Поправив в приемной галстук и глянув в зеркало на свое нервное, осунувшееся к вечеру лицо, полковник Гришин без стука вошел в кабинет начальника Управления ФСБ по разработке и пресечению деятельности преступных организаций (УРПО). Лубянская площадь к этому времени осветилась рыжеватыми гривами огней, а в кабинете генерал‑майора Латынина горела вполнакала люстра да оттеняла нездоровый цвет лица хозяина настольная лампа под зеленоватым абажуром. Сорокасемилетний генерал встретил подчиненного в светлой рубашке с расстегнутым воротом и бросил короткое «заходи».
В УРПО Николай Гришин возглавлял отдел специальных программ, сменивший прежнее название (отдел перспективных программ) в 1997 году. Цели отдела: «определение и последующая нейтрализация источников, представляющих государственную опасность». Плюс исполнение конфиденциальных поручений вышестоящего начальства. В состав отдела входили группы наружного наблюдения, собственной безопасности департамента, технических мероприятий, частное детективное агентство со странным названием «Альгемайде» (Москва, ул. Воронковская, 21), существующее аж с 1988 года и сохранившее обширные и устойчивые связи в правоохранительных ведомствах и государственных силовых структурах, в том числе и в руководстве Главного управления внутренних дел по Московской области. Сотрудники «Альгемайде» – из бывших оперативников МВД и ФСБ с наработанными связями, агентурными сетями и направлением на «реализацию существующей программы нетрадиционной борьбы с оргпреступностью».
Гришин, приняв приглашение присесть, первым делом взял из стакана остро отточенный карандаш. Он постоянно тырил карандаши со стола генерала, в общем‑то больше предназначенные для самого хозяина (их у начальника отдела в ящике стола скопилось не меньше полусотни).
|
|
– Давно не смотрел видео? – осведомился Латынин. Слева от него, позади десятка телефонных аппаратов всех мастей, нашли место «кухонный» цветной телевизор «Самсунг» с диагональю тридцать два сантиметра и видеомагнитофон той же фирмы. Приведя корейскую «двойку» в рабочее положение с одного пульта, начальник управления бросил хмурый взгляд на подчиненного.
Продольные полосы на экране телевизора сменились на четкое изображение. Усмешка, которую полковник Гришин приготовил на всякий случай, сошла с его лица. Сцена, запечатленная на пленку, была ему знакома. Он вспомнил и дату этого события, и место действия: декабрь 1996 года, Шалинский район Чечни – сорок километров от Грозного. Общий план: «УАЗ» без номеров и «Нива» – с одной стороны; «Волга» и тоже два «уазика‑таблетки» – с другой. Высокий человек в окружении вооруженных спецназовцев держит в руке «дипломат», и в этом человеке полковник Гришин без труда узнал себя. Вот он делает несколько шагов навстречу «духу», также одетому в камуфляж, а спустя минуту на капоте «Волги» раскрывает кейс, под завязку забитый стодолларовыми купюрами. После проверки денег чеченец в сопровождении офицера ФСБ идет к своим машинам…
Очень знакомое чувство комком подкатило к горлу Николая. Как и тогда, пять лет назад, он почувствовал на затылке жжение, словно оптика снайперской винтовки, направленной на него, собрала в огненный пучок солнечные стрелы и бугром подняла кожу на затылке. И он, неотрывно глядя на экран телевизора, подсознательно торопил заложника, показавшегося из «УАЗа». Ибо точно знал, что боль в голове переметнется к Дроновскому, освобождая Николая от крайне неприятного чувства, в тот момент, когда его руки поддержат пошатнувшегося пленника.
|
|
Но не тут‑то было. Вот они идут к «Волге», а затылок продолжает гореть, жар переметнулся на лоб и щеки. А все оттого, что ракурс съемки был не тот, и полковник отчетливо представил себе видеокамеру в руках чеченского хроникера, снимающего сцену с выкупом заложника через тонированное стекло русского джипа. Оптика этой видеокамеры обжигала сейчас Николая.
Не ко времени полковник вспомнил о похожем видеоматериале, присутствовавшем в деле журналиста «Радио Свобода» Андрея Бабицкого. Из него четко видно, как люди в униформе передают репортера чеченцам, а взамен получают военнопленных. Кинохроника в таких случаях, даже скрытой камерой, обязательна. Это как протокол. А обоюдная съемка при освобождении Виталия Дроновского походила на подписание договора в двух экземплярах.
От своего имени Гришин мог поздравить родную организацию с почином, когда она начала эпопею с кинохроникой: получалось, что видеокассету можно перевернуть и смотреть другую сторону. Как на обычном аудиомагнитофоне.
– Я выполнял п‑приказ, – нарушил молчание полковник, избегая добавить «начальства» и колкость, вертевшуюся на чуть онемевшем языке: «Обратитесь к нему. Адрес: Большая Лубянка, дом 2».
– Мы все выполняли приказ, – не глядя на подчиненного, обронил Латынин. Подержав в широкой ладони пульт дистанционного управления, он положил его на стол. – Спроси, как попала ко мне эта кассета?
|
|
– От кого? – Гришин нашел выход не отвечать на вопрос генерала.
– От полковника Эджумяна. Он возглавляет следственную группу по факту гибели Комалеева и двух военнослужащих.
Гришин покивал. Он слышал о ЧП в Шатойском районе Чечни и хорошо знал Михаила Эджумяна. Начальник управления продолжил:
– Благодари бога, Николай, что кассета попала в руки Михаила и что он не включил ее в материалы дела. Только представь довольные рожи из военной прокуратуры при просмотре этого сюжета.
Гришин внял совету и представил их рожи довольными. Это довольство не ограничится просмотром и воспоминанием от просмотра. Включать такой материал в дело – себе дороже. Важнее последствия, влияние на Федеральную службу безопасности Главной военной прокуратурой, посыплются просьбы и пожелания, которые могут быть вызваны как частным, так и служебным порядком. Тайное противостояние двух ведомств, классика, кто кого. Ничего нового. Однако и ничего хорошего.
– Косвенные улики и показания свидетелей указывают на то, что кассета предназначалась Комалееву. А для кого он старался, долго думать не надо. Кесарев, мать его! – выругался Латынин.
Только одной такой кассетой беглый предприниматель мог поставить ФСБ в позу дачника на прополке. Служба безопасности Российской Федерации официально заявила о имеющихся у нее доказательствах причастности Бориса Кесарева к выкупу заложников и сей факт интерпретировала как прямое финансирование чеченских бандформирований. А на этой кассете видно, как ФСБ – во всяком случае, один из ее офицеров и пара десятков спецназовцев – лично участвует в финансировании чеченских боевиков.
– Кесарев, заполучи он этот материал, справедливо может рассчитывать на то, что мы отзовем экстрадиционное досье на его имя и прекратим преследование, – нарушил недолгое молчание генерал.
– На деньгах не написано, что они от Кесарева, – подал голос Гришин.
– Зря ты так думаешь. Подпись имеется – запечатленный в фас, профиль и в полный рост полковник милиции Дроновский! – Латынин снова выругался. – Он же заложник. Могу на память процитировать выступление нашего гения по связям с общественностью: «Один из фактов передачи Кесаревым денег – это освобождение полковника МВД Дроновского». Назвал еще несколько фамилий, кретин! Все правильно, за исключением одного. Мы назвали доверенным лицом Кесарева Балауди Давлетукаева, однако на пленке видно, что посредник носит русскую фамилию – Гришин. Ты, Николай Григорьевич, или посредник Кесарева в преступном бизнесе, или, как недавно сказал, выполнял приказ начальства, – тяжело пошутил Латынин. – Нас можно обвинить в фабрикации – это раз. Два – повесить обвинения в поощрении преступного бизнеса – похищение людей с целью выкупа. И третье: обработка бывшего заложника Дроновского. Мы просто попросили его молчать или дали денег?
Гришин удрученно хмыкнул. Он понял простую истину: его родная организация в лице генерал‑майора Латынина, который, конечно же, не мог не доложить о ЧП еще выше, найдет в нем крайнего. И всеми способами постарается откреститься, установит сто причин взвалить всю ответственность на начальника отдела. Николай прекрасно знал методы Лубянки, ибо работал там. На него повесят не одно преступление, начнется травля. Как ни раскладывай карты, все равно он крайний. Ему сломают жизнь. И если некоторые офицеры службы безопасности находили убежище в странах Европы, то Гришину это не грозит. Видеоматериал, который он просмотрел вместе с генералом, представляется только в одном свете: пособничество террористам. Пусть даже косвенное. Но все это яйца в профиль.
Полковник, сунув руку в карман пиджака и с хрустом сломав в пальцах ворованный карандаш, нашел определение: недееспособность силовых структур России. Кому нужен беспомощный офицер – носильщик «дипломатов» с деньгами? Он в этом свете даже не порученец.
Николай подумал, что ему сломают жизнь. Вот если бы он был холостой…
И все, о чем он подумал за пару коротких минут, можно было прочесть в мутноватых глазах генерала Латынина: «Хочешь этого – прекратим разговор. Если нет – начнем обсуждать детали предстоящей работы».
– Если вы согласны, я п‑продолжу выполнять приказы, – несмело предложил Гришин. Он заикался, а эту фразу вообще выговорил с трудом.
– Нет, Николай Григорьевич, так не пойдет. Действуй самостоятельно. Но кое‑какие рекомендации я тебе дам. Вспоминай свои чеченские похождения, – акцентировал генерал, – когда передавал деньги, в чью банду. Проверяй, какая из них уничтожена на сегодняшний день. Эти чеченцы – пунктуальные ублюдки, компромат обычно хранят в тайниках, порой вместе с оружием. Есть шанс добраться до них. Плохо, если они попадут в руки военных во время зачистки: армейские спецназовцы частенько передают любые записи и видеоматериал своему начальству. Где‑где, а в ГРУ тебе нельзя светить свою физиономию. Задницы из военной разведки умеют использовать компромат в своих целях.
Латынин, немного помолчав, продолжил в том же тоне:
– Вспоминай и о том, какой отдел ты возглавляешь, каким опытом обладаешь. Действуй, у тебя есть минимум полтора месяца. Я думаю, у Кесарева нет ни одной кассеты с выкупом заложника. И слабо верю в закономерность, что существуют еще две записи с твоим участием. А если таковые есть, они, надеюсь, в тайниках и схронах в горной части Чечни. Кесареву непросто будет заполучить их, его бородатые товарищи сами приберегут компру на случай поторговаться. Понимаешь, о чем говорю?
– Да, – кивнул Гришин. ФСБ крайне тщательно ищет по всей Чечне схроны той или иной банды, где, возможно, хранятся видеосекреты. Все кассеты изымаются и тщательно фильтруются. Что‑то в качестве доказательств становится достоянием гласности, что‑то превращается в материал с грифом «совершенно секретно», а то, что называется компроматом, – уничтожается.
Как были уничтожены (и Николай не сомневался в этом) видеокассеты с его – и только с его участием, хранившиеся в архиве ФСБ, дабы исключить любую утечку секретного материала; охотников за «грифами» на Лубянке день ото дня становилось все больше. Причем уничтожили кассеты лишь после выступления по ТВ Синиченко и Дроновского. Последнему наверняка дали еще раз посмотреть материал, который на фоне его «правдивого» выступления в эфире еще раз указывал бывшему пленнику его место в этой грязной игре. Схожей обработке подверглись и его товарищи по несчастью – журналисты Ржанов и Васнецов. И все они шли теперь в одной упряжке: оторвется один, но в пропасть свалятся вместе.
– Так что у тебя есть шанс, – продолжал Латынин. – Упустишь его, и на суде Кесарев через своих адвокатов предоставит видеоматериал. Он раздует грандиозный скандал. Он намекнет на наш опыт. Сняли же этого сукина сына – я говорю про Мовлади Удугова – в июне 1996 года с розыска! Вспомнили о занимаемой им должности в правительстве Чечни. И чтобы еще раз не пришлось вспоминать о подобном, делай все возможное и невозможное, Николай.
Гришин удрученно покивал на весьма не рядовое замечание шефа о деньгах. На оперативно‑розыскные мероприятия генерал‑майор Латынин пообещал сто пятьдесят тысяч долларов. Небольшая сумма, годившаяся разве что на поощрение главного поисковика и козла отпущения в одном лице, Николая Гришина. Ему придется использовать редко дающие сбои методы, состоящие на вооружении отдела специальных программ, включать и на полную мощь задействовать связи, агентурные сети и отдельных агентов, которые отчего‑то всегда требуют денег. Словом, полностью реализовывать программу нетрадиционной борьбы с оргпреступностью.
Но что‑то недосказанное в беседе с генералом тревожило Николая. Генерал‑майор «дерзал надеяться», что у Кесарева нет видеоматериала о выкупе заложников, а вдруг таковой есть?
На вопрос подчиненного Латынин ответил легко:
– Он бы не упустил шанс опубликовать материал. Обвинения, выдвинутые против Кесарева, в равной степени бьют и по ФСБ. Не может такая организация, как наша, требовать выдачи преступника, если вместе с ним совершала эти преступления. Минюст Франции, узнай он об этом, тотчас отменит свое решение о выдаче. Все, для Кесарева эта проблема решена раз и навсегда. И он до конца жизни останется гостем Парижа. Ему даже дадут ключи от города.
– Вам ли не знать Кесарева? Он всеми силами постарается оставить при себе этот козырь, отбившись мелочевкой. Где гарантии, что мы оставим его в п‑покое? Допустим, уберем мы его, но останутся преданные ему люди. Они и выбросят видеокомпромат.
– Лишившись покровителя? – усмехнулся с превосходством Латынин. – Они будут мыслить примерно так: если убрали такое влиятельное лицо, то уж их устранить – плевое дело. Они – это кодла из «Русского пути», других СМИ Кесарев лишился навсегда. И вообще, где ты видел журналиста, работающего без поддержки? Такого любой мент, участковый сожрет с потрохами. Что делает собака, оставшись одна? Правильно – ищет другого хозяина. Или сдыхает от голода. Комалеев сдох; и пусть окружение Кесарева подумает, случайно ли. Это тебе мой ответ.
А вообще, Латынин сразу понял подоплеку вопроса подчиненного. По большому счету Гришин хотел верить, точнее, быть уверенным в том, что Кесарев располагает компроматом. В этом случае работа Гришина по поиску остальных кассет виделась мартышкиным трудом, становилась бесполезной тратой времени. К чему в таком случае Гришину нагружать себя? С другой стороны, за отсутствием этой работы полковник становился крайним. Так что для него чем больше работы на этом фронте, тем лучше и спокойнее.
– Последнее, наверное, – сказал генерал, вставая из‑за стола и гася настольную лампу. – Кесарев не знает, что кассета попала к нам в руки. Эджумян сделал все, что мог. Кассета была без наклеек, без указания фирмы‑производителя. На ее место он положил другую, позаимствованную у начальника армейской разведки Шатойской комендатуры. Одним словом, пленка пострадала, просмотру и восстановлению не подлежит. Я не стал вдаваться в подробности, но Михаил сказал, что лопнули банки с какими‑то соленьями и кассета хорошо промариновалась – соль и уксус, которым можно склеивать концы пленки, сделали свое дело. Главное, она осталась на месте, оперативники ее искали, но не нашли. Когда Кесареву доложат, он успокоится. Эджумян предоставил тебе фору в несколько дней, воспользуйся ею.
Два дня спустя
Чернявых гостей генерала Латынина, одетых в гражданское, Гришин видел впервые. Один, лет под сорок, представился полковником Давладзе, второй, на пять‑шесть лет младше, ни звания своего, ни фамилии не назвал. Скорее всего майор, домыслил Николай, пожимая руку Давиду, предложившему называть его Дато.
«Дато так Дато», – равнодушно согласился Гришин, кивнув четвертому в этом кабинете, начальнику следственного отдела Аникееву.
Видимо, Латынин, сидевший по обыкновению в рубашке с расстегнутым воротом, долго беседовал с гостями, на что Николая натолкнула реплика генерала:
– Николай Григорьевич, тебя включили в состав оперативной группы. Вы с полковником Аникеевым представляете наше ведомство, офицеры Министерства госбезопасности Грузии – свое. Тема – передача грузинской стороне подозреваемых в причастности ко взрывам во Владикавказе, Ставрополье и Ингушетии.
– О ком идет речь конкретно? – напрягся Гришин. Он точно знал, кто ведет дело по диверсионной группе, состав которой был не только интернациональным, – главенствующую роль в группе подрывников занимали два офицера из госбезопасности Грузии, российский специалист‑пиротехник и выпускник диверсионной школы Хаттаба – чеченец по национальности.
Насколько был осведомлен Гришин, ранее принимавший участие в следствии, дело продвигалось успешно, начальник следственного отдела Аникеев не ходил по лубянским коридорам, а буквально гарцевал на невидимом скакуне. Не без помощи Гришина он собрал столько доказательств, что адвокаты обвиняемых чахли, как трава на солнцепеке.
Арестованные грузинские силовики были тесно связаны с бандой Гелаева и полевого командира Таймаза Ахмадова. И оба главаря сейчас, наверное, улыбаются. Грузия не раз заявляла о том, что чеченские бандформирования никогда не были на территории республики, обвиняла Москву в «грязных инсинуациях, направленных на создание образа Грузии как государства, поддерживающего международных террористов». Однако 3 октября этого года бандиты проникли со стороны Грузии на территорию Абхазии. Захватили села Георгиевское и Чина, дали бой абхазским воинским подразделениям, потеряв при этом всего восемь человек убитыми.
И только смелый депутат грузинского парламента Сандро Брегадзе говорил правду: «Силовые структуры страны не только поддерживают чеченских боевиков, но и получают от них определенные суммы, закрывая глаза на их противоправную деятельность в Грузии, и пытаются этим «решить» абхазскую проблему».
Однако грузинские политики выражались длинно и вычурно, русский полковник Гришин мог сказать гораздо проще: официальный Тбилиси получал возможность поднять перед мировым сообществом вопрос об угрозах, будто бы исходящих от сепаратистского режима Сухуми, и необходимости проведения локальной «контртеррористической операции против Абхазии». После всего этого захочет ли Москва поддерживать Абхазию? Вопрос очень спорный.
Только Ахмадов и Руслан Гелаев были далеко не дураки и не стали разыгрывать эту карту. Они сделали то, чему были обучены. В понедельник, 8 октября, в Кодорском ущелье чеченские боевики сбили вертолет «Ми‑8» из состава миссии ООН в Абхазии. Окрашенный в белый цвет и несший на борту большие буквы «UN», он летел на низкой высоте и хорошо был виден даже невооруженным глазом. Два выстрела из гранатомета – и шансы на спасение пропали у пяти сотрудников миссии ООН, переводчика и трех членов экипажа, граждан Украины.
В тот же день чеченцы напали на село Наа и расстреляли мирных жителей.
Арестовав в Петербурге диверсионную группу, возглавляемую грузинскими силовиками, ФСБ заполучила уникальный шанс связать преступления, совершенные на территории России, со спецслужбами Грузии, которая скрывала в Панкиссии полтысячи чеченских боевиков; кто кого снабжает деньгами – вопрос на этом фоне пока непринципиальный.
Такое бывает раз в сто лет, мог сказать себе полковник Гришин. И страстно желал услышать причину, из‑за чего, судя по всему, разваливается дело по диверсионно‑подрывной группе, на совести которой жизни десятков российских военнослужащих и мирных жителей.
Однако прежде всего он задался другим вопросом: почему именно его привлекли к этому нехорошему делу? И снова вернулся к первопричинам. О (по сути) прекращении уголовного дела договорились на высшем уровне или пришли к договоренностям на уровне госбезопасности. Вот, собственно, и все.
Но почему я? Что, я больше всех знаю?
И вдруг Николай понял все. Откровение буквально обрушилось на него. Он внял совету Латынина «вспоминать чеченские похождения»: когда передавал деньги, в чью банду. Два пленных офицера ФСБ Ингушетии содержались в лагере Таймаза Ахмадова. И это его подрывники сейчас парятся в Лефортово. А сам Таймаз находится в Панкисском ущелье, в Грузии.
– На два слова, Юрий Семенович. – Николай поднялся и, нарушая правила субординации и приличия, первым шагнул к задней комнате генерала. А в голове откровение – не откровение, закономерность, скорее всего, плюс несдержанность Федеральной службы безопасности: если бы Лубянка не заявила во всеуслышание о сфабрикованных доказательствах в финансировании чеченских бандформирований Борисом Кесаревым, ничего подобного бы не произошло. Беглый предприниматель, сам того не подозревая, оказался катализатором огромного взрыва. Да, он частенько лает на ФСБ, но вот его лай подхватила свора «кавказских овчарок».
Может, полевой командир Таймаз Ахмадов никогда и не вспомнил бы об одной из сотен кассет, хранящихся по тайникам в селах и по схронам в горах Чечни. Гришин, до 1997 года работая в должности начальника направления 1‑го отдела УБТ, знал об Ахмадове достаточно. Чеченец в 1994 году встал под зеленое знамя, от крови российских солдат и мирных жителей ставшее камуфлированным, седьмой год не выпускает из рук оружия. Даже когда стоял позади Аслана Масхадова, подписывающего Хасавюртовское соглашение, в широком кармане куртки наверняка сжимал рукоятку пистолета. И если бы случилось невероятное – снова встать позади Аслана, занесшего руку над очередным «мирным соглашением», – пустил бы пулю в самую середину папахи чеченского лидера. Его предназначение – убивать.
Гришин закрыл за генералом дверь и прошел в середину комнаты отдыха – с удобным диваном, холодильником, телевизором, ванной и туалетной комнатой.
– Юрий Семенович, Ахмадов передал кассету этим? – Николай кивнул через плечо.
– Как ты догадался? – съязвил Латынин, подумывая обвинить подчиненного в никудышной оперативности. Однако впору восхититься оперативностью чеченского полевого командира, лихо отреагировавшего на заявление ФСБ, и его «оперативной» же памятью. – Нас поставили перед фактом, – продолжил генерал, – признать его означает дискредитировать себя. Единственный приемлемый вариант – принимать условия грузинской стороны. Мы закрываем дело по диверсионной группе за недостаточностью улик, но передаем обвиняемых в руки спецслужб Грузии. Они там уже начали готовить материалы на их деятельность.
– И развалят дело так, как это делаем мы.
– А ты как хотел?
Николай пропустил замечание начальника мимо ушей, но, как и он, «восторгался» оперативностью чеченского бандита и грузинской госбезопасностью. Последняя, получив от Ахмадова пленку, разработала план, который позволял замять скандальное дело. Собственно, Ахмадов хлопотал за своих бандитов, оказавшихся в Лефортово, но мог получить больше. Это и признание‑благодарность от грузинской стороны, давшей убежище террористам, и освобождение своих людей, настоящих диверсантов‑подрывников, которых ждали рынки, другие многолюдные места, мирные люди, солдаты, старики, женщины и дети – русские, дагестанцы, грузины, абхазцы – все равно.
Гришин еще раз прокрутил в голове технику по прекращению дела по подрывникам. Российская сторона разваливает его таким образом, что подозреваемые не оказываются на свободе как бы в чистом виде, а попадают под следствие, или уголовное преследование, другой страны. ФСБ заявит, что тянула не пустышку, но соску: следы преступлений террористов ведут в Грузию, где они должны понести заслуженное наказание. Пройдет неделя, две, и развалится сфабрикованное дело. Террористы вновь окажутся на свободе.
Вроде бы простая комбинация, однако требующая четкого расчета, взвешенных действий со стороны обеих сторон, просчета последствий и, как водится, ряда специфических мероприятий, направленных на устранение тех самых последствий. До некоторой степени классика – таким образом разваливаются самые громкие преступления, а виновные оказываются в стороне. Но главными в таких делах всегда являлись и будут являться всего две вещи: компромат и большие деньги.
Гришин образно подумал о своем начальнике. Даже если генерал выйдет из задней комнаты, его отсутствия в кабинете никто не заметит. Подобные дела всегда ведутся средним руководящим звеном. Начальники отделов и направлений, сделав анализ, квалифицированно объяснят начальству перспективы, дадут оценку, рекомендации, действуя в качестве аналитиков. Высшие руководители не несут ответственность, но – все же обговаривают условия с подчиненными: что те получат за риск. Некоторые ничего не получали, поскольку на тот момент провинились в чем‑то. Вот как полковник Гришин. Он вроде бы невиноватый, но вполне сгодится на эту роль. И обещать ему ничего не надо. Кроме одного: он может надеяться.
– Ты ищешь третью кассету? – спросил Латынин.
– П‑плевать я на нее хотел, товарищ генерал, – вдруг ответил Николай.
– Что?!
– Извините, Юрий Семенович… Розыски идут полным ходом. Банда, где содержались корреспонденты Васнецов и Ржанов, уничтожена в январе 2000 года. Номинально банда входила в отряд Басаева, но действовала самостоятельно. Собственно, из‑за этого попала в окружение и была накрыта с воздуха нашей авиацией. Я поднял данные, в тайниках тогда обнаружили т‑только оружие, боеприпасы и продовольствие. Боевики мертвы и не слышат нас, так что…
– Можешь не продолжать, – перебил Латынин полковника, все больше удивлявшего его своей резкостью. – Вливайся, как я сказал, в опергруппу, но поиски не прекращай: ройся в бумагах, задействуй агентуру в Чечне, Дагестане, Ингушетии, плати деньги. Той суммы, которой ты располагаешь, хватит?
– Впритык, – снова дерзко ответил полковник. – Денег хватит впритык, если я п‑продам свою квартиру, машину, честь и совесть.
Гришин говорил искренне. Желваки, которые он гонял, можно было заряжать в пистолет. Один выстрел в голову начальника, другой – в свою.
Глава IV
«РОГА И КОПЫТА»
«В Совете Безопасности Организации Объединенных Наций в соответствии с его резолюцией № 1373 по борьбе с международным терроризмом 5 октября учрежден и начал работу специальный Контртеррористический комитет. Одним из его руководителей является постоянный представитель России при ООН. Комитет будет обобщать предоставленную ему государствами информацию о предпринимаемых ими антитеррористических мерах и представлять соответствующие рекомендации СБ. Он станет также оказывать необходимое консультативное содействие странам в целях эффективного выполнения ими обязательств по резолюции №1373».