С.Щипачёв.
Июня 1941года
Казалось, было холодно цветам,
И от росы они слегка поблёкли…
Зарю, что шла по травам и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
И пограничник протянул к ним руки…
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
Влезали в танки, закрывали люки.
Такою всё дышало тишиной,
Что вся земля ещё спала, казалось…
Кто знал, что между миром и войной
Всего каких-то пять минут осталось!
· * * * * * * ** *
Я.Смеляков.
Рихард Зорге
Почти перед восходом солнца,
Весь ритуал обговоря,
Тебя повесили японцы
Как раз седьмого ноября.
В том зале, выстроенном ловко,
Ни митинга, ни кумача.
Ты сам надел свою верёвку,
Не ожидая палача.
Но час спустя над миллионной
Военно-праздничной Москвой
Склонились красные знамёна,
Благословляя подвиг твой.
И трубы сводного оркестра
Из Главной площади земли
До той могилы неизвестной,
Грозя и плача, дотекли.
М.Исаковский.
Русской женщине.
Да разве об этом расскажешь-
В какие ты годы жила!
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла!...
В то утро простился с тобою
Твой муж, или брат, или сын,
И ты со своею судьбою
Осталась один на один.
Один на один со слезами,
С несжатыми в поле хлебами
Ты встретила эту войну.
И все- без конца и без счёта-
Печали, труды и заботы,-
Пришлись на тебя на одну.
Одной тебе- волей-неволей-
А надо повсюду поспеть;
Одна ты и дома, и в поле,
Одной тебе плакать и петь.
А тучи свисают всё ниже,
А громы грохочут всё ближе,
Всё чаще недобрая весть.
И ты перед всею страною,
И ты перед всею войною
Сказалась- какая ты есть.
Ты шла, затаив своё горе,
Суровым путём трудовым.
Весь фронт, что от моря до моря,
|
|
Кормила ты хлебом своим.
В холодные зимы, в метели,
У той у далёкой черты
Солдат согревали шинели,
Что сшила заботливо ты.
Бросалися в грохоте, в дыме
Советские воины в бой,
И рушились вражьи твердыни
От бомб, начинённых тобой.
За всё ты бралася без страха,
И, как в поговорке какой,-
Была ты и пряхой, и ткахой,
Умела- иглой и пилой.
Рубила, возила, копала,-
Да разве же всё перечтёшь?
А в письмах на фронт уверяла,
Что будто б отлично живёшь.
Бойцы твои письма читали,
И там, на переднем краю,
Они хорошо понимали
Святую неправду твою.
И воин, идущий на битву
И встретить готовый её,-
Как клятву шептал, как молитву,
Далёкое имя твоё…
· * * * * * * * * *
Ю.Друнина
Я только раз видала рукопашный.
Раз- наяву. И сотни раз- во сне…
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
· * * * *
Нет, это не заслуга, а удача-
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно б было мне!
С восторгом нас, девчонок, не встречали:
Нас гнал домой охрипший военком.
Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии- потом…
Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.
* * * * *
В.Гусев
Мать и сын.
В далёкий дом в то утро Весть пришла.
Сказала так: «Потеря тяжела.
Над снежною рекой, в огне, в бою
Ваш муж Отчизне отдал жизнь свою».
Жена замолкла. Слов не подобрать.
«Как сыну, мальчику, об этом рассказать?
Ему учиться будет тяжело.
Нет, не скажу…». А за окном мело,
|
|
А за окном седой буран орал.
А за окном- заводы, снег, Урал…
И в школу тоже Весть в тот день пришла.
Сказала: «Школьники, потеря тяжела.
Отец Володи нашего в бою
Отчизне отдал жизнь прекрасную свою».
И сын об этом от товарищей узнал.
Сидел среди друзей, весь вечер промолчал.
Потом пошёл домой, и думал он:«Как быть?
И матери решил не говорить.
Ведь нынче в ночь ей на завод идти.
Об этом скажешь- не найдёт пути…
С тех пор о нём и вечером и днём
Они друг другу говорят как о живом,
И вспоминают все его слова,
И как он песни пел, как сына целовал,
И как любил скорей прийти домой,-
Он был для их любви действительно живой!
Вот только ночью мать слезу смахнёт,
В подушку сын украдкою всплакнёт,
А утром надо жить, учиться, побеждать…
Как силу их сердец мне передать?!!
Р.Рождественский.
Реквием
Помните!
Через века, через года,- помните!
О тех, кто уже не придёт никогда,-
Помните!
Не плачьте!
В горле сдержите стоны, горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!
Вечно достойны!
Хлебом и песней, мечтой и стихами,
Жизнью просторной,
Каждой секундой, каждым дыханьем,-
Будьте достойны!
Люди! Покуда сердца стучатся,-
Помните!- Какою ценой завоёвано счастье,-
Пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полёт,- помните!
О тех, кто уже никогда не споёт,- помните!
Детям своим расскажите о них,-
Чтоб запомнили!
Детям детей расскажите о них,-
Чтобы тоже запомнили!
Во все времена бессмертной Земли,- помните!
К мерцающим звёздам ведя корабли,-
О погибших помните!
***
Встречайте трепетную весну, люди Земли!
|
|
Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!
Мечту пронесите через года,-
И жизнью наполните!...
Но о тех, кто уже не придёт никогда,-
Заклинаю: ПОМНИТЕ!!!
· * * * * * * * * *
Ю.Друнина
Ты должна!
Побледнев, стиснув зубы до хруста,
От родного окопа, одна
Ты должна оторваться,- и бруствер
Проскочить под обстрелом. Должна!
Ты должна. Хоть вернёшься едва ли,
Хоть «Не смей!» - повторяет комбат.
Даже танки (они же из стали!)
В трёх шагах от окопа горят.
Ты должна. Ведь нельзя притвориться
Пред собой, что не слышишь в ночи.
Как почти безнадёжно «Сестрица!»-
Кто-то там, под обстрелом, кричит…
Ты должна!....
*** ***
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать».
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
*** ***
Тот же двор, та же дверь, те же стены,
Так же дети бегут гуртом,
Та же самая «тётя Лена»
Суетится возле пальто.
В класс вошла. За ту парту села,
Где училась я десять лет.
На доске написала мелом:
«Х + Y = Z »…
И припомнила: хмурым летом,
Бросив книги и карандаш,
Встала девочка с парты этой
И шагнула в сырой блиндаж.
*****************
М.Агашина
Мальчишкам Волгограда
Горит на земле Волгограда
Вечный Огонь солдатский-
Вечная слава тех,
кем фашизм, покоривший Европу,-
Был остановлен здесь.
В суровые годы битвы
здесь насмерть стояли люди-
Товарищи и ровесники твоего отца.
Они здесь стояли насмерть!
И были средь них солдаты-
мальчишки в серых шинелях
Со звёздами на ушанках,
Простые наши мальчишки-
немного старше, чем ты.
К нам приезжают люди- жители всей планеты-
Мужеству их поклониться,
у их могил помолчать…
И пусть люди мира видят:
мы помним и любим погибших!
И пусть люди мира знают:
Вечный Огонь Волгограда
не может померкнуть, пока
Живёт на земле волгоградской
хотя бы один мальчишка!
Запомни эти мгновенья!
И если ты встретишь в жизни
Трудную минуту,
увидишь друга в беде, или врага на пути,-
Вспомни, что ты не просто мальчик,
Ты- волгоградский мальчишка,
Сын солдата, сын Сталинграда,
Капля его Бессмертья, искра его Огня!
· * * * * * * * * *
М.Агашина
Второе февраля
В свой срок- не поздно и не рано-
Придёт зима, замрёт земля.
И ты к Мамаеву кургану
Придёшь второго февраля.
И там, у той заиндевелой,
У той священной высоты,
Ты на крыло метели белой
Положишь красные цветы.
И словно в первый раз заметишь,
Каким он был, их ратный путь!
Февраль-февраль, солдатский месяц-
Пурга в лицо, снега по грудь.
Сто лет пройдёт. И сто метелиц.
А мы пред ними всё в долгу.
Февраль-февраль. Солдатский месяц.
Горят гвоздики на снегу.
К.Симонов
Родина
Касаясь трёх великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда.
Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке,
И в краткий миг припомнить разом надо
Всё, что у нас осталось вдалеке,
Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,-
Ты вспоминаешь родину- такую,
Какой её ты в детстве увидал.
Клочок земли, припавший к трём берёзам,
Далёкую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком.
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли.
Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы.
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три берёзы
При жизни никому нельзя отдать.
Письмо к Богу
(найдено в шинели русского солдата, погибшего
в Великую Отечественную войну).
Послушай, Бог… Ещё ни разу в жизни
с Тобой не говорил я, но сегодня
мне хочется приветствовать Тебя.
Ты знаешь, с детских лет мне говорили,
что нет Тебя. И я, дурак, поверил.
Твоих я никогда не созерцал творений.
И вот сегодня ночью я смотрел
из кратера, что выбила граната,
на небо звёздное, что было надо мной.
Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,
каким жестоким может быть обман.
Не знаю, Боже, дашь ли Ты мне руку,
но я Тебе скажу, и Ты меня поймёшь:
не странно ль, что средь ужасающего ада,
мне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя?
А кроме этого мне нечего сказать,
вот только, что я рад, что я Тебя узнал.
На полночь мы назначены в атаку,
но мне не страшно: Ты на нас глядишь…
Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.
Мне было хорошо с Тобой. Ещё хочу сказать,
что, как Ты знаешь, битва будет злая,
и, может, ночью же, к Тебе я постучусь.
И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,
позволишь ли Ты мне войти, когда приду?
Но, кажется, я плачу. Боже мой! Ты видишь:
со мной случилось то, что нынче я прозрел.
Прощай, мой Бог, иду. И вряд ли уж вернусь.
Как странно, но теперь я смерти не боюсь.
Расул Гамзатов.
От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Ещё мы жёнам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.
А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас.
Есть у войны печальный день начальный,
А в ЭТОТ день- вы радостью пьяны.
Бьёт колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льётся с вышины.
Мы не забылись вековыми снами,
И всякий раз у Вечного огня
Вам долг велит советоваться с нами,
Как бы в раздумье головы клоня.
И пусть не покидает вас забота
Знать волю не вернувшихся с войны,
И перед награждением кого-то
И перед осуждением вины.
Всё то, что мы в окопах защищали
Иль возвращали, кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам завещали,
Единственные жизни положив.
Как на медалях, после нас отлитых,
Мы все перед Отечеством равны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Где в облаках зияет шрам наскальный,
В любом часу от солнца до луны
Бьёт колокол над нами поминальный
И гул венчальный льётся с вышины.
И хоть списали нас военкоматы,
Но недругу придётся взять в расчёт,
Что в бой пойдут и мёртвые солдаты,
Когда живых тревога призовёт.
Будь отвратима, адова година.
Но мы готовы на передовой,
Воскреснув, вновь погибнуть до едина,
Чтоб не погиб там ни один живой.
И вы должны, о многом беспокоясь,
Пред злом ни шагу не подавшись вспять,
На нашу незапятнанную совесть
Достойное равнение держать.
Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь.
Каких имён нет на могильных плитах!
Их всех племён оставили сыны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.
Падучих звёзд мерцает зов сигнальный,
А ветки ив плакучих склонены.
Бьёт колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льётся с вышины.
**********************
****************
Она несла ребенка на груди, то был сынок ее новорожденный.
.Расстрел и лагерь были позади, а впереди — путь, вьюгой занесенный.
Чтоб выжил сын, она сняла жакет, потом в фуфайку сына замотала.
И у берез, когда настал рассвет, чтоб сил набраться, на минутку встала.
Разведка шла, а ветер стужу нес, в лицо солдатам липкий снег бросая.
Вдруг, трое встали, видят меж берез, стоит в рубашке женщина босая..
Солдаты ахнули, вплотную подойдя, что это: призрак, явь иль навождение?
Под свист свирепый зимнего дождя, они застыли, стоя в изумлении..
В снегу, как статуя стояла
— Мать, рубашкою потрескивая звонко..
И мертвой, продолжала прижимать, к своей груди кричащего ребенка!
Солдаты женщину зарыли в колкий снег, без шапок молча встали над могилой..
Но выжил двухнедельный человек и крошечное сердце не остыло!!!
Ушла разведка, а в Советский тыл — один вернулся строго по приказу..
Он нес ребенка — и мальчонка жил! И не всплакнул в его руках ни разу…
*************************** Юрий Юрин
**** Без вести пропавшие
Ну вот и всё. Земля на грудь уже не давит.
Теперь могу я прокричать родне:
Меня нашли! Вам скоро весточку доставят
О без вести пропавшем на войне.
Меня нашли, родной, искать уже не нужно.
Вот и прочтён мой смертный медальон.
Они пришли за мной - отряд неравнодушных
Ах, сколько раз я видел этот сон...
Запросы, знаю, ты давно уже не пишешь,
Но папка твой не без вести пропал.
Погиб под Ржевом я, сынок. Теперь ты слышишь?
Меня ты помнишь? Ты б меня забрал...
Ты плохо слышишь? Это возраст, понимаю.
Ну может тогда внуки заберут?
Ведь я устал тут между адом быть и раем,
И верю, что услышат и придут.
Но если я и внуками забытый,
То знаю, кто услышит голос мой.
Откликнись, правнук! Это прадед твой убитый!
Я здесь под Ржевом. Забери домой!
Женщинам на войне
*На жакетах – ордена, медали, И не нужно прятать седину... Как же вы на фронте выживали, Женщины, прошедшие войну? *Воевать положено мужчине. Родина зовёт – иди на бой! Женщина – в окопе, в стылой глине... Грохот взрывов и снарядов вой... *Что войне до женской сути тонкой, Смерть не разбирает, кто есть кто... Школьницы, совсем ещё девчонки! Вам-то это выпало за что? *Снайперы, связистки, санитарки... Да, судьба к вам не была добра. Вам бы на скамейке в тихом парке Целоваться с милым до утра... *Юность неохотно вспоминают И не смотрят про войну кино. Только память всё ещё живая, Ноет, беспокоит всё равно... *Как тащили, надрываясь, плача, Раненых тяжёлых на себе, Как решали трудную задачу – Постирать казённое х/б... *Как домой писали письма маме – Мол, жива-здорова, лучше всех! И опять месили сапогами То болота, то кровавый снег... *Ради нас переносили муки, Защищая мир и тишину... Я с поклоном вам целую руки – Женщины, прошедшие войну.
/из интернета/
………………………………………………
Михаил Светлов ИТАЛЬЯНЕЦ
Черный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землей Рафаэля!
Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.
Разве среднего Дона излучина
Иностранным ученым изучена?
Нашу землю - Россию, Расею -
Разве ты распахал и засеял?
Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далеких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного...
Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю - и нет справедливости
Справедливее пули моей!
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах...
Михаил Коршунов
НЕ ЗОВИТЕ МЕНЯ В БУНДЕСТАГ!
Мне не жалко погибших немецких солдат,
Что хотели с землёю сравнять Сталинград,
Этих Гансов и Фрицев, лежащих в могиле,
Потому что они мою землю бомбили.
Мне не жалко лоснящихся, наглых и потных,
Опьяневших от крови безмозглых животных.
И за хворост, что брошен был в пламя пожара,
Их настигла вполне справедливая кара.
Предо мной на столе - желтизна фотографий,
Где смеются довольные асы Люфтваффе.
Это те, кто, нарушив святые законы,
Санитарные подло бомбил эшелоны.
Наши школы, больницы, дома, магазины
С их нелёгкой руки превратились в руины,
А на то, что дышало, любило, мечтало,
Были сброшены адские тонны металла.
Мне румын, итальянцев и венгров не жалко!
И плевать – было холодно им или жарко!
Все они в мою горькую землю зарыты,
Потому что убийцы должны быть убиты.
Я нарочно взвалил эту память на плечи,
Чтоб вовек не дымили в Освенциме печи.
Чтоб никто не познал, что такое – блокада,
Голод, холод и лютая ночь Ленинграда.
Кто-то будет доказывать мне со слезами:
- Мы – солдаты Германии! Нам приказали!
Вот и фото детишек, и крестик на теле.
Мы в России нечаянно! Мы не хотели!
Пусть они будут клясться, больны и плешивы.
Только я им не верю! Их слёзы фальшивы!
Их потомки забудут войны «ароматы»,
И с готовностью в руки возьмут автоматы.
Нам, увы, не вернуть наших жертв миллионы.
Перед нами незримо проходят колонны.
От начала войны до Девятого Мая
В наши души стучит эта бездна немая.
Не осталось живого, поистине, места
От Мурманска до Крыма, от Волги до Бреста.
На полях, где гуляли незваные гости,
До сих пор мы находим солдатские кости.
Между нами и Западом пропасть бездонна.
Но Россия не мстит никогда побеждённым.
Не тревожьте вы Имя Господнее всуе!
С мертвецами наш гордый народ не воюет.
Мне не жалко погибших немецких солдат.
Их порочные души отправились в ад.
Не зовите меня в Бундестаг! Не поеду!
И не буду прощенья просить за Победу
………………………………………………
Твардовский. Я убит подо Ржевом…
Я убит подо Ржевом, В безымянном болоте,
В пятой роте, На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва -
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней -
Ни петлички, Ни лычки
С гимнастерки моей.
Я - где корни слепые
Ищут корма во тьме;
Я - где с облаком пыли
Ходит рожь на холме.
Я - где крик петушиный
На заре по росе;
Я - где ваши машины
Воздух рвут на шоссе.
Где - травинку к травинке -
Речка травы прядет,
Там, куда на поминки
Даже мать не придет.
Летом горького года
Я убит. Для меня -
Ни известий, ни сводок
После этого дня.
Подсчитайте, живые,
Сколько сроку назад
Был на фронте впервые
Назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая,
Как на теле рубец.
Я убит и не знаю -
Наш ли Ржев наконец?
Удержались ли наши
Там, на Среднем Дону?
Этот месяц был страшен.
Было все на кону.
Неужели до осени
Был за н и м уже Дон
И хотя бы колесами
К Волге вырвался о н?
Нет, неправда! Задачи
Той не выиграл враг.
Нет же, нет! А иначе,
Даже мертвому, - как?
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она - Спасена.
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас.
На земле на проверке
Выкликают не нас.
Мы - что кочка, что камень,
Даже глуше, темней.
Наша вечная память -
Кто завидует ей?
Нашим прахом по праву
Овладел чернозем.
Наша вечная слава -
Невеселый резон.
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам все это, живые.
Нам - отрада одна,
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос,
Вы должны его знать.
Вы должны были, братья,
Устоять как стена,
Ибо мертвых проклятье -
Эта кара страшна.
Это горькое право
Нам навеки дано,
И за нами оно -
Это горькое право.
Летом, в сорок втором,
Я зарыт без могилы.
Всем, что было потом,
Смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно
Всем привычно и ясно.
Но да будет оно
С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы
И не Дон потеряли
И в тылу у Москвы
За нее умирали.
И в заволжской дали
Спешно рыли окопы,
И с боями дошли
До предела Европы.
Нам достаточно знать,
Что была несомненно
Там последняя пядь
На дороге военной, -
Та последняя пядь,
Что уж если оставить,
То шагнувшую вспять
Ногу некуда ставить...
И врага обратили
Вы на запад, назад.
Может быть, побратимы.
И Смоленск уже взят?
И врага вы громите
На ином рубеже,
Может быть, вы к границе
Подступили уже?
Может быть... Да исполнится
Слово клятвы святой:
Ведь Берлин, если помните,
Назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие
Крепость вражьей земли,
Если б мертвые, павшие
Хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные
Нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы,
Воскрешали на миг.
О, товарищи верные,
Лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное
Вы постигли вполне!
В нем, том счастье, бесспорная
Наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная,
Вера, ненависть, страсть.
Наше все! Не слукавили
Мы в суровой борьбе,
Все отдав, не оставили
Ничего при себе.
Все на вас перечислено
Навсегда, не на срок.
И живым не в упрек
Этот голос наш мыслимый.
Ибо в этой войне
Мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, -
Были мы наравне.
И никто перед нами
Из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя
Подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое,
За советскую власть
Так же, может быть, точно
Шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом,
Тот - еще под Москвой...
Где-то, воины, где вы,
Кто остался живой?!
В городах миллионных,
В селах, дома - в семье?
В боевых гарнизонах
На не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая,
Вся в цветах иль в снегу...
Я вам жить завещаю -
Что я больше могу?
Завещаю в той жизни
Вам счастливыми быть
И родимой отчизне
С честью дальше служить.
Горевать - горделиво,
Не клонясь головой.
Ликовать - не хвастливо
В час победы самой.
И беречь ее свято,
Братья, - счастье свое, -
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
…………………………………….
И.Растеряев
Январь сорок третьего года.
Бомбёжка. Метель. Сталинград.
Несутся в Германию письма
Замёрзших немецких солдат.
Читают в далёких квартирах:
«Пришлите кальсонов и гетр.
Мы прошагали полмира,
Но здесь не пройти километр.
Мы загнанные, как волки.
Едва стоим на ногах.
На тракторном, Красном, у Волги
Нас бьют в подвалах, в цехах.
Они сумасшедшие просто!
Такого нету нигде!
Стреляешь – а он, как апостол,
В атаку идёт по воде.
Приказ их подобен бреду,
И это страшный приказ.
За Волгой земли для них нету,
Но нету её и для нас.
Мы помним, как с бравурным пением
Втоптали Европу в грязь,
Как жгли города и селения -
По ходу, с брони, веселясь…
Как ползали все, будто стадо…
И вот наказал нас за то
Обычный солдат Сталинграда,
Расстрелянный в решето.
…………………………………
И. Г. Аржанов, (участник Сталинградской битвы, рядовой 106-го стрелкового полка Зб-й гвардейской дивизии.)
В резной шкатулке много лет
Лежит бесценная награда –
Медаль, которой равной нет,
«За оборону Сталинграда».
Ее я бережно достал,
И что-то в сердце защемило.
Я будто вновь солдатом стал
И вспомнил все, как это было.
Второй уж год как шла война,
А мы, как прежде, отходили.
Была ли наша в том вина,
Что мы до Волги отступили?
Нам нечем было воевать,
Патроны штучно выделяли.
Порой хотелось закричать,
А мы, потупя взор, молчали.
Винтовка, штык да котелок –
Вот все, что мы тогда имели.
Табак давали, правда, впрок,
Но часто впроголодь сидели.
В ту пору, в тот суровый год
Судьба России предрешалась,
И под пятой фашистских орд
Земля от гнева содрогалась.
Да, мы стыдились матерей,
Которых в рабстве оставляли.
И взгляда маленьких детей,
Глотая слезы, избегали.
Где был когда-то Сталинград,
Печные трубы лишь торчали.
Стоял густой зловонный смрад,
И трупы на полях лежали.
Нет, мы не грелись у костров,
В мороз и стужу замерзали
И, расчесавши тело в кровь,
Мы вошь из складок выгребали.
Вгрызались в землю, как могли.
Надежней места не искали.
«За Волгой нет для нас земли», –
Как клятву часто повторяли.
Нас гусеницами давили,
Нас жгли безжалостно огнем.
С утра до ночи нас бомбили
И прошивали грудь свинцом.
Но каждый верил, каждый знал:
Такое долго не продлится.
И, наконец, тот день настал,
Который должен был свершиться.
Собрался с силой исполин,
И вспомнив доблесть вековую,
Народ поднялся как один
На смертный бой за Русь святую.
Загрохотало все кругом,
Пошли вперед наши солдаты,
Туда, на запад, день за днем,
Пока не пробил час расплаты.
Наш меч сурово покарал
Фашистов в собственной берлоге,
И путь к прозренью показал
Для тех, кто сбился на дороге.
Доныне часто по ночам
Во сне былое воскресает.
Мы до сих пор воюем там,
И кто-то снова умирает.
На Волге возродился град
Еще прекрасней и чудесней.
Для нас он – прежний Сталинград.
Его не вычеркнешь из песни.
Там, на Мамаевом кургане,
Вознесся ввысь мемориал,
Он для потомков в назиданье
И в память тем, кто смертью пал.
Чтоб мир надолго сохранить,
Чтоб сердце болью не щемило,
Народ, умевший победить,
Обязан помнить все, как было.
Пусть будет счастлив наш народ,
Пусть жизни радуются дети,
Но строго помнят наперед –
Они теперь за все в ответе.
……………………………………………….
Муса Джалиль
ВАРВАРСТВО. 1943г.
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных... Мутный дождь Гудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной,
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать!
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,
Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо...
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь~-
И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас
вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. —
И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой1
Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,
Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей...
Я это видел! Илья Сельвинский 1942, Керчь
Можно не слушать народных сказаний, Не верить газетным столбцам, Но, я это видел. Своими глазами. Понимаете? Видел. Сам.
Вот тут дорога. А там вон - взгорье. Меж нами вот этак - ров. Из этого рва поднимается горе. Горе без берегов… Нет! Об этом нельзя словами... Тут надо рычать! Рыдать! Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме, Заржавленной, как руда.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько. Может быть, партизаны? Нет. Вот лежит лопоухий Колька - Ему одиннадцать лет. Тут вся родня его. Хутор "Веселый". Весь "Самострой" - сто двадцать дворов Ближние станции, ближние села - Все заложников выслали в ров.
Лежат, сидят, всползают на бруствер. У каждого жест. Удивительно свой! Зима в мертвеце заморозила чувство, С которым смерть принимал живой. И трупы бредят, грозят, ненавидят... Как митинг, шумит эта мертвая тишь. В каком бы их ни свалило виде - Глазами, оскалом, шеей, плечами Они пререкаются с палачами, Они восклицают: "Не победишь!"
Парень. Он совсем налегке. Грудь распахнута из протеста. Одна нога в худом сапоге, Другая сияет лаком протеза. Легкий снежок валит и валит... Грудь распахнул молодой инвалид. Он, видимо, крикнул: "Стреляйте, черти!" Поперхнулся. Упал. Застыл… Но часовым над лежбищем смерти Торчит воткнутый в землю костыль! И ярость мертвого не застыла: Она фронтовых окликает из тыла, Она водрузила костыль, как древко, И веха ее видна далеко.
Бабка. Эта погибла стоя - Встала из трупов, и так умерла. Лицо ее, славное и простое, Черная судорога свела. Ветер колышет ее отрепье... В левой орбите застыл сургуч, Но, правое око глубоко в небе Между разрывами туч. И в этом упреке Деве Пречистой - Рушенье веры десятков лет: "Коли на свете живут фашисты, Стало быть, бога нет!".
Рядом истерзанная еврейка. При ней ребенок. Совсем как во сне. С какой заботой детская шейка Повязана маминым серым кашне... Матери сердцу не изменили: Идя на расстрел, под пулю идя, - За час, за полчаса до могилы Мать от простуды спасала дитя… Но даже и смерть для них не разлука: Не властны теперь над ними враги - И рыжая струйка из детского уха Стекает в горсть материнской руки.
Как страшно об этом писать. Как жутко. Но надо. Надо! Пиши! Фашизму теперь не отделаться шуткой!... Ты вымерил низость фашистской души, Ты осознал во всей ее фальши "Сентиментальность" пруссацких грез, Так пусть же сквозь их голубые вальсы Торчит материнская эта горсть.
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней, Ты за руку их поймал - уличи! Ты видишь, как пулею бронебойной Дробили нас палачи, Так загреми же, как Дант, как Овидий, Пусть зарыдает природа сама, Если все это сам ты видел… И не сошел с ума.
Но молча стою я над страшной могилой. Что слова? Истлели слова. Было время - писал я о милой, О щелканье соловья… Казалось бы, что в этой теме такого? Правда? А между тем Попробуй найти настоящее слово Даже для этих тем.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки, Но строчки... глуше вареных вязиг. Нет, товарищи: этой муки Не выразит язык. Он слишком привычен, поэтому бледен. Слишком изящен, поэтому скуп, К неумолимой грамматике сведен Каждый крик, слетающий с губ.
Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече, Из всех племен от древка до древка И взять от каждого все человечье, Все, прорвавшееся сквозь века,- Вопли, хрипы, вздохи и стоны, Эхо нашествий, погромов, резни... Не это ль наречье муки бездонной Словам искомым сродни?
Но есть у нас и такая речь, Которая всяких слов горячее: Врагов осыпает проклятьем картечь. Глаголом пророков гремят батареи. Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение... Крики... Бледнеют громилы. Бегут! Но некуда им убежать От вашей кровавой могилы.
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки. Травою взойдите у этих высот. Кто вас увидел, отныне навеки Все ваши раны в душе унесет. Ров... Поэмой ли скажешь о нем? Семь тысяч трупов. Семиты... Славяне... Да! Об этом нельзя словами. Огнем! Только огнем!