Красноярский радио завод 5 глава

О масштабности применения методов репрессивной психиатрии в СССР говорят неумолимые цифры и факты. По итогам работы комиссии высшего партий­ного руководства во главе с А.Н. Косыгиным в 1978 го­ду было решено к имевшимся построить дополнитель­но еще 80 психиатрических больниц и 8 специальных. Их строительство должно было быть завершено к 1990 году. Строились они в Красноярске, Хабаровске, Ке­мерово, Куйбышеве, Новосибирске и других местах Советского Союза.

В ходе изменений, происходивших в стране в 1988 году, в ведение Минздрава из системы МВД передали 16 тюремных больниц, а 5 ликвидировали. Началось поспешное заметание следов через массовую реабилитацию пациентов, частью - психически искалеченных. Только в тот год с учета сняли более 800.000 пациентов. Только в Ленинграде в 1991-1992 годы было реабили­тировано 60.000 человек. По стране в 1978 году числи­лось на учете 4,5 миллиона человек. По масштабам это равно населению многих цивилизованных стран (64, с. 6-7).

Перейдем теперь от теории к практике репрессив­ной психиатрии, к ее бесчеловечному осуществлению. Как жертвы, так и беспристрастные наблюдатели из-за рубежа сходятся в том, что в качестве главных орга­низаторов психотеррора следует назвать все тех же Морозова и Лунца. Но к этим именам следует приба­вить еще одно, зловещее третье имя, которое как бы венчало пирамиду. Это был главный, увенчанный все­возможными лаврами советский психиатр и в то же время лицо, пользовавшееся полным доверием КГБ, академик Андрей Васильевич Снежневский. Он являл­ся научным руководителем и главным врачом Всесо­юзного научно-исследовательского института судеб­ной психиатрии им. В.П.Сербского (институт был на­зван именем одного из основоположников судебной психиатрии в России и известен в кругу диссидентов под условным зашифрованным наименованием «Серпы»).

Снежневский, родившийся в 1904 г., стал членом КПСС в 1945 г., а в 1962 г. был удостоен звания дей­ствительного члена Академии медицинских наук СССР. В 1974 г. в честь 70-летия ему было присвоено звание героя социалистического труда, а в 1976 г. он удостоился и государственной премии СССР. Какие звания и награды получил этот академик-преступник по линии спецслужб, советская справочная литерату­ра не разглашала. Известно, однако, что именно ака­демик Снежневский был изобретателем диагноза «вя­лотекущая шизофрения», который позволял властям объявлять больным любого человека, если это было им выгодно, и упрятать его за решетку «психушки». Именно Снежневский был главным «авторитетом», выступавшим с голословным отрицанием тех «разобла­чений» психотеррора в СССР, которые появлялись на Западе (64, с. 18).

Психиатрические репрессии осуществлялись на основе пяти статей Уголовного кодекса РСФСР 1960 г. (статьи 58-62) и аналогичных статей уголовных кодек­сов других республик. Они предусматривали принуди­тельное заключение и столь же принудительное лече­ние душевнобольных, которые «вследствие их умствен­ного состояния и характера общественно опасных де­яний, совершенных ими, представляют особую опас­ность для общества». Эти люди должны были «содер­жаться под усиленным наблюдением», для чего созда­вались специальные психиатрические тюрьмы-боль­ницы. Любопытно обратить внимание на логически со­вершенно излишнюю, но с точки зрения спецслужб вполне понятную тавтологию в названных статьях — «общественно опасные деяния», представляющие «особую опасность для общества». С помощью этого повторения весьма вразумительно подчеркивался со­циальный, политический характер карательной пси­хиатрии.

В словаре репрессивных органов, наряду с поняти­ем «психиатрическая больница общего типа», появи­лись новые термины — «психиатрическая больница специального типа» и «спецобъект», под которыми по­нимали именно психотюрьмы. В общении диссиден­тов их называли «психушками» или «дурдомами».

Начало применения репрессивной психиатрии от­носится еще к последним годам сталинской власти, но широко она стала внедряться в практику карательных органов с 1960-х годов, особенно тогда, когда каратель­ные службы возглавил Ю.В. Андропов, достойный пре­емник Ежова и Берия (64, с.19).

Сохранилась докладная записка Андропова в По­литбюро ЦК КПСС, датированная 1967 годом. Под­писанная также генеральным прокурором СССР Руденко и министром внутренних дел Щелоковым, эта записка буквально потрясла воображение властных старцев размахом дерзких общественно опасных про­явлений, совершенных, разумеется, психически больными людьми.

Вельможные чиновники делали вывод в своем до­кладе, что психиатрических больниц в стране катаст­рофически не хватает. Ставился вопрос об открытии дополнительно как минимум пяти психиатрических больниц «специального назначения». Эта просьба была удовлетворена в полном объеме (64, с.19 - 20).

Заботливое внимание партийных вождей к психи­ческому здоровью любимого народа не ослабевало. В 1978 году Политбюро поручило комиссии во главе с главой правительства А.Н. Косыгиным изучить психи­ческое состояние населения страны. Вывод был неуте­шительным: за последние годы, констатировала комис­сия, число психических больных увеличилось; пред­ложено было построить вдобавок к существовавшим 80 новых обычных и 8 специальных психбольниц. Раз­умеется, и этот запрос был удовлетворен.

К концу 70-х годов в СССР было уже около сотни психотюрем, причем число их постоянно возрастало. Имея в виду темп развития, можно полагать, что ко времени краха коммунистической системы количест­во тюрем - «больниц» достигло 150. В некоторых слу­чаях это были отдельные, специальные заведения. Но, как правило, в обычной тюрьме создавался «психокор­пус» или «психоотделение». Так было проще в органи­зационном отношении, да и экономились драгоцен­ные государственные фонды.

Наиболее известными среди психотюрем и тюрем с психоотделениями были больница при Институте им. Сербского, Новослободская и Бутырская тюрьмы, тюрьма «Матросская Тишина» (все в Москве и под Москвой), психиатрическая больница в городе Белые Столбы Московской области, психоотделение тюрь­мы «Кресты» и больница им. Скворцова-Степанова на улице Лебедева в Ленинграде, больницы и тюрьмы в Днепропетровске, Казани, Калинине, Черняховске, Алма-Ате, Ташкенте, Великих Луках, Запорожье, Че­лябинске, Кишиневе, Минске, Орле, Полтаве, Киеве (Дарница), Риге. Я назвал только некоторые, самые из­вестные места психотеррора. Заведениями несколько меньшего масштаба, а также соответствующими отде­лениями была просто утыкана карта СССР (64, с.20 - 21).

Особый ужас содержания инакомыслящих в этих подлинно каторжных заведениях состоял в том, что в них помещались не только политические узники, но и действительно умалишенные, совершившие уголов­ные преступления, подчас тягчайшие злодеяния — убийства, изнасилования с особой жестокостью и т.п. Вначале «психушки» находились в распоряжении МВД СССР, но в начале 70-х годов были переданы в более надежное распоряжение — они стали теперь уч­реждениями КГБ СССР.

Заключенным в психбольницы диссидентам назна­чали в огромных дозах крайне вредные и подчас по­чти смертоносные препараты. Применением таковых препаратов отлича­лись, в частности, «доктора» из Днепропетровской спе­циальной психиатрической больницы, которые изде­вались, например, над известным украинским дисси­дентом Леонидом Плющом.

Генерал П.Г. Григоренко в своих мемуарах расска­зывает, что он был потрясен количеством «медикамен­тов», которые насильственно впихивали в узников — буквально целая горсть таблеток одновременно.

В результате несчастные не могли различать цвета, утрачивали вкус, их рот был постоянно пересохшим, а желудок горел. Если же «больной» уклонялся от при­нятия «медикаментов», их вводили внутримышечно. Тот же Григоренко приводит примеры введения ами­назина, в результате которого на ягодицах узника об­разовались такие нарывы и язвы, которые можно бы­ло удалить только при помощи тяжелой хирургической операции (64, с. 21).

Официальная психиатрия в лице руководителей Го­сударственного центра социальной и судебной психи­атрии имени профессора Сербского и Российского об­щества психиатров хранит величественное молчание, прикрывая гниль, лежащую в основе карательной пси­хиатрии, фасадом иллюзорного благополучия — так же, как благообразные вышибалы охраняют вход в пуб­личный дом (64, с. 34).

Кара­тельная психиатрия, психиатрия, унижающая досто­инство человека и пренебрегающая его правами, в на­шей стране, к сожалению, бессмертна и продолжается по настоящее время только в скрытых от общества формах.

Действующий с 1993 года «Закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» носит декларативный характер и никаких прав не гарантирует. Грубейшим образом нарушаются не только общие и отсылочные пункты этого закона, но и статьи прямого действия, касающиеся процедуры не­добровольного освидетельствования и недобровольной госпитализации, а также порядка помещения и содер­жания больных в психиатрических домах-интернатах. Множатся жертвы обмана, связанного с использова­нием психической несостоятельности при сделках, касающихся купли-продажи недвижимости. По-прежнему несовершенна система принудитель­ного лечения, особенно в психиатрических больницах со строгим наблюдением, в большинстве из которых (Сычевка, Черняховск, Волгоград, Казань и др.) (64, с. 35).

Главный центр судебно-психиатрической экспертизы, кормился на деньги своего грозного работодателя — КГБ (64, с. 40).

Клинической особенностью контингента лиц, про­ходивших СПЭ в период массовых репрессий, были так называемые реактивные психозы — острые состояния глубокой дезорганизации психической деятельности, возникавшие как стрессовые реакции на неожиданную психическую травму. Еще вчера человек занимал ус­тойчивое почетное место в обществе, а сегодня он ни­кто, да еще стал объектом унижения для карательной машины — орудия того же общества. И подследствен­ные неожиданно (особенно для гэбэшников) начина­ли странно себя вести: столбенели, теряли способность к разговору, начинали ходить на четвереньках, лаяли и т.д.

Проявления реактивных психозов, поиски спосо­бов их лечения обусловили необходимость создания специальной клиники. Эксперты устанавливали факт психического расстройства, указывая, что оно разви­лось после ареста, а потому нет оснований для осво­бождения от ответственности по причине психической болезни.

Для ретивых чекистов возникла ранее неизвестная им ситуация: расстрелять или сослать в лагерь вроде бы еще рано — следствие только началось, не выявле­ны многие факты, а направить больного в психиатрическую больницу ни в коем случае нельзя: вдруг сбежит. Вот тогда и возник­ла у сообразительных ребят из госбезопасности идея создания специальных тюремных психиатрических больниц в ведении системы госбезопасности.

По мнению Ф. Кондратьева, лидер КПСС Никита Сергеевич Хрущев стал проводником постулата, за­ключавшегося в том, что только психически ненор­мальные люди при коммунизме будут совершать пре­ступления и что только они способны выступить про­тив социалистического строя. Эту «мудрость» подхва­тил руководитель «четвертого» отделения Института им. Сербского Д. Лунц. И он приступил к разработке теории психопатологических механизмов совершения преступлений. А к тому времени, ничего не ведая о ко­варном ученом из страшного психиатрического инсти­тута, объявилась новая многочисленная ватага «поли­тических» — диссиденты (инакомыслящие). Вот как раз они, беспардонно, по мнению чекистов, нарушав­шие «святые» статьи УК РСФСР (70-ю — антисовет­ская агитация и пропаганда, и 190-ю — распростране­ние заведомо ложных измышлений, порочащих совет­ский государственный строй), и стали основными па­циентами специального отделения института(64, с. 44-45).

Началось активное выискивание «психопатологи­ческих механизмов» психической болезни, дающих ос­нования отстранить обвиненного от защиты в суде и направить его на лечение в тюремную психиатричес­кую больницу. И находили, и отправляли. Кондратьев — солидный ученый, видел все это из­нутри. Он был в 1980 году ни кем иным, как курато­ром Казанской ТПБ, и сам испытывал на психическую крепость духа одного диссидента — А. Кузнецова, ра­бочего, чьи мытарства по кругам психиатрического ада длились 17 лет (!): с 1971 года по 1988-й.

Естественно, что в тюремные больницы МВД ни­кого из посторонних не допускали. Сам Ф. Кондрать­ев, не раз бывавший в Казани, предпочитает не рас­сказывать о виденном им лично. Он ссылается, напри­мер, на прочитанный им отчет комиссии Минздрава СССР о состоянии больницы МВД «Сычевка», что в Смоленской области: «Сычевская психиатрическая больница со строгим на­блюдением не соответствует понятию больницы как уч­реждения органов здравоохранения».

Можно согласиться с ученым, что психиатрия ко­лебалась вместе с линией КПСС; впрочем, с этой ли­нией в стране колебалось все. Пики этих колебаний выражались в преобладании признанных вменяемы­ми, прежде всего за счет шизофрении (64, с.45). Советская власть эпизодиче­ски в качестве меры наказания направляла своих не­другов в психиатрические дома (64, c 48).

Так что советское руководство в некоторых случа­ях считало очень удобным использовать возможности психиатрии для бесшумного и внешне гуманно обстав­ленного изъятия с политической арены тех или иных «неудобных» лиц. Позже бывало и так, что психиатрия помогала властям уберечь от заслуженного наказания безусловных палачей своего народа (64, c. 49).

При обычной психиатрической больнице Казани сначала завели специальное отделение для «политиче­ских», но поскольку они-то были людьми нормальны­ми, то могли и убежать. И тогда, а случилось сие в ян­варе 1939 года, охранять это специального отделение велено бы­ло охране казанской тюрьмы НКВД. Поскольку специального отделения совершенно не хватало для содержания все увеличивавшегося числа психически «ненормальных» государственных преступников, нарком внутренних дел Л.П. Берия спустя несколько месяцев перевел сво­им распоряжением всю Казанскую психиатрическую больницу в ведение НКВД, и вот так появилась пер­вая тюремная психиатрическая больница и в СССР, и на всем земном шаре. Это заведение сконцентрирован­ного коллективного безумия, хладнокровно организо­ванное советскими чекистами, до сих пор хранит свои страшные тайны (64, с. 51-52).

Если, поданным МВД СССР от 16 ноября 1956 го­да, по причине «выздоровления» было выписано из ЛТП Б в 1950—1952 годы 71 человек, то в следующие три года (1953-1955) — 234 человека.

По причине «улучшения психического состояния» за тот же период (1950—1952) были выписаны только 14 человек, а в 1953—1955 годы — 683 человека, то есть в 49 раз больше!

Такая же картина складывалась и по КТПБ. За 1950—1952 годы выписано по причине «выздоровле­ния» 127 человек, а за 1953-1955 годы — 427 (64, с.128).

У членов комиссии, естественно, возник вопрос о причинах выздоровления такого фантастически боль­шого числа больных. Объяснить этот феномен можно было чем угодно, но только не достижениями совет­ской медицины. Председатель комиссии А. Кузнецов взял на себя смелость по этому поводу высказаться сле­дующим образом: «Объяснение этому можно найти в изменении прак­тической деятельности органов КГБ. Реабилитация не­правильно осужденных привела к пересмотру дел лиц, находившихся в тюремных психиатрических больницах. Эти больницы, являясь учреждениями, подведомствен­ными органам государственной безопасности, отражали в своей деятельности, несли на себе все те отрицатель­ные особенности, которые были характерны для этой си­стемы того периода. Вместе с тем следует указать и на яв­ное неблагополучие с судебно-психиатрической экспер­тизой за последние годы, что объективно способствова­ло незаконному содержанию людей в условиях принуди­тельного лечения с изоляцией.

Судебно-психиатрическая экспертиза таким образом в ряде случаев создавала «законное» обоснование для со­держания этих больных в этих условиях. Институт им. Сербского за последние годы в связи с его монопольным положением и бесконтрольностью его деятельности во многом потерял свою самостоятельность экспертного учреждения (64, с. 128 - 129).

Попытки вмешательства в деятельность института как органов здравоохранения, так и общественных организацийни к чему не приводили, так как в этих случаях ру­ководство института прикрывалось «особой значимостью» института, «особыми директивами» и особой заинтересованностью органов прокуратуры, юстиции и КГБ. Проверка заявлений т.т. Писарева и Литвин-Молотова подтвердила наличие крупных непорядков в работе Института им. Сербского, который в своих экспертизах обычнорекомендовал органам суда и следствия направлять на принудительное лечение с изоляцией всех обви­нявшихся по ст. 58 и признанных невменяемыми. Руководство института допускало нарушение законности, выражавшееся в том, что врачи-эксперты дела по политическим преступлениям не изучали, не докладывали их, а как правило, эти дела привозил в институт следователь КГБ за тридцать минут до начала экспертизы, сам докладывал суть дела, присутствовал при экспертизе и даче медицинского заключения. Учитывая, что заявления т.т. Писарева и Литвин-Молотова о непорядках в тюремных психиатрических больницах МВД СССР и в Институте судебной психиатрии имени Сербского подтвердились».Ответственный контролер КПК при ЦК КПСС Кузнецов подписал этот документ 30 ноября 1956 (64,с. 129).

Таким образом, по существу, законодательство в от­ношении наказания так называемых душевнобольных инакомыслящих по-прежнему осталось репрессивным, несмотря на новые, более «прогрессивные» формули­ровки.

Одновременно вступила в действие утвержденная Минздравом СССР (от 10 октября 1961 г. 04-14/32) ин­струкция «По неотложной госпитализации психичес­ки больных, представляющих общественную опас­ность». Суть ее заключалась в том, что психически больной мог быть без согласия родственников и опе­кунов насильственно госпитализирован с помощью милиции.

В течение суток после госпитализации больной дол­жен был быть обследован специальной комиссией в составе трех врачей-психиатров, которая рассматривала вопрос о правильности стационирования и необходи­мости пребывания больного в стационаре. Таким об­разом, тройке психиатров приходилось решать не толь­ко чисто медицинские вопросы о диагнозе и глубине расстройства психики. Она брала на себя ответствен­ность решать, что имеет место общественная опасность лица, — трудная задача, не всегда и суду под силу.

По сути дела, инструкция предоставила весьма ши­рокие полномочия психиатрам принимать решения о судьбах людей. А решения эти зависели от взглядов и настроения врачей. Ибо в инструкции ни слова нет о квалификации психиатров, о процедуре пересмотра ре­шения, голосования, протоколирования и т.п. Авто­ры инструкции исходили, главным образом, из пре­зумпции неправосубъектности психически больных.

Но отсутствие права на защиту и пересмотр решений и забвение гласности таили в себе угрозу незащищен­ности лиц, против которых могло быть начато психиа­трическое преследование, от злоупотреблений власти.

Все вышеупомянутые государственно-ведомствен­ные нормативы составили правовую (вернее, антипра­вовую) основу, начинавшей набирать обороты очеред­ной репрессивной кампании советских властей против инакомыслящих (диссидентов) (64, с 146-147).

Теперь совершенно ясно, что именно с благоволе­ния партийной верхушки маховик репрессий против инакомыслящих набирал скорость. Были созданы но­вые тюремные психиатрические больницы: в 1961 го­ду — Сычевская (Смоленская область); в 1964 году — Благовещенская (Амурская область); в 1965 году — Черняховская (Калининградская область) и Кост­ромская.

Если в 1956 году был отмечен самый низкий уровень заполнения Казанской и Ленинградской ТПБ (соот­ветственно, 324 и 384 узника), то в 1970 году в Казан­ской больнице находились уже 752 человека, в Ленин­градской — 853, а всего в спецбольницах МВД СССР — 3350 заключенных.

Естественно, что увеличился поток арестованных, доставлявшихся на СПЭ в ЦНИИСП. Поданным Ф. Кондратьева, число таких людей в среднем составляло за год 350 (64, с. 149-150).

В таких условиях в 1950—1960-е годы и по настоящее время началось тра­гическое перерождение психиатрии в нашей стране, в резуль­тате которого была подведена теоретическая база под психиатрические репрессии и образовалось целое по­коление врачей, автоматически определявших людей невменяемыми по распоряжению любого чиновника, чаще всего с диагнозом «шизофрения».

Подобное решение сразу влекло за собой список ог­раничений: в профессиональных возможностях и во­обще в дееспособности, в переписке и многих других (64, с. 150).

Будь на дворе 1937 год, проблем с такого рода сму­тьянами не возникло бы; все решалось бы по извест­ному правилу Сталина: «нет человека — нет пробле­мы». Но теперь легче и удобнее таких неугодных людей назвать психически больными, умышленно смешивая их с настоящими душевнобольными, и по­лучить добро на заключение их в психи­атрические больницы. И ведь в виду имелись не только политически инакомыслящие граждане, но и те, кто сражается просто за справедливость в обычной жизни против самодуров — руководителей предприятий, организаций, воинских частей, органов милиции и т.п., кого они при поддержке угодливой «общественности» загоняли в психушки (64, с. 162-163).

В холодной и рассудительной голове Андропова, этого достойного наследника Дзержинского, созрела безумная идея, в соответственно меняющейся политической, экономической и социальной обстановке в СССР, «цивилизовать» расправу над инакомыслящими, заменив оскандалившийся нравственно на весь мир громоздкий, ставший экономически убыточным, политический ГУЛАГ компактным, тихим и по­чти незаметным обществу ГУЛАГом психиатрическим. Идея «четверки» о развитии сети психиатрических «учреждений пришлась по душе ЦК КПСС. 6 октября 1967 года секретариат ЦК КПСС, на котором присут­ствовали Суслов, Устинов, Кулаков, Пельше, Капито­нов и Данилов, рассмотрел записку Андропова. В выписке из протокола № 35/13с заседания секретариата ЦК значилось:

«1. Поручить Госплану СССР подготовить и в двухмесячный срок внести в СМ СССР предложение о до­полнительных капитальных вложениях на 1968— 1970 гг. для строительства новых и расширении име­ющихся психиатрических больниц…

2. Поручить Советам министров РСФСР и УССР, Моссовету, исполкомам Ленинградского и Киевского областных и городских советов депутатов трудящихся изыскать дополнительные площади для переоборудования их под специальные психиатрические учреждения (имеются в виду тюремные психиатрические боль­ницы МВД СССР) и. безотлагательно решить вопрос о госпитализации проживающих в Москве, Ленинграде и Киеве граждан (64, с.163).

Была начата разработка проектно-сметной докумен­тации на строительство крупной больницы специаль­ного типа в Новосибирске. При изоляторе тюрьмы в Ор­ле к 1970 году организовали психиатрическую больни­цу на 320 коек, еще две такие же больницы в Костроме и в Кировской области, а также психиатрическое отде­ление при Ухтинской больнице УВД КомиАССР. К1970 году количество коек для содержания душевнобольных в тюремных психиатрических больницах МВД СССР увеличилось на 595 и составило 5425.

Психиатрический ГУЛАГ, словно раковая опу­холь, начал медленно разрастаться (64, с.164).

Из записки товарищу Косыгину А. Н. от 18мая 1979 года:

«За последние годы число психически больных уве­личивается. В 1978 г. их состояло на учете 4486 тысяч, из которых около 75тыс. человек, по оценке специалистов, считаются потенциально социально опасными. Сеть больниц, предназначенных для лечения психически больных, развивается недоетаточно, что видно из следу­ющей таблицы:

(64, с. 178)

В этом месте следует отметить, что к 1978 году к психиатрическим больницам специального типа МВДСССР прибавилась «тюремница» в селе Дворянское Волгоградской области на 550 мест и готовилось открытие подобных заведений на базе женской колонии исправительно-трудового лагеря в г. Иванове и в посёлкеке Форносово в Ленинградской области. Всего же к концу 1979 года в психиатрических больницах специального типа МВД СССР содержалось более 6308 заключенных, что по сравнению с 1968 годом (2465) составило увеличение на 155% (64, с.179)!

Целесообразно привести ещё один документ.

СЕКРЕТНО 8. Министерству внутренних дел СССР (по территории РСФСР) обеспечить в 1981-1990 годах строительство и ввод в эксплуатацию больниц специаль­ного типа согласно приложению 5.

18. Министерству медицинской промышленности обеспечить производство в 1981-1985 годах и в 1990 го­ду психотропных лекарственных средств для лечения психически больных согласно приложению 7; разработ­ку технологии изготовления и освоения промышленно­го производства в 1981-1985 гг. психотропных лекар­ственных средств, аналогичных наиболее эффективным препаратам этой группы, выпускаемым за границей». МВД СССР отреагировало на постановление весь­ма серьезно и оперативно. Началось строительство тю­ремных психушек в Красноярске, Хабаровске, Кеме­рово, Курске, Куйбышеве и Новосибирске с общим ко­личеством коек — 3509 (64, с.180).

В 1986 году только в шести крупнейших психиатри­ческих больницах специального типа МВД СССР — Казанской, Ленинградской, Орловской, Сычевской, Черняховской, Благовещенской находились в заключении 5329 человек.

Вот как выглядит динамика роста заключенных, отбывающих принудительное лечение в одной из крупнейших психиатрических больниц специального типа МВД СССР — в Ленинградской: 1956 год — 324, 1967 - й- 783, 1979-й - 854, 1980-й - 915, 1985-й -1059, 1986год- 1181 (64, с. 184-185).

В1988годувведении Минздра­ва СССР находилось 16 психиатрических больниц специальноготипа МВД СССР. На психиатрическом учете состояло 776
тысяч пациентов (64, с. 192).

Навсегда должны остаться в памяти страшные репрессии в области психиатрии, не имеющие аналогов в мировой практике:

1) Неправомерность длительного (от 3 до 15 лет) и обусловленного медицинскими соображениями пребывания в условиях тюремного режима, более жесткого, чем для психически здоровых людей в тюрьмах и на спецпоселении.

2)Злоупотребления психиатрическим диагнозом, когда не соблюдалось предусмотренное законом соответствие между юридическими и медицинскими кри-териями невменяемости и одна лишь констатация психических расстройств приводила к заключению о невменяемости, избавляя советскую систему от объективного рассмотрения дел, связанных с критикой советского режима.

3) Не обоснованное в медицинском отношении признание лиц без выраженных психотических рас­стройств социально опасными душевнобольными, с рекомендацией принудительного лечения в психиатрических больницах специального типа системы МВД СССР.

4) Многолетнее содержание лиц, признанных невме­няемыми по политическим статьям УК РСФСР и не имевших тяжелых нарушений психики, с сохранным интеллектом и правильным поведением, в одной камере (палате) с тяжелыми и опасными больными, в состо­янии бреда и агрессии, и физически запущенными.

5) Намеренный и умышленный разрыв социальных связей больных — направление их в больницы, нахо­дящиеся на далеком расстоянии от места жительства родственников (например, в Черняховск Калининград­ской области с Дальнего Востока).

6)Лишения больных гражданских прав путем при­знания их недееспособными по инициативе врачей, без медицинских оснований.

7) Зависимость экспертной службы и органов, осу­ществляющих принудительные меры медицинского ха­рактера, от следственных органов и госбезопасности.

8) Принудительное лечение без медицинских пока­заний и учета противопоказаний: назначение психот­ропных средств, в том числе без употребления коррек­торов, снимающих побочный эффект от их примене­ния; искусственное вызывание боли и повышенной температуры тела путем внутримышечного введения масляного раствора серы (сульфазина); назначение влажного обертывания, при высыхании которого воз­никают сильные боли; применение наказаний, в том числе физических; переводы в беспокойные палаты при реакциях протеста против бесчеловечного режима.

9) Отсутствие какой-либо социальной программы реабилитации больных, зависимость их даже при от­правлении физиологических потребностей от прихо­ти надзирателей и санитаров (до 1988 года это были со­трудники МВД СССР, а до 1991-1992 годов функции санитаров выполняли так называемые условно осуж­денные, проносившие в психиатрические больницы со строгим наблюдением алкоголь и наркотики, вступав­шие в контакт с наиболее асоциальными больными,
навязывавшими всем, в том числе и политическим дис­сидентам, свои лагерные «законы»).

10) Полное отсутствие каких-либо независимых контрольных органов, надзирающих как за правиль­ностью судебно-психиатрических и судебных решений так и за ходом, адекватностью и длительностью принудительного лечения.

В докладе американской делегации на конгрессе в Афинах в 1989 году была высказана обеспокоенность, что новое положение о психиатрической помощи в нашей стране не обеспечивает достаточных гарантий против необоснованной госпитализации и что даже правозащита, декларированная этим положением, все ещё не реализована на практике (64,с.193-195).
Применение оружия, поражающего излучением позволяет эффективно скрытно проводить любые виды репрессий, тем более, что правоохранительные органы такой вид преступлений никогда не раскроют, а потерпевшие, если останутся по каким-либо причинам в живых доказать ничего не смогут (у них либо будет полностью стёрта память, либо они не смогут контролировать свои действия), так как коррумпированные психиатры, входящие в преступные группировки, такой контингент заранее ставят на учёт и заводят медицинские карточки в психиатрических лечебных заведениях.