Брюс Кэмерон
Хозяин собаки
Тот, кто не предаст. Люди и их питомцы –
Текст предоставлен издательством https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=22564037&lfrom=159481197
«Хозяин собаки»: Э; Москва; 2017
ISBN 978‑5‑699‑93501‑7
Аннотация
Брюс Кэмерон замахнулся на поистине сложную вещь – показать процесс одомашнивания волка. И ему, надо признать, это удалось: книга «Хозяин собаки» способна не только поразить воображение, но и тронуть душу.
Эпоха палеолита – страшное и жестокое время, и Мор, изгнанный из сурового племени охотников, знает об этом не понаслышке. Он с трудом находит убежище, чтобы согреться и выжить, и обнаруживает в нем раненую волчицу с волчатами. Так у человека, обреченного на смерть, появляется друг – собака. Теперь Мору предстоит обучить ее премудростям охоты. А тем временем старое племя идет по его следу, а значит, он и его собака в опасности.
Брюс Кэмерон
Хозяин собаки
W. Bruce Cameron
The Dog MASTER
© Красовская Я., перевод на русский язык, 2017
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Ровно в девять утра охранники в форме разом захлопнули все входные двери, и по лекционной аудитории пронеслось эхо. Охранники удовлетворенно ухмылялись: по большому счету их обязанности по поддержанию порядка ограничивались тем, чтобы терпеть непоседливых студентов, а потому ежегодный ритуал запирания дверей дарил им мимолетное ощущение победы над хаосом.
Грохот захлопнувшихся дверей оборвал разговоры, и притихшие студенты, рассевшиеся на расположенных уступами скамьях, с любопытством вытянули шеи в сторону выхода. В тот же миг в запертые железные двери отчаянно забарабанили, но вскоре громыхание смолкло: охранники, дежурившие в коридоре, разъяснили опоздавшим, что лекция уже началась, и попросили покинуть помещение.
Первая лекция для первокурсников, первый день первого семестра. Опоздавших не пускали.
Добро пожаловать в университет.
Профессор Джеймс К. Морби – за глаза его называли «Морби‑гробовщик», ошибочно полагая, что он об этом не знает, – вышел из тени и быстрым шагом направился к кафедре. На нем был синий костюм с иголочки, белоснежная рубашка и туго затянутый галстук. Этот наряд профессор носил в течение всей первой недели первого семестра, после чего возвращался к привычным для него джинсам и бейсболке. И строгий костюм, и аккуратно приглаженные волосы, и гладко выбритые округлые щеки, и суровый взгляд карих глаз – все служило определенной цели. На хорошо отрепетированный спектакль для вчерашних школьников, которых предстояло преобразить в студентов университета, Морби отводил три лекции в течение первой недели.
– Вас рассадили в определенном порядке, чтобы я мог обращаться к вам по имени, – сказал он в микрофон и выдержал паузу.
Первокурсники в смущении переглянулись и принялись спешно пересаживаться. Кто ж знал, что план рассадки – не шутка?
Морби заметил пустующий ряд и взглянул на экран ноутбука.
– Таким образом, если мне понадобится мистер Брош… Мистер Брош? Кевин Брош? Вы здесь? Похоже, что нет. Но если бы вы были здесь, я бы знал, куда смотреть, чтобы обратиться к вам.
Морби помолчал и мысленно представил себе лицо Кевина Броша, которому сообщили, что профессор вызывал его во время лекции. Мистер Брош больше не пропустит ни одного занятия.
Аудитория притихла, переваривая его слова. Морби знал, что первокурсники, вовремя явившиеся на лекцию – кто в силу чувства ответственности, а кто и просто случайно, – сейчас втайне гордятся собой. Ничего, вскоре их самодовольство улетучится.
Почти весь уик‑энд свежеиспеченные первокурсники осваивались в новой обстановке, а в воскресенье вечером, когда родители со слезами на глазах простились и уехали, они окончательно распробовали вкус свободы и упивались ею до самого утра. Сонными глазами, мутными от похмелья и недосыпания, взирали они на Морби. Позади ночь кутежа и распутства. Еще бы, ведь высшее образование уже практически у них в кармане.
Морби предстояло выбить это ошибочное представление из юных голов. Он читал единственную потоковую лекцию для всех первокурсников и единственный из всех преподавателей брал с места в карьер, пока остальные надиктовывали списки литературы в ожидании, когда Морби‑гробовщик сделает свое дело.
– Итак, к следующему занятию прочесть первые пять глав по теме «верхний палеолит». – Десятки страниц, в школе и на неделю столько не задавали! – Контрольная работа в среду. В пятницу сдать рефераты.
Детки были умненькие, иначе они бы тут не сидели. Но слушать курс Морби по ранним представителям рода Homo было все равно что прыгать с вышки в бассейн, не умея плавать. В среду утром перед головоломной контрольной работой они придут в отчаяние, а к вечеру запаникуют из‑за оценок. Ученый до мозга костей, Морби десять лет отслеживал результаты первой контрольной работы и гордился отрезвляющими итогами: семьдесят пять процентов учащихся пролетят, как фанера над Парижем, двадцать – с трудом наскребут на «троечку», и с пяток счастливчиков чудесным образом напишут на «четверку».
За всю историю курса никто ни разу не написал первую контрольную на «пять». Да и сам Морби сомневался, что осилил бы эти каверзные вопросы.
Обливаясь холодным потом при мысли, как сообщить родителям, что их вытурили из университета, первокурсники засядут за рефераты с пылом новообращенных. В среду и четверг пьяных студентов в студгородке будет на порядок меньше.
– К вопросу о рефератах. Долгое время считалось, что ранние Homo вели мирное существование, не вступая в конфликты с другими представителями своего рода. Однако за последние годы сформировалась альтернативная точка зрения, согласно которой доисторический человек обладал не менее жестоким и воинственным нравом, чем наши с вами современники. – Морби оглядел аудиторию: подавляющее большинство студентов погрузились в состояние глубокой летаргии. – Объем реферата – две с половиной тысячи слов. Приведите аргументы в поддержку одной из двух точек зрения: какими были наши предки – мирными или воинственными? Не важно, какую теорию вы решите отстаивать. Главное, будьте последовательны, цитируйте надежные источники и ни в коем случае не списывайте.
Несмотря на последние слова и на предостережение об уголовной ответственности за плагиат, жирным шрифтом выведенное на форзаце учебников, Морби знал, что в следующий понедельник как минимум двум из десяти студентов, получившим обратно красные от исправлений рефераты, будет грозить испытательный срок. Воспитанные в традициях «скопировать и вставить», эти ребята искренне не понимали, что значит «нарушение интеллектуальной собственности».
Публичное обвинение в плагиате считалось большим унижением, однако благодаря чувству благоговейного ужаса, которое вселяла в первокурсников эта перспектива, проблема списывания в университете, где преподавал Морби, стояла не так остро, как в других, менее взыскательных вузах.
К концу семестра упоминание об испытательном сроке будет стерто из личных дел, а отвратительные оценки за первый реферат сгладятся на фоне огромного количества последующих рефератов и проверочных работ, составленных с академической, а не воспитательной целью.
– Итак. Последнее крупное оледенение, начавшееся около тридцати тысяч лет назад, – на экране позади Морби вспыхнул слайд с изображением карты восточного полушария, – без сомнения, наиболее драматичный период в истории нашего вида. Нынешние изменения климата ничто в сравнении с тогдашними перепадами температур! На смену умеренному климату приходило время, когда лед не таял даже в летние месяцы. Надвигающиеся ледники сокращали площадь лесов, что вынудило наших предков выйти на открытые равнины, где они охотились и нередко сами служили добычей.
На экране появился новый слайд: изображение гигантского, размером с медведя, пещерного льва, готового к прыжку. Хищник напоминал африканского льва, но был весь покрыт косматой серой шерстью.
– Посмотрите, какая громадина! Судя по найденным скелетам животных того периода, это были настоящие чудовища в сравнении с современными представителями своих видов. Нашим предкам не только приходилось драться за добычу с такими свирепыми хищниками, как львы, волки и медведи, но и удирать от них. Неудивительно, что средняя продолжительность жизни была крайне мала – тридцать‑тридцать три года. Многие не доживали до вашего возраста.
Мало‑помалу студенты включались в работу.
– Еще нам приходилось тягаться вот с этим товарищем. – На экране возникло изображение неандертальского человека. – Присмотритесь хорошенько. Ростом не выше нашего, зато куда мощней, сильней, с более развитым мозгом. И тем не менее мировое господство оказалось в наших руках, хотя по всем признакам доминировать должны были бы потомки неандертальцев. Почему мы вырвались вперед? Перефразируя Фолкнера, что помогло нам выстоять и победить?
Морби, поставив любимый слайд, со знающей улыбкой обернулся, ища глазами своего ассистента, Томми. Однако место Томми пустовало. Улыбка Морби дрогнула. Странно, что Томми сегодня нет. Профессор пожал плечами и взглянул на слайд – красочную фотографию с изображением недавно обнаруженных наскальных рисунков, принадлежащих к ориньякской культуре. В неразберихе линий, оставленных поколениями художников, проступали очертания лосей, оленей и разъяренных львов, смешавшихся в дикой погоне друг за другом. Посреди этого хаоса выделялся главный, центральный рисунок: изображение человека, по всей видимости, державшего в руках поводок, ведущий к ошейнику красного цвета на шее огромного представителя семейства собачьих. Прирученного волка.
– На этот счет у меня есть собственные теории, – продолжил Морби с благоговейным трепетом в голосе.
Здесь они с Томми, как правило, снова заговорщицки переглядывались, а студенты, опустив глаза на обложку учебника, в изумлении вскидывали брови, заметив фамилию и инициалы Морби.
Теперь им придется читать учебник от корки до корки, ведь экзамен будет принимать сам автор. Им придется сосредоточиться и вникать в смысл написанного, отчего многие всей душой возненавидят предмет и, встретив в тексте упоминания о теории Морби, той самой, на которой зиждется его научная карьера, не придадут ей должного значения.
– У нас нет письменных источников о том времени, когда на долю человечества выпали суровые испытания. Мы лишь можем строить предположения на основании ограниченных палеонтологических данных. Разве мы отыскали останки представителей всех видов, обитавших в то время на суше и на море? Вряд ли. Можем ли мы описать, каким был ландшафт до того, как измениться под влиянием ледников? Нет. Одно мы можем сказать с уверенностью: люди, населявшие землю в то время, не отличались от нас. Их мозг не отличался от нашего. Да, ростом они были пониже, и продолжительность жизни у них была меньше нашей, однако нет оснований полагать, будто они не могли общаться между собой. У них просто не было языковых символов, по крайней мере таких, которые сохранились бы до наших дней. Когда будете читать о том, как жили доисторические люди, помните: мы – их прямые потомки.
В этот момент случилось небывалое: входные двери распахнулись, и в аудиторию, как шериф с ордером на обыск, ворвался Томми. Не обращая внимания на обалдевших первокурсников, привставших из‑за столов, чтобы получше рассмотреть, кто так бесцеремонно прервал занятие, Томми решительно зашагал по проходу. Глаза у него горели.
У Морби перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось. Томми прочел вопрос в его лице и радостно закивал, в два прыжка преодолев ступеньки, ведущие на сцену. Оказавшись у кафедры, Томми закрыл рукой микрофон. По аудитории пробежал шепоток.
– Я только что говорил с Бошаном, – начал Томми с плохо скрываемым торжеством в голосе.
– Ее нашли, – шепнул Морби, и холодок пробежал у него по спине.
Томми радостно закивал.
– Да. Нашли, – подтвердил он.
Наставник и последователь молча уставились друг на друга, изумленные новостью. Вспомнив о лекции, Морби медленно повернулся к слушателям. Томми убрал руку с микрофона.
– Дамы и господа, это мистер Рукер, мой ассистент. Он продолжит лекцию и в течение следующих двух недель будет вести занятия. У меня появилось неотложное дело. Мне нужно успеть на самолет.
* * *
Через семьдесят два часа Морби склонился над раскопанным участком. Земляной пласт был убран, являя взгляду скрытые под ним сокровища. Рядом с Морби стоял Бернар Бошан, его давний приятель и соратник, и студент Бошана, выпускник по имени Жан‑Клод. Перед ними лежал мужской скелет вида Homo sapiens, тщательно очищенный аккуратными движениями кисточек. Кости прекрасно сохранились – редчайшая находка! Должно быть, много тысяч лет назад этого человека погребли с большим почетом и любовью.
Однако самым удивительным было то, что покоилось рядом с человеческими останками: огромный волчий скелет, размерами превосходящий любого из волков, виденных Морби. Позже углеродный анализ подтвердит догадку профессора: человек и волк были погребены вместе.
Морби плакал, как младенец. Бошан подхватил своего американского коллегу под руки.
– Ты был прав, друг мой.
Жан‑Клод, на вид не старше первокурсников, оставленных Морби на попечение своего ассистента, привез профессора к месту раскопок, зная только то, что этот американец – закадычный приятель его научного руководителя. Жан‑Клод слегка оторопел, наблюдая за бурей эмоций, охватившей обоих исследователей.
– Глянь на шею. Видишь? – прошептал Морби по‑французски.
– Красный, – откликнулся Бошан, с сильным акцентом говоря по‑английски.
Органическая материя истлела, зато кости обрели дополнительную крепость вследствие минерализации, благодаря чему отлично сохранились. Что бы ни было обвязано вокруг волчьей шеи, оно ушло безвозвратно, однако кости хранили пыльно‑красный след оксида железа, входившего в состав пигмента, – того же самого красного оттенка, что и на наскальных рисунках.
– Волк? Или собака? – шепотом спросил Жан‑Клод.
– И волк, и собака, – пробормотал Бошан.
– Нет, – исправил коллегу Морби. – Не просто собака. – Он обернулся и посмотрел на Жан‑Клода. – Вы нашли первую собаку в истории человечества.
Жан‑Клод принял задумчивый вид, а Морби спросил себя, действительно ли молодой человек видит то же, что видят они с Бошаном – палеонтологическое свидетельство решающего момента в истории человечества, благодаря которому люди выстояли и победили.
– А этот человек – он кто? И почему он погребен вместе с собакой?
Морби встал с колен и отряхнул штаны. В послеполуденном солнце задрожало, искрясь, облачко пыли.
– Интересный вопрос, – согласился Морби. – Я сам много лет пытаюсь найти научное объяснение тому, как волки сделались спутниками человека. Но что, если взглянуть на проблему под другим углом: как мы, люди, стали жить бок о бок с волками? Как из легкой добычи превратились в их хозяев? В таком контексте речь идет уже не об эволюции, а об адаптивном поведении, и процесс занимает не столетия, а всего одно поколение. Жизнь одного человека. Лет двадцать. Да, Жан‑Клод, вы задали очень, очень важный вопрос.
Кто этот человек?
Книга первая
Год девятнадцатый
Волчица и ее спутник устроили логовище в небольшой пещере у ручья. Они покинули стаю, чтобы произвести на свет потомство. Волчице было не впервой искать уединения и вместе со своим спутником заботиться о выводке. Позже, когда волчата подрастут и окрепнут, они приведут их в стаю. Волчицей двигали память и инстинкт.
Ее спутник отправился на поиски пищи. Весна стояла холодная, промозглая, в воздухе носились снежинки, стояли ароматы распускающихся почек, прошлогодней травы и свежей зеленой поросли. Волчица принюхалась и уловила запах своего спутника – вероятно, он охотился где‑то неподалеку.
Внутри волчицы что‑то толкнулось: пришло время рожать. Внезапно ее охватила невыносимая жажда; покинув пещеру, она спустилась к ручью и принялась жадно лакать воду. В течение ближайших дней она не сможет выйти из логова. Пищу ей станет приносить самец, а сама она будет кормить выводок молоком. Но сейчас она пила и не могла напиться, интуитивно утоляя жажду на много дней вперед.
В воздухе произошла какая‑то перемена. Волчица уловила за деревьями легкое движение и почуяла опасность. Шерсть на ее загривке встала дыбом, зрачки расширились. Волчица дернула носом и обернулась.
Лев.
Ветер поменялся и теперь дул по направлению от логовища, неся с собой запах свирепого хищника. Лев приближался, то ли завидев волчицу случайно, то ли привлеченный дразнящим запахом ее предродовых выделений.
Волчица побежала обратно к ручью. Даже теперь, раздавшийся от талых вод, он оставался достаточно мелким. Отяжелевшая самка пустилась вброд и, с трудом выбравшись на противоположный берег, услышала за спиной громкий всплеск. Она обернулась, и в этот миг лев прыгнул.
Атака была молниеносной. Волчица, забыв о боли, вывернулась из львиных когтей, расцарапавших ей бока, и, щелкая зубами, силилась добраться до глотки врага.
Сокрушительный удар повалил их обоих на землю. Это подоспел спутник волчицы и ринулся в схватку, вонзив зубы льву в загривок. С визгом, воем и рычанием волк и лев сцепились в клубок.
Волчица поспешила назад в логовище. Она ничем не могла помочь спутнику. Сейчас ее волновало одно – судьба потомства.
В двадцати метрах от входа в пещеру у волчицы отнялись задние ноги. Тяжело дыша, она поползла вперед. Позади нее раздался предсмертный визг волка. Лев был в два раза крупнее его, и исход побоища был предречен с самого начала.
Волчица подползала к входу в пещеру, когда внезапно наступившая тишина возвестила печальный итог сражения. Самка не спускала глаз со спасительного прохода, тяжело волоча безжизненные задние ноги и не оглядываясь, хотя чувствовала, что вот‑вот ее настигнет лев.
* * *
Человек никогда не знал одиночества. Настоящего одиночества, без надежды встретить других людей на своем пути. Он шел по каменистому берегу ручья, погруженный в тягостные раздумья. Больше никогда не жить среди людей… Сама мысль казалась невозможной, даже смехотворной. Конечно, он вернется к своему племени. И его примут.
Но сегодня, когда почки на деревьях наконец‑то начали набухать, хотя под рыхлыми сугробами, лежащими в густой тени, притаилась зима, он отвернулся от сородичей, в прямом и переносном смысле.
А они отвернулись от него.
Весь день он шел вдоль берега и очутился в незнакомых краях. Вокруг лежала ничейная земля.
Из котомки, сработанной из оленьей шкуры, человек достал кусок вяленого мяса и принялся жевать на ходу. Он рассчитывал растянуть съестные припасы надолго, однако не смог устоять перед голодом. В качестве компромисса он не стал разводить огонь, чтобы поджарить мясо, а лишь подкинул сухих листьев в свисавший с шеи полый рог, набитый угольями и сухим мхом. Придет время располагаться на ночлег, тогда и разожжет костер.
Вдруг где‑то впереди раздалось хриплое шипение. Человек замер и насторожился. Неужели гиены? У него отчаянно заколотилось сердце: ему никогда не приходилось встречаться с гиенами, но он знал, что удрать или отбиться от них не сумеет.
Легкая тень скользнула по тропе – с неба слетела огромная птица и опустилась на землю, шумно хлопая крыльями. Приободрившись – он никогда не слыхал, чтобы птицы кого‑нибудь растерзали, – человек продолжил путь.
И вскоре наткнулся на кровавый след. Здесь, на берегу ручья, произошло что‑то страшное. Земля была истоптана, повсюду путались следы, львиные и волчьи.
Человек сжал в руке дубину и спустился к воде. Стая огромных мерзких птиц с крючковатыми клювами и голыми, словно ощипанными головами расправлялась с тушей мертвого волка на противоположном берегу. Гнусный вид кровавого пиршества вызывал омерзение.
– Кыш! – вскричал человек. – Пошли прочь!
Птицы даже не глянули в его сторону. Наклонившись, он подобрал с земли камень. Ему удалось подбить одного из стервятников, и стая, тяжело хлопая крыльями, взлетела в воздух.
Волк был разодран на клочки. Судя по глубоким следам, оставшимся на мокром песке, он пал жертвой пещерного льва, а стервятники обглодали его кости.
Человек склонился над запутанными следами. Похоже, на противоположном берегу ручья на волка напал пещерный лев. Распотрошенный труп волка остался лежать на месте побоища. Откуда же взялся кровавый след на этом берегу?
Может, волков было двое? Оба вступили в схватку со львом. Растерзанный волк остался лежать на месте гибели, а другой попытался спастись, перебравшись на этот берег.
Однако лев не стал бы нападать на пару волков, разве что на молодняк, а, судя по следам, уцелевший волк был даже крупнее своего погибшего сородича. Куда же он делся? Отполз подальше и издох?
От волчьего трупа, истерзанного в клочья львом и стервятниками, проку мало, а вот если найти уцелевший труп второго волка, с него можно снять шкуру. Носить волчий мех очень почетно.
Держа наготове дубину, человек осторожно пошел по следу и вскоре достиг небольшого отверстия в скале, напоминавшего приоткрытый рот. Земля перед входом в пещеру была залита кровью.
Волк укрылся внутри.
Человек размышлял, затаив дыхание. Если в пещере волк на него набросится, можно садануть зверюгу по морде факелом. По крайней мере, будет время оценить обстановку и убежать, если грозит опасность.
Но волк мог вырвать факел из рук, тогда смерть…
Человек сурово напомнил себе, что он мужчина, а не мальчик. Мужчине не к лицу бояться. Многие в племени говорили, что он не проживет и до конца года. Нельзя погибнуть в первый же день – нельзя доставить им такое удовольствие.
Дрожащими руками человек соорудил факел из пучка жухлой травы и палки и зажег его при помощи угольев. Сунул горящий факел в черный зев и прислушался. Тишина. Находясь снаружи, он не мог рассмотреть пещеру как следует и, в конце концов, протиснулся внутрь, остро ощущая свою незащищенность.
По узкому проходу человек мог пробраться только на четвереньках. Рука его опустилась во что‑то липкое – в лужицу крови.
Проход круто уходил вбок и заканчивался рядом невысоких камней, на которые откуда‑то сверху и сбоку падал сноп света. На высоте, в несколько раз превышающей человеческий рост, зияла достаточно широкая расселина. Оттуда можно было без труда влезть в пещеру, вместо того чтобы ползти по тесному проходу.
Пещера раздалась в стороны и вверх. Дневной свет, проникавший через расселину, затмевал пламя факела, однако стоило человеку пройти чуть дальше, как отблески огня уверенно рассеяли темноту.
Впереди лежал волк, точнее волчица. Она лежала на боку, закрыв глаза; на ее морде выделялось белое пятно, по форме напоминавшее человеческую ладонь. Возле волчицы темнели три крошечных комочка: новорожденные волчата. Ее бок, разодранный львиными когтями, влажно блестел от крови.
Теперь все ясно. Волк, защищая волчицу, вступил в схватку не на жизнь, а на смерть, и погиб. Если умрет волчица, умрут и волчата.
Человеку требовалось мясо. Он никогда не слыхал, чтобы мясо волков употребляли в пищу, однако плоть молодых животных съедобна почти всегда. Он решил убить волчат и содрать шкуру с волчицы. Вокруг достаточно камней, чтобы ее прикончить; впрочем, она, похоже, и так на последнем издыхании.
Подождать?
Устав сутулиться, человек неловко присел, но, не удержавшись, тяжело упал на колени.
Волчица открыла глаза.
Она зарычала и попыталась встать. В логовище проник человек и принес с собой огонь. Древний инстинкт велел ей защищать выводок от неожиданной опасности.
Не в силах пошевелить задними ногами, волчица, яростно оскалив пасть, рванулась вперед, оттолкнувшись передними лапами.
В воздухе запахло страхом. Человек с шумом отпрянул, отбросив в сторону ненавистный огонь, и очутился рядом с расселиной, из которой в пещеру проникали свет и воздух. Волчица едва не впилась зубами в его ногу. В последний момент он вскарабкался на высокий выступ в скале, разбрасывая тучи песка и мелкого щебня.
Волчица, глухо рыча, смотрела на него снизу вверх. Человек повис на выступе, как леопард на ветке дерева, и с трудом переводил дыхание.
Из глубины пещеры донесся жалобный писк. Соски волчицы набухли молоком и заныли. Она хотела поскорей откликнуться на зов и уставилась на человека, взглядом прогоняя его прочь.
– Эй, – негромко произнес человек. – Хочешь мяса?
Услыхав его слова, волчица вспомнила о других людях, которые порой ее кормили. Она зарычала. Отброшенный факел догорал, и запах горящего дерева беспокоил волчицу. От человека тоже несло дымом.
Что‑то выпало из его руки на пол. Волчица отпрянула, затем чуть‑чуть подалась вперед и недоверчиво принюхалась.
– Оленина. Ешь.
Мясо. Сухое и пропахшее дымом мясо, вполне съедобное. Волчица проглотила угощение.
– Видишь? Вкусно.
Понятно. Этот человек из тех, что когда‑то ее подкармливал. Волчица вгляделась в его лицо: тот же изгиб бровей, который, как ей было давно известно, не предвещал ничего дурного.
Инстинкт запрещал пускать в свое логовище других живых существ, даже тех, что настроены дружелюбно. Однако схватка со львом многое изменила. Волчица чуяла запах крови своего спутника и понимала, что тот не вернется. Нужно думать о выводке, остальное не имело значения.
На пол шлепнулся еще один кусок странного мяса. Волчица поспешно подхватила его, – нечто большее, чем голод, велело ей как можно плотнее набить брюхо. Поев, она поползла обратно к волчатам.
Немного погодя послышалось кряхтенье и звук осыпающихся камней. Волчица слышала, как человек карабкался наверх и едва не сорвался на пол, вовремя ухватившись за выступ. Внезапно его запах исчез – человек выбрался из расселины наружу, – хотя в воздухе еще долго пахло костром и дымом.
Волчица прикрыла веки и, перетерпев боль, подставила соски слепым волчатам.
Через какое‑то время она проснулась от громкого шороха: вернулся человек, протиснувшись внутрь через расселину. Волчица насторожилась и ощетинилась, однако подавила рычание. Поведение, приобретенное с опытом, взяло верх над инстинктами. Ее терзал голод, и человек утолял его. Волчица унюхала запах мокрого дерева и свежей воды.
Пламя факела, почти погасшее, взметнулось выше, и по стенам заплясали длинные тени. Волчице это не понравилось, но она лежала, не шевелясь, глядя, как подползает человек. В руке он держал выдолбленное полено.
– Тебе нужно попить. Я налью воды вот сюда.
Изо рта человека вылетели непонятные звуки, он наклонил полено, и послышался плеск. Рядом с волчицей образовалась лужица чистой воды. Волчата жалобно запищали, почуяв, что мать оставила их и поползла напиться.
* * *
Человек поспешил отойти подальше, затем робко приблизился, увидев, что волчица лакает воду.
– Я принесу еще, – промолвил он.
Волчица с глухим стоном повалилась на пол рядом с волчатами. Когда она лежала, не шевелясь, острая боль в ребрах утихала.
Волчица тщательно вылизала своих щенят и погрузилась в сон.
* * *
Шли дни. Ход времени отмечали крепнущий и меркнущий свет, проникавший в пещеру через расселину, и запахи, долетавшие снаружи. Днем человек надолго уходил, но с наступлением ночи возвращался, разводил костер подальше от волчицы и оставался до восхода солнца. Волчица его почти не видела – невысокая гряда камней отделяла логовище от остальной пещеры, – однако ощущала его присутствие по запаху. По утрам он перелезал через камни и, приблизившись, бросал ей куски сухого мяса, так что волчице не приходилось подниматься, чтобы поесть.
Однажды утром он ушел и не вернулся. Волчица успела привыкнуть к тому, что человек регулярно ее кормит; хотя с каждым днем ее желудок требовал все больше и больше, маленькие порции мяса помогали заглушить самый острый голод. В день, когда человек не вернулся, волчицу охватила тревога. Без пищи детеныши погибнут. Если бы их отец остался жив, он смог бы кормить ее и – чуть позже – волчат, отрыгивая съеденную пищу. Так случилось, что роль кормильца взял на себя человек.
А теперь и его не стало.
Страх за жизнь потомства был сильнее голода. Волчица заскулила. Видимо, придется оставить выводок и самой отправиться на поиски пищи. Она поднялась, стряхнув волчат на пол, и с усилием поволокла за собой безжизненные задние лапы. Ею двигал материнский инстинкт.
Волчица добралась до потухшего костра у основания расселины, когда дуновение ветра, проникшее в пещеру, окатило ее волной запахов, среди которых был запах человека, а еще – сырого мяса.
Протиснувшись через расселину, человек заметил волчицу, опирающуюся на передние ноги, и испуганно вскрикнул. Волчица встрепенулась и зарычала, осознав собственную беспомощность. Человек и зверь смотрели друг на друга, не смея пошевелиться.
– Я принес мяса. Оленину.
Голос человека дрожал. От него исходил сильный запах страха, однако волчица внезапно успокоилась. Ситуация была знакомой: испуганный, но решительный человек предлагает ей пищу.
Кормежка ассоциировалась у волчицы с логовищем, поэтому она как можно проворней перебралась обратно через камни. Почуяв мать, волчата оживленно запищали, а она с облегчением улеглась и принялась ждать.
Человек разжег костер, затем перебрался через камни и протянул волчице кость с аппетитным куском мяса. Волчица осторожно взяла кость из его руки.
– Жаль, что не я убил этого оленя, – проговорил человек. – Я не могу охотиться в одиночку.
Волчица жадно хрустела костью.
– А где твоя стая? Почему ты здесь совсем одна? Впрочем, я не знаю, как волки выхаживают потомство. Никогда не видел новорожденных волчат. Может, у вас так принято – уходить от всех. Мне пришлось бы худо, если бы сюда вдруг явились твои собратья.
И это было ей знакомо. Люди, которые иногда ее кормили, тоже издавали негромкие монотонные звуки.
– Странно. Ты так спокойно принимаешь пищу из моих рук… – Человеческий голос стал мягче. – Никогда не слыхал, чтобы волк так себя вел. Наверное, это все твое увечье. А что ты думаешь про меня? Кто я такой и почему живу в пещере вместе с волком, а не с себе подобными? Как так вышло?
Человек горестно вздохнул.
– Хотя мы с тобой пока еще живы, никто не в силах пережить зиму в одиночку. Зимой меня ждут одиночество и голодная смерть.
И он снова вздохнул.
– Что делать с тобой, я тоже не знаю. Может, ты скоро умрешь. Раны у тебя чистые, но внутри тебя что‑то сломалось, да и задние лапы тебя не держат. Никогда не ел волчьего мяса. А твои щенки? Что будет, если я оставлю им жизнь?
Волчица расправилась с костью и, насытившись, уложила морду на лапы.
– Говорят, стая волков может разорвать живого человека. Они впиваются в него зубами, а он вопит во всю мочь, не в силах вырваться.
Наступило молчание. Волчица облизнулась, смакуя вкус оленины.
– Я не хочу такого конца. Если я сейчас попытаюсь забрать у тебя волчат, ты из последних сил на меня кинешься… Не понимаю, почему ты здесь. Почему я здесь. И не знаю, что делать дальше.
Год первый
Его звали Сайлекс, Сайлекс из племени Волколюдей, и сегодня ему выпала честь идти к волкам с подношением. Он искал стаю, которой с давних пор поклонялся его народ. Однако стая как сквозь землю провалилась, и теперь Сайлекс шел по следу трех молодых, незнакомых ему волков. Он следовал за ними, потому что они были молоды и, может, не столь опасны, как матерые волки. Члены знакомой ему стаи безбоязненно подпускали к себе людей и принимали от них мясо, хотя запросто могли разодрать человека.
Сайлексу шел шестнадцатый год, и он впервые отправился к волкам с подношением. Обычно волков кормил отец Сайлекса, вожак Волколюдей, однако несколько дней назад он сломал ногу, оступившись на камнях, да так неудачно, что кость вышла наружу. Рана загноилась, кожа вокруг нее раскраснелась и горела. Обязанность кормить волков перешла к Сайлексу.
Хотя идти по следу молодых волков было несложно, юноше никак не удавалось их нагнать. На влажной земле виднелись следы когтистых волчьих лап и парные оттиски копыт. К югу, ниже по течению ручья, среди неглубоких пещер, лежало летнее поселение людей, называвших себя Сородичами. Волколюди жили на другом берегу ручья. На севере простиралась ничейная земля, дикая глушь.
В одной руке Сайлекс держал копье, а другой придерживал подношение: оленью лопатку, висевшую на перевязи из оленьей шкуры. Кусок был тяжелым, и радостное волнение, охватившее юношу, когда члены племени торжественно проводили его в путь, померкло: как и прочие соплеменники, Сайлекс предпочитал ходьбе бег, а тяжелый кусок стеснял движения.
Ручей уходил вправо, огибая груду валунов, а слева раскинулась зеленая лужайка, освещенная ярким летним солнцем, – уютное, безопасное место, где Сайлекс, будь он сейчас на охоте, расположился бы на ночлег. Юноше стало не по себе. Куда‑то заведут его волки?
Три молодых волка впервые оставили стаю и отправились на охоту. Почуяв в отдалении запах пасущегося стада, волки бежали легко и свободно, как будто ноги сами несли их вперед.
Запах добычи не усиливался, и молодая волчица внезапно перешла на шаг, почувствовав, что из‑за своей самонадеянности они выбились из сил.
До сих пор жизнь была к ним благосклонна. Они знали бескормицу, но никогда не стояли перед лицом голодной смерти и потому были достаточно сильны, чтобы преследовать добычу, не сбавляя хода. Матерые волки не пошли бы по такому слабому следу – они были куда благоразумней.
Когда волчица остановилась, ее спутники тоже замедлили бег. Волчица была на целую голову выше обоих своих собратьев, крупнее в груди и массивней в бедрах. Она верховодила в их детских играх, и теперь волки отважились покинуть стаю только потому, что волчица повела их за собой. Высунув языки, они подбежали к ней и принюхались.
Волчица повела носом по ветру. Теперь, прервав утомительный бег сквозь пахучие травы, она унюхала в воздухе что‑то новое, холодное и беспощадное. Волчице еще только предстояло пережить все, что обещал этот запах, предстояло пережить зиму; сейчас, среди покачивающихся на ветру летних трав, запах ни о чем ей не говорил.
Крепкая и сильная волчица, не знавшая страха, направилась в ту сторону, откуда веяло прохладой, обещавшей что‑то новое и неизведанное. Спутники последовали за ней, выстроившись в том порядке, который они определили для себя на время охоты.
Вскоре ландшафт изменился. Редкие деревья совсем исчезли, мягкий травяной покров поредел. Мощные лапы с хлюпаньем ступали по мокрой земле. В низинах стояла темная вода, над которой вились черные тучи насекомых. На пути попался прозрачный холодный ручей, затем еще один и еще. Волки с наслаждением припадали к воде, восполняя силы.
Внезапно в воздухе прокатилась теплая волна знакомых запахов, и волки дружно замерли. Где‑то там, впереди, паслись лоси.
Переполняемая ликованием, волчица ринулась вперед. Ее порыв передался остальным. Следуя друг за другом, они преодолели подъем и наткнулись на стадо лосей, но смешались, не зная, как быть дальше. Животных было слишком много, и неопытные волки не могли определить границы стада. Встревоженные лоси шарахнулись в стороны, и волки, озадаченные их беспорядочным движением и внушительными рогами, никак не могли выбрать жертву. Раздосадованные, они принялись ходить кругами, щелкая зубами и отскакивая от наставленных на них грозных рогов.
И вдру