— Проклятый сын шлюхи! Он знал, черт его возьми! Этот негодяй прекрасно знал, что вино отправлял в Вулфитон твой отец! Я ему руки поотрываю, нос перебью, ноги в землю вгоню…
Лорд Грейлам де Моретон, хозяин Вулфитона, смолк, услышав звонкий смех жены.
— У нас осталось всего две корзины, Кассия, — негодующе посмотрев на нее, продолжал лорд Грейлам. — Это же подарок твоего отца. Ему пришлось потратить немалые деньги, чтобы доставить вино из Аквитании в Бретань, а потом зафрахтовать корабль. Неужели тебе все равно, что этот проклятый мерзавец имел наглость обокрасть корабль?
— Во-первых, ты не знаешь точно, что это был именно Дайнуолд, — сказала Кассия де Моретон, все еще всхлипывая от смеха. — И во-вторых, ты только сегодня узнал, что корабль несколько недель назад потерпел крушение.
Возможно, судно разбилось о скалы по вине капитана, а местные крестьяне растащили груз, когда корабль стал тонуть, или, может, все просто смыло волной.
— “Возможно, возможно”… Я абсолютно уверен, что это дело рук проклятого Дайнуолда! — с горечью воскликнул Грейлам, расхаживая по комнате. — Если хочешь знать правду, несколько месяцев назад мы поспорили с ним, кто за раз выпьет больше аквитанского вина. Я сказал ему о подарке, который собирался нам прислать твой отец. Мы договорились провести наше состязание, как только вино прибудет в Вулфитон. Он сразу понял, что проиграет, потому и устроил это так называемое крушение. Я это знаю, и ты тоже знаешь, так что нечего хихикать, как дурочка. Сейчас он заполучил дюжину бочонков великолепного вина и пьет его в свое удовольствие, хоть бы у него печенка сгнила! Нет, не защищай его, Кассия! Кто еще мог действовать с такой наглостью и ловкостью? Да пусть у него руки поотсыхают — он выиграл спор, потому что украл наше вино!
Кассия взглянула на разъяренного мужа и снова расхохоталась.
— Ах, вот в чем дело, — насмешливо протянула она. — Дайнуолд перехитрил тебя, а ты терпеть не можешь проигрывать.
Грейлам бросил на жену взгляд, от которого могло бы скиснуть молоко, но на нее он явно не подействовал.
— Он мне не друг, и ему больше не место в Вулфитоне. В следующий раз за его наглость я отрежу ему уши и выпущу все кишки…
Кассия встала, поправляя юбки пышного платья.
— Дайнуолд собирался приехать в гости в следующем месяце, когда закончится сев. Я напишу и попрошу привезти хоть немного его изысканного аквитанского вина, раз уж мы друзья и добрые соседи…
— Он презренный вор, и я запрещаю тебе…
— Хороших друзей так просто не бросают, не правда ли, милорд? Жду не дождусь, когда увижу Дайнуолда и услышу, что он скажет в ответ на твои обвинения.
— Кассия… — Грейлам подошел к жене. Она улыбнулась, и он быстро подхватил ее под мышки и поднял в воздух. Она все еще слишком хрупкая, подумал он, но беременность наконец округлила ее тело. Грейлам осторожно поставил жену на пол и поцеловал в губы. Кассия казалась такой мягкой, нежной и, как всегда, желанной… Грейлам снова помрачнел.
— Дайнуолду надо преподать хороший урок, — медленно проговорил он, и в глазах его сверкнул дьявольский огонек.
— Ты уже что-то придумал, мой господин?
— Еще нет, но скоро придумаю. Стоит проучить негодяя, да так, чтобы он надолго это запомнил.
Замок Сент-Эрт
Наконец-то я чистая, думала Филиппа, сидя в большом зале с куском грудинки в руке. Грязное платье немилосердно кололось, но это ничего, она как-нибудь вытерпит. Дайнуолд прав: не стоит изображать из себя страдалицу. Единственное, чего ей сейчас недостает, так это нового шерстяного платья. О шелковом Филиппа и не мечтала — оно казалось ей недосягаемым, как луна. В этот момент ее взгляд упал на Алайна: глаза управляющего горели такой ненавистью, что девушка невольно вздрогнула.
Круки высоким фальцетом запел о мужчине, у которого было тринадцать детей и чьи женщины ополчились на него, обвиняя в измене, — ни много ни мало девять женщин. Дайнуолд сгибался от хохота, как и все остальные в зале. Правда, женщины сильнее всего смеялись, когда шут весьма наглядно изобразил, что оскорбленные дамы сделали с неверным мужем и любовником.
— Ужасно, — заметила Филиппа, когда хохот стих. — Сегодня рифмы Круки особенно безобразны, а слова непристойны.
— Все объясняется просто: он злится, потому что Марго отказалась с ним полюбезничать и из-за этого другие мужчины подняли его на смех, — улыбнувшись, сказал Дайнуолд и посмотрел на Филиппу.
Лицо девушки было серьезным, даже немного напряженным.
Твой управляющий, Алайн… Кто он такой? Он давно у тебя служит? — осторожно спросила она.
— Алайн обязан мне жизнью: три года назад я его спас. Поэтому он так предан мне и работает не щадя сил.
— Спас его? Как?
— Его невзлюбил один безземельный рыцарь и попытался с ним расправиться, а я, в свою очередь, убил этого рыцаря. Тот был лодырем и дураком, эдакой грозой здешних мест, и мне это не нравилось. После Алайн приехал в Сент-Эрт и стал моим управляющим. — Дайнуолд помолчал, задумчиво глядя на профиль Филиппы. — Он чем-то обидел тебя?
— Нет. — Филиппа отрицательно качнула головой. — Просто я… просто я не доверяю ему, — сорвалось у нее с языка, и она тут же пожалела об этом: лицо Дайнуолда приняло такое удивленное выражение, словно у нее выросла вторая голова.
— Не мели вздор! У тебя нет никаких оснований сомневаться в Алайне.
— Он предложил… Он хотел помочь мне убежать отсюда.
— Ложь тебе не идет, девка. Никогда, слышишь, никогда не смей обвинять человека, который последние три года платил мне искренней преданностью! Поняла?
Филиппа увидела в глазах Дайнуолда ярость и откровенное осуждение, в них ясно читались его мысли: женщины всегда лгут, им нельзя доверять, когда они говорят о других людях. Стараясь держаться как можно спокойнее, Филиппа взяла с подноса второй кусок грудинки.
В этот самый момент Дайнуолд подумал, что за всю жизнь встретил только одну женщину, которая всегда говорила правду и была лишена какого-либо жеманства, — Кассию де Моретон. Какое-то время и Филиппа казалась ему такой же открытой, естественной и прямодушной. Как же он ошибался! Дайнуолд сокрушенно покачал головой: Филиппа совсем юная девушка — и уже так хитра и лжива! Надо было не мучиться, а лишить ее девственности, затем попользоваться, пока не надоест, и выгнать. Не важно, что ее репутация будет погублена, не важно, что лорд Генри запрет ее в монастыре до конца жизни. Не важно, что…
— Возможно, Алайн считает, что ты принесешь нам несчастье. Поэтому он и хотел, чтобы ты покинула Сент-Эрт, — прервав поток беспорядочных мыслей, произнес Дайнуолд. — Если, конечно, и в самом деле он говорил нечто подобное.
Филиппа поняла, что не сумеет убедить его в скрытой ненависти управляющего. Возможно, Дайнуолд прав в отношении мотивов странного поведения Алайна, хотя она в этом сильно сомневалась… Девушка пожала плечами и повернулась к Эдмунду:
— Какой цвет ты выберешь для новой туники?
— Не надо мне никакой новой туники.
— Тебя об этом никто не спрашивает. Меня интересует только одно: какого ее сделать цвета.
— Черного! Ты же ведьма, вот и сделай мне черную тунику.
— Противный мальчишка!
— А ты девчонка, и эта гораздо хуже.
— Это, а не эта!
Дайнуолд с улыбкой слушал их перебранку, но, когда Филиппа поправила Эдмунда, нахмурился. Вот надоедливая девка! С другой стороны, не хочет же он, чтобы Эдмунд разговаривал, как безграмотный крестьянин.
— О черном забудь. А как тебе понравится зеленый? Подойдет?
— Точно, у него будет зеленая, темно-зеленая туника, чтобы скрыть грязь.
Услышав суровый голос отца, Эдмунд замолчал и надулся, но исподтишка показал Филиппе язык.
— Странно, Эдмунд, — хихикнула Филиппа, — ты похож на одного из моих поклонников. Его звали Симон, и ему был двадцать один год, но вел он себя так, словно он твой ровесник и ему тоже шесть лет.
— Мне девять лет!
— Да неужели? А я-то думала, ты просто не по годам развитой пятилетний малыш, — судя по твоей речи, твоему поведению, твоим…
— Хочешь еще эля, девка?
Та-ак… Значит, Дайнуолд кинулся на защиту сына… Филиппа усмехнулась:
— Да, спасибо.
Она сделала изрядный глоток. Эль в замке ее отца был намного хуже — результат “стараний” Ролли, самого толстого человека в Бошаме, который, как подозревала Филиппа, и выпивал большую часть своего варева.
— Налить еще?
— Почему ты решил, что я без конца должна пить эль?
— Потому что, девка, сегодня ночью я заставлю тебя распрощаться с твоей драгоценной девственностью. Она искушает меня, эта чертова девственность! Ты будешь принадлежать мне, пока я не утолю свои потребности, а потом я тебя отпущу. Впрочем, кто знает: если ты постараешься — хотя я сомневаюсь, что ты знаешь как, — то я, может быть, позволю тебе остаться. Заодно проследишь за шитьем одежды. Согласна?
Мгновенно забыв о двойственности своего положения, Филиппа выплеснула остаток эля в лицо Дайнуолду.
Она услышала, как кто-то негромко ахнул, затем в зале воцарилась мертвая тишина — обитатели замка буквально оцепенели, пораженные выходкой Филиппы. О Боже, ужаснулась девушка, на секунду закрыв глаза, опять я действовала не подумав!
Дайнуолд понимал, что сам спровоцировал Филиппу на подобный поступок, да и, по правде говоря, эль в лицо — это ерунда: он ожидал большего. Стоило подождать, пока они окажутся в его спальне, и лишь там дразнить девчонку, а теперь придется ее наказать — не может же он выглядеть слабаком перед своими людьми. Дайнуолд тихонько выругался, обтер ладонью лицо и отодвинул тяжелое кресло. Схватив Филиппу за руку, он рывком поднял ее на ноги.
Заметив, что девушка упрямо вздернула подбородок, он задумался, какое выбрать наказание. Сейчас требовалось представление, достойное Круки. Дайнуолд повернулся к шуту, который, как и все в зале, стоял, безмолвно глядя на своего хозяина.
— Ну, Круки, как мне покарать девку за то, что она выплеснула эль мне в лицо?
Круки потер подбородок и открыл рот, готовый разразиться очередным нелепым творением, но Дайнуолд опередил его:
— Не вздумай петь или читать свои скверные стишки!
— У меня этого и в мыслях не было, хозяин. Я просто хотел спросить у девки, сошьет ли она мне тунику.
— Конечно, сошью, любого цвета, который ты выберешь, и сделаю это собственными руками, — быстро проговорила Филиппа.
— Тогда дай ей еще флягу с элем, хозяин. Она хорошая девка, не стоит ее пока пороть.
— Тебе нельзя доверять, — прошептал Дайнуолд на ухо Филиппе, — ты и дьяволу пообещаешь новую одежду, лишь бы сохранить свою девственность.
— А где дьявол?
— осведомилась Филиппа, глядя по сторонам. — Неужели он и впрямь живет в Сент-Эрте? Да, похоже на то: здесь много кандидатов на эту роль.
— Пошли, девка. На сегодняшнюю ночь у меня свои планы.
— Нет. — Филиппа схватилась свободной рукой за спинку стула. Она держалась так крепко, что побелели пальцы, и Дайнуолд понял, что его ожидает нешуточная борьба. Он взглянул на ее руку, мертвой хваткой вцепившуюся в стул.
— Отпусти стул. Филиппа покачала головой.
Дайнуолд зловеще улыбнулся, и Филиппа подумала, что ей вряд ли понравится то, что сейчас произойдет.
— Последний раз тебе говорю!..
Филиппа смотрела на Дайнуолда, чувствуя, что за ними наблюдают все сидящие в зале.
— Нет!
Ей не пришлось долго ждать. Дайнуолд снова улыбнулся, затем быстро поднял руку, схватил Филиппу за воротник и, дернув вниз, разорвал платье по всей длине.
Филиппа завизжала, выпустила стул и схватилась за куски ткани, пытаясь прикрыть ими наготу.
Дайнуолд поднял ее, взвалил на плечо, смачно шлепнул по ягодицам и, хохоча словно сам дьявол, вышел из зала.
Глава 9
— Заметь, девка, у меня даже не сбилось дыхание, хотя я тащу тебя по очень крутым ступеням.
Филиппа приказала себе молчать. Она почувствовала, как его руки погладили ее ягодицы и он на мгновение прижался к ним щекой.
— Ты приятно пахнешь. Крупная девушка — не так уж и плохо. Ты белая, гладкая и нежная.
Филиппа попыталась приподняться, но Дайнуолд хлопнул ее ладонью по спине:
— Лежи смирно, иначе я отнесу тебя обратно в зал и там закончу снимать одежду тем же способом, каким начал.
Девушка замерла, подумав, что отец Крамдл непременно умрет от стыда, если увидит это.
Дайнуолд вошел в спальню и бросил Филиппу на кровать, потом запер дверь.
Повернувшись, он увидел, что девушка сидит на краю кровати и, опустив глаза, тянет за лоскуты, оставшиеся от платья, пытаясь соединить на груди порванную ткань.
— Мне надо зашить платье, у меня ведь нет другого, — тихо произнесла она.
— Сама напросилась, не стоило злить меня. Ты вела себя очень глупо, девка.
— А ты решил, что можно вытирать об меня ноги, как о подстилку? Кроме того, я не дев…
— Заткнись!
— Хорошо, заткнусь. Что ты собираешься делать? Дайнуолд раздраженно пнул стул. Тот отлетел и ударился о стену, одна из ножек треснула. Дайнуолд выругался.
— Лезь в постель. Нет, подожди. Сначала я должен связать тебя. Могу поспорить, что ты попытаешься удрать даже голая.
— Я хочу зашить платье.
— Завтра. Вытяни руки. — Филиппа не пошевелилась. Дайнуолд быстро разделся и повернулся к ней, держа в руках кожаную подвязку.
— Я больше не стану тебя слушаться. Это все равно, что просить курицу саму подставить голову под нож. Я не такая дура!
— Насчет последнего можно поспорить, однако в одном ты права. Сначала сними платье.
— Дайнуолд… — У Филиппы пересохло во рту. — Я никогда не делала ничего подобного. Пожалуйста, не заставляй меня.
— Я уже видел тебя обнаженной, — медленно и рассудительно произнес Дайнуолд. — У тебя, случаем, за это время не выросло ничего нового, что могло бы меня заинтересовать?
— Нет. — Она опустила голову.
Дайнуолд страстно хотел Филиппу, но не собирался идти на поводу своих желаний. Понимая, что это погубит его — и, возможно, навсегда. Глупо следовать требованиям своего тела… хотя и приятно. Как бы Дайнуолд ни презирал необходимость отказывать себе в удовольствии, он все же не был идиотом: если он изнасилует Филиппу, лорд Генри рано или поздно узнает об этом, осадит Сент-Эрт и не оставит здесь камня на камне. Кроме того, Дайнуолд не хотел иметь внебрачного ребенка. Нет, он не обесчестит ее и не погубит себя. Все, что он сейчас чувствует, — это только похоть, а похоть, как и жажду, можно утолить из любого сосуда. К сожалению, хоть в какой-то степени придется быть последовательным: сначала он намеревался всего лишь запереть Филиппу в спальне, но тогда она сочтет себя победительницей, так что… Дайнуолд внезапно повалил девушку на спину. Через несколько секунд порванное платье валялось на полу, а обнаженная Филиппа лежала, прижатая к кровати тяжестью его тела. Дайнуолд видел, что она сильно напугана, и вместе с тем в ее глазах светилось неприкрытое любопытство.
Ей интересно, подумал Дайнуолд, потому что она девственница, а он первый мужчина, который обращается с ней подобным образом. Он знал, что она чувствует его растущее желание. Ну что ж, пусть, это не имеет значения. Дайнуолд слегка отстранился, ухватил ее за запястья и связал их вместе.
Прикрепив кожаный ремешок к спинке кровати, он встал и окинул Филиппу бесстрастным взглядом.
— Ты красива, — заметил он, и это была правда. — У тебя полная грудь, а твои соски нежно-розовые. Да, они мне нравятся. — Дайнуолд посмотрел на треугольник кудрявых волос внизу живота. Ему хотелось гладить и ласкать ее там, пока он не почувствует, как она зовет его… Дайнуолд приказал себе остановиться, но взгляд против воли скользнул ниже — на великолепные длинные ноги, стройные, белые как снег и такой формы, что каждый на его месте замер бы от восхищения. Даже слегка изогнутые ступни были удивительно изящными. Дайнуолд наклонился и легонько коснулся указательным пальцем ее соска. Филиппа попыталась отодвинуться, но ей это не удалось.
— Мужчина когда-нибудь видел тебя такой, девка? Филиппа молчала, не в силах произнести ни слова.
Дайнуолд продолжал разглядывать ее; она видела, как сузились его зрачки, но смогла лишь покачать головой, глядя на него, как загнанный в угол зверек — зверек, почти обезумевший от странных ощущений, охвативших его тело.
— Мужчина когда-нибудь целовал твою грудь? Филиппа снова покачала головой, но Дайнуолд заметил в ее глазах не только потрясение от его слов, но и пробуждающееся чувственное влечение.
Он наклонился, обхватил губами один из нежных розовых холмиков и почувствовал, как сосок твердеет от его ласк. Его мужская плоть напряглась. Он должен остановиться, иначе…
— Тебе нравится?
Дайнуолд ждал в ответ чего угодно — явной лжи, возможно, истерического крика, но, к его удивлению, Филиппа опять промолчала. Он ощутил, как она вздрогнула, но заставил себя отодвинуться, отчаянно пытаясь выглядеть невозмутимым.
— Неужели еще ни один мужчина не касался твоей мягкой женской плоти между бедрами?
— Пожалуйста, — прошептала Филиппа и, закрыв глаза, отвернулась.
Дайнуолд нахмурился. Что “пожалуйста”? Он не стал ничего спрашивать и укрыл Филиппу одеялом. Он и так уже достаточно поиздевался над собой.
— Ладно, облегчу себя с какой-нибудь другой девкой, — бросил Дайнуолд и, надев тунику, направился к двери.
— Судя по твоим словам, любая женщина подобна ночному горшку, — тихо проговорила Филиппа.
— Нет. Но любая женщина — лишь сосуд для моего семени. — Дайнуолд неожиданно почувствовал себя жалким хвастуном. Боль внизу живота стала невыносимой. Ему нужна Элис. Или Марго — не важно кто, но она нужна ему в ближайшие три минуты.
— Чтоб у тебя твой мужской орган отсох! Дайнуолд на минуту остановился и весело ухмыльнулся:
— Скоро я проверю, настоящее ли это проклятие или просто сотрясение воздуха.
Дайнуолд вышел из спальни и спустился в зал. И тут же на глаза ему попалась Марго, которая сидела рядом с Нортбертом. Дайнуолд нахмурился: неожиданно он вспомнил, что облачен всего лишь в тунику. Заметив его, Марго расплылась в улыбке, и ее круглое лицо стало почти миловидным. Она вскочила и подбежала к Дайнуолду.
— Я хочу тебя. И сейчас же, — прерывисто дыша, процедил он.
Марго последовала за хозяином, но у лестницы едва не налетела на него, так как Дайнуолд вдруг резко остановился: он не знал, куда ему идти. Ведь к его кровати была привязана Филиппа! Дайнуолд выругался. Проклятая девка! Куда же?
— Пошли, — наконец приказал он, схватил Марго за руку и потащил ее к конюшне…
Он взял ее на соломе в пустом стойле. Когда Марго закричала от удовольствия, вонзив ногти ему в спину, Дайнуолд позволил себе освобождение и в этот момент видел перед собой Филиппу, сжимающую своими длинными белыми ногами его бедра.
— Будь ты проклята, девка, — пробормотал Дайнуолд и провалился в сон на плече у Марго.
Она же и разбудила его три часа спустя, потому что у нее затекла рука, солома немилосердно колола спину, а тело хозяина казалось слишком тяжелым.
Дайнуолд одернул тунику и вернулся к себе в спальню.
Свеча, которую он оставил возле кровати, уже догорела, и он с трудом различал спящую на краю Филиппу. Дайнуолд быстро разделся, лег рядом и развязал кожаную тесемку, стягивающую ее руки.
Филиппа легонько вздохнула и, не просыпаясь, доверчиво прижалась к нему. К счастью для его спокойствия и для ее девственности, Дайнуолд быстро заснул.
Когда на следующее утро Филиппа открыла глаза, то увидела, что лежит в постели одна, а ее руки свободны. Порванное платье исчезло; на его месте девушка обнаружила длинное одеяние блекло-алого цвета, сшитое по моде ее детства, со свободной талией и плотно прилегающими рукавами. К нему прилагалась такая же выцветшая накидка. Филиппа догадалась, что эта старомодная одежда принадлежала давно умершей жене Дайнуолда.
Платье оказалось слишком коротким для нее и тесным в груди, но, несмотря на возраст, ткань была довольно крепкой: можно не опасаться, что она лопнет при первом же неосторожном движении.
Подол не прикрывал щиколотки и ступни Филиппы, и она подумала, что, наверное, выглядит весьма нелепо в блеклом и тесном платье, юбки которого развеваются над лодыжками.
Дайнуолд поступил достойно, найдя для нее новую одежду взамен порванной, решила Филиппа, но тут же напомнила себе, что именно он и разорвал прежнюю. Девушка снова почувствовала приступ гнева, хотя где-то в глубине души еще теплились воспоминания о прошлой ночи, когда Дайнуолд долго смотрел на нее, а затем целовал ее грудь. Эти ощущения были удивительными и, по правде говоря, очень приятными, но сейчас они казались Филиппе чем-то нереальным, вроде сна.
Девушка спустилась в зал и позавтракала свежим молоком, козьим сыром и мягким хлебом. Ей даже в голову не пришло пропустить работу. Когда она вошла в ткацкую, старая Агнес распекала Страшилу Горкела за то, что он слишком медленно чинит сломанный станок. Филиппа остановилась, молча наблюдая за перебранкой, пока старуха не заметила ее.
— Хозяйка, Горкел жалуется на гнилую древесину, но я все равно заставлю его закончить ремонт! — воскликнула она. — А Принк грозится прийти и всех нас отстегать. Подумать только он все еще жив! Марго сказала, что этим утром он поел и сам добрался до уборной. Чтоб у него ноги поотсыхали! Он все нам испортит!
— Пусть только попробует! — Филиппа жаждала борьбы, ей нужно было на ком-то сорвать свое плохое настроение, и Принк как никто другой подходил для этого…
Когда Филиппа объявила перерыв на обед, оказалось, что Дайнуолд с полудюжиной мужчин ранним утром покинул Сент-Эрт и отправился неизвестно куда — по крайней мере от нее скрыли цель их поездки.
Самое подходящее время, чтобы сбежать, промелькнуло в голове у Филиппы, но мысли ее перебил скрипучий голос Агнес.
— Выглядишь как принцесса, которая выросла из своего платья, — заметила служанка, жуя кусок курятины. — Эта одежда принадлежала бывшей хозяйке, леди Анне. Она была очень миниатюрной, но и сердце у нее было тоже маленькое. Да уж, вот кого нельзя была назвать милой! Эдмунду повезло, что сейчас рядом с ним ты, а не его настоящая мать. Наш хозяин изрядно натерпелся от нее — у леди Анны был прескверный характер; когда она умерла, он радовался, я знаю, хотя и старался сделать вид, что горюет. Старая Агнес глубокомысленно закивала, поглядывая на Филиппу, которая от удивления раскрыла рот.
— Хозяин быстро наградит тебя ребенком, а затем, как и подобает, женится на тебе. Твой отец — лорд, а это делает тебя леди — и все будет хорошо. — Агнес еще раз кивнула, довольная своими умозаключениями, и повернулась к Горкелу.
Филиппа вышла из мастерской. В голове засели слова старой служанки. Стать женой хозяина Сент-Эрта? Негодяя, который украл принадлежащую лорду Генри шерсть, а заодно и ее, Филиппу? Конечно, это произошло случайно, но все же… Филиппа покачала головой, глядя на быстро темнеющее небо. Очевидно, прежде чем жениться на ней, Дайнуолд должен сначала сделать ей ребенка. Но она не хочет его, она не хочет его ребенка! Она хочет уехать к… К кому? К Вальтеру в Крандалл? К этому почти незнакомому человеку, еще более чужому ей, чем Дайнуолд?
— Надо войти в дом, потому что скоро начнется дождь.
Филиппа обернулась и увидела Эдмунда.
— После дождя пшеница лучше растет, да он и не будет слишком долгим. Не растаем. — Филиппа улыбнулась мальчику. — Кажется, ты в это время должен делать уроки?
— На лице Эдмунда промелькнуло виноватое выражение. — Пошли найдем отца Крамдла. Мне давно пора с ним познакомиться.
— Он не захочет тебя видеть. Мой отец вчера сорвал с тебя платье и унес к себе. Ты всего лишь лю…
— Не стоит произносить это слово вслух, Эдмунд. Я вовсе не любовница твоего отца, понимаешь? Я леди, и твой отец не осмелился… э-э-э… обидеть меня.
Эдмунд некоторое время обдумывал ее слова, затем кивнул:
— Точно. Ты леди, только очень уж большая леди. А уроки мне ни к чему.
— Как это ни к чему? Ты должен научиться читать, считать и писать, иначе тебя обманет управляющий или кто-нибудь другой, кому представится такая возможность.
— Эта и мой отец говорит. Ой, это! — быстро поправился Эдмунд, прежде чем Филиппа успела открыть рот.
— Завтра у тебя появится новая туника, а также крепкие сапожки. — Филиппа улыбнулась. — Ты будешь выглядеть как молодой хозяин Эдмунд из Сен-Эрта. Нравится?
Мальчика явно не заинтересовала эта радужная перспектива. Он залихватски поддал грязной ногой камешек и с загадочным видом посмотрел на Филиппу.
— Папа отправился мстить, — важно сообщил он. — Потому что он зол на человека, который его ненавидит и вчера ночью сжег всю пшеницу на южных землях Сент-Эрта.
— Кто этот человек? Эдмунд пожал плечами.
— И долго будет отсутствовать твой отец?
— Он сказал — неделю, может быть, дольше.
— А как он узнал о сожженной пшенице?
— Круки пропел ему об этом; папа дал ему такого пинка, что у того все кости загремели.
— Могу себе представить. И как только Круки ухитряется первым узнавать все новости?
— Он никому об этом не рассказывает.
— Если он действительно сообщает полезные сведения, то, я думаю, ему можно простить ужасные стишки.
— Да. И еще папа сказал, что только он может пинать Круки, потому что Круки — его личный шут, а значит, находится под его защитой.
— Эдмунд снова пожал плечами. — Круки всегда все узнает первым. Может быть, он, как и ты, колдун; только в отличие от тебя он вовсе не глупая девчонка.
Ничего себе дружеский разговор, подумала Филиппа.
— Вон идет отец Крамдл, — внезапно сказал Эдмунд.
Филиппа подошла к священнику и представилась. Девушке было приятно, что тот не прятал глаза и вежливо разговаривал с ней. Она оставила Эдмунда с отцом Крамдлом, попросив мальчика делать все, что ему скажет учитель.
— Дылда! Дубовая голова! Ведьма! — прошипел ей в спину Эдмунд.
Филиппа снисходительно улыбнулась и пошла искать оружейника — огромного старика по имени Проктор, у которого был всего один глаз, да и тот все время слезился. Она очень обрадовалась, узнав, что Проктор уже вырезал заготовки для обуви, включая и пару для нее. Филиппа отнесла куски кожи к старой Агнес, которая тут же усадила женщин стачивать башмаки.
И только значительно позже Филиппа вспомнила о побеге. Почему бы нет? Она замерла, сообразив, что весь день вела себя словно хозяйка замка Сент-Эрт. Какая глупость! Она пленница, ее положение хуже, чем у самой последней служанки, и для Дайнуолда она всего-навсего девка…
Филиппа прервала свои размышления, так как заметила стоящего неподалеку Алайна. Тот беседовал с мужчиной, которого девушка здесь раньше не встречала. На ее взгляд, разговор был очень дружелюбный. Затем Алайн передал незнакомцу какой-то сверток, после чего мужчина скрылся за бараками для солдат, а управляющий быстро оседлал лошадь и выехал из крепости. Интересно! Филиппа не раздумывая прошла через зал и примыкающие помещения и оказалась в маленькой комнатушке Алайна.
На стенах висели деревянные полки, на которых хранились пергаментные свитки; рядом лежали связки перьев. На столе — баночки с чернилами и песочницы. На полу под полками валялись книги, у одной из стен стояла узкая кровать, в изножье которой находился большой сундук. Ничего лишнего; очевидно, Алайн и работал, и жил в этой комнатке.
Филиппа взяла пару книг и, устроившись за столом, перелистала страницы. В одной были записи об урожаях за последние три года — планы посевов, цены на зерно, сделки с купцами, а также списки крестьян, работавших на каждом поле. В другую книгу вносились сведения о рождениях, смертях и свадьбах в Сент-Эрте. Филиппа вернулась к первой книге и внимательно ее просмотрела, затем нашла еще одну — с записями о строительстве, что велось в крепости за последние три года под руководством Алайна.
Ей потребовалось всего полтора часа, чтобы установить истину, которую она и подозревала: управляющий Алайн — отъявленный лжец и мошенник. Неудивительно, что Дайнуолду приходится воровать — у него нет денег, так как их крадет Алайн. Почему же хозяин Сент-Эрта не обнаружил обмана? Неужели он не проверял записи своего управляющего?
Филиппа встала и, положив книги на место, покинула маленькую душную комнату. Алайн все еще отсутствовал. Куда же он отправился? Что за человек с ним разговаривал? Что Алайн ему передал? Она не могла ответить ни на один вопрос.
Филиппа вернулась в ткацкую, удостоверилась, что там все в порядке, и отправилась на поиски Круки. Она нашла горбуна в углу зала, где он мирно спал — после весьма сытного обеда, как сообщила ей Марго, неодобрительно покосившись на храпящего шута.
Филиппа подошла к нему и легонько ткнула ногой в ребра. Круки дернулся, открыл глаза и заголосил:
Ах, милый хозяин Сент-Эрта,
Отдаю себя тебе в руки,
Не бей своего преданного Круки,
Как зубастая ведьма, которая…
— Не вздумай продолжать свой шедевр, — пригрозила Филиппа. — Встань, придурок, мне надо с тобой поговорить.
Круки подмигнул ей и, почесывая плечо, поднялся.
— Что угодно, хозяйка?
— “Хозяйка”. Ну что же, это звучит гораздо лучше, чем “девка”.
— Хозяин сейчас в отъезде.
— Знаю. Мне нужна твоя помощь, Круки. Я хочу порасспросить тебя кое о чем, только, пожалуйста, не пой, а ответь мне, как нормальный здравомыслящий человек.
Круки потер ребра:
— У тебя неплохой удар ногой, хозяйка.
— Он будет еще сильнее, если ты меня не выслушаешь.
— Нет-нет, я весь внимание.
Десять минут спустя Филиппа покинула шута, который тут же снова завалился спать. Разговор с Круки дал ей обильную пищу для размышлений; больше всего Филиппу поразил тот факт, что хозяин Сент-Эрта умеет, конечно, читать, но очень медленно и с трудом. Написать же он мог только свое имя, а складывал и вычитал лишь самые простые числа. Правда, глупо этому удивляться: многие мужчины в замке не обладали даже такими знаниями и навыками, не говоря уже о женщинах. Но Дайнуолд, который, несмотря на свое упрямство и высокомерие, отличается умом… Неудивительно, что он так настаивает на занятиях Эдмунда с отцом Крамдлом, — видимо, прекрасно понимает, насколько важно дать сыну образование, если уж сам невежествен…
Увидев въезжавшего во внутренний двор Алайна, Филиппа с грустью напомнила себе, что не имеет здесь никакой власти. Она пленница, а не хозяйка Сент-Эрта.
Ей придется выждать.
К несчастью, во время вечерней трапезы Алайн сам подошел к Филиппе. Очень скоро девушка убедилась в том, что в отсутствие Дайнуолда, но явно с его одобрения, Алайн ведет себя как полновластный господин. Он уселся рядом с ней в кресло Дайнуолда. Довольно долго Алайн не обращал на Филиппу внимания, а затем внезапно повернулся и цинично усмехнулся ей в лицо, словно она была одной из местных шлюх. Филиппа промолчала и, стараясь выглядеть невозмутимой, взяла кусок пирога с голубями — необыкновенно вкусное блюдо, в которое входили также морковь, репа и картофель.
— Вижу, ты украла платье покойной хозяйки?
Та-ак, подумала Филиппа, управляющий пытается спровоцировать меня на ссору, однако в этой игре он не столь силен, как его хозяин.
— Какой ты наблюдательный, — с иронией протянула девушка и одарила собеседника милой улыбкой. — А я-то думала, что ты здесь всего три года! Ведь леди Анна, как я слышала, умерла девять лет назад, вскоре после родов.
Правая рука Алайна машинально сжалась в кулак, смяв кусок хлеба.
— Не надейся, что тебе удастся оскорбить меня, шлюха! Может быть, Дайнуолд и заделает тебе ребенка, но он не станет выделять тебя перед другими. Ты всего лишь одна из многих, как я уже и говорил. Когда он устанет от тебя, то отдаст своим людям. В этом платье ты выглядишь как дурочка — оно тебе мало, твои груди выпирают самым бесстыдным образом, а ноги похожи на палки.
— Все же это лучше, чем ходить без одежды.
— Да уж! Мы видели, как он разорвал на тебе платье, а потом понес к себе в кровать. Должно быть, ты сильно рассердила хозяина. Ну что, Дайнуолд насиловал тебя, пока ты не закричала? А может, ты молчала и наслаждалась, чувствуя, как он разряжается внутри тебя?
— Нет, не наслаждалась, — сделав вид, что хорошенько обдумала ответ, спокойно произнесла Филиппа.
Алайн засмеялся, макнул кусок хлеба в жирный соус на тарелке и отправил его в рот.
— Ты весьма жалко смотришься в кресле хозяина, — заметила Филиппа, выразительно оглядывая его отвислые щеки. — Оно для тебя чересчур большое и громоздкое — или это ты слишком маленький и толстый для такого места. — Филиппе показалось, что Алайн сейчас выплюнет хлеб ей в лицо, но он все-таки дожевал его и проглотил.
И тут она увидела, как изменилось выражение его глаз: очевидно, управляющий понял, что выбранная им тактика не приведет к желаемому результату, и приготовился к решительным действиям. Филиппа терпеливо ждала.
— Мы спорим о пустяках, — наконец сказал Алайн. Голос его был спокоен, от недавнего гнева не осталось и следа: управляющий говорил как разумный человек, а не рассвирепевший зверь, готовый загрызть ее, как это было мгновение назад. — Чтобы спасти свою жизнь, Филиппа де Бошам, ты должна покинуть Сент-Эрт, пока еще есть время. Я помогу тебе вернуться к отцу, но ты должна уехать до возвращения Дайнуолда.
Алайну нужно, чтобы она исчезла отсюда. Почему? Сейчас она действительно представляла для него нешуточную угрозу, потому что обнаружила его обман, но ведь Алайн не мог об этом знать! Тогда почему?
— Даже и не знаю… Вообще-то я подумываю остаться здесь и выйти замуж за хозяина Сент-Эрта. Он человек стоящий и мужчина видный. Что ты на это скажешь, Алайн? — медленно проговорила Филиппа и сама поразилась собственным словам. Тем не менее девушка решила не отрекаться от сказанного.
Лицо Алайна исказил гнев — и что-то еще, что-то неуловимое и пугающее…
— Я прикажу выпороть тебя, девка, — тихо сказал он. — Я даже сам не прочь взяться за кнут. Господи, как мне этого хочется! Одно удовольствие посмотреть, как твои нахальные груди дернутся верх и вниз, когда ты завопишь во всю глотку в тщетной попытке избежать ударов, — а потом исполосовать твою спину до крови!
Эдмунд вдруг поднялся и подошел поближе, прислушиваясь к их разговору.
— Ты этого не сделаешь, Алайн! Не посмеешь! Если только Дайнуолд узнает, что ты… — Филиппа осеклась и прикусила нижнюю губу. Девушка чуть было не выдала себя, едва не сказав, что Алайн вор и предатель, если не хуже.
Круки, лежавший на полу возле кресла Алайна, поднялся и встал по другую сторону Филиппы. Он сладко зевнул, выразительно посмотрел на управляющего и сплюнул на пол.
Алайну это явно не понравилось. Он злобным взглядом сверлил Эдмунда, который в этот момент удивительно напоминал маленького бойцового петушка.
— Мальчишка не сможет защитить тебя, девка, так же как и полоумный шут, — прошипел управляющий. — Круки здесь ничто, Дайнуолд держит его только для забавы. Что же ты замолчала, шлюха? Ты ведь хотела в чем-то обвинить меня? Оболгать?
— Меня зовут Филиппа де Бошам, и я леди. А ты полное ничтожество.
— Ты такая же леди, как этот дурак — поэт! Ты всего лишь глупая тщеславная потаскуха! — выкрикнул Алайн; внезапно он размахнулся и ударил ее по лицу. Голова Филиппы запрокинулась, на глаза набежали слезы. Пальцы Алайна были испачканы в чернилах, и девушка отрешенно подумала, что управляющий давно не мылся.
— Дешевая дрянь! — Алайн снова занес руку, но тут, к огромному удивлению Филиппы, его кресло покачнулось, затем наклонилось назад и с грохотом опрокинулось — естественно, вместе с управляющим, который к тому же пребольно ударился головой о спинку.
Прижав ладонь к пылающей щеке, Филиппа молча смотрела вниз. Рядом с распростертым на полу Алайном стоял Эдмунд и, скрестив руки на груди, от души хохотал. В огромном зале воцарилась тишина.
Трясясь от ярости, Алайн вскочил на ноги.
— Ты, проклятый маленький придурок! Я изобью тебя до полусмерти! — закричал он и потянулся к мальчику.
В одно мгновение Филиппа подлетела к Эдмунду и загородила его.
— Клянусь, если ты к нему прикосн<