есть запись: "Встретился с Уинстоном Черчиллем после ленча. Мы говорили об американском плане. Черчилль опасается, что Генеральный штаб ответит "да" и сделает это предлогом, чтобы меньше уделять внимания другим местам".
Здесь мы сталкиваемся с двумя важными моментами. Во‑первых, Идена тревожит поездка Молотова в Вашингтон. Это не случайно. Английское правительство в годы войны настойчиво добивалось положения некоего посредника в советско‑американских отношениях. Черчилль и Иден всегда бунтовали, если намечались прямые советско‑американские контакты, и в то же время старались держать Советское правительство в стороне при своих переговорах с США даже в тех случаях, когда такие переговоры непосредственно задевали интересы СССР.
Во‑вторых, из записи в дневнике явствует, что английские военные руководители могли пойти на открытие второго фронта в 1942 году. Кстати говоря, в начале апреля на штабных переговорах в Лондоне это было признано возможным. Тем самым взрывается известная аргументация Черчилля, Идена и других о том, что Англия не имела физической возможности открыть вместе с США второй фронт в 1942 году.
Иден не зря тревожился по поводу поездки советских представителей в США. В. Г. Молотов вернулся из Вашингтона в Лондон с советско‑американским коммюнике, говорившим об открытии второго фронта в Европе в 1942 году. Английское правительство присоединилось к этому соглашению, заранее решив не выполнять его.
Англия и США имели необходимые условия для открытия второго фронта в 1942 году. Во‑первых, германская армия несла тяжкие потери в сражениях с Красной Армией, и все ее основные силы были скованы на советском фронте. Во‑вторых, союзники располагали материальными ресурсами для вторжения, о чем свидетельствует мнение как американских, так и английских военных руководителей. В‑третьих, второго фронта настойчиво требовал английский народ, и эта операция, как никакая иная, могла рассчитывать на общенародную поддержку.
И тем не менее Лондон сговорился с Вашингтоном о том, что второй фронт в 1942 году не будет открыт, а вместо этого организуется англо‑американская высадка в Северной Африке.
Но как будет реагировать на подобный обман Советское правительство, которому в июне был обещан второй фронт? Черчилль сам отправился в Москву для объяснений. В первой беседе со Сталиным Черчилль известил его, что в 1942 году союзники высадятся в Северной Африке, а "вторжение в Европу английских и американских войск в большом масштабе будет произведено в 1943 году". В ответ на это И. В. Сталин, как сообщил Черчилль членам своей группы, "в высшей степени критически отозвался о нашей армии. Он сказал, что мы нарушили свое слово относительно второго фронта".
Черчилль был в ярости. "Я совершил путь вокруг Европы, будучи обременен многими заботами, ‑ говорил он своим спутникам, ‑ надеясь, что мне протянут руку дружбы. И я глубоко разочарован. Я не увидел этой руки". Какой пассаж! Премьер‑министр собственной персоной явился в Москву, чтобы все объяснить "этим русским", а они вместо того, чтобы прийти в восторг от недобросовестного поведения английской стороны, позволяют себе говорить ему о том, что правительства, взяв на себя определенные обязательства, должны их выполнять.
Черчилль капризничал перед своими спутниками, угрожая, что уедет из Москвы, не попрощавшись с советскими руководителями. Его уговаривали не делать этого ‑ ведь если он поссорится с Советским правительством, Англия "понесет в войне больше жертв". Кроме того, члены группы считали, что нет оснований для недовольства, ибо, как замечал Кадоган, "мы по крайней мере не получили от Сталина намека, что, если западные союзники не смогут больше ничего сделать, он не может сказать, как долго еще Россия выдержит напряжение. Наоборот". Черчилль сердился, понимая, что его видят насквозь.
Нарушив свое слово в отношении второго фронта, правящие круги Англии и США нанесли сильный удар по антигитлеровской коалиции. Любое другое правительство, оказавшись в положении, в каком было Советское правительство летом 1942 года, решило бы искать выход на путях сепаратного мира с противником (и Черчилль серьезно опасался этого). Но советский народ и его руководители были полны решимости довести войну до полной победы. Необходимо было не только снять опасность, угрожающую Советскому Союзу извие, но и освободить народы Европы от фашизма, разгромив нацистскую Германию и ее союзников. Как подчеркивает Дилкс, после бесед в Москве "Черчилль был совершенно уверен, что русские будут сражаться до победы. Более того, Сталин говорил о предстоящем контрударе" (речь шла о том, что впоследствии вылилось в разгром немцев под Сталинградом). Твердость и реализм Советского правительства в отношениях со своими союзниками, воля советского народа к победе помогли сохранить антигитлеровскую коалицию и тем самым серьезно облегчить борьбу за победу над фашизмом.
Военные союзы не всегда выдерживают обман одного союзника другим. А в отношении второго фронта имел место сознательный, рассчитанный обман. Сейчас, когда стали известны соответствующие документы, уже ни один добросовестный историк не сомневается в этом. Например, американец Хиггинс просто пишет, что Черчилль "обдуманно обманул своего русского союзника" и обманул его не единожды. В августе 1942 года английский премьер заверил Советское правительство, что уж в будущем году второй фронт будет открыт наверняка. История показала, что и это был обман.
Возникает вопрос: почему столько вероломства в отношении союзника, который обильными жертвами спасал не только себя, но и Англию? Ответ содержится в меморандуме Антони Идена от января 1942 года, о котором упоминалось выше, и в меморандуме Черчилля от октября 1942 года.
Переговоры в Москве вызвали у английского правительства разнородные чувства. С облегчением и радостью был воспринят вывод, что Советский Союз будет продолжать сражаться. С тревогой и боязнью отнеслись в Лондоне к тому, что СССР может не только устоять в борьбе, но и одержать победу над Германией. "К 1943 году, ‑ писал Палм Датт, ‑ паника охватила западных правителей при мысли о возможности падения фашизма и победы коммунизма". Эта оценка связана с меморандумом Черчилля от октября 1942 года, в котором он писал: "Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе как прародительнице современных наций и цивилизации. Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом как единое целое под руководством Европейского совета. Я обращаю взоры к созданию объединенной Европы". Далее в меморандуме говорилось, что совет должен состоять из десяти стран Европы, включая Германию и Италию, и действовать против Советского Союза.
Это документ большого исторического значения. И нем мы видим повторение (более резкое и злобное) мыслей, содержавшихся в меморандуме Идена. Оба документа формулировали программу английской внешней политики на период войны и многие послевоенные годы, это была программа крайнего антикоммунизма и антисоветизма. В ее основе лежало важнейшее классовое противоречие ‑ противоречие между империализмом и социализмом. Борьба за реализацию этой программы составила главное содержание всей последующей политической деятельности как Черчилля, так и Идена. Австралийский публицист Честер Уилмот ‑ автор книги "Борьба за Европу" пришел к выводу, что "в течение 1943 года Черчилль все еще был озабочен прежде всего проблемой уничтожения мощи Гитлера, но его все больше и больше занимала необходимость сдержать... Советский Союз".
Обращают на себя внимание еще два, хотя и менее значительных, обстоятельства, связанных с меморандумом Черчилля. Он приступил к подготовке документа сразу после возвращения из Москвы, и это показывает, нисколько "искренними" были слова о том, что он прислал в советскую столицу с чувством дружбы в сердце.
Меморандум был составлен в разгар Сталинградского сражения, что лучше всего отражает подлинные чувства, которые питал премьер‑министр Англии к советскому народу. К счастью для нас и к несчастью для английского правительства, советские руководители прекрасно понимали истинное отношение к СССР со стороны Даунинг‑стрит, и этого английская буржуазная историография никак не может простить Советскому правительству.
В годы войны Советский Союз и Англию объединяло стремление обеспечить разгром общего врага, со стороны которого обеим странам грозила смертельная опасность. Как известно, существование мощной антигитлеровской коалиции явилось одним из основных факторов, способствовавших победе над фашизмом. Сознавая это, Советское правительство делало все от него зависевшее, чтобы упрочить и расширить сотрудничество со своими союзниками. Однако его западные партнеры, и прежде всего Англия, далеко не всегда вели честную игру.
Еще в конце 1942 года в документе, подготовленном в ведомстве Идена, указывалось, что "если русские откажутся от сотрудничества, то мы в конце концов должны будем принять сотрудничество Германии". Под отказом СССР от сотрудничества понимался его возможный отказ подчиниться британскому диктату ‑ таков уж дипломатический английский язык! Таким образом, уже в конце 1942 года Форин оффис предлагал использовать Германию против СССР в послевоенные годы. Политика правящих кругов Великобритании как нельзя лучше подтверждает справедливость старой английской поговорки: "чем больше все меняется, тем больше все остается по‑ прежнему".
1943 год был годом, когда Красная Армия обеспечила в грандиозном сражении коренной перелом в ходе Великой Отечественной, а следовательно, и второй мировой войны, начало которому было положено в битве у стен Сталинграда. Это был трудный для СССР год, но правительство Англии и тогда не открыло второй фронт, вновь нарушив тем самым данное слово. Поставки вооружения из Англии были невелики по объему и нерегулярны, причем прерывались они именно в самые трудные для СССР моменты на советско‑германском фронте.
Военный министр США Стимсон писал Рузвельту в августе 1943 года: "Английская концепция... состоит в том, что Германия может быть разбита рядом отвлекающих ударов на периферии... и что единственные тяжелые сражения, которые потребуется провести, будут проведены Россией... Ни один из этих актов войны булавочных уколов не дает оснований полагать, что мы сможем одурачить Сталина и убедить его в том, что мы выполнили свое торжественное обязательство".
Когда в 1944 году наконец состоялось вторжение союзников на европейский материк, то его организаторы заботились не столько о помощи Советскому Союзу, сколько о том, чтобы по возможности ограничить проникновение его вооруженных сил в Центральную и Западную Европу. Это им не вполне удалось, что толкнуло английское правительство на предательский, вероломный шаг: весной 1945 года оно всерьез готовилось переменить фронт, сблокироваться с недобитыми немецкими дивизиями и вместе с ними выступить против своего союзника, ценой неимоверных усилий завоевавшего победу для себя и для Англии, равно как и для других народов. Чудовищно, невероятно, но факт, и факт, признанный самими руководителями английского правительства. Мы знаем об этом со слов самого Черчилля.
Далеко не безоблачными были в годы войны и англо‑американские отношения, хотя внешне они выглядели вполне благополучными ‑ Черчилль и Рузвельт часто встречались, регулярно переписывались. Союз Англии с США, несмотря на отсутствие союзного договора, был значительно более прочным, обширным и глубоким, чем союз с СССР. И, тем не менее, в их отношениях все сильнее ощущалось наличие межимпериалистических противоречий.
Английское правительство стремилось переложить тяготы войны на своего американского союзника и навязать ему стратегию и тактику, отвечающие британским интересам. Однако это становилось все более трудным. По мере развития войны быстро обнаруживалось, что вклад Англии в войну значительно меньше не только вклада ('ССР, но и вклада США. Свое преимущество в силе американское правительство использовало, чтобы в рамках союза сильно потеснить Англию и захватить многие принадлежавшие ей колониальные, внешнеторговые, стратегические и внешнеполитические позиции.
После Сталинграда и в Лондоне, и в Вашингтоне вплотную занялись проблемами будущего мира ‑ в конечной победе уже не сомневались. То ли благодаря различиям в характерах, то ли потому, что опасность для США в войне была практически меньшей, чем для Англии, но Рузвельт в то время больше размышлял на эту тему, чем Черчилль. Английский премьер основное внимание пока уделял ведению военных операций. Свои не очень значительные силы и средства Англии приходилось использовать на военных театрах, разбросанных по всему земному шару. Все важные внешнеполитические вопросы, касавшиеся ведения войны, Черчилль, к большому, но хорошо скрываемому недовольству Идена, решал сам, оставляя на долю министра иностранных дел вопросы будущего мирного урегулирования, однако по мере приближения победы он все больше и больше вторгался в эту сферу.
Как сообщает историк Вудвард, глубоко изучивший документы Форин оффис за годы войны, английское правительство и министерство иностранных дел начали "размышлять и планировать послевоенный мир, как только отпала необходимость заниматься тем, что может быть названо "дипломатией выживания"". Уже в конце 1942 года Иден подготовил и представил кабинету ряд предложений по послевоенному мирному урегулированию. Ему же предстояло наметить пути для согласования позиций с США и Советским Союзом. А это было архитрудным делом.
Как правильно констатировал Вудвард, у трех ведущих участников антигитлеровской коалиции "существовала общая политическая цель ‑ нанести поражение врагу в войне, но "победа" ни в коем случае не была простым понятием. Она имела один смысл для Соединенных Штатов, другой для Англии и... третий для России". Советский Союз преследовал демократические, прогрессивные цели и намерен был добиваться их максимальной реализации в послевоенном мире. Соединенные Штаты и Англия имели в виду империалистические цели, вытекавшие из их социального строя, но достигнуть этих целей США, например, намеревались в значительной степени за счет Англии.