Балабайкин лежит на столе, пьян. венок на голове. У н ы л о в перед Балабайкиным, сидя в кресле, пересчитывает пачку ассигнаций.
У н ы л о в. Что меня утешает и бодрит в этой глуши. Молодежь меня любит. Иной с воробья ростом, под стол пешком ходит, а на морденку глянешь – совсем Добролюбов. Как они вчера кричали! Унылова! Уныло-ва! Шестнадцать раз вызывали!
Б а л а б а й к и н. Шестнадцать?
У н ы л о в. Сам, братец, не ожидал. И для кармана недурно: сто семьдесят три рубля тридцать копеек! Выпьем!
Б а л а б а й к и н. (поднимает руку с бутылкой). За тебя, Васечка!
У н ы л о в. (выпивает, забирая бутылку) Спасибо, Максимка. Друг ты мой, любезный. Единственный. Два месяца тебя знаю, а кажется – всю жизнь. Дай я тебя поцелую. … Господи, уже два месяца!
Б а л а б а й к и н. Ты бы, Васечка того… Презентуй мне сегодня двадцать талеров. В Елец надо съездить. Там дядька помер. После него, может быть, осталось что-нибудь. Коли не дашь, придется пешедралом махать.
У н ы л о в. Гм…Но ведь не отдашь?
Б а л а б а й к и н. Не отдам, Васечка. Где ж мне взять? Сам знаешь, сколько мне платят. Уж ты так…по дружбе.
У н ы л о в. Постой, может мне самому не хватит. Покупки нужно будет сделать, в Петербург, сам знаешь, зачем. Никому не разболтал?
Б а л а б а й к и н. Вот те крест.
У н ы л о в. Давай считать.
Раскладывает ассигнации на Балабайкине.
У н ы л о в. Тебе двадцать, дельце свое уладить – пятьдесят, однако… сестре любимой послать двадцать пять. Три года уже просит прислать что-нибудь. Бедняжка. Обязательно пошлю! Пару себе сшить рублей в тридцать. За номер и за обед погожу отдавать, успею. Выпьем, братец. (выпивает). Что еще?
Балабайкин. Купи, тогда Васечка, револьвер. Наш не стреляет. Антрепренер ни за что не купит.
У н ы л о в. Подлец этот Индюков. И фамилия у него подходящая. Бутафории знать не хочет, антихрист. Ну, стало быть, шесть-семь рублей на револьвер. Что еще?
Б а л а б а й к и н. В баню сходи. С мылом помойся. Тебе, Вася, в баню надо.
У н ы л о в. Баня, мыло и прочее - рубль. С легким паром! (выпивает)
Б а л а б а й к и н. Тут, Васечка, татарин ходит. Отличное чучело лисицы продает. Вот купил бы!
У н ы л о в. Да на что мне лисица?
Б а л а б а й к и н. Так. На стол поставить. Проснешься утром, взглянешь, а у тебя зверь стоит, и …и так весело на душе станет!
У н ы л о в. Роскошь! Лучше я себе портсигар новый куплю. Ах да! Чуть не забыл! Пикейную жилетку!
У н ы л о в считает что-то, загибая пальцы на руках.
У н ы л о в. Шестнадцать.
Б а л а б а й к и н. Что?
У н ы л о в. Бил я на своем веку шестнадцать антрепренеров, а что меньшей братии, так и не упомню. И ничего, а тут… Эх, наливай, Максимушка! (выпивает). Персидского порошку надо! Житья нет от клопов. Что еще? Батюшки, пальто Как зимой без пальто! Считай сорок. Но…у меня не хватит. Надо что-то убирать. Порошок, касторка, револьвер… Наплевал бы ты на своего дядьку, Максим!
Б а л а б а й к и н. Не могу. Единственный родственник, и вдруг наплевать!
У н ы л о в. Ей-богу! Наплюй!
Б а л а б а й к и н. Что ж ты такое говоришь? Да, еще про покойника. А вдруг от него что осталось?
У н ы л о в. А если нет? И я зимой без пальто.
Б а л а б а й к и н. Не понимаю, что у тебя за эго…эгои…эгоистицизм такой, Васечка? Будь у меня деньги, да нешто бы я пожалел?
У н ы л о в. Ладно, ладно. Бери свои двадцать. Однако, пора мне уже.
Б а л а б а й к и н. Посиди, Васечка со мной. Поезд не скоро еще, а то я в трактир и все твои талеры ухну.
У н ы л о в. Черт с тобой! Выпьем на прощанье …
Б а л а б а й к и н. Как я забыл? Я же завтра с Варькой в спектакле графа играю.
У н ы л о в. Это правда, что она с Драмоделовым жила?
Б а л а б а й к и н. Та еще инженю. Он после премьеры месяц у Варьки жил. Вроде как пьесу на нее писал.
У н ы л о в. Читал я его пачкотню.
Б а л а б а й к и н. А потом фьють и адью Варвара Степановна… Ни тебе пьесы, ни Дра…Ты не говори ей, что я уехал. Пусть думает, что в запое. Нет, лучше сам… а лучше ты, она меня и слушать не будет…
У н ы л о в. Что так? Не томи. Люблю амурные истории.
Б а л а б а й к и н. Между нами… Где–то полгода назад купил перчатки в дамской лавке и распорядился ей отправить …записку приложил…
У н ы л о в. А ты jeune premier (фр. первый любовник), братец.
Б а л а б а й к и н. Сижу дома… жду взаимности. А лавочник, паскуда, ей вместо перчаток по ошибке панталоны чьи-то отправил… а с ними мою записку «…крепко целую то, что в них находится».
У н ы л о в. Ха-ха-ха. Ну, насмешил.
Б а л а б а й к и н. Конец симпатии… потом этот прохвост приехал… Только никому…со свету сживут. Давай выпьем. За тебя, Васечка. За великого русского артиста!
У н ы л о в. За великого артиста! (выпивает) Постой, не лезь целоваться, неловко. Двух писателей бил, одного художника. (плачет)
Б а л а б а й к и н. Что ж ты плачешь? Мазилу этого жалко?
У н ы л о в. Лошадь жалко. Я, Максимушка, в Херсоне лошадь вот этаким графином убил. Давай ее помянем, и дядю твоего заодно. (графин пуст) Вот что, едем в «Бель-вю». Ты хочешь есть?
Б а л а б а й к и н. Хочу. Жареных дупелей мне в рот.
У н ы л о в. Жареных дупелей хочешь? А ликера с сигарами хочешь?
Б а л а б а й к и н. А поезд?
У н ы л о в. Наплюй на дядьку! Пусть бедный Йорик останется без наследников. Давай сюда двадцать рублей! Завтра поедешь. Нет, завтра ты сыграешь с Варькой в спектакле, крепко поцелуешь, что хотел, и езжай обдирать своего мертвого дядьку.
Б а л а б а й к и н и У н ы л о в уходят. Появляется Герасим, начинает вбивать гвозди в брусок. Звучит тема из «Нищей».