Однажды утром я проснулся обладателем состояния в семьдесят пять миллионов долларов. На руках у меня этих денег не было. На самом деле я никогда не видел и не пересчитывал их, однако они существовали, причем хранились в месте куда более надежном, чем любой банк, – в моем разуме.
Я был холост, успев к тому моменту жениться и развестись. Усердная работа нейрохирургом, а также стремление стать богатым и успешным не сделали меня хорошим мужем и отцом. Считается, что среди врачей уровень разводов на двадцать процентов выше, чем в среднем по стране. Что же касается нейрохирургов, то у них этот показатель еще больше. Я не был исключением из правила.
Вытянув руку, я нащупал рядом чье-то теплое тело. Девушку звали Элисон, а может быть, и Меган. Я не помнил имени, но кожа ее была гладкой и мягкой. Она пробормотала что-то невнятное и перевернулась.
Стараясь не шуметь, я осторожно встал с кровати и спустился на первый этаж. Нужно было выпить кофе и проверить, что произошло с рынком, пока я спал. Я включил компьютер и принялся ждать, когда загрузится система. Мне было сорок четыре, и уже в следующем году я планировал отойти от дел. Мою жизнь в Ньюпорт-Бич от Ланкастера отделяла целая пропасть. Я стал одним из самых успешных нейрохирургов в округе Ориндж. Я жил на утесе с видом на бухту Ньюпорт, в доме площадью семьсот квадратных метров. В моем гараже стоял не только «Порше», о котором я мечтал маленьким мальчиком, но еще и «Рендж-ровер», «Ферарри», BMW и «Мерседес».
У меня было все из старого списка желаний и даже больше – гораздо больше.
Несколькими годами ранее один друг поделился со мной идеей, которая могла совершить революцию в лучевой терапии и, в частности, в лечении со́лидных[26]опухолей мозга. Он только что закончил резидентуру и собирался работать в Стенфорде, где планировал воплотить эту концепцию в реальность, для чего основал компанию. Я был столь впечатлен, что стал одним из первых инвесторов. Кроме того, я пообещал поставить первую лечебную установку за пределами Стенфорда – здесь, в Ньюпорт-Бич. Я и не догадывался, насколько сильно это изменит мою жизнь.
Итак, я убедил еще одного своего друга – врача, чья семья владела соли́дным состоянием, – что технология под названием «Кибернож» (CyberKnife) изменит мир. Он поверил и приобрел не только установку, но и здание для ее размещения, а также магнитно-резонансный и компьютерный томографы. Он потратил миллионы долларов, опираясь исключительно на мой энтузиазм и веру в будущее данной технологии (в то время Управление по контролю за продуктами и лекарствами США еще не одобрило это устройство и взимать плату за его использование не было возможности). Спустя два года Accuray – компания-производитель – обанкротилась из-за череды управленческих ошибок и невозможности привлечь необходимый капитал. Заручиться одобрением управления так и не удалось, и продажи были нулевые. Компания сожгла все мосты не только в Кремниевой долине, но и по всем Соединенным Штатам – никто не хотел вкладывать в нее средства. Все выглядело довольно мрачно: людям, поверившим в огромный потенциал «Киберножа» и вложившим в его развитие миллионы долларов, грозила потеря всех инвестиций, а миру – потеря уникальной технологии. Надо было что-то предпринять. Я решил, что спасу компанию во что бы то ни стало.
* * *
У меня не было особого опыта в бизнесе, хотя в годы резидентуры я изобрел электрод для мониторинга мозговой активности, который стал продаваться по всему миру. Но сейчас все было иначе. Гораздо серьезнее. Я сказал другу, основавшему Accuray, что у меня есть план по спасению компании. Не знаю, правда ли он поверил или у него не осталось других вариантов, однако он меня поддержал. Штат компании сократился с шестидесяти человек до шести. Я согласился временно финансировать компанию своими силами до тех пор, пока не придумаю, как ее сохранить. Я понятия не имел, что конкретно буду делать. Но по воле судьбы ответ нашелся сам собой, когда я выпивал в баре отеля Four Seasons, который в те годы был частью торгового комплекса Fashion Island в Ньюпорт-Бич. Ожидая женщину, с которой мы договорились поужинать, я разговорился с парнем, сидевшим рядом со мной. Я рассказал ему о ситуации с «Киберножом» и о том, что эта технология может спасти сотни тысяч жизней. Мне просто необходимо привлечь достаточно денег для того, чтобы компания устояла на ногах. Все закончилось тем, что случайный знакомый помог реструктурировать компанию и привлечь восемнадцать миллионов долларов. Проблема крылась в том, что наш главный инвестор согласился пойти на это, только если я стану генеральным директором. Я заставил его поверить не только в саму концепцию, но и в себя как в главную гарантию успеха. Таким образом, мне пришлось отойти от чрезвычайно успешной частной практики в Ньюпорт-Бич, чтобы стать генеральным директором компании, хотя для этой должности у меня не было ни опыта, ни навыков. Но я был твердо убежден, что смогу спасти компанию, и считал, что обязан ее спасти.
Маленьким мальчиком я мечтал заработать миллион долларов, однако радость от первого миллиона не шла ни в какое сравнение со сладкой дрожью, которую приносила мысль о том, что теперь я владею семьюдесятью пятью миллионами. Я был богат.
За полтора года компания претерпела полную реструктуризацию, получила одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами США и из банкрота превратилась в лакомый кусочек стоимостью в сотню миллионов долларов. За это время я познакомился со множеством людей, в том числе с венчурными инвесторами и предпринимателями из Кремниевой долины. Всем им казалось, будто я обладаю магической силой, с помощью которой удалось раскрутить Accuray и превратить провал в невероятный успех. Но они ошибались. Я пытался объяснить, что ничего не смыслю в финансах, однако многие бизнесмены все равно просили меня стать их инвестором или партнером, на худой конец консультантом. Все эти инвестиционные и партнерские соглашения привели к тому, что у меня появились акции. Много акций. А в 2000 году, когда бум доткомов был в самом разгаре, акции компаний, занимавшихся Интернетом, считались более надежным способом вложения средств, чем золото, и к тому же гарантировали открытие кредитной линии в любом банке.
Компьютер, наконец, подключился к Интернету, и я проверил рыночные данные. Мое состояние по-прежнему превышало семьдесят пять миллионов. Я был богат. Я выключил компьютер и посмотрел в окно на бескрайнюю гладь Тихого океана.
В доме было тихо. Меган – или Элисон – еще не проснулась, но я в любом случае не собирался делиться с ней новостями. От мысли о ней мне стало немного грустно. Мы ничего не знали друг о друге. Я знал, что она работает фармацевтическим представителем, а она знала, что я богат и что для меня всегда зарезервирован столик в лучшем ресторане округа Ориндж. Она вместе с подружками подошла ко мне прошлым вечером. Мы выпили водки с шампанским, а когда я спросил, не чересчур ли это для нее, она ответила, что считает меня классным. Я знал, что у нее есть своя история, однако она явно не горела желанием делиться ею и не особо хотела выслушивать мою собственную. Таким образом – как бывало во многие другие вечера со многими другими женщинами, – мы разыграли воображаемую близость, которой на самом деле не было. Мы поделились друг с другом теплом своих тел, не позволив разуму или сердцу все усложнить. В подобных ситуациях я неизменно испытывал прилив одиночества и душевной пустоты. Впрочем, я давно уже научился игнорировать голос сомнений и отчаяния, звучавший в голове.
У меня было все, о чем я когда-либо мечтал. Меня уважали. Ко мне прислушивались. Я только что договорился о покупке острова в Новой Зеландии и перечислил первоначальный взнос за него. Я владел пентхаусом в Сан-Франциско и виллой во Флоренции с видом на Понте-Веккьо. Мое состояние превосходило мои самые смелые ожидания, а мои достижения в медицине и бизнесе были недосягаемыми для большинства. Однако одиночество было той роскошью, которую я не мог себе позволить.
Я планировал отойти от дел и часть свободного времени уделять оказанию медицинской помощи в странах третьего мира, а оставшееся время разъезжать между Сан-Франциско, Флоренцией и Новой Зеландией. Если у меня вдруг и возникало чувство, будто чего-то не хватает, я об этом не переживал. Все, что мне понадобится, я смогу отыскать во время путешествий.
У меня было все, о чем я мечтал. Меня уважали. Ко мне прислушивались. Я только что договорился о покупке острова в Новой Зеландии и перечислил первоначальный взнос за него.
Элисон, или Меган, спустилась на первый этаж, и мы в неловком молчании ждали, когда за ней приедет такси. В тот день мне предстояла встреча с юристами, после чего на неделю надо было съездить по делам в Нью-Йорк. Я пообещал позвонить, когда вернусь. Она записала свой номер телефона на клочке бумаги. Сдержанно попрощавшись, она ушла, а я подобрал бумажку с номером и положил в кухонный ящик. Поверх телефонного номера она написала свое имя – Эмили, а не Элисон или Меган. Но это не имело значения. Мы оба прекрасно знали, что я не позвоню.
* * *
Меня любезно провели в кабинет. Эту юридическую контору порекомендовал один приятель-инвестор: судя по слухам, ее сотрудники неплохо управлялись с американскими активами султана Брунея. Я не был уверен в том, что это правда, ведь клиентам по идее должны были гарантировать полную конфиденциальность. Мой бухгалтер посоветовал мне основать безотзывный благотворительный трастовый фонд и перевести туда часть активов, чтобы уменьшить налоговую базу. И эта контора должна была взять на себя всю бумажную работу.
– Мы изучили ваш портфель, доктор Доти. У вас весьма значительные активы, – сказал один из юристов. – Существует несколько типов благотворительных фондов. Вы уже обсудили это со своим бухгалтером? Человеку с таким состоянием, как у вас, не стоит недооценивать важность подобных вопросов.
Я задумался над его словами. Человек с таким состоянием, как у меня… Сделав глубокий вдох, я услышал, как внутренний голос спрашивает: кому же я хочу показать, чего стою, – себе или всему миру?
– Обсуждал. Он посоветовал мне основать безотзывный трастовый фонд.
– И вы понимаете юридическую подоплеку подобного фонда? – спросил второй юрист.
– Его нельзя отозвать? – съязвил я.
Корпоративные юристы редко отличаются хорошим чувством юмора.
– Чтобы немедленно получить налоговые льготы, фонд действительно должен быть безотзывным. Это означает, что после его основания вы не сможете ни внести в трастовый фонд какие-либо изменения, ни вернуть себе свою собственность. В данном конкретном случае речь идет о вашей доле в Accuray.
К концу встречи я почувствовал себя важным человеком. Я был ничем не хуже султана Брунея.
Я решил расстаться с акциями Accuray: они не были моим самым ценным активом, однако их потенциальная стоимость могла составить несколько миллионов долларов. Львиную долю я собирался отдать Тулейнскому университету и еще часть – Стенфорду, где я работал преподавателем и где была создана система «Кибернож». К этому времени мой брат умер от СПИДа, так что я планировал выделить часть акций на финансирование программы по борьбе с ВИЧ и СПИДом, а еще часть пожертвовать благотворительным организациям, помогающим детям из малообеспеченных и неблагополучных семей. Оставшаяся доля акций предназначалась для поддержки различных медицинских учреждений по всему миру.
– Понимаю, – сказал я.
– Если вам не по душе подобные условия, вы можете основать фонд с возможностью отзыва капитала до момента вашей смерти. Некоторые люди предпочитают именно такой вариант, однако и налоговые льготы будут не такие значительные.
– Я бы хотел сделать фонд безотзывным.
Мне было важно отдать эти деньги нуждающимся, и я не собирался менять решение.
– Очень хорошо, – произнес первый юрист. – Мы займемся составлением всех необходимых бумаг.
Следующие два часа мы обсуждали мои активы и благотворительные организации, которым я хотел их пожертвовать. К концу встречи я почувствовал себя важным человеком. Великодушным и щедрым. Ощущение одиночества и пустоты, с которым я проснулся утром, исчезло.
Я был ничем не хуже султана Брунея.
В Нью-Йорк я прилетел бизнес-классом и остановился в номере люкс отеля Palace, которым по случайному стечению обстоятельств в то время владел султан Брунея. Один мой хороший знакомый занимал должность управляющего отелем, благодаря чему меня и поселили в огромном люксе. Последней в программе недельного пребывания в Нью-Йорке была встреча с управляющим хеджевого фонда, который хотел, чтобы я вместе с еще одним моим другом помог ему с компанией, которую он основал в Кремниевой долине. Он был абсолютно убежден, что в случае нашего участия успех его фирме гарантирован. Я постарался его разубедить – мол, не думаю, что мы сможем помочь, – однако он решил, что я попросту скромничаю.
Встреча была посвящена обсуждению нашего потенциального сотрудничества, а также подвернувшейся мне возможности застраховать часть своих активов. Мои акции стоили десятки миллионов, однако по рынку поползли слухи о том, что рост продлится недолго. Страхуя эти акции, я тем самым гарантировал их покупку у меня по заранее определенной цене, что защитило бы меня от биржевого краха. А если бы они подскочили в цене, покупатель оказался бы в выигрыше. Уже несколько человек посоветовали мне хеджировать инвестиции подобным образом.
Мы встретились в Le Cirque – престижном ресторане, располагавшемся в отеле Palace, – и заказали «Беллини» и «Богемный сайдкар»[27]. Эта встреча была просто формальностью, так как ранее мы успели сойтись на том, что нам с другом отдадут пятьдесят процентов компании, а мы поможем привлечь инвесторов и будем давать советы по стратегическому планированию. Мы быстренько оговорили детали, после чего перешли к моему желанию хеджировать свой самый ценный актив – акции компании Neoforma. После того как мы все обсудили и я согласился на предложенные условия, будущий партнер протянул мне кое-какие бумаги, чтобы я их изучил и подписал.
Мой приятель, который все это время молча выпивал, внезапно выпалил:
– Мы хотим шестьдесят процентов компании.
Судя по всему, коктейли вселили в него уверенность в наших способностях и в нашей значимости, и он решил, что мы должны завладеть контрольным пакетом акций.
– О чем это вы? – спросил управляющий хедж-фондом. – Еще двадцать минут назад мы сошлись на пятидесяти.
– Мы согласны помочь, но не менее чем за шестьдесят процентов компании. А иначе можете на нас не рассчитывать.
Алкоголь лишил моего приятеля разума, взамен наделив непомерной жадностью. Он, видимо, захотел использовать ситуацию в своих интересах, хотя я с радостью согласился бы и на тридцать процентов акций, о чем сообщил ему чуть раньше.
– Мы договорились о пятидесяти процентах.
– Если продолжишь болтать, речь пойдет уже о семидесяти пяти процентах. А может, мы и вовсе лишим вас доли. – Он перешел на крик, и остальные посетители начали с беспокойством на нас поглядывать.
– Ну и дудак же ты, – сказал управляющий хедж-фондом.
Оба вскочили, мне пришлось вмешаться, чтобы предотвратить драку. Посетители Le Cirque обычно не орут и не дерутся. Я готов был сгореть от стыда.
На следующий день я улетел домой, злясь на приятеля и переживая о том, что не дозвонился до управляющего хедж-фондом и не успел извиниться перед отъездом. Я снова и снова пытался с ним связаться, но мне каждый раз говорили, что его нет на месте, и просили оставить сообщение секретарше. Было очевидно, что он меня избегает.
Обеспокоенный, я метался по своему дому в Ньюпорт-Бич. У меня были плохие предчувствия по поводу сделки, и прошло полтора месяца, прежде чем он, наконец, перезвонил.
Но было слишком поздно. Котировки фондовой биржи рухнули, и все словно с цепи сорвались. Стоимость акций падала, люди теряли миллионы; пузырь доткомов, как его прозвали позже, наконец-то лопнул.
Стоимость моих активов резко упала. Я читал один финансовый отчет за другим, все больше убеждаясь в том, что я и так прекрасно знал. Моих семидесяти пяти миллионов долларов как не бывало.
Причем я не только лишился денег, но еще и остался должен несколько миллионов долларов из-за банковских кредитов. По сути, я полностью обанкротился.
Единственным моим реальным активом, чьи акции по-прежнему стоили бумаги, на которой были напечатаны, оказалась компания, которую я спас от банкротства и возродил с нуля, – Accuray.
Только я отдал ее под управление безотзывному трастовому фонду.
Не было больше моего состояния.
Ничего больше у меня не было.
* * *
Казалось, многочисленные друзья исчезают из моей жизни почти так же быстро, как нули с моего банковского счета. Не было больше бесплатной выпивки, бесплатных угощений, ВИП-столиков в лучших ресторанах. Я два года бился из последних сил, но, даже продав пентхаус, машины, виллу и аннулировав договор о покупке острова в Новой Зеландии, не рассчитался с долгами. Месяц за месяцем я наблюдал, как лишаюсь всего, ради чего усердно трудился долгие годы. Деньги, власть и успех, о которых я мечтал и которые мысленно представлял с тех пор, как стал подростком, разом пропали – растворились вместе с оболочкой лопнувшего пузыря. Я добился того, чтобы у меня все это появилось, – и все потерял.
– Не переживай, – сказал один из моих немногих настоящих друзей. – Магия Доти снова сотворит чудеса.
А существовала ли она, эта магия? Все удачные инвестиции, весь успех, который стал их следствием, казались мне чистой случайностью. Я упивался деньгами и властью, которую они давали. Но все-таки я был нейрохирургом, а не технарем. У меня имелись кое-какие навыки в инвестировании, и я определенно умел добиваться желаемого, а заодно делать так, чтобы люди в меня поверили. Я умел усердно трудиться, умел концентрироваться, умел мыслить масштабно и находить поддержку. Но прежде всего я был врачом, а никак не предпринимателем.
Деньги, власть и успех, о которых я мечтал, лопнули как мыльный пузырь. Я добился всего, чего хотел, – и все потерял.
Потеря состояния и утрата привычного образа жизни подкосили меня. В день переезда из дома в Ньюпорт-Бич я чувствовал себя потерянным и как никогда одиноким. Мне не удалось сохранить брак. Я не участвовал в жизни дочери. Я не припомнил ни одного человека, которому мог бы позвонить и рассказать о своих бедах. В погоне за материальными благами я пренебрег человеческими отношениями. И теперь, когда мне так нужен был кто-нибудь рядом, я остался совсем один.
Собирая вещи, я наткнулся на старую коробку, в которой когда-то хранил свои ценности и которую не открывал со времен колледжа. Я достал пожелтевшую тетрадь и перечитал список того, чего хотел добиться в жизни, когда мне было двенадцать. Были тут и другие записи – конспекты уроков, которые преподала мне Рут, включая фразы, которые я в детстве не понял. Все мечты из списка воплотились в реальность, а потом растаяли.
Фокусник из меня вышел никудышный.
* * *
Я разделил шесть недель, проведенных с Рут, на четыре части: «Расслабление тела»; «Обуздание разума»; «Раскрытие сердца»; «Выяснение своих намерений». Над заголовком третьего раздела я приписал «моральный компас», поставив в конце вопросительный знак, а затем добавил «То, чего, как тебе кажется, ты хочешь, не всегда то, что тебе нужно на самом деле» с тремя вопросительными знаками.
Я уселся на пол перед шкафом в своем доме (теперь уже почти пустом), впервые за очень долгое время трижды глубоко вдохнул и выдохнул и начал расслаблять тело с ног до головы. Я сосредоточился на дыхании: вдох и выдох, вдох и выдох. Я ощутил, как успокаивается разум. После этого я сосредоточился на том, чтобы раскрыть свое сердце. Я осознал, что не мне одному довелось многое потерять, и от всей души посочувствовал тем, кому нечего есть, у кого нет крыши над головой, кто не может должным образом заботиться о своих детях. Затем я представил окно: оно было полностью запотевшим. Сколько бы я ни старался, мне не удалось разглядеть свое будущее по другую сторону окна. Впервые со дня знакомства с Рут я не представлял, чего хочу от жизни или кем хочу стать. И я понятия не имел, каким хотел бы увидеть себя.
И тут я понял, что должен сделать. Надо вернуться в лавку чудес – в Ланкастер. Возможно, я застану там Нила. Может быть, Рут еще жива. Я засунул тетрадь под мышку и схватил ключи от единственной оставшейся у меня машины. Я оставил себе «Порше» – первый автомобиль, который мне захотелось приобрести еще в детстве.
Ланкастер находился всего в нескольких часах езды.
Я послал волны любви тому мальчику, которым я когда-то был, и тому человеку, которым стал.
Я мог добраться туда засветло.
Часть третья
Секреты сердца
Отдать, чтобы получить
Если бы моя жизнь была фильмом, то по приезде в Ланкастер я непременно нашел бы Рут, ожидающую меня в лавке чудес. Рут было бы уже под девяносто, однако выглядела бы она скорее умудренной опытом, чем дряхлой. Она почувствовала бы, что я должен приехать, и произнесла бы парочку умных слов, которые помогли бы мне справиться с неудачами.
Однако жизнь не кино. Добравшись до Ланкастера, я обнаружил, что лавки чудес на прежнем месте нет, как и всего стрип-молла. Я позвонил в справочную и попросил список магазинов магии в Ланкастере, но таких не нашлось. Тем не менее отыскался телефон какого-то фокусника из ближайшего городка. Ему-то я и позвонил.
– Здравствуйте, я разыскиваю магазинчик магии, что был когда-то в Ланкастере, – сказал я. – Им владел парень по имени Нил. Фамилии не знаю.
На том конце провода какое-то время не отвечали.
– Вам нужен фокусник? – наконец спросил мужской голос.
– Да, по имени Нил. Он владел лавкой чудес «Ушки кролика».
– Здесь нет никого по имени Нил. Вы ошиблись номером.
Я старался сдержать разочарование.
– А вы никогда, случаем, не бывали в магазине магии в Ланкастере?
– В Ланкастере нет магазина магии, – ответил он с ноткой раздражения в голосе. – Ближайший магазин магии можно найти только в Лос-Анджелесе.
– Ну, раньше тут был такой магазин. В конце шестидесятых. Я просто подумал, что вы, может быть, знаете, что случилось с владельцем.
– Я родился в семьдесят третьем.
Я с тоской вздохнул: ничего не выходило.
– Как бы то ни было, спасибо. Простите за беспокойство.
– Знаете, я слышал что-то о магазине магии в Ланкастере, который закрылся в восьмидесятых. Кажется, владелец делал карты для фокусов или что-то вроде того. Он стал довольно знаменитым, но я не припомню, как его звали. Наверное, вам имеет смысл связаться с магазином «Волшебный замок» в Лос-Анджелесе. Там бывает много стариков.
Еще раз поблагодарив его, я повесил трубку.
Я решил пройтись пешком и понял, что иду той самой дорогой, по которой каждый день ездил на велосипеде в лавку чудес и обратно. Вокруг все изменилось до неузнаваемости. Ланкастер теперь походил на настоящий большой город, а не на захолустный городишко, коим был в годы моего детства. Я миновал пустырь, где наткнулся на двух задир постарше, – теперь здесь играли ребятишки. Соседняя церковь осталась на месте – кое-что все же не изменилось. Я добрался до многоквартирного дома, где мы жили тем летом: он выглядел почти таким же, хотя и более ветхим, чем я помнил. Мы снимали квартиру на первом этаже, и сейчас у крыльца лежал велосипед, прямо как тридцать лет назад. Я повернул за угол, чтобы увидеть окно комнаты, которую делил с братом. Драные шторы частично прикрывали окно, однако я заметил несколько фигурок на подоконнике. Чтобы их рассмотреть, я пересек двор, покрытый вместо газона сплошной грязью. Это были Капитан Америки и Мстители. Я тоже хранил фигурки на подоконнике, только у меня были Джи-Ай Джо из «Броска кобры», Капитан Экшн и Агент А.Н.К.Л. Я оглянулся: за моей спиной высилось дерево, на которое я время от времени забирался, – порой чтобы отдохнуть от родительских ссор, порой чтобы побыть одному, а порой, наоборот, чтобы поплакать от одиночества. Я прошел чуть дальше, к полю с засохшими сорняками и всяким хламом, осмотрелся вокруг и снова почувствовал себя ребенком, ощутил восторг, с которым запрыгивал на велосипед, чтобы отправиться на встречу с Рут. К реальности меня вернул автомобильный гудок.
Что я здесь ищу и ради чего приехал сюда, в Ланкастер? Рут в городе быть не может. Она из Огайо, если вообще жива. Я даже не знал ее фамилии. Я вернулся к машине с ощущением, будто упускаю из виду что-то очень важное. Зачем я сюда приехал? Что хотел отыскать на самом деле?
Тетрадь лежала на пассажирском сиденье. Я взял ее в руки и начал читать старые заметки. «Компас сердца». Фраза была подчеркнута. Я не помнил, чтобы подчеркивал ее, но, вероятнее всего, просто не заметил этого. С обеих сторон от фразы были нарисованы красные звездочки. Я пролистал остальные записи, касающиеся уроков Рут. Ничего больше не подчеркнуто, и звездочек тоже нигде больше нет. Почему именно эта фраза? Я закрыл глаза и попытался вспомнить, в связи с чем Рут произнесла ее. Это произошло в день, когда я подрался. В тот единственный раз, когда я опоздал. В тот день, когда она рассказала о том, как важно распахнуть сердце. Я вспомнил, как сидел на стуле в сумраке подсобки, вспомнил запах этого места, а потом в моей памяти начали всплывать обрывки фраз, словно строки давно забытой песни или стихотворения.
У каждого из нас в жизни случаются ситуации, которые приносят боль.
Я называю их сердечными ранами.
Если не уделять им должного внимания, то они никогда не заживут.
Порой, когда в сердце появляется рана, оно открывается.
Зачастую сердечные раны дают возможность для роста, для развития.
Сложные ситуации…
Волшебный дар…
Я открыл глаза. Я вспомнил, как уходил в тот день домой. Рут проводила меня до парковки.
– Ты знаешь, что такое компас? – спросила она.
– Конечно. Он подсказывает, в каком направлении нужно идти.
– Твое сердце – это твой компас и твой величайший дар, Джим. Если ты когда-нибудь почувствуешь, что потерялся и запутался, раскрой его – и оно направит тебя в нужном направлении.
Я прочел другое предложение, написанное на полях: «То, чего, как тебе кажется, ты хочешь, не всегда то, что тебе нужно на самом деле». А ведь Рут меня предупреждала. Она говорила, что надо раскрыть сердце, прежде чем представлять желаемое, и велела с умом использовать эту силу. Я не послушался. Неужели я все неправильно понял? Мне казалось, что я хочу денег. На деле же, сколько бы денег я ни заработал, мне все было мало. И вот сейчас у меня возникло ощущение, будто магическое шоу, начатое много лет назад, наконец-то завершилось. Я продолжал показывать один фокус за другим, и аплодисменты не прекращались, а шоу все продолжалось и продолжалось, по мере того как миллионы все прибавлялись и прибавлялись. Но я по-прежнему оставался таким же одиноким, напуганным и потерянным, каким был в день знакомства с Рут. Если честно, в глубине души я почувствовал облегчение, потеряв деньги.
Ни один фокус на свете нельзя показывать вечно.
* * *
Следующим утром меня разбудил телефонный звонок. Был одиннадцатый час утра. В постели рядом со мной не лежала женщина, и не нужно было вставать пораньше, чтобы проверить, как обстоят дела на бирже. Перед сном я представлял, как распахивается мое сердце, и просил сердечный компас указать верное направление. Затем я крепко уснул и выспался лучше, чем когда-либо за многие годы.
Звонил один из моих юристов, чтобы сообщить мне важную новость.
– Что за новость?
– Я тут разбирал документацию по трастовому фонду и обнаружил, что ее до конца так и не заполнили. По какой-то неведомой причине никто этого не сделал. Почему конкретно, нигде не указано. Наверняка кто-то всего лишь допустил ошибку, которую никто не заметил. Речь идет о документах, в которых оговаривается, какую часть своих активов вы отдаете каждому из благотворительных фондов. Я проконсультировался с одним из старших партнеров, и он сказал, что юридически в такой ситуации вы совершенно не обязаны основывать трастовый фонд или заполнять эти документы.
Мой отец славился пустыми обещаниями, и я поклялся себе, что стану человеком, который всегда держит свое слово.
Я сел на край кровати. Неужели магия сработала в очередной раз, как и с теми деньгами, что в последний момент появились у нас на пороге?
– Джим, вы здесь? Вы слышали, что я сказал?
– Слышал. Спасибо, что позвонили.
– Так что, как мне действовать? – спросил он, явно удивленный тем, что я не прыгаю от радости, как человек, который только что выиграл в лотерею солидную сумму денег. Я не знал точную стоимость активов, переданных в трастовый фонд, но понимал, что они снова сделают меня миллионером. Все, что от меня требовалось, – ничего не предпринимать.
– Я перезвоню, – сказал я и повесил трубку.
Одно из самых живучих заблуждений человечества заключается в том, что состояние способно принести счастье, а деньги – решение любой проблемы. Я потерял все свои деньги, и это стало для меня проблемой. Теперь же я мог вернуть немалую их часть, однако в этом тоже крылась определенная проблема. Я дал этим благотворительным фондам слово.
Конечно, меня поняли бы, если бы я нарушил обещание. Учитывая мою текущую финансовую ситуацию, никто не стал бы ждать, что я по собственной воле отдам все до последней копейки. Никто не стал бы меня обвинять. Более того, управляющий двумя крупнейшими благотворительными фондами сказал, что люди постоянно отказываются от значительных денежных пожертвований даже после подписания документов. Обстоятельства могут измениться в любой момент. Мои обстоятельства изменились круто. Я был не в том положении, чтобы раздавать миллионы долларов.
Или все-таки в том?
Я закрыл глаза и представил, как раскрывается мое сердце. Я мысленно послал себе волны любви и простил себя за все совершенные ошибки. Я послал волны любви родителям, мысленно поблагодарив их за то, что они старались как могли. Я послал волны любви Рут, где бы она ни находилась, потому что она самый добрый человек из всех, кого я встречал. Я послал волны любви каждому ребенку на планете, который прозябает в нищете, или страдает, оттого что его родители наркоманы, или чувствует себя одиноким, ошибочно полагая, будто в этом есть его вина. Я послал волны любви каждому человеку, который когда-либо сомневался в собственной значимости либо думал, что деньги определяют его истинную ценность. Я закрыл глаза и раскрыл сердце. Я почувствовал то, что чувствовал до этого лишь единственный раз в жизни, – ощущение тепла и любви, которое обволакивает меня с ног до головы, полное умиротворение и абсолютную уверенность в том, что все будет в порядке… Только на сей раз я не несся по реке к белому свету и не истекал кровью на операционном столе.
Я наконец-то понял, что большое состояние может принести счастье лишь одним способом, и заключается он в том, чтобы отдать это состояние другим.
Теперь я был свободен.
Я открыл глаза и взял телефон, чтобы перезвонить юристу.
– Я подпишу все необходимые документы для трастового фонда и пожертвую все, как и было запланировано.
Он сказал:
– Вы ведь шутите, правда?
– Нет, не шучу. Сделайте все как надо.
Перед тем как повесить трубку, я услышал: «Ну ни хрена себе!» А потом воцарилась тишина. Я не был миллионером, но по-прежнему был нейрохирургом. Голодная смерть мне не грозила. Я по-прежнему буду обеспеченным по сравнению с большинством, пускай и не смогу считаться богачом.
Пришла пора начать все сначала и стать по-настоящему достойным человеком, чью значимость нельзя выразить в денежном эквиваленте. Вот чему хотела научить меня Рут, когда я был ребенком. Однако не всему можно научить, и кое-что приходится усваивать на собственном опыте.
Если мы хотим, чтобы наши раны зажили, то должны залечить чужие раны.
Я не знал, что в 2007 году, когда компания Accuray станет открытым акционерным обществом, ее оценят в 1,3 миллиарда долларов, а мой трастовый фонд будет владеть акциями на тридцать миллионов. Но даже если бы и знал, все равно не изменил бы решения. В тот миг я почувствовал свободу – свободу, которая подарила мне возможность следовать за компасом своего сердца, и этот дар был бесценен. Я снял хомут, который все время удерживал меня, который взращивал во мне ошибочную веру в то, что деньги сделают меня счастливым и помогут обрести контроль над собственной жизнью. Я усвоил, что большое состояние может принести счастье лишь одним способом, и заключается он в том, чтобы отдать это состояние другим. Теперь я был свободен.
У мозга есть тайны, однако и сердце таит секреты, и я всерьез вознамерился их раскрыть. Поиски, начавшиеся в лавке чудес, побудили меня проникнуть в самую глубину собственной души, однако мое странствие еще не завершилось. Отныне мне предстояло путешествие во внешнем мире.
Разум стремится разъединить нас. Он учит каждого человека сравнивать себя с другими, выискивать различия, пытаться урвать кусок покрупнее, потому что благ на всех не хватит. Сердце же учит нас объединяться и делиться с другими. Оно хочет показать, что различий нет и что в конечном счете мы все – единое целое.
У сердца есть собственный разум, и если мы прислушаемся к нему, то узнаем, что сохранить имеющееся можно только тогда, когда делишься им. Если мы хотим быть счастливыми, то должны делать счастливыми других. Если хотим любви, то должны дарить любовь окружающим. Если хотим радости, то должны радовать людей. Если хотим прощения, то должны сами научиться прощать. Если хотим мира, то должны создать его вокруг себя.
Если мы хотим, чтобы наши раны зажили, то должны залечить чужие раны.
Для меня пришло время вновь сосредоточиться на врачебной деятельности.
* * *
То, что Рут называла компасом сердца, – это своего рода способ взаимодействия между мозгом и сердцем посредством блуждающего нерва. Исследования показали, что сердце посылает в мозг куда больше сигналов, чем мозг посылает сердцу, и что от сердца к мозгу отходит куда больше нервных соединений, чем в обратном направлении, хотя и когнитивные функции нашего организма, и эмоции развиты одинаково хорошо. И мысли, и чувства бывают весьма могущественными, однако сильная эмоция способна заглушить любую мысль, а вот преодолеть сильную эмоцию усилием воли получается редко. Именно самые сильные эмоции и заставляют человека без конца о чем-то думать или переживать. Мы привыкли отделять рациональный мозг от иррационального сердца, но и сердце, и мозг являются частью единого интеллекта. Нейронная сеть, опутывающая сердце, является неотъемлемой частью мышления, логики. Наши индивидуальное счастье и коллективное благополучие зависят от эффективного взаимодействия между мозгом и сердцем. То, чему учила Рут, должно было помочь мне объединить два моих разума – разум мозга и разум сердца, однако на протяжении десятилетий я пренебрегал последним. Я думал, что смогу с помощью мозга подняться из нищеты, добиться успеха и значимости, но именно сердце сделало меня по-настоящему богатым.
Мозг много чего знает, но его знания умножаются, когда он начинает работать заодно с сердцем.
Мы можем достичь всего, чего пожелаем, но только разум нашего сердца может подсказать, чего стоит добиваться, а чего нет.
Осознанность и визуализация – а именно так сейчас называется то, чему учила меня Рут, – замечательно помогают успокоиться, сосредоточиться и погрузиться в себя. Благодаря этим приемам улучшается концентрация внимания и ускоряется процесс принятия решений. Но без благоразумия и проникновения в суть (раскрытия сердца) обе техники с<