|
В животе беременной женщины разговаривают двое младенцев. Один из них – верующий, другой – неверующий
Неверующий младенец: Ты веришь в жизнь после родов?
Верующий младенец: Да, конечно. Всем понятно, что жизнь после родов существует. Мы здесь для того, чтобы стать достаточно сильными и готовыми к тому, что нас ждет потом.
Неверующий младенец: Это глупость! Никакой жизни после родов быть не может! Ты можешь себе представить, как такая жизнь могла бы выглядеть?
Верующий младенец: Я не знаю все детали, но я верю, что там будет больше света, и что мы, может быть, будем сами ходить и есть своим ртом.
Неверующий младенец: Какая ерунда! Невозможно же самим ходить и есть ртом! Это вообще смешно! У нас есть пуповина, которая нас питает. Знаешь, я хочу сказать тебе: невозможно, чтобы существовала жизнь после родов, потому что наша жизнь – пуповина – и так уже слишком коротка.
Верующий младенец: Я уверен, что это возможно. Все будет просто немного по-другому. Это можно себе представить.
Неверующий младенец: Но ведь оттуда ещё никто никогда не возвращался! Жизнь просто заканчивается родами. И вообще, жизнь – это одно большое страдание в темноте.
Верующий младенец: Нет, нет! Я точно не знаю, как будет выглядеть наша жизнь после родов, но в любом случае, мы увидим маму, и она позаботится о нас.
Неверующий младенец: Маму? Ты веришь в маму? И где же она находится?
Верующий младенец: Она везде вокруг нас, мы в ней пребываем и благодаря ей движемся и живем, без нее мы просто не можем существовать.
Неверующий младенец: Полная ерунда! Я не видел никакой мамы, и поэтому очевидно, что ее просто нет.
Верующий младенец: Не могу с тобой согласиться. Ведь иногда, когда все вокруг затихает, можно услышать, как она поет, и почувствовать, как она гладит наш мир. Я твердо верю, что наша настоящая жизнь начнется только после родов. А ты?
Неверующий младенец немножко пососал большой палец левой руки — он всегда так делал в минуты задумчивости, его брат тем временем кротко улыбался каким-то своим добрым и торжественным мыслям. Наконец, Неверующий прервал молчание:
— Знаешь, для меня не существует таких понятий как «верю», «не верю». Действительно, некоторые признаки говорят о том, что наш мир гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, но прежде чем говорить о каких-либо «мамах» и прочей ерунде, мне нужны более очевидные факты, чем твоя вольная интерпретация колебаний стенок матки и доносящихся из-за них звуков. Ты видишь разумную деятельность в обычных явлениях природы.
— Природы? — еще шире улыбнулся Верующий младенец, — Ты называешь бессмысленной природой то, что на самом деле есть добрая и любящая мама!
Неверующий поморщился. Он ненавидел, когда его брат, которого он про себя считал существом недалеким, переходил на свой высокопарный тон.
— Любящая?! Ну, это уже вообще перебор. Как ты можешь наделять такими антропоморфными качествами как любовь и доброта некое потустороннее существо, которого ты даже никогда не видел?
— Как ты не поймешь, что мама — это никакое не потустороннее существо? — грустно покачал головой Верующий, — мама любит нас и желает нам счастья. Это очевидно!
— Ну да, мама любит, поет, гладит матку снаружи руками. Стало быть, у нее все такое же, как у нас? Руки, ноги, голова…
— Ну конечно. На самом деле мы — ни что иное, как повторение мамы, ее образ и подобие…
— О! Это интересно, — оживился Неверующий младенец, — а где у нас матка? Я бы хотел проверить — может быть, у нас там тоже завелся кто-нибудь…
— Напрасно ты так, — Верующий погрустнел.
Но его оппонент никак не унимался:
— Погоди-ка! А куда ведет мамина пуповина? Возможно, у нее тоже есть мама, а у той — еще одна мама и так до бесконечности!
— Нет. Мама — одна единственная, — терпеливо объяснил Верующий, — У мамы нету пуповины и нету своей мамы. Мама существовала до начала времен и будет существовать вечно…
— Стоп! — перебил Неверующий, — Как это — нету пуповины? А как же она питается? Ртом?
Верующий сделал глоток околоплодных вод и помедлил, понимая, что ему предстоит объяснить этому недотепе кое-что трудное для понимания.
— Маме не нужно питаться, — произнес он с расстановкой, — она сама и есть источник всей пищи в матке и за ее пределами. Я скажу тебе больше: мама — создатель всего сущего, начало всех начал, она положила пределы миров, сотворила внутри себя матку и наполнила ее околоплодной жидкостью. В конце концов, она сотворила нас и поселила в этот мир — внутри матки. Мама — абсолют! — наконец изрек Верующий торжественным тоном.
— Абсолюууут!? — протянул Неверующий.
— Абсолют.
— Что это значит?
— Это значит, что мама — совершенно всемогущее, совершенно доброе, всеведущее и вечное существо.
— Ты ведь только что сказал, что мама такая же, как мы! — в словах Неверующего была откровенная издевка.
— Мы являемся отражением, образом мамы, в каждом из нас крошечная ее частичка — вот что я имел в виду.
— Начинается! Говорил одно, а потом вдруг «имел в виду». Вообще — откуда ты все это взял? Где доказательства?
— Я знал, что такому цинику как ты обязательно потребуется доказывать то, что очевидно для любого. Но изволь, у меня целых три источника доказательств…
— Я весь — внимание.
— Во-первых, я пытаюсь понять ту информацию, которую мама пытается донести до нас, когда поет, говорит, трогает матку, пукает, урчит животом, дышит и стучит сердцем. В этом всем определенно есть послание для нас, которое мы просто должны правильно расшифровать.
— И тебе, разумеется, это удалось…
— Ну, было бы слишком смелым с моей стороны утверждать, что я понял все… Мамины послания можно постигать бесконечно, потому что они — плод бесконечной мудрости мамы, но, пока ты изобретал новые способы толкаться и сучить ногами, я, как ты мог заметить, большей частью прислушивался и осмысливал услышанное. Истина, открывшаяся мне, удивительна. Все мамины послания я бы разделил на две большие группы: знамения и откровения. Знамения…
— Ну смысл понятен, — Неверующий вдруг испытал приступ необъяснимого раздражения, — допустим, в этом что-то есть, хотя я лично сомневаюсь. Но где гарантия, что ты понял все правильно? Почему я должен верить тебе на слово?
— Естественно, мне трудно объяснить тебе в двух словах — чтобы постичь весь метод, требуется затратить хотя бы часть того времени, которое ушло на это у меня. Впрочем, некоторые очевидные моменты ты мог бы осознать и без моего участия. Возьмем, хотя бы, мамины песни, особенно ее любимую, часто звучащую в последнее время, где рефреном повторяется «Нас не догонят! Нас не догонят!» Даже ты своим не склонным к сосредоточенности умом способен понять, что здесь содержится нравственный посыл, призыв отбросить страх перед родами и обещание стремительного и жизнеутверждающего движения к новому миру. В то же время, мотив погони, преследования должен навести тебя на мысль о том, что путь этот тернист и…
Неверующий перебил брата:
— Послушай, даже упоминание об этой какофонии, которую ты называешь «песней» у меня вызывает головную боль. Давай не будем об этом. Ты что-то говорил о методе, который позволяет тебе интерпретировать так называемые «мамины послания»…
— Когда-нибудь ты научишься любить и принимать любые проявления мамы с душевным трепетом и благодарностью. По крайней мере, я надеюсь на это. Метод, о котором ты говоришь, повторяю, не изложить в двух словах, но основная мысль там та, что сами мамины послания гласят, что они поняты мною правильно…
На этот раз Верующего перебил приступ икоты, который неожиданно напал на его собеседника. Придя в себя, Неверующий младенец покачал головой и сказал, с трудом скрывая сарказм:
— Ладно, продолжай. У тебя, кажется, было еще два метода?
— Невеждам свойственно презирать то, чего они не в силах понять, — миролюбиво произнес Верующий, — впрочем, кто может судить ближнего, кроме мамы? Мне только немного грустно за тебя…
— Да, есть еще некоторые способы, — продолжал он после паузы, — На первом из них я не стану заостряться, потому что заранее предвижу твою реакцию. Суть этого метода в том, что помимо доступных для чувственного восприятия посланий мамы, существуют еще и недоступные… Точнее — доступные не для каждого…
— Ага. В принципе понятно — ты способен получать еще некие нечувственные сигналы от мамы, а я — нет. Но где критерий? Чем ты так уж принципиально отличаешься от меня?
— Отличий, в общем-то, достаточно, но не все они будут для тебя понятны. Видишь ли, тому, кто не верит в маму, не признает абсолюта, наконец — не любит ее и не старается соответствовать ее ожиданиям, этот способ постичь маму закрыт. Только путем духовного очищения… — Верующий младенец неожиданно замолчал, решив, что пафос в данном споре останется не востребован.
Неверующий не стал дожидаться продолжения:
— Ладно, с этим ясно. Что за третий метод?
— Третий метод, — оживился Верующий, — тебе будет понятнее всего. Вот взгляни вокруг себя…
— Куда смотреть? Темно ведь, как в… — он так и не сумел подобрать аналогии.
— Нет, ну я образно говорю. Давай рассмотрим наш мир — матку, плаценту, пуповину. Здесь тепло, кругом приятная околоплодная жидкость, через пуповину постоянно поступает пища и кислород. Подумай — разве может такой мир возникнуть ниоткуда. Ведь все в нем — буквально все до последних мелочей создано для нашего блага. Разве ты не осознаешь великого маминого замысла в нашем совершенном и прекраснейшем мире?
— Ага! Только вот когда начинается этот мерзкий ультразвук, хоть на стенки матки карабкайся! — проворчал Неверующий, — Это тоже замысел твоей мамы?
— Твое неверие порождает нетерпимость, гордыню и эгоизм. Как ты не можешь понять, что замысел мамы — подготовить нас к вечному и несоизмеримо более комфортному существованию после родов! И с этой целью она уготовляет нам испытания, дабы мы добровольно отвратились от зла и вошли в новый мир с чистыми помыслами.
— Не знаю как у тебя, но мои помыслы после каждого сеанса УЗИ только мрачнеют. А что ты скажешь о чесноке? Это тоже упражнение по очистке помыслов? У меня каждый раз возникает желание родиться преждевременно, когда я ощущаю чеснок.
— Упаси тебя мама! Это было бы величайшей ошибкой. Видишь ли, чеснок, как и другие источники дискомфорта — это происки злых сил, — Верующий терпимо относился к УЗИ, но чеснока тоже не любил, — Они пытаются совратить тебя с истинного пути, и, увы, я должен признать, что пока — довольно успешно.
— Злые силы?! — удивлению Неверующего не было предела, — Это еще что такое? Откуда? Их тоже мама создала?
— Долго объяснять, — было заметно, что Верующий предпочел бы уйти от ответа, — Мама тут ни при чем. Есть силы, отвергнувшие ее, которые пытаются развратить нас, заставить отказаться от мамы, предать ее. От них — все зло в этом мире: темнота, УЗИ, вкус чеснока в околоплодных водах…
— Стоп, стоп, стоп! Про чеснок — было, но насчет УЗИ ты сказал, что таким образом мама испытывает нас! Никаких злых сил там не предполагалось.
— Верно, — неожиданно без сопротивления согласился Верующий, — злые силы не могут действовать без ведома мамы. Но в том то и состоит ее мудрость, что она позволяет злым силам искушать нас ровно настолько, насколько мы в состоянии сопротивляться. В ком ослабевает вера, тот попадает во власть злых сил.
— Что-то тут не сходится, — с сомнением протянул Неверующий, — Если мама — всеведущий абсолют, как ты говоришь, то как она может не знать заранее, поддамся я злым силам или нет? А если знает, стало быть, мне ничего не угрожает: мама остановит злые силы именно в тот момент, когда я буду готов им, эээ… поддаться. Да и что означает это «поддаться»? Поддаться УЗИ? Полюбить чеснок? Искушение — так себе, прямо скажем. Кажется, мне это не грозит.
Верующий ответил после некоторой паузы. Для него было очевидно, что его брат уже давно и безнадежно находится во власти злых сил, но объявлять ему об этом он не решался.
— Ты не совсем прав, — он решил говорить намеками, — Злые силы постоянно пытаются овладеть тобой. Вот когда вчера ты толкнул меня локтем прямо в глаз — это был определенный признак… Все не так просто, как кажется. От мамы нам достался великий дар свободной воли. Никто — даже сама мама — не может тебя заставить встать на сторону добра или зла. Только ты сам.
— Если бы у меня действительно была свободная воля, — снова возразил Неверующий, — я бы предпочел вообще никогда не рождаться. Если же твой завлагалищный мир так хорош, почему бы тебе не отправиться туда прямо сейчас?
Верующий младенец в ужасе отшатнулся от него, насколько позволяли тесные стенки матки.
— Нельзя!
— Отчего же?
— Мы должны прожить нашу жизнь и доказать, что достойны лучшего мира! В этом состоит великий замысел мамы! Только мама может решать — когда тебе пора родиться.
— Запутался я совсем. Если мама все это придумала и создала из ничего, то зачем все так усложнять? Если есть лучший мир, то зачем была нужна эта наша матка, амниотическая жидкость, пуповина? Она могла бы — вжик — и создать нас уже готовыми, достойными этого лучшего мира. И, кстати, безо всяких злых сил и непонятной борьбы. Зачем это все — можешь сказать?
— Видишь ли, без свободной воли ты был бы не человек, а невесть что — неодушевленный предмет. В этом милость мамы — свобода воли делает нас разумными существами, осознанно выбирающими свой путь. Но свободная воля — это опасный дар. Чтобы доказать, что ты достоин лучшего мира, ты должен пройти весь жизненный путь в утробе и добровольно выбрать путь спасения. Тогда в лучшем мире ты будешь желанным гостем и мама примет тебя в свои объятья.
— Погоди-ка, — внезапно встрепенулся Неверующий, — а если не смог доказать, тогда что же? Мама примет меня в лучшем мире без всякого удовольствия?
— Увы, брат мой, — произнес Верующий младенец неожиданно тихо и торжественно, — для тех, кто выбрал путь погибели, роды не станут желанным избавлением от тьмы…
— То есть как это? — Неверующий терпеть не мог, когда его называли «брат мой», но от серьезного и даже зловещего тона оппонента мурашки пробежали у него по спине.
— Как именно — того нам знать не дано. Но вместо лучшего мира ты попадешь в куда худший, где злые силы будут вечно тебя терзать. Никогда не увидишь ты маму, и никогда она не приласкает тебя.
— Это какой-то абсурд. Если мама хочет, чтобы я отвратился от злых сил, то пусть она мне прямо и недвусмысленно об этом скажет. Я тут же отвратюсь… отвращусь… Зачем все эти игры? Почему я должен догадываться или верить во что-то, что можно просто показать, чтобы я не сомневался.
— Если бы ты был чуть серьезнее, когда я пытался рассказать об откровениях, тебе бы стало понятно, что мама непрерывно и более чем недвусмысленно говорит тебе об этом. Имеющий уши — да услышит!
Последние слова Верующего сопровождались проникновенной вибрацией глубоко убежденного в своих воззрениях младенца. Какое-то постороннее и непривычное чувство помешало Неверующему, как обычно, поднять их на смех. Вчера под вечер, в самом деле, из-за устья матки раздавались какие-то подозрительные хлюпающие звуки, в то время как всю матку необычно сильно раскачивало и толкало. Может, это природное явление и не было пресловутым «откровением», но чем-то же это было. А эти загадочные звуки, доносившиеся сверху… Голос мамы?.. Кто знает?
По-видимому, Верующий почувствовал колебания своего оппонента и решил усилить нажим:
— Давай посмотрим на вещи вот с какой стороны: ты веришь в вечную пустоту и небытие после родов…
— Ни во что я не верю, — вяло огрызнулся Неверующий, — просто предполагаю самое очевидное объяснение, за неимением других данных.
— Пусть так, пусть так. Но представь себе, а что если ты неправ? Что если из-за твоего упрямства и гордыни ты отвергаешь драгоценный дар вечного блаженства, а взамен получаешь постоянную тьму, наполненную чесноком, ультразвуком и непрерывными пинками со всех сторон?
Неверующий не стал задавать напрашивающийся вопрос: откуда известны такие подробности — ответ был очевиден.
— Знаешь, — сказал он, — мне просто кажутся несерьезными все эти твои кривлянья. Если бы мама даже существовала в таком смысле, как ты это преподносишь, трудно предположить, что устройство ее мира столь примитивно. А ведь совершенно непонятно даже — откуда взялась эта мама, и какие цели она преследует.
— Какие цели преследует милость и любовь? Никаких. Вот, положа руку на сердце, признайся (на секунду отбросим твои представления об объективности), что бы ты предпочел, если бы мог выбирать: пустоту и безмолвие равнодушной к тебе «природы» или столь «примитивную» для тебя маму и вечную радость, избавление от несчастий, болезней и тьмы?
Его товарищ ушел от прямого ответа:
— Знаешь, мне кажется, что перед лицом мироздания, — он намеренно не стал говорить «природы», — мое мнение не имеет никакого значения. Есть ли мама, нет ли ее — помыслы ее все равно недоступны пониманию. Существование или отсутствие мамы никак не окажет влияния на мою жизнь.
— Вот в этом ты катастрофически ошибаешься! — Верующий не пытался скрыть раздражения, — Неужели все мои слова ты пропустил мимо ушей?!
— Да нет, я имею в виду… Я понимаю, что ты хотел сказать, но… Что я могу поделать с собой и своей жизнью? Вот рожусь — тогда будет видно.
— Тогда будет поздно! Ты что, забыл, что я рассказал о пути спасения, об отказе от зла, о принятии мамы в свое сердце?!
— О принятии в сердце, признаться, что-то не припомню. А что касается зла, то поверь, никакого зла я на тебя не держу, а за глаз извини — нечаянно. Разве этого недостаточно, чтобы маме не за что было меня наказывать?
— Послушай, дружище, я точно знаю, что без смирения перед мамой и покаяния тебе ничего не светит в завлагалищном мире. Подумай, разве тебя убудет, если ты признаешь свои грехи и попросишь у мамы прощения? Что ты теряешь, в конце концов?
— Да какие грехи то?! — про себя Неверующий был согласен, что его вовсе не убудет.
— Наивный, ты полагаешь, что безгрешен! А вот скажи, когда ты в последний раз мочился прямо в околоплодные воды?
— Это что — грех?! Да ведь как же без этого? Что может быть естественнее?!.. Да ты и сам мочишься постоянно!
— Да, увы, никто не свободен от греха, потому что человек слаб перед лицом искушения злых сил. И именно поэтому единственной надеждой на спасение для нас является бесконечное милосердие мамы. Как же она сможет помиловать тебя после родов, если ты даже не попросил у нее прощения ни разу?
— А ты просил у нее прощения?
Верующий улыбнулся:
— Я делаю это по три раза в день, а со временем, думаю, стану делать еще чаще. Да и как иначе? Ведь чем больше времени между покаяниями, тем больше грехов накапливается и труднее получить за них прощение.
— Хм… А как ты это делаешь-то?
— Это совсем не сложно. Нужно выплюнуть всю жидкость, закрыть глаза и рот, взять себя руками за стопы и про себя произнести следующее…
— Знаешь, это уже слишком. Ты не мог придумать менее дурацкого ритуала?
— Как ты не можешь понять, что я ничего не придумываю? Нет ничего такого в этом ритуале, чего я не узнал бы непосредственно от мамы, и если бы ты был хоть немного смиреннее, для тебя тоже не составило бы труда…
— Нет, уволь, это уже какая-то полная ерун…
Договорить он не успел. Стенки матки неожиданно пришли в движение. Это не было похоже ни на что, с чем младенцам приходилось сталкиваться за всю жизнь. Матка резко уменьшилась в размерах так, что братьев прижало друг к другу, лишив возможности продолжать спор.
Через десять секунд, показавшихся целой вечностью, матка вернулась в исходное состояние. Первым пришел в себя Неверующий:
— Что это было? Эй! Ты живой там?
Верующий младенец ответил через некоторое время:
— Прости, я тут… был немного занят. А на что это, по-твоему, похоже? Потрогай вот здесь.
— Где?
— Давай руку… Вот тут — под нами. Чувствуешь?
— Что это?
— Это устье матки. Оно расходится.
Для осознания происходящего Неверующему младенцу потребовалось еще несколько секунд.
— Роды?
— Они. Это была первая схватка.
— Ну что ж. Вот и конец, — Неверующий обреченно пощупал плаценту, как будто стараясь запомнить окружающую обстановку перед дальней дорогой.
— Для кого как, — многозначительно произнес Верующий.
— Ты… Уже?.. Ну, это…
— Да.
Еще несколько секунд прошло в молчании.
— Так как, ты говоришь, надо взяться руками?
— Вот тут, снаружи — вдоль бедер… Прижми колени к животу. Да… И за стопы с внешней стороны. Жидкость не забыл выплюнуть?
— М-м.
— Правильно. Теперь повторяй про себя: Мама моя, окружающая меня со всех сторон…
|