Алексей Калугин
Лабиринт
Лабиринт – 1
Текст предоставлен издательством «Эксмо» https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=119215
«Лабиринт. Дилогия»: Эксмо‑Пресс; Москва; 2002
ISBN 5‑04‑008489‑7
Аннотация
Работая на недавно открытой планете, люди случайно находят вход в Лабиринт – первооснову и модель Вселенной. Полагая, что это искусственное сооружение неизвестной цивилизации, земляне пытаются его изучать. Последствия их действий трагичны: Лабиринтсоздает агрессивные биокопни для уничтожения исследователей. Объектом внимания Лабиринта становится и сама Земля – на ней воцаряется хаос. Люди пытаются противостоять страшным чудовищам – посланцам Лабиринта, но силы слишком неравны… Люди оказываются перед выбором: войти в Неизвестное или погибнуть.
Алексей Калугин
Лабиринт
Часть I
Лабиринт
Глава 1
Мельница зеркал
Небольшой шестиколесный вездеход остановился, упруго качнувшись на рессорах, рядом с бетонной вешкой. Столб высотой чуть больше метра был единственным ориентиром, за который мог зацепиться взгляд, среди завалов покрытых трещинами и выбоинами валунов, громоздящихся во все стороны, насколько хватало глаз.
Киванов спустился с открытой водительской площадки вездехода и подошел к столбу. Рядом с ним чернела узкая дыра – провал, уходящий отвесно вниз, под землю. Это и был вход в Лабиринт. Обнаружил его Качетрян, да и то лишь потому, что в дыру провалилось колесо вездехода, на котором он совершал дежурный объезд прилегающих к станции окрестностей. Он же догадался поставить рядом с входом бетонную вешку. Искать его заново было бы безнадежным делом: пейзаж на сотни километров вокруг был на редкость однообразным и унылым, выдержанным в ровных красно‑коричневых тонах.
|
|
Молодцы из Совета безопасности, как всегда первыми обследовавшие новую планету, обозначенную буквенно‑цифровым кодом РХ‑183, два месяца обнюхивали здесь каждый камень и в конце концов присвоили планете индекс «пятнадцать», означавший, что человек мог чувствовать себя здесь в большей безопасности, чем на пляже Малибу. И после этого первая комплексная экспедиция, прибывшая с тем, чтобы провести формальное описание планеты, на вторую неделю своей не слишком активной деятельности находит Лабиринт!
Конечно, на все воля случая. Вездеход Качетряна мог пройти в нескольких сантиметрах от входа в Лабиринт, а самому Карену, основной специальностью которого была микробиология, собственно незачем было лезть в дыру, оказавшуюся у него на пути. Но какова бы ни была причина, сподвигнувшая Качетряна заняться спелеологией, – Лабиринт был обнаружен. Руководитель экспедиции Эмерсон Маклайн сообщил о находке на Землю, после чего герои СБ, присвоившие планете «пятнашку», получили от своего начальства все, что полагается в таких случаях. И поделом, – с таким артефактом, как Лабиринт, индекс планеты повышался, как минимум, до «девяти».
Через три дня отряд ошпаренных эсбэшников примчится на планету, чтобы оккупировать Лабиринт. Но до тех пор Лабиринт оставался безраздельной вотчиной археолога экспедиции, которому прежде нечего было делать на безжизненной планете.
Борис Киванов сел на краю, свесив ноги в провал. Найдя ногой ступень раскладной лестницы, он начал спускаться. Какое‑то время спина упиралась в противоположную стену квадратной шахты. Ближе к низу стены колодца расходились в стороны. Отсчитав тридцать две ступени, Киванов спрыгнул на ровную круглую площадку, с которой брали начало три главных хода Лабиринта.
|
|
Защелкнув на нижней скобе лестницы карабин с тонким пластиковым тросом, тянущимся из катушки, закрепленной у него на поясе, Борис открыл планшет с планом Лабиринта, который пытался составить, и шагнул в левый проход. Тотчас же пространство Лабиринта озарилось неестественно белым, матовым светом. Свет шел одновременно со всех сторон – со стен, с пола, с потолка – и перемещался вместе с идущим по Лабиринту человеком, обгоняя его на метр и отставая ровно на столько же. Участниками экспедиции было выдвинуто несколько гипотез, призванных объяснить природу загадочного свечения, однако ни одна из них не нашла подтверждения.
Коридоры Лабиринта имели квадратное сечение. Потолок был достаточно высок, чтобы человек мог идти по проходу не пригибая головы. Любой из коридоров, каждый из которых был неотличим от других, мог внезапно разделиться на два‑три новых прохода, которые через несколько сотен метров могли пересечься в одном месте или же, навсегда разойдясь в разные стороны, затеряться в безднах Лабиринта. Иногда проход заканчивался тупиком или колодцем, ведущим на другой уровень. В довершение всего Лабиринт находился в постоянном, незаметном для глаза движении. Там, где вчера на плане был отмечен тупик, на следующий день мог возникнуть новый проход.
|
|
С Качетряном как‑то раз случилась и вовсе фантастическая история. Войдя в правый проход и побродив по Лабиринту около получаса, он, неожиданно для себя, вышел на ту же самую площадку у входа, но из центрального прохода. Чтобы не проделывать обратно тот же самый путь, Карен отстегнул карабин от скобы и поставил катушку в режим сматывания троса. Катушка дернулась, трос натянулся, но не двинулся с места. Бросить трос было жалко, и Качетрян пошел назад, постепенно сматывая трос на катушку. Не пройдя и ста метров, он уткнулся в глухую стену, из самого центра которой торчал его трос. Когда же на другой день Киванов и Палмер спустились в Лабиринт, они нашли катушку с намотанным на нее тросом на первой площадке под лестницей.
Киванов шел по Лабиринту, сверяясь время от времени с планом и внося в него необходимые изменения. Смысла в этом особого не было, поскольку через день‑другой Лабиринт, скорее всего, вновь до неузнаваемости изменит структуру своего внутреннего пространства. Но нужно же было чем‑то заняться археологу экспедиции. А в коридорах Лабиринта вся археология сводилась к элементарной геометрии. Вне всяких сомнений, Лабиринт имел искусственное происхождение. Но за все время блужданий по коридорам ни один из добровольных исследователей не обнаружил никаких следов его создателей. Как будто, уходя из Лабиринта, хозяева все тщательно за собой прибрали, подмели, вымыли потолок и стены, вынесли мусор и вот только свет отключить забыли.
Пол, стены и потолок Лабиринта были покрыты каким‑то необыкновенно твердым полупрозрачным веществом, внешне похожим на расплавленное стекло. Игорь Штрайх попытался отколоть кусочек покрытия для анализа, но ни один инструмент не смог оставить на нем даже царапины. Иво Кийск предложил использовать для этой цели плазменный резак. По счастью, Кийск направил резак в стену не под прямым углом, а Штрайх в это время стоял у него за спиной. Сгусток огня ударил в стену и, не оставив на ней никакого следа, отлетел к противоположной стене. И так, отражаясь от одной стены к другой, он заплясал по коридору и исчез в глубинах Лабиринта.
Киванов остановился. В том месте, где в соответствии с планом проход должен был раздваиваться, находился тупик с колодцем. Борис закрепил на стене вакуумный держатель и бросил вниз моток тонкой проволочной лестницы. Колодец был глубиной около трех метров. Когда Борис начал спускаться, стены колодца осветились так же, как и стены проходов. Светящийся колодец Борис встретил впервые, и никто прежде о таком не рассказывал.
На дне колодца был только один проход, длинный и прямой. Пройдя по нему, Киванов оказался на пороге просторного зала треугольной формы, с высоким плоским потолком. Борис вошел в зал со стороны одного из углов, и тотчас же все плоскости в нем осветились.
Других проходов в стенах треугольника не было. В центре стоял куб, сделанный из того же материала, что и весь Лабиринт, только цвет его был непроницаемо‑черный. С одной стороны на нем имелась глубокая прямоугольная выемка, делавшая его похожим на грубо вырубленный в каменном монолите престол.
Киванов сделал несколько шагов в сторону куба, но, не дойдя до него, замер на месте и прислушался. Его поразила неестественная тишина, царившая в помещении. В коридорах Лабиринта тоже не было никаких посторонних звуков, но здесь Борис не слышал даже собственных шагов. Воздух казался осязаемо упругим, и с каждой минутой он как будто становился все более плотным.
Подцепив пальцами, Борис оттянул воротник куртки. Впервые за все время прогулок по Лабиринту ему сделалось не по себе. Представив всю ту огромную массу породы, которая нависала над ним, подобно гигантскому поршню, готовому упасть и раздавить, он словно почувствовал всю его огромную тяжесть на своих плечах. По позвоночнику заскользили холодные щупальца инстинктивного, не поддающегося контролю страха. Зябко передернув плечами, Борис вдруг подумал, что, войдя в Лабиринт, люди вторглись в пределы неведомого, неподвластного их разуму. Они привыкли считать себя властелинами Вселенной, на этот раз, переоценив свои силы и возможности, совершили ужасную, быть может, непоправимую ошибку.
Отгоняя странные, как будто чужие, мысли, Киванов тряхнул головой. Чтобы окончательно развеять наваждение, он заставил себя улыбнуться и, хлопнув в ладоши, громко произнес:
– Эй, хозяева, где вы?
Звук получился глухим, как будто прошел через толстый слой ваты.
И в тот же миг произошло нечто невообразимое: треугольный зал начал медленно вращаться вокруг своего центра. На стенах появились прямые вертикальные трещины, выделяющие ровные прямоугольные секции. Мгновенно, одним неуловимым для глаза движением, стены распались. Развернув скрытые внутри них створки, секции превратились в треугольные зеркальные призмы, вращающиеся каждая вокруг своей вертикальной оси. Ускоряя вращение, они заполнили собой помещение, так что уже не было видно пустых провалов на месте стен. Все происходило в жуткой, противоестественной, давящей на уши тишине, – не было слышно ни звуков работающих механизмов, ни шороха трущихся поверхностей.
Киванов оказался прижатым к расположенному в центре зала кубу. Судорожно ухватившись рукой за трос, он испуганно оглядывался по сторонам, но везде видел только свое, размноженное в десятках копий, растерянное, ничего не понимающее лицо. Лицо появлялось, и исчезало, и снова появлялось; оно дробилось на части, ломалось, множилось, отражаясь в нескольких зеркалах одновременно, вытягивалось, кривилось, скалило зубы, становилось неузнаваемо уродливым.
Перебирая руками трос, Киванов попытался выбраться в коридор, через который попал в треугольный зал. Он и представить себе не мог, что ходить среди множества вращающихся зеркал настолько сложно; даже держась за путеводную нить, он никак не мог выбрать верное направление. Казалось, трос опутывает все зеркала и, не обойдя каждое из них, невозможно покинуть помещение. С каждым шагом, – с каждым новым зеркалом, – нарастали раздражение и злость. Обращенные на неизвестных, устроивших этот аттракцион, они выплескивались на отражения, так же бессмысленно и тупо, как и их прототип, ищущие выход из бесконечной череды зеркальных плоскостей. Киванов бил по зеркалам кулаками, толкал их ногами, наваливался всем телом, пытаясь сбить с оси или хотя бы остановить вращение, – все было тщетно.
Борис почувствовал себя загнанным в дьявольски хитроумную ловушку. Но кем? С какой целью? Он выпустил из руки трос и бессмысленно метался из стороны в сторону, пытаясь наугад найти выход. Он спотыкался, падал на четвереньки, полз меж наплывающих на него зеркал, а навстречу ему ползло отталкивающее, отвратительное человекоподобное существо со стоящими дыбом волосами, выпученными от страха глазами и оскаленными в животной злобе зубами. Киванов переворачивался на спину и бил, бил каблуками в морду этого чудовища, а потом поднимался на ноги и, шатаясь, шаря по сторонам руками, как слепой, снова куда‑то шел. Но безумная мельница зеркал, дробя отражения, вновь и вновь выталкивала его к центру зала.
Оказавшись в очередной раз притиснутым к кубу‑креслу, Борис взобрался на него, прижался мокрой спиной к холодной плоской поверхности и, чтобы не видеть больше мелькающих вокруг отражений, закрыл глаза.
– Надо подождать, – успокаивая себя, шепотом произнес он. – Должно же все это когда‑нибудь кончиться…
…Солнце, пройдя одну треть своего пути по небосводу, грело тепло и ласково. Жара наступит позднее. Волны, медленно и мерно набегая на песчаный пляж, растекались белой пеной.
Киванов стоял за обломком скалы, зарывающимся острым краем в буруны прибоя. Осторожно выглядывая из‑за камня, он наблюдал за человеком, лежавшим на песке. Человек, как и сам Киванов, был совершенно голым. Он лежал, вытянувшись во весь рост, подложив под голову руки. Казалось, он спит, впитывая всем телом тепло солнечного света.
Киванов вышел из укрытия, подошел к лежавшему и сел рядом с ним на теплый песок.
Человек был точной копией Киванова. Борису это показалось странным, но не более того.
– Привет, – сказал он негромко.
Спавший открыл глаза и пристально посмотрел на Киванова. Его, похоже, тоже нисколько не удивило их сходство.
– Привет, – ответил он. – А я‑то думал, я здесь один.
– Я тоже так думал, пока не увидел тебя.
Некоторое время они оба молчали.
Человек приподнялся на локте, потом сел, набрал полную пригоршню песка и начал тонкой струйкой выпускать его. Тысячи песчинок, только что бывшие у него в руке, падали и исчезали среди бесчисленного множества подобных им.
– Как все они похожи…
– Кто? – не понял Киванов.
– Песчинки. Ты можешь отличить одну от другой?
Киванов неопределенно пожал плечами: ему не нравился беспредметный разговор.
Двойник отряхнул ладонь о бедро.
– Ты давно здесь? – спросил он.
– Вторую неделю.
– Странно. Остров не такой уж большой, мы могли бы встретиться раньше. Наверное, так было надо.
– Что было надо?
– Чтобы мы встретились именно сегодня.
– Кому?
– Кому‑то, кто все это устроил. – В голосе двойника звякнуло раздражение. – Что ты пристал? Я знаю не больше твоего…
…Первым, что почувствовал Киванов, придя в себя, была страшная головная боль. Боль давила на затылок и пульсировала в висках. Казалось, что голова до предела надута воздухом и вот‑вот лопнет.
Проведя ладонью по влажному холодному лбу, Борис поднялся на ноги.
За то время, что он спал или находился в беспамятстве, помещение приняло свой первоначальный вид равнобедренного треугольника. Стены светились все тем же ровным матовым светом без теней. Проход, через который Борис вошел в зал, тоже был на своем месте, в углу. И только желтый пластиковый трос, тянущийся из катушки на поясе, прежде чем уйти в проход, извивался по всему залу причудливыми спиралями и кольцами.
Киванов подошел к стене, поводил по ней рукой, постучал костяшками пальцев. На гладкой стекловидной поверхности не было заметно ни одной щели или даже царапины. Уж не привиделся ли ему весь этот безумный аттракцион с вращающимися зеркалами?
Борис взглянул на часы. Было десять минут пятого, – он находился в Лабиринте уже около пяти часов.
Киванов открыл планшет и отметил на плане место расположения треугольного зала. Перебросив планшет через плечо, он поставил катушку в режим сматывания и направился к выходу.
По мере того как Борис все дальше уходил от загадочного треугольного зала, мучавшая его головная боль слабела и совсем утихла к тому времени, когда он выбрался из Лабиринта.
Вездехода на месте не было.
Если это была чья‑то шутка, то отменно глупая. Без вездехода до станции не меньше часа ходьбы по каменным завалам. Но как бы там ни было, Киванову теперь предстояло добираться до дома пешком.
Тому, кто никогда не ходил среди нагромождения камней, трудно даже представить себе, насколько это сложная и серьезная задача. Все внимание должно быть направлено на то, чтобы не наступить на шатающийся камень и не угодить ногой в расщелину. Один неверный шаг – и можно оказаться на земле с растяжением связок. И это еще, если повезет.
Если по пути Борис еще пытался размышлять о том, что произошло в Лабиринте, то на подходе к станции все его мысли были только о еде и отдыхе. И все же он сделал крюк, чтобы заглянуть в ангар и убедиться в том, что все три вездехода, включая и тот, что был у него угнан, стоят на парковочной площадке.
Глава 2
Сомнения
Станция представляла собой вариант простейшей компоновки стандартных строительных модулей для инопланетных экспедиций: три полусферы, соединенные в треугольник крытыми переходами. В первом корпусе располагались жилые комнаты и бытовые помещения, во втором – лаборатории, рабочие кабинеты, блок дальней связи и главный пульт управления станцией, в третьем – транспортный ангар, энергоблок, складские и подсобные помещения.
В столовой, куда первым делом наведался Борис, не было никого, кроме дежурного по кухне Качетряна. Карен сидел в дальнем углу за столиком, наряженный в белый халат и высокий накрахмаленный поварской колпак, который очень любил и, в отличие от других, в свое дежурство непременно надевал. Уныло подперев голову рукой, он без всякого интереса листал какой‑то толстый журнал. Заметив вошедшего в столовую Киванова, он, не отрывая взгляда от страниц, монотонно забубнил:
– Ром, виски, бренди, водка, пепси, лимонад, квас?..
– Обед и ужин на одного, – сделал свой выбор Киванов.
Качетрян поднял голову для того, чтобы смерить Бориса оценивающим взглядом.
– Осилишь?
– Постараюсь, – ответил Киванов.
Качетрян отложил журнал, не спеша поднялся на ноги и, напевая что‑то себе под нос, скрылся за перегородкой. Через пару минут он вернулся, катя перед собой сервировочный столик.
– Принимай! – крикнул он и толкнул столик Киванову.
Киванов поймал столик и припарковал его возле стола, за которым собирался поесть.
Качетрян сел напротив него. Водрузив подбородок между ладоней, он с интересом наблюдал за тем, как из тарелок исчезает еда.
– Ну и аппетит у тебя, Боря, – задумчиво произнес он спустя какое‑то время.
Киванов в ответ только кивнул и что‑то невнятно промычал.
Почувствовав наконец, как теплая волна сытости разливается по всему организму, Киванов на минуту оторвался от еды.
– Карен, ты не знаешь, кому сегодня понадобился мой вездеход?
– Кроме тебя и Штрайха, со станции никто не выезжал, – ответил Качетрян.
– Интересно, – Киванов, приподняв бровь, откинулся на спинку стула. – Кто же у нас такой остроумный?
– А что случилось?
– Пока я был в Лабиринте, у меня угнали вездеход.
– Серьезно? – изобразил удивление Качетрян. – Почему ты ничего не сказал мне об этом час назад?
Киванов удивленно посмотрел на Качетряна.
– Я только что пришел на станцию. Тащился пешком по камням. Устал как черт.
Качетрян глядел на него с жалостью, может быть, еще и с сочувствием. Но вот понимания в его взгляде не было.
– Борис, – он снисходительно похлопал Киванова по руке, – в мое дежурство можешь есть хоть через каждые полчаса. И не надо для этого придумывать никаких оправданий. Если организм требует…
Киванов опустил вилку в тарелку.
– Что ты имеешь в виду?
– Историю про угнанный вездеход ты можешь рассказать кому угодно, только не мне, – мило улыбнулся Качетрян.
– Почему?
Качетрян сложил руки на столе и, подавшись вперед, доверительно посмотрел Борису в глаза:
– Потому что час назад я уже кормил тебя обедом.
Киванов задумчиво почесал подбородок.
– Ты ничего не путаешь? – на всякий случай спросил он. – Знаешь, Карен, – недовольно поморщился Киванов, – я жутко устал, и, наверное, поэтому твоя шутка до меня не доходит.
– Борис, я не шучу, – все так же серьезно смотрел на него Качетрян. – Я видел тебя здесь, в столовой, час назад.
Киванов весело и беззаботно закивал головой.
– Точно, – криво усмехнулся Киванов. – Это значит, что мне нужно забежать к Марте, чтобы она дала мне витаминку и уколола в попку средством для восстановления памяти.
Качетрян поднялся из‑за стола, снял халат и колпак и аккуратно положил их на стул.
– Ты наелся? – спросил он, взглянув на Киванова сверху вниз.
– Да, спасибо. Вот только еще чайку выпью…
– Чайку выпьешь потом. – Качетрян тяжело вздохнул. – Пошли.
– Куда? – полюбопытствовал Киванов.
– Увидишь, – мрачно пообещал Качетрян.
– Карен, я устал и хочу отдохнуть… – попытался отказаться Борис.
Но Качетрян был непреклонен:
– Сначала во всем разберемся, а уж потом делай что хочешь.
Они вышли из столовой, по дугообразному коридору обогнули жилые комнаты и вошли в переход, ведущий к лабораторному корпусу. Пройдя по радиальному коридору, они остановились около двери командного отсека. Качетрян открыл дверь и жестом пригласил Киванова войти.
Пульт, состоявший из двенадцати похожих на металлические шкафы разъемных блоков, занимал почти весь отсек. Для операторов оставался лишь небольшой пятачок свободного пространства возле входа, на котором с трудом могли разместиться три человека. В режиме полной загрузки с главного командного пульта можно было контролировать работу всех автоматических систем станции. Но в настоящее время большинство датчиков на нем не горели, поскольку в условиях «пятнашки» была отключена вся дублирующая автоматика и автономные системы жизнеобеспечения каждого из корпусов.
Над клавиатурой главного компьютера станции колдовал Иво Кийск. Напевая что‑то вполголоса напевая и отбивая ритм каблуком ботинка, он был настолько увлечен своей работой, что даже не обернулся, когда позади него открылась дверь и в отсек вошли Качетрян с Кивановым. Стоя позади Кийска, они какое‑то время молча изучали его квадратные плечи и массивный, коротко остриженный затылок. Наконец Качетряну надоело ждать.
– Кто дома? – спросил он, стукнув пару раз по крышке стола.
Кийск недовольно глянул на незваных гостей.
– Что, совсем нечем заняться?
Качетрян сделал успокаивающий жест рукой и, развернув стул, сел рядом с Кийском.
– Извини, Иво, мы буквально на пару минут. Пожалуйста, отнесись к тому, что я скажу, с предельной серьезностью, поскольку от твоего ответа может зависеть очень многое.
Качетрян сделал многозначительную паузу.
Кийск перевел взгляд с него на Киванова, гадая, от кого из двоих ожидать подвоха.
– Ну? – нетерпеливо произнес он.
Качетрян указал пальцем на Киванова:
– Когда и где ты видел в последний раз этого человека?
Кийск окинул Киванова изучающим взглядом, как будто впервые видел.
– Слушай, Карен, – недовольно скривился он, – мне твои хохмы…
– Иво, я прошу тебя ответить только на один вопрос, – решительно перебил его Качетрян. – Когда и где ты видел в последний раз Бориса?
– Полтора часа назад в столовой, – с обреченным видом отрапортовал Кийск.
Лицо Киванова недоумевающе вытянулось.
– Ну что, доволен? – с чувством исполненного долга спросил Качетрян. – Надеюсь, ты не думаешь, что Иво решил подыграть мне?
Киванов опустился на стул.
– Я ничего не понимаю, – произнес он растерянно и беспомощно развел руками. – Я был в Лабиринте и всего полчаса назад вернулся на станцию.
– Да что случилось, ребята? – заволновался Кийск.
Качетрян, видя, что Киванов сейчас не в состоянии что‑нибудь внятно объяснить, сам пересказал Кийску историю об угнанном вездеходе.
Кийск слушал внимательно, не перебивая и не задавая никаких вопросов, и только время от времени посматривал на Киванова, который, подтверждая все сказанное Качетряном, обреченно качал головой.
– Ребята, вы точно не шутите? – спросил Кийск после того, как Качетрян закончил рассказ.
– Какие уж тут шутки! – возмущенно всплеснул руками Качетрян.
Кийск поднялся со стула.
– Пошли к Маклайну.
– А может быть, к Марте? – все же попытался пошутить Качетрян.
– Нет, к Маклайну. – Кийск жестко отсек любую возможность обратить дело в шутку. – Если на станции объявились два Бориса, значит, один из них – чужой.
Глава 3
Ультиматум
Профессору Маклайну было пятьдесят пять лет. Это был человек ростом ниже среднего, с маленьким, узким, заостренным книзу лицом, на котором прятались небольшие тусклые глазки и, нависая над вялыми губами, вытягивался вперед и вниз длинный, острый нос. Где‑то на середине носа сидела перекладина старомодных очков в тонкой металлической оправе, которые постоянно норовили сползти к самому кончику. Завершала картину розоватая блестящая лысина, отороченная венчиком рыжеватого цвета волос.
Маклайн представлял собой классический тип ученого: большой и заслуженный авторитет в своей области знаний и при этом совершенно ни на что не способный организатор. Он согласился возглавить экспедицию, только понадеявшись, что на планете с индексом «пятнадцать» в плане общего руководства от него будет требоваться гораздо меньше работы, чем в родной лаборатории, и он наконец‑то сможет закончить свой фундаментальный труд. Название этой новой теоретической работы профессора Маклайна, относящейся к одной из областей космогонии, было настолько длинным и труднопроизносимым, что проговорить его от начала до конца без запинки мог только сам Маклайн. Друзья же и коллеги, обсуждая с Маклайном его рукопись, предпочитали называть ее просто «Основы…».
Сразу же по прибытии экспедиции на планету, Маклайн с головой ушел в дебри «Основ…», предоставив все бразды правления своему заместителю Иво Кийску.
Иво Кийск впервые принимал участие в работе экспедиции, занятой описанием планеты. Прежде он входил в состав одного из отрядов галактической разведки. Два года назад, во время первой высадки на Калгоду, Кийск угодил в ловушку синего слизня. Ему удалось невозможное – отбиться от гигантского моллюска и выбраться из его зловонной ямы. Когда Кийска нашли, он был без сознания. Все его тело было облеплено едкими выделениями слизня. Врачам удалось сохранить только его лицо. Остальные поверхности тела закрыли синтетической кожей. Состояние здоровья Кийска после выхода из больницы не внушало врачам никаких опасений, но все же, проявляя разумную осторожность, медицинская комиссия не дала ему разрешения на продолжение службы в галактической разведке. Не привыкший к спокойной и размеренной жизни на Земле, Кийск готов был лететь куда угодно, в любой должности. Три месяца он обивал пороги всевозможных ведомств, учреждений и фирм, занимающихся работами вне Земли, и в конце концов для него нашлось место помощника руководителя комплексной экспедиции на планету с индексом «пятнадцать». «Пятнашка» – это, конечно же, не бог весть что, но в положении Кийска выбирать не приходилось.
К радости Маклайна, Кийск блестяще справлялся со своими и его, Маклайна, обязанностями, обращаясь к руководителю за разрешением или советом в крайне редких случаях. «Основы…» феноменальными темпами увеличивались в объеме.
Сейчас, слушая историю о злоключениях Бориса, которую не без удовольствия пересказывал Карен, Маклайн непонимающе смотрел то на удивительно спокойного и как всегда немного мрачноватого Кийска, то на осунувшегося, потерянного, не похожего на себя самого Киванова, то на пытающегося как обычно шутить по любому поводу Качетряна.
Когда Качетрян закончил рассказ, Маклайн посмотрел на Кийска и беспомощно развел руками:
– Я ничего не понимаю, – растерянно произнес он.
– Использовав Бориса в качестве матрицы, Лабиринт создал двойника, который сейчас находится на станции, – разъяснил ситуацию так, как он ее понимал, Кийск. – Мы не знаем, кто и с какой целью создал копию, поэтому нам следует принять все возможные меры безопасности.
– Да‑да, конечно! – с готовностью согласился Маклайн.
– А этот Борис, – Качетрян взглядом указал на Киванова, – он настоящий или копия?
– Откуда я знаю? – пожал плечами Кийск.
– Что значит «копия»?! – взорвался молчавший все это время Киванов. – Какая я вам копия?! Ловите эту копию, если есть желание, а я иду отдыхать! Я археолог, а не контактер – и не эсбэшник! Ловить чужаков – не мое занятие!
Уперевшись руками в подлокотники, Киванов вытолкнул себя из кресла и быстрыми, широкими шагами направился к двери.
– Сядь на место! – рявкнул у него за спиной Кийск.
Киванов остановился возле двери, так и не открыв ее.
– Пожалуйста, Боря, сядь на место, – уже спокойно повторил Кийск.
Помедлив секунду, Киванов вернулся на свое место.
– С чужаками нам придется разбираться самим, поскольку профессиональных контактеров среди нас нет, – сказал Кийск, обращаясь одновременно ко всем присутствующим. – Задача номер один – найти второго Бориса. Для начала следует собрать в одном месте весь персонал станции. После этого мы с главного пульта заблокируем все отсеки и обыщем их один за другим.
– Верно, – слишком уж поспешно кивнул Маклайн, заранее готовый соглашаться со всем, что скажет Кийск. – Внимание! – громко произнес он, включив микрофон внутренней связи. – Всем членам экспедиции срочно собраться в кабинете руководителя!
– Не хватает четверых, – сказал Качетрян, обведя взглядом присутствующих.
– Троих, – поправил его Кийск.
– Четверых, – снова сказал Качетрян и, загибая пальцы, начал пересчитывать. – Штрайх, Ивлева, Палмер и… второй Киванов, – закончил он, пожав плечами.
Кийск удивленно поднял брови:
– Ты думаешь, он придет?
Качетрян с сомнением пожал плечами.
– А почему бы и нет, – мрачно изрек Киванов. – Неизвестно еще, кто из нас настоящий.
– Кстати, – воскликнул Качетрян, – как бы нам их не перепутать!
Быстро глянув по сторонам, он схватил со стола маркер, подошел к Киванову и нарисовал на нагрудном кармане его куртки жирную, ярко‑красную двойку.
– Два – это потому, что ты вторым пришел ко мне обедать, – объяснил он.
Борис не успел высказать своего мнения на сей счет.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Ален Палмер.
– Что случилось? – спросил он с порога.
– Садись, – указал ему на свободное кресло Кийск. – Узнаешь, когда соберутся все.
В коридоре послышались голоса. Дверь открылась. Галантно изогнувшись в поклоне, Игорь Штрайх пропустил вперед Марту Ивлеву. Улыбнувшись, Марта скользнула в кабинет. А Штрайх сделал шаг в сторону, уступая проход кому‑то еще, кто находился рядом с ним в коридоре.
– Прошу вас, сударь!
– Благодарю.
Обогнув Штрайха, в кабинет руководителя экспедиции вошел Борис Киванов.
– Немая сцена! – трагическим шепотом произнес Качетрян.
Пришедшие с изумлением смотрели на сидевшего в кресле Киванова. Те же, кто находились в кабинете, с неменьшим изумлением рассматривали его двойника.
Быстрее других сориентировался в ситуации Качетрян. Он подошел к новоявленному Киванову и нарисовал на кармане его куртки цифру «один».
– Ты у нас будешь Бориска‑один, – сказал он, ободряюще похлопав Киванова по плечу.
– А это кто? – указал Штрайх на другого Киванова.
– А это – Бориска‑два, – как само собой разумеющееся объяснил Качетрян.
Киванов‑два медленно поднялся и, сделав два шага вперед, остановился напротив своего двойника.
Два человека, похожие, как две горошины из одного стручка, внимательно рассматривали друг друга, изучая каждую деталь, но взгляды их при этом не пересекались.
Смотреть на своего живого двойника – это совсем не то, что рассматривать самого себя в зеркале. Это страшно. Сначала начинаешь искать различия, хотя бы незначительные, заметные только тебе одному. Потом появляется желание оттолкнуть, ударить. Холодная, тупая, беспричинная злость поднимается снизу, дергается дрожью в коленях, сводит живот, гулко отдается ударом сердца, перехватывает спазмом горло и красным, горячим туманом обволакивает мозг.
Кийск почувствовал состояние двойников прежде, чем они сами осознали, что с ними происходит, и, предупреждая возможный взрыв, вклинился между ними, сработав подобно изолятору, разделяющему два высоковольтных провода.
– Сядьте все! – решительно приказал, почти крикнул Кийск.
Киванов‑два, не говоря ни слова, послушно вернулся на свое место. Киванову‑один Кийск указал на кресло рядом с Маклайном.
Когда все расселись, Маклайн попросил Качетряна еще раз, – для тех, кто не слышал, – повторить свой рассказ. Качетрян сделал глубокий вдох и собрался было уже по третьему разу излагать историю появления на станции двух Борисов, снабдив ее новыми красочными подробностями, но его остановил Кийск.
– Версию Киванова‑два мы уже слышали, – сказал он, глядя на Маклайна. – Давайте теперь послушаем другого.
Маклайн кашлянул в кулак:
– Господин Киванов, – повернулся он к Борису, сидевшему рядом с ним, – расскажите нам, пожалуйста, о сегодняшнем… гм… происшествии.
– До тех пор, пока я не увидел своего двойника, я не придавал тому, что произошло сегодня со мной, большого значения, – неторопливо, словно тщательно обдумывая то, что он говорит, начал Киванов‑один. – Сегодня я обнаружил в Лабиринте странный треугольный зал. Никогда прежде я не видел ничего подобного. В центре стоял огромный черный куб с выемкой, похожей на сиденье. Едва я вошел в зал, как стены его распались на сектора, которые выдвинулись в глубь помещения и превратились в трехгранные зеркальные призмы, вращающиеся вокруг своих осей. Я оказался оттиснутым к центру помещения. От мелькания зеркал у меня закружилась голова, я почувствовал себя нехорошо и присел в углубление на кубе. На какое‑то время я забылся или потерял сознание. Очнувшись, я увидел, что зал принял свой первоначальный вид. Не осталось никаких следов того, чему я был свидетель. Выбравшись из Лабиринта, я сел в вездеход и приехал на станцию. Вот как все было. – Киванов‑один обвел взглядом присутствующих. – Но сейчас, когда я увидел своего двойника, я вспомнил… Или, может быть, мне только кажется?..
Киванов‑один выжидающе умолк, глядя на своего близнеца.
Киванов‑два кивнул:
– Да, – сказал он. – Я тоже вспомнил, когда увидел тебя.
Последовала долгая, тягучая пауза.
Первой не вынесла молчания Марта Ивлева.
– И что же вы вспомнили? Может быть, скажете нам наконец?
Она меньше всех понимала, что вообще происходит, и это заставляло ее нервничать.
Кивановы посмотрели друг на друга, словно договариваясь мысленно, кто будет говорить.
Начал Киванов‑два:
– У меня, так же как и у моего двойника, во время сна в треугольном зале был телепатический контакт с хозяевами Лабиринта.
Штрайх громко и протяжно свистнул.
Все разом посмотрели на него.
– Нет‑нет, – виновато взмахнул руками Штрайх. – У меня нет никаких комментариев. Я просто поражен.
– Мы тоже, – усмехнулся одними губами Кийск.
– А кто они такие, эти хозяева Лабиринта? – спросил Качетрян, обращаясь сразу к обоим Борисам.
Киванов‑два пожал плечами:
– Не знаю.
Качетрян с надеждой посмотрел на другого Киванова, но тот тоже отрицательно покачал головой.
– Но они похожи на людей? – не унимался Качетрян.
– Не знаю, я их не видел, – ответил Киванов‑два.
– Они сейчас находятся здесь, на этой планете? – не оставлял попыток хоть что‑нибудь разузнать Качетрян.
– Я ничего про них не знаю, – четко, с расстановкой, сдерживая раздражение, произнес Киванов‑два.
Качетрян разочарованно выгнул губы:
– Тогда какой же это контакт?
– Мне просто было передано нечто вроде послания, – сказал Киванов‑один. – Мы должны закончить все работы на планете, свернуть станцию и улететь первым же кораблем. Больше никто и никогда не должен ступать на планету РХ‑183.
– Похоже на ультиматум, – задумчиво произнес Маклайн.