22 июня 2002
Звук волн, накатывающих на пляж в нескольких сотнях ярдов от нас, и Люси такая мягкая, с придыханием стонет, пока я медленно вхожу внутрь нее.
Она охает от боли, и я немедленно останавливаюсь, откинув голову назад, чтобы взглянуть ей в глаза.
— Прости! Черт, мне так жаль. Я не хотел причинить тебе боль.
Люси улыбается, и я вижу, как поблескивают слезы в ее глазах при свете Луны, которая светит высоко над нами. Она нежно запускает пальцы в мои волосы, проводя по ним снова и снова, и оборачивая ноги вокруг моих бедер, притягивая меня к себе.
— Я в порядке, Фишер. Клянусь, я в порядке, просто не останавливайся.
Она выгибается вверх, прижимая губы к моим, и у меня нет другого выбора, как продолжать двигаться вперед внутри нее. Я стараюсь производить движения, как можно медленнее, несмотря на то, что это убивает меня. Она чувствуется настолько невероятной, находясь в моих объятиях, что я хочу потопить себя внутри нее, как можно глубже, чтобы облегчить боль, которая возникает в моих чертовых яйцах.
Мой язык медленно проскальзывает в ее рот, в таком же темпе, как и мой член внутри нее, и она сразу же реагирует, прижимая свои бедра ближе.
Мы официально встречаемся чуть больше семи месяцев, и я ей много раз говорил, что меня вполне устраивает то, что есть и я не хочу большего. Впервые с пятнадцатилетнего возраста, как я лишился своей девственности, мне не нужен секс, чтобы доказать что-то девушке, но Люси настаивала на нем и говорила, что уже готова. Я не собираюсь лгать сам себе – я действительно хотел заняться с ней сексом с того раза, как впервые поцеловал ее, но я также хотел сделать это событие для нее удивительным, заставив воспарить ее в небеса. В теории, было бы совсем неплохо, если бы все произошло спонтанно, но дело касалось ее девственности. И мне хотелось, чтобы для нее это было чем-то особенным, романтичным, и я сделал все, на что был способен. В центре в форме сердечек я установил зажженные свечи, создав сердце, я расстелил несколько одеял на песке, на которых мы могли лежать. Это не было похоже на кровать, но было лучшим, что мне удалось придумать, если учесть, что до сих пор мы оба жили дома – она с родителями, я с дедом, поэтому найти место для уединения нам было довольно-таки сложно.
Я привез ее сюда к основанию маяка, где впервые понял, что влюбился в нее, и это место стало для меня еще более особенным.
— Я люблю тебя, Люси. Я так люблю тебя, — шепчу я ей на ухо в тот момент, когда мы двигаемся, покачиваясь друг против друга. Я набросил на нас одеяло, пытаясь защитить нас обоих от посторонних глаз, если кто-то вдруг решит отправиться на незапланированную прогулку к маяку.
Ее ноги обвиваются еще сильнее вокруг моих бедер, и она тянется ко мне еще ближе, притягивая еще глубже, сжимая свои мышцы вокруг меня. Я хочу, чтобы это продолжалось как можно дольше, хотя я не в состоянии уже терпеть. Чувствую, как мой оргазм взмывает вверх, и я всячески стараюсь остановить его, но тихий звук вздоха Люси и ее теплое дыхание на моем ухе делают это невозможным. Я стараюсь быть мягким и нежным с ней, насколько это вообще возможно для меня, но я хочу показать, как много она для меня значит.
Руки Люси пробегаются вниз по моей спине, сжимая мою задницу, призывая продолжать, и я полностью потерян внутри нее. Она испытала два оргазма, которые я доставил ей своими руками и ртом, убеждаясь, что она достаточно готова для меня, погружаясь в нее все глубже – я уже не чувствую нечего, я просто выливаюсь в нее. Я знаю, что ей больно, но я старался сделать все, что могу, чтобы облегчить ее страдания.
Она шепчет, как сильно она меня любит и как хорошо ей ощущать меня внутри себя, и я думаю, что это точно пришел мой конец. Ее мягкий воркующий голос, говорящий что-то мне на ухо, с такой силой толкает меня через край, что я со стоном произношу ее имя, уткнувшись в ее шею, и кончаю.
Отдышавшись в течение нескольких секунд, я медленно скатываюсь с нее и выбрасываю презерватив в полиэтиленовый пакет для покупок с пачкой презервативов, которую купил сегодня. Притянув ее к себе поближе, мы поворачиваемся на бок друг к другу и натягиваем на себя одеяло. Мы смотрим на Атлантический океан, Маяк мерцая подает свои сигналы, отражающиеся на поверхности водной глади каждые пару секунд.
— Я обещаю, что в следующий раз я постараюсь продержаться дольше, чем тридцать секунд. Господи, ты, наверное, думаешь, что это я потерял невинность, — смущенно смеюсь я.
Я чувствую, как ее тело подрагивает от смеха, когда она смеется вместе со мной.
— Я сказала тебе, Фишер, все нормально. Это было прекрасно, абсолютно прекрасно.
Я крепче притягиваю ее к себе, обхватив вокруг талии, и она обхватывает мои руки.
— Ты испугался? — шепотом спрашивает она после нескольких минут тишины.
— Не то чтобы испугался, скорее больше нервничал, — признаюсь я.
Завтра я отправляюсь на двенадцать недель в учебный лагерь для новобранцев в Пэррис-Айленд, Южная Каролина. Это не так уж далеко от Фишер Айленда, но я все равно не смогу вернуться домой раньше и увидеть Люси в течение трех месяцев. Оставить ее сейчас пугает меня больше всего, нежели облажаться в морской пехоте.
— Я знаю, что говорила тебе уже сто раз, но я так горжусь тобой, Фишер. Я горжусь, что ты собираешься сделать, в то, что ты веришь и совершенно не важно, что хочет твой отец. Я буду очень сильно скучать по тебе, но я знаю, что ты сделаешь все классно, и вернешься сюда, прежде чем я это узнаю.
Я не знаю, почему мне так повезло, я никак не могу понять, почему Люси решила дать мне шанс, зная мою репутацию, которая имеется в течение всех этих лет, но я не собираюсь облажаться перед ней. Мои друзья устроили мне дерьмовый нон-стоп с тех пор, как я с Люси стал проводить все больше и больше времени вместе, наконец, заставив ее признать, что мы стали парой. Бобби, пожалуй, единственный, кто не ругал меня. Возможно из-за того, что он решил узнать ее получше, в отличие от остальных друзей в школе. Ему действительно понравилась Люси, и он считает ее своей младшей сестрой, наверное, поэтому он не считает зазорным посылать и осаживать девушек, когда они отпускают свои ехидные замечания по поводу моего поведения, когда видят нас вместе. Этим сучкам просто повезло, что они никогда не говорили мне в лицо те вещи, о которых пытаются судачить за нашей спиной. Мне кажется, что Бобби просто видит, насколько мне хорошо с Люси. Она делает мои поединки с отцом более сносными, и главное мне теперь хочется быстрее вернуться обратно на этот остров, чтобы просто побыть с ней. Она заставила ценить мою родину, потому что этот остров — мой дом.
— Ты думаешь, что как только закончишь учебку морпехов, сразу же получишь распределение? — спрашивает тихо она.
Я пожимаю плечами, положив подбородок на ее макушку.
— Я не знаю, может быть. Во всех новостях слышится одно и тоже дерьмо, которое проявляется за пределами США. Если они скажут мне идти, я должен буду пойти, Люси. Настолько насколько я хочу остаться здесь с тобой и никогда не оставлять тебя, настолько же я верю в это, и я должен поступить так.
Она лежит, прижавшись в моих объятиях под одеялом, мы смотрим друг на друга, и она обхватывает мое лицо руками.
— И это одна из причин, почему я люблю тебя. Ты бескорыстно любишь свою страну, и я понимаю, что тебе необходимо поступить так. Это не значит, что я не буду скучать или беспокоиться о тебе, и я буду хотеть, чтобы ты был здесь со мной рядом, но ты должен сделать то, во что ты веришь, Фишер. Я всегда буду здесь, ждать тебя, когда ты вернешься домой.
Впервые с тех пор, как я записался в новобранцы морских пехотинцев, я сомневаюсь, я не хочу. Я не хочу уходить не потому, что боюсь участвовать в военных конфликтах, а потому что боюсь потерять Люси. Я боюсь, что стоит мне уйти, все может измениться. Мне необходимо обрести больше веры в то, что мы оба достаточно сильные, чтобы вместе пройти через этот путь.
Глава 24
Фишер
Сегодняшний день
Господи Иисусе, я сейчас начну блевать. Я собираюсь покончить с этим прямо здесь на тротуаре.
Я согласился встретиться с Бобби у «Barney’s» в основном поиграть в дартс, потому что мне надоело слушать его нытье, что мне необходимо убираться из дома Трипа, пока я сам не превращусь в старика. Последние пару дней я ничем не занимался, слоняясь из угла в угол по дому Трипа, постоянно спрашивая себя, читает ли Люси мои страницы журнала-дневника. Они заставляют ее грустить или же эти воспоминания делают ее счастливой? Напоминая о том времени нашей совместной жизни, когда у нас не было причин волновать о многом, и мы почти все свое время проводили вместе?
Очевидно, она либо не читала их, либо они всего лишь пустое место для нее. Потому что прямо через дорогу на виду у всех, ее язык находится глубоко в глотке Стоячего-Воротничка-Полной-Задницы-Модели. Ну, хорошо, не совсем у него в глотке, потому что я уверен, что такое вопиющее проявление ласки при всей общественности унизит его достоинство, но все же. Ее руки обхватывают его за плечи, а его лапы держат крепко ее за талию, и их губы вместе соприкасаются.
Люди ходят прямо рядом с ними, а они даже не обращают на них никакого внимания. Разве они не видят, что так нельзя? Разве они не понимают, что хочется стукнуть по стене кулаком и заорать на них обоих, чтобы избавиться от этого дерьма?
Скорее всего, что нет. Я думаю, что это кажется только мне, потому что у меня такое чувство, что мне хочется убить кого-нибудь прямо здесь и сейчас.
Теоретически, я понимаю, что это всего лишь поцелуй, но в моем понимании это похоже, словно они, бл*дь, реально трахаются у стены Банка и Трастового Фонда Фишера. Поцелуй — это интимная вещь, основанная на доверии, и вы не разбрасываетесь ею всякому встречному, но она, черт побери, вот так просто отдает эту вещь Стафилококовой-Инфекционной-Модели, на первый взгляд кажется, что в этом нет ничего страшного, но, неделю назад как будто она не пробегалась своими руками по МОЕЙ спине и не запускала свой язык ко МНЕ в рот, и не дышала тяжело напротив МОИХ губ.
Я сжимаю руки в кулаки и считаю до десяти, они, наконец, разъединяются, Люси машет ему рукой, и он направляется в противоположном направлении по улице. Я должен взять себя в руки и сделать вид, что не был свидетелем этого дерьма, но я не могу. Мои старые друзья — злость и ярость, поднимаются на поверхность, желая выйти и вдоволь насытиться. Я смог управлять ими и изгнал их несколько месяцев назад, когда изучил приемы, с помощью которых можно выражать свои эмоции в здоровом и конструктивном ключе, но сейчас они слишком громко «орут» у меня в ушах.
Я перехожу на другую сторону улицы, сосредоточив все свое внимание на Люси, которая сворачивает в близлежащий переулок рядом с банком. Завидев меня люди окликают и машут рукой в знак приветствия, но я игнорирую их. Свернув в переулок, я вижу ее на середине тротуара, идущей по совсем затемненной стороне и направляющуюся в сторону пляжа. Я наблюдаю за ее гладкими красивыми ножками, и юбкой, колышущейся из стороны в сторону на ее попке от покачивающихся бедер при каждом ее шаге.
Я ускоряю движение, замедлившись прямо у нее за спиной, и чувствую запах ее кожи и тепло. Мои руки обхватывают ее за талию, и я быстро толкаю ее лицом к стене.
Она пытается закричать и начинает бороться со мной, но я моментально закрываю ей рот рукой, и шепчу на ухо.
— Ш-ш-ш, это всего лишь я.
Она сразу расслабляется в моих руках, ее тело становится не таким напряженным, и это заставляет меня еще больше разозлиться. Она только что обхватывала своими руками и покрывала своими губами другого мужчину, но звук моего голоса все еще превращает ее в желе. От этого я должен чувствовать себя счастливым, должен чувствовать себя отлично из-за того, что вернулся на этот остров за ней, но на данный момент меня заполняет одна только ревность.
— Я видел, как ты, бл*дь, целуешь его, — со злостью шепчу я ей на ухо, одной рукой крепко удерживая ее за талию, а другой опускаясь вниз по ее животу к промежности.
Люси тихо всхлипывает, стоит мне медленно приподнять ее юбку и дотронуться до ее кожи между ног.
Она тихо, как ветерок, выдыхает мое имя, но я не обращаю на это внимания, потому что до конца не уверен, хочет ли она чтобы я остановился или призывает меня продолжить, но я не собираюсь разбираться в этом дерьме прямо сейчас.
— Эти губы МОИ.
Моя рука продолжает сдвигать юбку вверх, остановившись, нащупав резинку ее трусиков. Моя совесть кричит, пытаясь приказать мне отойти, но как только моя рука скользит под хлопок, и пальцы чувствуют насколько мокрая ее киска, я знаю, что ничто не заставит меня остановиться.
— Это тело принадлежит МНЕ, и черт побери меня убивает, что ты отдаешь его ему, — яростно шепчу я ей на ухо, кружа средним пальцем по клитору.
Она упирается руками в стену дома по обе стороны от головы, пока я дразню ее своим пальцем.
— Я не могу видеть тебя с ним. Бл*дь, я не могу просто СТОЯТЬ и наблюдать, что ты отдаешь ему то, что должна отдавать МНЕ.
Я быстро скольжу двумя пальцами внутрь ее, и она громко со стоном произносит мое имя, выгибаясь назад и упирая свою задницу прямо в мой член. Я слышу издалека приглушенные голоса людей, смеющихся и разговаривающих о чем-то, и идущих по улице, совершенно не замечающих, что происходит в нескольких шагах от них в темном переулке, они не могут увидеть нас, даже если захотят, но, услышав эти голоса, я должен прийти в чувство и остановиться. Любой желающий может свернуть в этот переулок, если захочет спуститься к пляжу, туда и направлялась Люси, пока я не захватил ее. Мысль, что кто-то может засечь нас, заставляет меня быстрее и интенсивнее действовать, мое тело начинает вибрировать от потребности заставить ее кончить.
Мои пальцы легко скользят внутрь и наружу, и О, Боже! это самое лучше черт побери, что может быть в мире. Я так соскучился по ощущению своих пальцев в ней и теплу ее тела. Я соскучился по ее тихим стонам и вздохам, слетающих с ее губ, когда я начинал ласкать идеальную точку.
— Он заставляет тебя так же стонать, Люси? — шепчу я, проводя пальцами вниз, а потом продолжая кружить по клитору, и вводя их намного глубже, насколько они в состоянии войти.
Она вжимается в мои пальцы своими бедра и просит:
— Пожалуйста, Фишер... пожалуйста...
Мой палец быстрее движется вокруг ее клитора, а другие толкаются еще глубже.
— Ты такая же мокрая для него, Люси? Господи, ты такая чертовски мокрая..., — я замолкаю, опуская губы на ее шею сбоку. Моя рука продолжает двигаться между ее ног, и мои пальцы работают, как насос, с такой скоростью, что я даже чувствую, как сводит мышцы. Я не собираюсь причинять ей боль или оставлять какие-то синяки, единственная мысль, которая крутиться у меня в голове, это поставить на ней метку, которая обращала бы на себя внимание, когда она будет следующий раз с ним. Мои губы двигаются по коже ее шеи, и зубы впиваются в ее плоть.
Каждое слово, которое я произношу напоминает мне мудака, с которым она проводила дни и ночи вместо меня, разжигая мою ревность и гнев, и я понимаю, что должен отступить. Я не должен находиться рядом с ней, когда внутри меня пылают такие чувства, но я не могу остановиться сейчас, потому что нахожусь внутри нее.
Я усилил движения моего пальца на ее клиторн, потирая его взад-вперед, ощущая его пульс, я вижу, как она раскраснелась, и как двигает бедрами все быстрее, помогая мне руководить и приближать свой оргазм.
Мои зубы продолжают погружаться в мягкую плоть ее шеи, усилия свой темп, скользнув пальцами внутрь нее жестко и глубоко, и отголоски людей, говорящих на улице, растворяются в звуках моих движений в ее влажной киске.
Я слышу, как замирает ее голос, и у нее вырывается стон, я чувствую ее быстрые движения бедер в такт моих рук, она находится совсем близко, почти на грани. Я помню каждую клеточку ее тела, со всеми своими нюансами, и все ее звуки, и я ненавижу, что она пытается забыть это с другим мужчиной.
— Ты думаешь обо мне, когда кончаешь, черт возьми, — рычу я, пока мои пыльцы врезаются грубо и быстро в ее киску, издавая чмокающие звуки. — Ты представляешь МОЕ лицо, чувствуешь МОИ руки и стонешь МОЕ имя?
Я вгоняю в последний раз в нее пальцы, как можно глубже и добавляю давление большим палбцем. Люси кончает от моей руки и безусловно, ее чертовские губы произносят мое имя.
Как только мое имя срывается с ее губ, внутри меня что-то щелкает. Дымка злости, затуманившая мои глаза, и ярость, наполнявшая мое тело, ускользают, и я испытываю полный кайф.
Я прерывисто перевожу дыхание и моментально вытаскивая пальцы из нее и отодвигаюсь. Прислонившись спиной к стене здания, я обхватываю голову руками, сжимая волосы.
Люси поворачивается, покачиваясь у стены, словно каждое движение требует от нее усилий. Наверное, из-за того, что ей больно. Я, бл*дь, толкнул ее к стене этого здания, позволил своему гневу взять вверх. Я поклялся сам себе никогда не причинять ей боль снова и гляньте, что я наделал. Я опять вернулся к животному, который не может контролировать свои эмоции.
— Фишер.
Она мягко произносит мое имя, отталкиваясь от стены, и делая шаг ко мне. Свет от соседнего уличного фонаря освещает ее лицо, и я сразу же замечаю красное клеймо, от моих зубов, которое оставил у нее на шее. Я выставляю руки перед собой, останавливая ее, и отрицательно покачиваю головой.
— Нет, не надо. Просто.... стой там. Бл*дь, какого хрена со мной не так? Мне жаль, прости, мне чертовски жаль.
Нежный взгляд ее глаз мгновенно наполняется отвращением, и мне кажется, что ее глаза, как зеркало являются отражением моих собственных.
— Не смей. Не смей извиняться передо мной! — кричит она.
Ее гнев, словно ударяет по мне, и я чувствую себя еще хуже. Я провел месяца вдали от нее, пытаясь найти способ контролировать себя и свои эмоции, и вот буквально спустя несколько секунд, увидев, как она целуется с другим мужчиной, я просто разрушил все те успехи, которых достиг.
— Мне не следовало этого делать. Я не должен был дотрагиваться до тебя. Мне жаль, — шепчу я, искренне желая, чтобы кто-нибудь появился в этом проклятом переулке прямо сейчас и надрал мне задницу.
Люси сердито качает головой, глядя на меня, и слезы текут по ее щекам. Я довел ее до слез. Я опять обидел ее, черт побери, заставил ее плакать. Я хочу, чтобы она ударила меня, накричала и надавала мне пощечин, обозвав меня животным, в которое я превратился на самом деле.
— Ты не понимаешь, ты просто не черта не понимаешь! — рычит она и еще больше слез катятся у нее по щекам.
Я, безусловно, не понимаю. Я понимаю одно, что мне следовало оставить ее в покое. Я не должен был возвращаться сюда, думая, что я стал намного лучше и смогу загладить причиненную ей боль, относясь к ней с нежностью и любовью.
— Это больше не повторится, я клянусь тебе, — судорожно шепчу я, стараясь не дать волю своим слезам.
— Пошел ты, Фишер. ПОШЕЛ ТЫ! — кричит она.
Она разворачивается и бежит по переулку, и я ничего не могу поделать, я могу только стоять и смотреть, как Люси уходит.
Глава 25
Из журнала Фишера
3 марта 2004
— Фишер, давай. Холодно! Я думала, что мы проведем нашу последнюю ночь вместе, где намного теплее. И, возможно, с меньшим количеством одежды.
Мелодичный смех Люси щекочет мне уши, она пытается разрядить обстановку и делает вид, что над нами не нависло темное облако. Каждый раз, как только мы говорили о планах на сегодня, она изо всех сил боролась с подступающими слезами, потому что сегодня — наш последний день вместе. Она заставляет меня еще больше любить ее, я вижу насколько она старается быть сильной, и я знаю, что завтра уйду, не отвлекаясь на тревогу и сожаление.
Крепче держа ее за руку, я тяну ее вверх через пару крупных валунов, находящихся на самой вершине Маяка Фишера. Прислонившись к ее спине, я обхватываю ее за талию и прижимаю к себе, упираясь подбородком в ее вязанную шапку. Мы молча смотрим вперед в темноту на бесконечный океан, раскинувшийся перед нами, и несколько сердитых взбирающихся волн своей пеной создают единственное светлое пятно там, внизу в черной пустоте.
— Я люблю это место. Мне всегда кажется, что, когда мы приходим сюда, мы двое — единственные люди на земле. Весь мир исчезает вокруг, и остаемся только ты и я, — говорит тихо Люси. Я чувствую, как ее спина вибрирует, когда она произносит эти слова, вызывая нежный отклик у меня в груди. Еще крепче обхватив ее за талию, я стараюсь не думать, что завтра уйду от нее. И после завтра, я не смогу дотронуться до ее лица, услышать ее смех или увидеть улыбку целых восемнадцать долгих месяцев. Моя первая военная командировка сразу после учебки длилась всего лишь каких-то жалких девять месяцев, которые еле тащились, поэтому я точно знаю, по сроку в два раза дольше находится вдали от Люси, для меня будет сродни пытки.
Я не задумываясь записался в морские пехотинцы после окончания средней школы. Я не моргнул глазом вернувшись домой сообщил своим родителям, что я не собираюсь следовать по стопам отца и становится следующим чертовым королем Фишер Айленда. Я ни разу не пожалел о принятом мной решение, и той бури, которая разразилась в моей семье — мама плакала, а отец сказал, что отречется от меня. Он разговаривал со мной, только когда мы находились в общественных местах, и ему нужно было показать себя прекрасным семьянином и отцом, который якобы поддерживает меня. Я слышал ложь, которую он вещал на острове по поводу меня, я больше так не мог и переехал из родного особняка к своему деду в коттедж с двумя спальнями в центре города, потому что хотел получить «новый опыт» перед отправкой в учебку. Меня вообще мало что интересовало, кроме как по дальше убраться с этого проклятого острова и наследства, которое никогда не хотел.
В день, когда я подписал эти гребаные документы, я встретил Люси Батлер. После восемнадцати лет жизни в этом захолустном городишке, где все знают друг друга и новое лицо всегда было временным, Люси стала глотком свежего воздуха в моем застоявшемся мире. Она не пролетела через мою жизнь, как ураган, но перевернула мой мир с ног на голову точно так же. Люси больше походила на легкий ветерок, слегка ласкающий кожу, дразнящий, успокаивающий и заставляющий бежать за ним, чтобы просто почувствовать его снова. В первый раз, когда я заставил ее улыбнуться, я почувствовал, что мир наконец-то обрел смысл. В первый раз, когда я заставил ее засмеяться, я почувствовал, что могу ходить по воде. В первый раз, когда она поцеловала меня, прямо здесь на этом самом месте, я почувствовал себя, как чертовый король, которым мой отец всегда хотел меня видеть.
Прошло почти три года, но ничего не изменилось. Я до сих пор ненавижу все в этом городе, но я продолжаю возвращаться сюда, потому что не могу устоять, не чувствовать ее и находится вдали от нее – словно больше ничего не заставляет меня чувствовать, словно я нахожусь там, в середине этого темного океана, барахтаясь в одиночестве и пытаясь не захлебнуться окончательно. Именно Люси удерживает мою голову над водой. Она напоминает мне, что есть еще добрые люди в этом мире, которые тебя любят и ничего не ждут взамен.
Учитывая ситуацию на Ближнем Востоке, вопрос о моей передислокации неизбежен, и я умираю от желания вернуться в эпицентр событий, но получив приказ, я по-прежнему тянул с ним, поэтому и совершил глупость в тот день. Единственная мысль, которая крутилась у меня в голове – Люси, которая вновь будет ждать, ждать мужчину, который не в состоянии дать гарантии, вернуться живым. Ей не плохо жилось здесь, вернее жизнь была хорошей, наполненная пляжными вечеринками с друзьями, работой в гостинице, которую она очень любила, и сейчас она с нетерпением ожидала приближающийся новый туристический сезон с удовольствием и радостью. Я же находился в пустыне среди самодельных взрывных устройств, воздушных налетов и террористов-смертников. У нас была разница в возрасте всего пара лет, но полученной мною жизненный опыт, о котором я рассказывал ей, был для меня слишком большим.
Это был первый и единственный раз, когда она ударила меня. Моя милая, стеснительная, красивая девушка была в ярости, обозвав меня всяческими словами, которые могла только придумать, после того, как ударила меня. Я тихонько хихикаю, когда вспоминаю ту ночь несколько недель назад, Люси разворачивается в моих руках, упираясь руками мне в грудь и смотрит прямо в глаза.
— Что смешного? — спрашивает она с улыбкой.
Свет от маяка, находящегося у нас за спиной, скользит по ее чертам, и мне выпадает возможность хотя бы на несколько секунд, еще раз запомнить ее лицо — порозовевшие щеки от холода, шелковистые светло-рыжие волосы, выбившиеся из-под шапки и спадающие ей на плечи, ее ярко-синие глаза, сверкающие, когда она улыбается и едва различимые веснушки, высыпавшие на носу.
— Я вспоминаю тот день, когда я получил приказ, и ты показала мне свой правый хук.
Уголки ее рта ползут вверх, в тусклом свете луны и повторяющихся вспышках маяка, я замечаю, как ее глаза наполняются беспокойством. Я хотел привести ее на это место и сказать, как сильно я ее люблю, но сейчас я все испортил. Я могу даже сказать, о чем она думает — что я привел ее сюда, чтобы продолжить свой разговор о том, что меня ждет, и о том, что я ей сказал ранее — возможно это плохая идея, что ей приходится все время меня ждать, и может быть, будет лучше, если она двинется дальше. Ее руки крепко хватаются за лацканы моего шерстяного пальто, и она встает на цыпочки, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, не запрокидывая голову.
— Даже не думай об этом, Фишер. Мне плевать даже, если морпехи сделали из тебя накачанную боевую машину, я все равно смогу надрать тебе задницу, — угрожает она, вздохнув, видно переводя дыхание, чтобы устроить мне настоящую трепку, но я быстро наклоняюсь и поглощаю ее слова своими губами. Ее губы мягкие и холодные, но от прикосновения моего языка они сразу же согреваются, и она открывает их для меня. Она стонет в мой рот, подняв руки и обнимая меня за плечи, притягивая ближе к себе. Я вдыхаю ее совершенный запах, пытаясь запечатлеть его в памяти, и этот каждый момент ее, когда я буду находиться вдали следующие восемнадцать месяцев.
Я отстраняюсь, убирая ее руки со своей шеи, не отрывая от нее глаз, снимаю с ее левой руки варежку и бросаю вниз к нашим ногам, на камни, целую кончики каждого пальчика, пока говорю:
— Я люблю твой смех.
— Мне нравится, что ты делаешь меня лучше, и я хочу быть лучшим мужчиной, — признаюсь я, целуя кончик ее указательного пальца.
— Мне нравится, что ты поддерживаешь то, что я делаю, хотя это тяжело для тебя, — мягко говорю я ей, целуя кончик ее среднего пальца.
— Мне нравится, какая ты сильная и независимая, — заявляю я, целуя кончик ее мизинца.
Засунув руку в карман, у меня наступает момент паники, потому что я не могу найти то, что там точно должно находиться. Я, наконец, нащупываю его в углу кармана, и вздыхаю с облегчением, вытаскиваю и медленно надеваю на ее безымянный палец.
— Мне нравится, как ты смотришь на меня. Мне нравится наблюдать, как ты любишь меня. И чтобы ни было, я всегда найду свой путь вернуться к тебе, — шепчу я, целуя кончик ее пальца, на котором теперь красуется кольцо с бриллиантом.
Свет от маяка заканчивает свой круг, и я успеваю увидеть, как слеза скатывается по ее щеке. Днем мы спорили, и она убедила меня, что я полная задница, и что ей совершенно не важно, но она может только ждать меня, когда я вернусь домой, потому что, каждый раз, когда я уходил я забирал ее сердце с собой, и что она приходила к этому маяку, когда ей было совсем грустно. Я ответил, что в какую бы точку мира меня не забросило, и не важно какое время суток, я буду знать, что она здесь у маяка и представлять его свет, направляющий меня домой к ней.
— Я знаю, что мы молоды. Черт, я знаю, что ты молода, а я старый чертовый парень, которому уже двадцать два, но мне плевать, — говорю я с нервным смехом. — Я собираюсь провести всю свою жизнь, любя тебя. Было бы намного проще, если бы ты находилась там со мной. Пожалуйста, выходи за меня замуж. Выходи за меня, Люси Батлер. Мы можем путешествовать по миру, можем состариться вместе на этом проклятом острове, можем делать все, что угодно. Меня не волнует, что мы будем делать и где, главное, что ты будешь со мной.
Я, наконец, перестаю болтать и постукиваю пальцами по нижней губе, смотря на нее сверху вниз и наблюдая, как она переводит взгляд на кольцо на пальце, когда мы попадаем в свет от маяка. Я хочу, чтобы эта картина у маяка осталась в моей памяти на ближайшие полтора года. Я также хочу запомнить — кольцо на ее пальце и понимать, что она моя, что теперь мне есть за что бороться, и заботиться о своей собственной заднице, и ради чего стоит возвращаться домой.
— Да, — наконец, шепчет она, и улыбка освещает ее лицо. — Да, я выйду за тебя, Джефферсон Фишер.
Я с облегчением выдыхаю, Люси берет мое лицо в свои ладони и внимательно смотрит мне в глаза.
— Не теряй голову, береги себя, возвращайся ко мне домой, и я совершенно точно выйду за тебя замуж. Только, пожалуйста, вернись ко мне домой.
Ее голос срывается, она старается не расплакаться. Я притягиваю ее к своей груди, крепко обнимая, насколько могу, мне так жаль, я не хочу отпускать ее, и не хочу садиться на первый паром следующим утром, уходящий с острова, не желаю уходить от этой женщины, которая является для меня всем. В этот момент, я наслаждаюсь ощущением ее прижатого тела к моему, кончиками ее волос на своей щеке и кажется, уже в тысячный раз понимаю насколько идеально мы подходим друг другу. Я хочу все это впитать и насытиться, заполнив свое сердце и мысли, потому что после завтра, я абстрагируюсь от всего. Ровно в ноль шесть часов паром отталкивает от острова, держа путь на материк, и мне приходится отключить свои мысли от запаха ее кожи и тембра ее голоса. Я перестаю быть гражданским лицом, я становлюсь морпехом. Я должен выполнить работу, и не могу позволить ничему отвлечь меня. Рассеянность внимания может стоить мне жизни, а я сделаю все, чтобы сдержать слово перед Люси.
Я всегда найду свой путь вернуться к ней.
Глава 26
Люси
Сегодняшний день
Спустившись вниз по парадной лестнице, я отступаю на шаг назад и пристально оглядываю фасад гостиницы. Я только что закончила вывешивать американские флаги под всеми окнами, выходящими на улицу, и это выглядит довольно мило, я сделала это говорю я сама себе. Осталось всего лишь несколько дней до четвертого июля, и в этот день на острове всегда устраивается большой праздник. Прошлым вечером, пока я готовила кровати, а гости находились на ужине, я оставила в каждом номер миниатюрный флажок, который каждый может держать во время парада, а также листовку с перечнем проходивших мероприятий в этот день. Все, кто имеет какой-либо бизнес на острове, украшают фасады, начиная от витрин магазинов и кончая главной улицей, с которой с дух сторон свисают американские флаги, даже с фонарных столбов. В этот день предстоит парад и турнир по софтболу, также на главной улице устанавливаются столы с бесплатной всевозможной едой, которую поставляют фактически все, кто имеет бизнес на острове, а также различные сувениры, и празднование заканчивается огромной вечеринкой на пляже и шоу фейерверком.
Прошлую неделю я занялась тем, что желто-оранжевые бархатцы на клумбе меняла на красные, белые и синии петунии, я позаимствовала печатающий пресс на футболках из сувенирного магазина в городе и сделала пару сотен футболок с надписью «Butler House Inn» на продажу для моего стола, стоящего на главной улице перед парадом, и организовала пикник для гостей гостиницы, заказать который они могут, заполнив форму. Я спланировала меню таким образом, что постояльцы могут выбрать кучу всего, забрав это с собой, упакованным в корзину, прямо из кухни, Четвертого, и смогут это съесть в любом месте, бродя по острову и получая удовольствие. Каждому гостю будет предложено все, что он закажет.
Сказать, что я делала все, чтобы занять себя полностью на последнюю неделю, это слишком мягко сказано. В моей голове и сердце проносилось такое количество смешанных эмоций, что я решительно рассматриваю возможность переезда к «Barney’s», чтобы остаться там и пить всю оставшуюся жизнь. Я долго ворочалась в постели каждую ночь, после того инцидента с Фишером, который произошел в темном переулке, и свою досаду мне трудно было сдерживать внутри. Одна часть меня чувствовала себя виноватой, что я позволила ему так далеко зайти, другая же — умоляла, чтобы это повторилось, но я знаю, что это невозможно. Он скрылся от меня, я не видела его с тех пор, он только оставил несколько страниц журнала-дневника в моем почтовом ящике. Я понимаю, что таким образом, он хочет извиниться еще раз за то, что произошло на прошлой неделе, и эти страницы разрывали меня изнутри, читая его слова и вспоминая, как мы оба были полны надежд на наше совместное будущее.
И от этого я чувствовала себя еще больше виноватой, потому что оставила свои мечты с Фишером, даже по сравнению с тем, что я делаю со Стэнфордом. Даже если я никогда больше не смогу поговорить с Фишером, мне нужно закончить дела со Стэнфордом. Он будет находиться на бесконечных совещаниях на материке всю неделю, поэтому по крайней мере, мне нет необходимости придумывать отговорки, избегая встреч с ним, чтобы он не увидел клеймо, оставленное зубами Фишера на моей шее. Неосознанно я дотрагиваюсь и потираю кончиками пальцев место, где его зубы видно не настолько явно, и мой пульс ускоряется, когда я вспоминаю его прикосновения, и как зубы кусают мою чувствительную кожу.
Убрав руку, я закрываю глаза и вздыхаю, понимая, что поступаю несправедливо по отношению к самой себе и Стэнфорду, продолжая с ним отношения, между нами нет и не будет никакого будущего. У меня в сердце есть только одно место для единственного мужчины, и это всегда будет Фишер, который прекрасно вписывается в это пространство.
Я просто даже не осознавала, насколько сильно я скучала по его прикосновениям, пока не почувствовала, как его рука впервые за столько времени заскользила по внутренней стороне моего бедра. Мне следовало напомнить нам обоим, что у меня есть парень и оттолкнуть его, но я не в состоянии была это сделать. Я хотела чувствовать его руки на себе, так хотела почувствовать его пальцы внутри себя, намного сильнее, чем мой следующий вздох, сильнее, чем хранить верность Стэнфорду, сильнее, чем я хотела быть сильной и рациональной. Я ненавижу то, что он до сих пор все еще имеет такую власть надо мной, с ним я забываю все, когда чувствую его тело рядом и учащенное дыхание на своем ухе, его руки, доводящие меня до оргазма. Это было настолько чувственно, и так сложно, и в тоже время просто... идеально. Почему Фишер не увидел, как сильно я хотела этого? Почему он не заметил, что я наслаждалась каждой минутой его возбуждения? Я понимаю, что он потерял контроль над собой из-за ревности по отношению к Стэнфорду, с которым я целовалась на улице, и мне больно думать, что возможно на самом деле он не хотел меня так сильно, как я, а просто желал наказать за то, что я была с другим мужчиной. За последний год, я стала сильнее, самостоятельнее и, наконец, выяснила, кто я есть и, буквально за какие-то несколько минут в темном переулке Фишер свел все это на нет. Он заставляет меня испытывать потребность в нем, он заставляет хотеть его, и всем этим он делает меня слабой.
— Ох, дорогая, это выглядит красиво!
Обернувшись, я улыбаюсь своим родителям, появившимся позади меня, и оглядывающим фасад гостиницы.
Я направляюсь к ним, обнимая и каждого из них целуя в щеку. Мой отец чуть крепче сжимает меня в своих объятьях, чем обычно, отстраняется и убирает волосы с моего лица.
— Ты выглядишь усталой. Ты хотя бы спишь? И ты слишком похудела. Когда ты в последний раз ела?
Я смеюсь из-за его беспокойства, потому в этом он ужасно напоминает Трипа, и освобождаюсь из его рук.
— Папа, я в порядке. Просто занята гостиницей, ты же знаешь, как это обычн