В. В. Знаков, Е. М. Турок
Анализируются психологические и социально-демографические факторы, от которых зависит понимание и переживание террористической угрозы. В эмпирическом исследовании, проведенном на 698 жителях Саранска и Смоленска, изучались связи между полом, возрастом, личностными свойствами людей и психологическими особенностями понимания и переживания ими угрозы терактов. В исследовании показано, что у женщин и молодых испытуемых более высокие показатели переживания террористической угрозы, чем у мужчин и взрослых. Предикторами общего индекса переживания являются личностная тревожность, макиавеллизм и способность контролировать ситуацию. Понимание террористической угрозы тревожными испытуемыми сфокусировано на страхе, эмоционально-иррациональных сторонах терактов. Макиавеллисты понимают теракты как универсальные манипулятивные способы решения задач, достижения целей. Испытуемые с высокой способностью к контролю поведения подчеркивают запланированность терактов и целенаправленность действий причастных к ним людей.
Ключевые слова: террористическая угроза, понимание, переживание, тревожность, макиавеллизм, контроль поведения
В современном мире терроризм приобрел такие масштабы, что представляет собой угрозу существованию всего человечества. По определению Министерства обороны США, терроризм - это «преднамеренное использование насилия или угрозы насилия для того, чтобы внушить страх, предназначенный для запугивания (принуждения) правительства или общества, достижения целей, которые, как правило, являются политическими, религиозными или идеологическими» (Todd et al., 2005, p. 184). Неудивительно, что сегодня психология терроризма - одна из наиболее научно и практически значимых областей психологической науки. Она включает в себя исследования психологии террористов, изучение посттравматических стрессовых расстройств у прямых и косвенных жертв терактов, анализ роли СМИ в формировании образа врага по отношению к членам террористических организаций, рассмотрение терроризма как способа общения в виде психологического насилия, направленного на запугивание, т.е. актуализацию страха у населения и власти.
В этой статье мы рассмотрим только один аспект многогранной и сложной проблемы терроризма: как понимают и переживают террористическую угрозу люди в небольших городах центральной России, в которых не было терактов. Под пониманием и переживанием террористической угрозы мы вслед за Ю.В. Быховец и Н.В. Тарабриной будем иметь в виду субъективную оценку риска стать жертвой теракта. Психологическая структура понимания и переживания угрозы состоит из трех компонентов - когнитивного, эмоционального и поведенческого. Когнитивный компонент – антиципация и репрезентация осознаваемого уровня реальности угрозы, ее вероятности и возможных последствий. Эмоциональный компонент может быть как осознанным, так и не осознаваемым. Он проявляется в возникновении психологического состояния, заключающегося в ощущении утраты контроля над обстоятельствами, значимыми для жизни субъекта. Третий компонент - поведенческий, проявляющийся, например, в увеличении потребления наркотических средств, алкоголя и сигарет после терактов (Быховец, Тарабрина, 2010).
Исследование понимания и переживания террористической угрозы ставит перед психологами две взаимосвязанные проблемы: 1) как люди преодолевают страх смерти, неизбежно возникающий при упоминании о терактах (в СМИ или даже условиях психологического эксперимента) и 2) в каких смысловых единицах они структурируют свое понимание мира, изменяющееся в результате терактов.
Первая проблема в психологической науке изучается преимущественно в рамках теории управления страхом смерти, которая стала особенно актуальной после 11 сентября 2001 г. (Landau et al., 2004). Понимание неизбежности собственной смерти - одна из главных экзистенциальных проблем человеческого бытия. Человек может рационально осознавать, что мир опасен и несправедлив, но на более глубоком подсознательном уровне чувствовать себя в безопасности, способным избежать неудач. В теории управления страхом смерти утверждается, что подчинение культурным стандартам и ценностям предохраняет субъекта от чувства тревоги, возникающего вследствие понимания собственной уязвимости и смертности. Принятие общечеловеческих ценностей позволяет ему почувствовать себя необходимым, включенным в сообщество людей, соблюдающих примерно одинаковые социальные и моральные нормы. После резких катастрофических изменений люди ищут ответ на вопрос: может быть, то, что с нами произошло, это следствие несоблюдения или искажения моральных норм (распространенности однополых браков, проституции, абортов и т.п.)? Неудивительно, что после сентября 2001 г. некоторые ученые стали называть Соединенные Штаты «морализирующей нацией» (Janoff-Bulman, Sheikh, 2006).
Вторая проблема заключается в том, что понимание как ценностно-смысловое структурирование мира не может анализироваться без обращения к специфике ментального (Холодная, 2002) и экзистенциального опыта понимающего субъекта. Поскольку понимание террористической угрозы рядовыми гражданами основывается не на достоверных знаниях (в отличие от сотрудников спецслужб, да и то в редких случаях), то можно предположить, что ментальный, умственный опыт субъекта задействован при этом в минимальной степени. Основную роль в понимании террористической угрозы играет экзистенциальный опыт. Он состоит по крайней мере из трех компонентов – тезаурусного, интенционального и этического. Тезаурусную составляющую опыта образуют неявные знания, включающие мнения, убеждения, отношения. Интенциональный компонент, включающий переживания, представлен в психике интенциональными структурами, определяющими направленность и избирательность индивидуальной психической активности. Этический компонент, включает такие представления человека о морально должном, которые принципиально не поддаются полному осознанию. Следовательно, названные три компонента опыта характеризуются недостаточной доказательностью, осознанностью и вербализованностью (Знаков, 2009). Именно такой опыт становится семантическим основанием, внутренними неосознаваемыми условиями понимания субъектом террористической угрозы. В частности, в работе Дж. Парк с соавторами показано, что у белых американцев только использование теста скрытых ассоциаций (и непосредственно после предъявления информации о терроризме) позволяет выявить неосознаваемые негативные установки по отношению к арабам-мусульманам. До этого, соблюдая политкорректность и социальную желательность, испытуемые не осознавали, что связывали именно мусульман с терактами (Park, et al., 2007). Установки являются частью экзистенциального опыта субъекта, того ценностно-смыслового основания неявного знания о мире, на котором строится понимание трудно описываемого словами иррационального чувства, что ты можешь стать жертвой теракта.
Цель статьи – вывить психологическую специфику понимания и переживания террористической угрозы испытуемыми, различающимися по полу, возрасту и личностным свойствам.
Методика
В исследовании приняли участие 698 испытуемых (353 женщины и 345 мужчин) из Саранска и Смоленска – городов, в которых не было терактов. Испытуемые - студенты, работники сферы обслуживания, инженеры, сотрудники ГУИН в возрасте от 17 до 57 лет. Средний возраст участников М=24,3 года, стандартное отклонение SD=7,87. В обоих городах женщины и мужчины были представлены равномерно (количественные различия статистически не значимы): Саранск - соответственно 210 и 190, Смоленск – 143 и 155. (Авторы благодарят О.О. Полякову, Н.С. Полутину и С.И. Соболева, участвовавших в проведении исследования).
Сначала испытуемые анонимно заполняли пять опросников: Шкалу базисных убеждений (ШБУ) (Падун, Тарабрина, 2004), Опросник Спилбергера-Ханина на личностную тревожность (Бурлачук, Морозов, 2004), Методику исследования макиавеллизма личности (Знаков, 2001), Опросник смысложизненных ориентаций (СЖО) (Леонтьев, 2000), Опросник переживания террористической угрозы(ОПТУ) (Быховец, 2007; Быховец, Тарабрина, 2010).
Затем участники экспериментов по три раза продолжали незаконченные предложения: 1) Террористический акт – это …, 2) Люди понимают террористическую угрозу …, 3) Теракты совершают люди … Результаты подвергались качественной обработке и контент-анализу. В ходе контент-анализа подсчитывались характеристики разной эмоциональной направленности (нейтральные, позитивные, негативные), а также выделялись группы, по которым можно распределить высказываемые испытуемыми суждения («Страх, боль, страдание», «Спланированная акция», «Насилие, направленное на запугивание», «Религиозные фанатики, психически нездоровые люди»).
Итоговые результаты по методике ОПТУ анализировались как показатели переживания испытуемыми террористической угрозы. Совокупность продолженных предложений рассматривалась как выражение семантического пространства понимания обсуждаемой ситуации: что именно испытуемые понимают под угрозой террористического акта, как оценивают совершающих их людей, считают ли, что теракты в современном мире неизбежны, и часто ли задумаются над тем, как избежать участи жертвы. В множестве ответов на вопросы опросников и продолжениях незаконченных предложений в конечном счете проявлялись семантические основания, внутренние и внешние условия понимания субъектом террористической угрозы.
На заключительном этапе исследования испытуемый указывал степень личной причастности, близости столкновения с угрозой террористического акта: были ли он сам, его близкие или знакомые свидетелями терактов. Также выяснялись источники информации о терактах: средства массовой информации, родные или знакомые, разговор случайных прохожих и другие источники.
Статистический анализ данных проводился с использованием непараметрических критериев Колмогорова-Смирнова, Манна-Уитни, биномиального критерия, c2, а также корреляционного и регрессионного анализов.
Результаты исследования
Обработка результатов заключалась в анализе половых, возрастных, личностных различий испытуемых в понимании и переживании террористической угрозы.
Пол. Результаты 353 женщин по общему показателю ОПТУ (переживанию террористической угрозы) значимо выше, чем 345 мужчин: М=53,9 и М=47,7; p<0,01. Выше также личностная тревожность: М=45,7 и М=38,7; p<0,001. Вместе с тем по Шкале базисных убеждений у женщин ниже контролируемость (убеждение в том, что люди могут контролировать происходящее с ними и способны предотвращать нежелательные последствия событий): М=11,6 и М=12,5; p<0,001. Соответственно у них ниже оценки и по показателю способности контролировать ситуацию, отражающую убеждение человека в том, что он может не только осознавать происходящее с ним, но и поступать так, чтобы ситуация складывалась в его пользу: М=16,7 и М=17,6; p<0,001.
Неудивительно, что, продолжая незаконченные предложения, женщины подчеркивают то, что нельзя контролировать: «Террористический акт - это акт агрессии психологически неуравновешенных людей с целью доказательства своего мнимого превосходства»; «Люди понимают террористическую угрозу как какое-то ужасное действие, которое никто не в силах предотвратить». Противостоять террору невозможно, потому что его основой является «психологический срыв, страх». У мужчин проявилась оценочная идентификация себя с террористами по качеству силы-слабости: «Угроза слабых мужиков с оружием беззащитным людям». Они также чаще указывают на социальную подоплёку, действительные, но скрытые причины терактов: «Насаждение угрозами и насильственными методами чьих-то идей».
Возраст. Сравнение 190 молодых испытуемых из нижнего квартиля распределения по возрасту (М=18,8) и 184 взрослых из верхнего (М=35,4) показало, что показатель ОПТУ выше у молодых: М=53,0 и М=50,5; p<0,01. У них также выше тревожность (М=44,5 и М=41,6; p<0,01) и (макиавеллизм М=75,0 и М=69,2; p<0,001). Однако у молодых ниже оценки базисного убеждения в доброжелательности мира (мир в целом – достойное место для жизни, неудачи в нем происходят довольно редко, а субъекта окружают в основном порядочные, достойные доверия люди, которые при необходимости придут на помощь): М=30,7 и М=33,9; p<0,01. Ниже и оценки показателя справедливости по ШБУ (убеждение человека в том, что хорошие и плохие события распределяются между людьми по принципу справедливости: каждый получает то, что заслуживает): М=17,5 и М=18,4; p<0,04. Значимо меньше, чем у взрослых, у них и общий показатель по методике смысложизненных ориентаций: М=101,7 и М=108,5; p<0,005.
Продолжая незаконченные предложения, девушки нередко подчеркивают несамостоятельность принятия решения террористами, невозможность противостоять чужой воле: «Теракты совершают люди под влиянием кого-либо, лидера, которому не могут сопротивляться; они слабые и поддающиеся уговорам, внушению». Для юношей важно нарушение своего понимания современной социальной действительности: «Люди понимают террористическую угрозу как непонимание действий тех, кто совершает такие поступки».
Личностные характеристики. Регрессионный анализ показал, что двумя значимыми предикторами, по которым можно предсказать оценки по суммарному показателю методики ОПТУ для всей выборки (698 человек), являются личностная тревожность (Beta=0,40; p<0,001) и макиавеллизм (Beta=-0,15, p<0,001). Знаки коэффициентов указывают на прямой и обратный характер связи ОПТУ с тревожностью и макиавеллизмом. Эти результаты указали новое направление обработки данных: выяснение того, чем отличаются испытуемые с высоким и низким уровнем выраженности названных личностных черт.
Сначала сравнивались данные 180 испытуемых из нижнего (М=56,2) и 189 из верхнего (М=86,6) квартиля распределения по шкале макиавеллизма. У первых выше оценки по шкале «Антиципация» опросника ОПТУ: М=18,6 и М=17,4; p<0,03 (входящие в эту шкалу утверждения позволяют оценивать уровень предвосхищения субъектом новых терактов, оценить насколько вероятным он считает их повторение и прогнозирует возможность их осуществления). Антиципация в значительной степени связана с когнитивной оценкой, осознанием и пониманием угрозы риска стать жертвой теракта. Она проявляется в согласии испытуемых, например, с такими утверждениями: «В общественных местах я стараюсь обращать внимание на подозрительных лиц, похожих на террористов»; «У меня возникают мысли о том, что теракты будут повторяться»; «Из-за угрозы терактов лучше не строить планы на будущее». Очевидно, что ответы испытуемых на такие вопросы основаны на соотношении общих знаний о терроризме и понимании конкретных социальных ситуаций, в которых они могут оказаться. Судя по оценкам по шкале «Антиципация», возможные теракты реже оказываются предметом осознания, размышления и понимания макиавеллистов, чем немакиавеллистов. Соответственно, по-видимому, они в меньшей степени переживают возможность стать жертвой теракта (общие показатели ОПТУ: М=49,7 и М=51,4; различия не значимы).
Фундаментальной характеристикой мировоззрения макиавеллистов, является представление о необходимости и универсальности манипуляции в общении. Они понимают теракты прежде всего как способы решения задач, достижения террористами и теми, кто за ними стоит, определенных целей: «Попытка решить свои проблемы за чужой счет», «Фанатики, управляемые умными людьми», «Умышленное масштабное причинение вреда экономике и людям в той или иной стране по политическим или идеалистическим взглядам». Макиавеллисты полагают, что теракты в современном мире неизбежны: «Это угроза обществу, которую нельзя предотвратить». В качестве причин терактов называют власть, религиозную веру, деньги. Немакиавеллисты, указывая на недопустимость такого мировоззрения и поведения, считают, что «террор - один из самых грязных способов заработать деньги». У немакиавеллистов выше, чем у макиавеллистов, общий показатель по методике СЖО (М=110,7 и М=96,8; p<0,001), но ниже по тревожности (М=40,3 и М=44,4; p<0,005).
В отличие от антиципации тревожность тесно связана с эмоциональной сферой личности и может не осознаваться человеком. Высоко тревожные люди более интенсивно реагируют на события или обстоятельства, которые потенциально содержат возможность неудачи или угрозы. Сравнение результатов 187 испытуемых с высокой тревожностью (М=53,8) и 176 с низкой (М=31,3) показало, что у высоко тревожных выше оценки по показателю ОПТУ (М=55,3 и М=45,1; p<0,001). Выше у них и уровень макиавеллизма: М=75,8 и М=69,3; p<0,001. Зато у них значительно более низкие оценки, чем у низко тревожных испытуемых, по общему индексу СЖО: М=93,5 и М=116,1; p< 0,001. Следовательно, высоко тревожные люди больше переживают террористическую угрозу, более склонны к манипуляции, подозрительности и враждебности. Однако они менее удовлетворены осмысленностью, эмоциональной насыщенностью, целенаправленностью и управляемостью своей жизни.
Понимание террористической угрозы высоко тревожными испытуемыми сфокусировано на эмоционально-иррациональных сторонах этого явления: «Террористический акт – это глобальное уничтожение, страх смерти, страх за своих близких», «Смерть, боль, страдание». Низко тревожные считают, что люди должны знать о терактах, «но не должны об этом думать постоянно». Если уж трагедию нельзя предотвратить, то нельзя забывать о необходимых мерах безопасности: «Нужно продолжать жить, пока жизнь есть, и надо принимать определенные меры предосторожности»
С позиций психологии понимания, несомненно, важно выявить индивидуально-психологические особенности испытуемых, различающихся по «Способности контролировать ситуацию» опросника Шкалы базисных убеждений. Такая способность построена на когнитивном моделировании, осознании и понимании происходящего с человеком. Сравнивались данные 198 испытуемых с низкими оценками по этому показателю (М=13,5) и 227 с высокими (20,4). Низкой способности к осознанию и контролю соответствует более высокий уровень ОПТУ, а высокой, наоборот, более низкий: М=52,0 и М=49,4; p<0,01. Более способные к контролю в большей степени согласны с утверждением: «В общественных местах я стараюсь обращать внимание на подозрительных лиц, похожих на террористов» (М=3,0 и М=2,6; p<0,025). Однако они не согласны с тем, что «из-за угрозы терактов лучше не строить планы на будущее»: М=1,4 и М=1,6; p<0,05.
При осмыслении обсуждаемой проблемы испытуемые с высоким контролем подчеркивают запланированность терактов и целенаправленность действий причастных к ним людей. Террористический акт – это «подготовленное событие», «спланированное мероприятие», «действия, направленные на ухудшение жизни людей», «ошибка служб безопасности». Они понимают теракты как средство достижения политических, религиозных и других целей: «Теракты совершают люди, которые боятся (и потому бьют из-за спины), но не знают других методов». Испытуемые с низким контролем, наоборот, отказываются признать последовательность и целенаправленную успешность действий террористов. «Террористический акт – это бессмысленные смерти людей, он не приводит к какой-то нужной цели». Если же плановый характер действий признается, то отрицается достижение желаемого эффекта: «Это хорошо спланированная акция, но бессмысленная, так как сила не всегда приносит желаемый результат».
Обсуждение результатов
Общим контекстом, «семантическим фоном» понимания российскими испытуемыми террористической угрозы являются стереотипные и не соответствующие действительности представления о террористах как необразованных, психически неуравновешенных агрессивных фанатиках, для которых чужая жизнь ничего не стоит. Без преувеличения можно сказать, что 99% испытуемых из выборки в 698 человек так понимают психологию террористов: «Ожесточенные на кого-то, затаившие обиду психически больные люди»; «Не любящие свой народ, бедные умом, безнравственные, бесчувственные, потерянные, озлобленные, запрограммированные на смерть»; «Религиозные фанатики, не способные контролировать свои действия из-за психологического или иного воздействия на их волю, им плевать на человеческие жизни в угоду денег»; «Люди, которые ненавидят весь мир»; «Самоубийцы, не задумывающиеся о других людях, о чужих жизнях, потерявшие веру в добро и мир на земле».
Такой психологический портрет террориста совершенно не соответствует научным данным. Анализ фактов показывает неверность утверждений о том, что у террористов высокий уровень психопатологии (Moghaddam, 2005). Наоборот, М. Криншоу «пришла к выводу, что “самой общей характеристикой террористов является их нормальность”. К аналогичным выводам пришел К. Хескин, который изучал членов Ирландской республиканской армии (IRA), эмоционально неустойчивых людей или людей с расстройствами среди них обнаружено не было» (цит. по: Соснин, Нестик, 2008, с. 116). Как отмечает М. Гримланд с соавторами, в частности, типичный палестинский террорист-смертник религиозен, нормален, вежлив и серьезен. Его действия главным образом мотивированы военно-стратегической эффективностью суицидального терроризма, ненавистью к Израилю и США, а также необходимостью отомстить за национальное и личное унижение. Руководители террористических акций нередко проводят целенаправленную работу по исключению психически нестабильных людей из списка кандидатов в террористы-смертники. Одним из последствий этого оказалось то, что нападавшие 11 сентября 2001 г. на башни-близнецы оставались спокойными и целеустремленными в течение долгого времени до совершения теракта. Наблюдатели описывали их как тихих, отчужденных и немногословных людей, что весьма отличается от стереотипа импульсивного жестокого террориста (Grimland et al., 2006).
Не соответствует действительности и суждение о том, что террористами становятся представители беднейших слоев населения, имеющие низкий уровень образования. Например, Умар Фарук Абдулмуталлаб, 25 декабря 2009 г. пытавшийся взорвать летевший из Европы в США пассажирский лайнер, является сыном известного нигерийского банкира, получившим высшее образование в Университетском колледже Лондона. М. Атта, руководивший группой террористов, совершивших в 2001 г. нападение на торговый центр в Нью-Йорке, как и двое его товарищей, имели высшее образование (получили степень магистра в техническом университете в Гамбурге). Большинство из членов группы происходили из обеспеченных семей среднего класса Саудовской Аравии и Египта. Они были уже сформировавшимися взрослыми людьми, подчинившими свою индивидуальность организации (Post, 2005).
Таким образом, у наших испытуемых понимание психологического облика и мотивов поступков террористов является очень искаженным. В основе понимания лежит образ врага: такого чужого, который скорее внушает страх и актуализирует мысли о собственной смертности, чем побуждает к рациональному осмыслению проблем, связанных с террором. Очевидно, что отсутствие достоверных знаний препятствует использованию ментального опыта (Холодная, 2002), построению правдоподобных когнитивных схем, которые могут стать основой понимания ситуаций террористической угрозы. Понимание строится преимущественно на экзистенциальном опыте испытуемых, осуществляющем ценностно-смысловую регуляцию и направляющем весь ход жизни человека. Можно предположить, что незначительный, явно недостаточный для понимания проблем терроризма ментальный опыт испытуемых обусловлен не только отсутствием достоверных знаний, но и нежеланием задумываться, психологической отдаленностью террористической угрозы от их реальной жизни. Иначе обстоит дело в тех регионах нашей страны, в которых нередко происходят теракты. В опросе об отношении к терроризму, проведенном среди студентов Дагестанского госуниверситета, почти каждый пятый из опрошенных давал положительные оценки терроризму: «Это способ защиты своей земли и своего народа», «Месть за родных и близких», «Борьба за свободу, свою веру». Разные варианты позитивных ответов составили 32% у юношей и 15% у девушек (Собкин и др., 2004). Очевидно, что в ментальном опыте жителей тех регионов, для которых теракты - печальная правда повседневной жизни, содержится больше знаний о политических, религиозных и экономических основаниях терактов. Такие знания приводят к иному, отличному от жителей центральной России, пониманию проблем, связанных с террористической угрозой.
Теперь перейдем к анализу половых различий. Полученные данные о более интенсивном переживании террористической угрозы женщинами, чем мужчинами, соответствуют результатам других исследований, в частности, проведенных Ю.В. Быховец и Н.В. Тарабриной (Быховец, Тарабрина, 2010). В диссертации Н.В. Родионовой обнаружено, что женщины склонны приписывать себе более высокие оценки возможности пострадать от действия радиации, причем это относится как к объективно опасным, так и объективно неопасным ситуациям (Родионова, 2004). Женщины более эмоциональны, чем мужчины, и менее устойчивы по отношению к экстремальным ситуациям (Grossman, Wood, 1993). События 11 сентября 2001 г. американские женщины описывают психологам в более эмоциональных терминах и чаще сообщают об испытываемом дистрессе. Одно из правдоподобных объяснений боязни женщинами терактов заключается в том, что они считают себя более уязвимыми и чаще видят в качестве жертв социальной несправедливости (Chu et al., 2006). Отношение к опасностям по-разному представлено в картине мира мужчин и женщин. Мужчины в целом расценивают как опасные меньшее количество ситуаций. У женщин «более широкий спектр объектов опасности, а, кроме того, они в большей степени беспокоятся не только за себя, но и за благополучие своих близких. Женщины больше подвержены социальным страхам, например, в отношении предательства и одиночества» (Лаврова, 2009, с. 73).
Ни в отечественных, ни в зарубежных исследованиях нам не удалось найти ответа на вопрос: почему молодые люди в большей степени переживают террористическую угрозу, чем взрослые? Пока единственную причину можно увидеть в различии личностных качеств. Как и в общей выборке, предикторами ОПТУ является тревожность, однако у молодых величина коэффициента ниже, чем у взрослых (Beta=0,323 и Beta=0,473; p<0,001). На первый взгляд это парадоксально, потому что в молодежной выборке преобладают девушки (113 и 77; c2 = 6,82; p<0,01), у которых личностная тревожность значительно выше, чем у юношей (М=46,45 и М=41,71; p<0,005). У взрослых 79 женщин тревожность также выше, чем у 105 мужчин (М=44,9 и М=39,0; p<0,005). Однако причину разницы в величине показателей переживания угрозы, по-видимому, следует искать в неодинаковости системы связей всех анализировавшихся личностных характеристик у молодых и взрослых испытуемых. У первых показатель ОПТУ не связан ни с чем, кроме тревожности. У взрослых он связан с теми личностными чертами, которые еще на этапе планирования исследования выделялись нами как содержательно включенные в когнитивный, эмоциональный и поведенческий компоненты переживания и понимания террористической угрозы. У них ОПТУ отрицательно связан с общим показателем смысложизненных ориентаций (r=-0,26) и убеждением в возможности контролировать окружающее (r=-0,23). Вместе с тем показатель СЖО отрицательно связан с макиавеллизмом (r=-0,35) и тревожностью (r=-0,54).
Теперь перейдем к обсуждению результатов всей выборки: связи личностных характеристик с пониманием и переживанием террористической угрозы. В работе выявлен закономерный факт понимания макиавеллистами терактов как способов решения коммуникативных задач, достижения террористами конкретных целей. Это соответствует мировоззрению макиавеллистов, основанному на представлении о неизбежности манипуляции в общении (в частности, – человеческими жизнями). Понимание-принятие макиавеллистами моральной допустимости манипуляции жизнью человека, в том числе собственной, выявлялось уже в нескольких исследованиях (Знаков, 2005, 2010).
Неудивительно, что индекс переживания террористической угрозы выше у испытуемых с высокой личностной тревожностью. «Тревожность – индивидуальная психологическая особенность, состоящая в повышенной склонности испытывать беспокойство в различных жизненных ситуациях, в том числе и тех, объективные характеристики которых к этому не располагают» (Бурлачук, Морозов, 2004, с. 309). Субъективный, индивидуально-личностный характер переживания террористической угрозы не вызывает сомнения: вряд ли объективные обстоятельства жизни людей в Смоленске и Саранске можно назвать располагающими к навязчивым мыслям о возможности стать жертвой теракта. Переживания - непременный атрибут интенциональной направленности субъекта во всех ситуациях человеческой жизни. Современные исследования показывают, что переживание является опосредствующим звеном во взаимоотношениях психических состояний и процессов (Фахрутдинова, 2008). В понимании террористической угрозы психический феномен переживания является одним из центральных. Переживание как идентификация познающего субъекта с познаваемым объектом дает возможность преодолеть барьеры, встающие на пути познания внешнего мира (Марцинковская, 2004). Именно посредством идентификации переживание может способствовать пониманию причин терроризма («Теракты совершают люди, отстаивающие свои права», «Террористический акт – это протест против чего-либо»).
Очень значимым и важным нам представляется и такой обнаруженный в исследовании факт: высокому уровню способности контролировать ситуацию соответствует низкая степень выраженности переживания террористической угрозы. Этот факт подтверждается данными западных ученых. В частности, А. Тодд с коллегами показала, что способность к контролю может способствовать снижению страха стать жертвой теракта, у интерналов он меньше, чем у экстерналов (Todd et al., 2005).
Итак, исследование показало, что террористическая угроза неодинаково понимается и переживается людьми, различающимися по полу, возрасту и психологическим свойствам личности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. СПб.: Питер, 2004.
Быховец Ю.В. Представления о террористическом акте и переживание террористической угрозы жителями разных регионов РФ // Автореф. канд. дис. М.: ИП РАН, 2007.
Быховец Ю.В., Тарабрина Н.В. Психологическая оценка переживания террористической угрозы (методические рекомендации). М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010.
Знаков В.В. Методика исследования макиавеллизма личности. М.: Смысл, 2001.
Знаков В.В. Понимание экзистенциального выбора: жизнь в страданиях или эвтаназия // Вопр. психол. 2005. № 6.
Знаков В.В. Экзистенциальный опыт субъекта как проблема психологии человеческого бытия // Субъектный подход в психологии / Под ред. А.Л. Журавлева, В.В. Знакова, З.И. Рябикиной, Е.А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.
Знаков В.В. Понимание мужчинами и женщинами моральной допустимости абортов // Вопр. психол. 2010. № 2.
Лаврова Е.В. Представления об опасности и их изменения под воздействием новостных передач // Вестник Университета (Государственный университет управления). 2009. № 20.
Леонтьев Д.А. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО). М.: Смысл, 2000.
Марцинковская Т.Д. Сравнительный анализ подхода к проблеме переживания в философии и психологии // Категория переживания в философии и психологии. М.: ГНО Издательство «Прометей» МПГУ, 2004.
Падун М.А., Тарабрина Н.В. Когнитивно-личностные аспекты переживания посттравматического стресса // Психол. журн. 2004. Т. 25. № 5.
Родионова Н.В. Понимание ситуаций радиационной опасности профессионалами и непрофессионалами. Дисс… канд. психол наук. М.: Институт психологии РАН, 2004.
Собкин В.С., Ениколопов С.Н., Кропачев В.М. Студенческая молодежь Дагестана об отношении к терроризму // Толерантность в подростковой и молодежной среде. Труды по социологии образования. Т. IX. Вып. XVI / Под ред. В.С. Собкина. М.: Центр социологии образования РАО, 2004.
Соснин В.А., Нестик Т.А. Современный терроризм: Социально-психологический анализ. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2008.
Фахрутдинова Л.Р. Психология переживания человека. Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 2008.
Холодная М.А. Психология интеллекта. СПб.: Питер, 2002.
Chu Th.Q., Seery M.D., Ence W.A., Holman E.A., Silver R.C. Ethnicity and Gender in the Face of a Terrorist Attack: A National Longitudinal Study of Immediate Responses and Outcomes Two Years After September 11 // Basic and Applied Social Psycologie. 2006. Vol. 28. N 4.
Grimland M., Apter A., Kerkhof A. The Phenomenon of Suicide Bombing: A Review of Psychological and Nonpsychological Factors //Crisis. 2006. Vol. 27. N 3.
Grossman M., Wood W. Sex differences in intensity of emotional experience: A social role interpretation // Journal of Personality and Social Psychology. 1993. Vol. 65. N 5.
Janoff-Bulman R., Sheikh S. From National Trauma to Moralizing Nation // Basic and applied social psychology. 2006. Vol. 28. N 4.
Landau M.J., Johns M., Greenberg J., Pyszczynski T., Martens A., Goldenberg J.L., Solomon S. A Function of Form: Terror Management and Structuring the Social World //Journal of Personality and Social Psychology. 2004. Vol. 87. N 2.
Moghaddam F.M. The staircase to terrorism: A Psychological Exploration // American Psychologist. 2005. Vol. 60. N 2.
Park J., Felix K., Lee G. Implicit attitudes toward arab-muslims and the moderating effects of social information // Basic and applied social psychology. 2007. Vol. 29. N 1.
Post J.M. When Hatred is Bred in the Bone: Psycho-cultural Foundations of Contemporary Terrorism // Journal of Political Psychology. 2005. Vol. 26. N 4.
Todd A., Wilson J. C., Casey Sh.N. Comparing British and Australian Fear of Terrorism Pre and Post the Iraqi War // Psychiatry, psychology and law. 2005. Vol. 12. N 1.
Знаков Виктор Владимирович - докт. психол. наук, гл. науч. сотр. ИП РАН, профессор кафедры общей психологии ф-та психологии МГУ.
Турок Елена Михайловна - старший преподаватель Смоленского гуманитарного университета