Глава двадцать четвертая




Огни города, по мере того как мы приближались к автобусному терминалу Портового управления, затмили панику моего колотящегося сердца.

— Проснись, Пи, — сказала я, расталкивая ее, чтобы разбудить.

— Мы уже дома? — спросила она, садясь и глядя на теже огни, которые видела я. Я специально выбрала рейс, прибывающий в три утра, но все же надела ей на голову розовую шапку, просто на всякий случай. Я натянула свою толстовку с капюшоном и опустила рукава, пряча рисунки, украшавшие мою правую руку.

Совершенно не имея понятия, что делать, я вела Пи за руку через терминал. Я чувствовала себя ужасно, потому что таскала ее в такое время и понятия не имела, куда нам податься. Три часа утра, и я с четырехлетним ребенком на автовокзале. Иногда я спрашивала себя, где была моя логика, когда я додумалась до этой глупой затеи. Что теперь? Это срабатывало всякий раз, когда я обращалась к своей маме за помощью, поэтому я сделала это снова.

— Я устала, — заныла Пи.

— Я знаю, малыш. Иди сюда, — я подняла ее одной рукой и взяла оба наших рюкзака в другую. Нам нужна одежда, душ и кровать. И где, черт побери, я должна была раздобыть это? Мы вышли на оживленную улицу, и я быстро огляделась по сторонам. Я была уверена, что днем тут намного оживленнее, но, тем не менее, на вокзале было достаточно многолюдно. Я сидела на скамейке прямо у выхода и ждала своего рейса, как и все остальные. Только моего не было. Прижав Пи к себе, пока она спала, я переживала о том, что произойдет. Я сидела на скамейке и наблюдала за движением приезжающих и уезжающих путешественников и тех, кто потерялся, не зная в какую сторону идти. Я проглотила слезы и поцеловала Пи в макушку. Она слегка поежилась и закрыла лицо обезьянкой Ларри. Я чувствовала себя такой неудачницей. Я подвела ее. Я подвела себя. Тяжело вздохнув, я проглотила комок в горле и уставилась на сверкающие огни.

 

***

Блейк не мог просто поговорить со мной и сказать мне, что он не хочет, чтобы я встречалась с Райаном. Но ему нужно было сделать мне что-то в отместку. Думаю, я бы справилась с любой другой девушкой, но не с Фелицией. Пи сидела на кухонной столешнице, лакомясь шоколадом, когда Блейк вернулся домой.

С ФЕЛИЦИЕЙ!

У меня челюсть отпала, когда он провел ее на кухню, положив руку ей на поясницу. Когда он заговорил, то посмотрел прямо на меня, ухмыляясь. Блейк вел себя, как чертов старшеклассник. И это я никак не повзрослею?

— Фелиция, ты помнишь мою няню и мою дочь Лондон.

—- Ух ты. Она подросла.

— Да, дети быстро растут, — грубо вставила я.

— Привет. Ты. Меня. Помнишь? — спросила Фелиция, глядя на Пи сверху-вниз и улыбаясь ее испачканным шоколадом губам. Она говорила громко и по слогам. Да что же не так с высокомерными дамочками, думающими, что Пи глухая? Фарра делала то же самое на ее дне рождения. Пи перевела взгляд от Снежной королевы на меня.

— Не смотри на меня. Твой отец привел ее, — сказала я, всплеснув руками.

Фелиция ахнула и приложила руку к груди.

— И ты собираешься позволить ей так со мной разговаривать? Боже, Блейк, ты хочешь, чтобы рядом с твоей дочерью находилась подобная ей?

— Можно тебя на минутку? — рассержено спросил Блейк.

— В этом нет необходимости. Мне ужасно жаль мисс Фелиция. Пожалуйста, простите меня, — сказала я самым льстивым голосом, какой могла изобразить. Я сняла Пи со столешницы и удалилась.

— Но не меня, — сказала Пи, ткнув в себя большим пальцем. Я посмотрела на нее и поцеловала ее перепачканный в шоколаде носик.

— Не меня что?

— Не меня площать. Мне не нлавятся какашки.

— Мне тоже не нлавятся какашки, — засмеялась я. Потрясающе. И почему она не назвала ее какашкой в лицо?

После этого я послала сообщение Райану, и искорка неистового огня разрослась в языки пламени. Начинаем представление. Я так разозлилась. Я была просто вне себя от ярости. Я два часа расхаживала внизу. Я изо всех сил старалась занять себя с Пи, но, зная, что происходит на кровати, в которой он, бл*дь, только недавно меня трахал, вызывало волны ярости во мне. И да, я сказала бл*дь. Я никогда не произносила этого слова, потому что моя мама очень сильно не любила его. В моей голове проносилось столько матерных слов, что я потеряла им счет. Большинство из них было производными этого слова, и все они были адресованы Блейку, но несколько перепало и Фелиции.

Я старалась успокоиться и убедить себя, что возможно он не трогал ее. Что они не были в его постели и не делали того, что он вытворял со мной прошлой ночью. Как только я вытащила Пи из ванны и дала ей выбрать книжку, я побежала в конец коридора. Я знала это, но страстный стон стал лишь подтверждением. Тупая сучка. Она стонала, как корова во время родов.

Мои попытки прочитать Пи сказку, которую я знала наизусть, были похожи на чтение на японском. Я не могла сделать это. Тогда, впервые, я позволила Пи читать книжку и рассказать сказку. Для трехлетнего ребенка у нее потрясающе получалось. Она показывала на картинку и рассказывала о том, что видела. Я почти не обращала внимания на ее рассказ, так как все мои мысли были прикованы к тому, что происходило в конце коридора. Подождите, мне все равно, да мне наплевать с кем он там был. Я вернула свое внимание к указательному пальчику Пи и стала слушать, как она выдумывала свою собственную сказку.

Зазвонил мой телефон, и, дернувшись к нему, я уронила его на пол. Я перекатилась на бок и упала с кровати на колени, произведя очень громкий стук и еще более громкое,

— Ой!

Пи посмотрела на меня, словно я сошла с ума, а потом захихикала. Ее плечики заходили ходуном, и она взорвалась от смеха. Это определенно стоило падения. Я встала на колени, подняв свой телефон, и уперлась локтями в ее кровать, чтобы прочитать сообщение от Райана.

— Что это было, черт побери?, — заорал Блейк, открыв дверь в тот самый момент, когда я читала сообщение от Райана. Здорово.

— Микки валилась с кловати, — проговорилась Пи и потом снова захохотала. Я была по уши в неприятностях, но это не имело значения. Смех Пи был настолько заразителен, что я тоже засмеялась. Ничего не могла с собой поделать. То как она повизгивала, подергивая плечами, и это счастье в ее бирюзовых глазах заставили бы и дьявола рассмеяться. Блейк тоже засмеялся. Вот тогда-то я и заметила его расстегнутую рубашку и эрекцию, выпирающую из его черных брюк.

— Как только Пи заснет, я собираюсь выйти.

— Куда ты собираешься?

— Не знаю. Просто прогуляться.

— С Райаном?

— Да.

— В хозяйственном отделе нет Райана

— Что?

— Ты слышала меня. Единственный Райан в отеле Зазен Ризорт это Райан из бухгалтерии. Он женат на Джуди из кафе. Есть еще Райан в почтовом отделе, но он выпускник средней школы, и еще Райан Форд.

— Ты проверил его?

— Нет, я просто посмотрел в зарплатную ведомость этим утром. Если бы я захотел его проверить, я бы спустился к охране и сказал бы им показать мне записи видеонаблюдения любой даты и времени, какая мне нужна.

— Пофиг, разве тебе нечем больше заняться?

— Зависит от того, собираешься ли ты уходить или нет. Если ты останешься, я избавлюсь от нее.

Вот блин. Остаться здесь и кое-чем заняться с Блейком звучало намного лучше, чем тусоваться с Райаном. К сожалению, Райан что-то задумал. Он держал меня на крючке скрытым шантажом. Пока я не узнаю, каковы его мотивы, мне придется держать его на расстоянии вытянутой руки.

— Избавь ее, — сказала Пи, махнув рукой.

— Перестань меня смешить. Я пытаюсь сердиться на твоего папу. Ты действительно собираешься поставить мне условие, чтобы удержать меня от свиданий с кем-либо? — это меня взбесило. Моя мама столько раз разговаривала со мной о том, что не нужно поддаваться влиянию других, и вот эти разговоры принесли свои плоды. Я не относилась к со-зависимому типу людей. И в мире не было столько денег, чтобы убедить меня в обратном.

— Тебя все достали? Почему тебе нужно все анализировать?

— Я пойду прогуляться именно потому, что ты поставил мне условие.

— Ладно, но может это совсем не то, чем кажется. Может, это единственный способ, который я знаю, чтобы сказать тебе, что я бы лучше провел этот вечер с тобой.

— Ты, бл*дь, издеваешься? — донеслось из коридора. Здорово. Только этого не хватало. Ох! Пристрелите меня. Я посадила Пи к себе на колени и закрыла ее уши руками. — Да пошел ты на х*й, Блейк Коуст. Хочешь трахать какую-то шлюху из Бронкса, давай, валяй. Ты мне, бл*дь, не нужен. Да кем ты, мать твою, себя считаешь? Не смей мне, бл*дь, звонить — никогда. Все кончено. — я закрывала руками уши Пи, пока не захлопнулась дверь.

— Она ласелдилась, — заверила меня Пи.

Проклятье. Я не хотела никуда идти, я хотела остаться здесь, но не могла. Пообещав себе, что расскажу Блейку, кем я была, я покинула пентхаус сразу же, как Пи уснула. Я просто отправила Блейку сообщение, когда вышла в облегающем красном платье. Это был последний вечер, когда я это делала, что было хорошо. Я надела свой последний наряд, в котором Райан еще меня не видел. Я даже начала привыкать к каблукам. Может, я еще не стала экспертом и не могла на них покачиваться, но хотя бы могла ходить. Зная о том, что я не свалюсь с них навзничь, придавало мне уверенности.

Я провела несколько часов с Райаном, но не совсем с ним. Мы немного поговорили. Что-то вроде того, что было в прошлый раз. Он задавал мне вопросы, а потом возвращался к работе и своему телефону или разговорам с какими-то случайными важными людьми, с которыми меня ни разу не познакомил.

— Ты занималась чем-нибудь в школе? Спортом или еще чем-либо? — спросил Райан через стол. Я посмотрела на него, перестав обращать внимание на переполненный клуб.

— Что?

— Ну, знаешь. Чем ты занималась в школе? Я был борцом.

— О, хм. Ничем особенным. До шестого класса я играла в баскетбол, но потом заболела моя мама.

— Понятно, — отстранено ответил он, вернувшись к телефонным звонкам, — Видишь, вот почему мне так сложно ходить на свидания. А Блейк такой же? Он тоже вечно занят?

— Ну, он же генеральный директор, так что, да. Наверное.

— Он стал генеральным директором благодаря своим связям, но это не то чем стоит хвастаться. Он получил эту должность не потому, что много работал.

— Блейк очень много работает для Холдена.

— Да, я не это имел в виду. Забудь. Почему ты зовешь его Холденом? Похоже, что ты хорошо его знаешь.

— Я вообще его не знаю. Я тебя знаю дольше, чем его, и это ни о чем не говорит.

— У меня такое чувство, что это скоро изменится, — улыбнулся он, накрыв своей рукой мою руку. Мне нужно было читать между строк. Теперь я понимаю, что он, вероятно, говорил не о наших отношениях, по крайней мере, не совсем.

Я ответила на несколько личных вопросов, которые мне показались странными, но какая разница. Хрень какая-то. Райан спрашивал у меня что-нибудь, а потом вел себя так, будто ему все равно, в то время как его пальцы порхали по экрану телефона.

— У тебя есть еще тут родственники?

— Нет.

— А где они?

— Вообще-то, у меня больше никого нет. Моя бабушка умерла, когда мне было семь лет.

— От чего?

— Гм, тот же вид рака, как и у моей мамы.

— Какой?

— Рак груди.

— То есть, ты видела, как твои мама и бабушка страдали от рака?

Мне вдруг не понравилось то, что я почувствовала. Райан задавал вопросы не так, как это делал Блейк. Ему было все равно. И я почувствовала себя одинокой и смущенной.

— Не совсем. Моя бабушка скончалась от осложнений во время операции.

— Хм, печально. Ты готова идти?

— Определенно, — вставая, сказала я.

Маааааамочки!!!

— Я заеду за тобой около восьми завтра вечером, — сказал Райан, толкая двойные двери гостиничного комплекса. Его рука легла на мою шею, а его губы обрушились на мои. Отлично. Я изо всех сил старалась не поцеловать его в ответ. Да что, черт возьми, тут происходит? Я не могла нравиться Райану. Это больше походило на ослика, перед которым повесили морковку. Райан запал на меня? Ха!

— Что ж спокойной ночи, — сказала я, отпрянув от него.

— Спокойной ночи. Может, ты сможешь остаться завтра на ночь со мной.

У меня вырвался нервный смешок, и я пулей вылетела из машины.

— Может быть. Спокойной ночи.

Провести ночь? С Райаном? По дороге в пентхаус я обдумывала разные варианты что делать. Райан?

Я закрыла дверь и вздохнула с облегчением. Блейка внизу не было, и мне стало грустно, потому что я почти хотела, чтобы он тут был. Я приняла душ, избавилась от облегающего короткого платья, которое было не в моем стиле. Что я делала? Мне просто необходимо все выяснить с Блейком и перестать прятаться за этой ложью.

Я натянула шерстяные носки на свои замершие ноги, скользнула в длинную футболку и вернулась в гостиную. Сполоснув кружку из-под шоколадного молока и вытерев крошки от печенья, я налила себе стакан сока и пошла к стеклянной стене. Я смотрела на мерцающие огни города, тоскуя по своей маме. Я почувствовала вину, потому что не оплакивала ее уже несколько дней. Какой же дочерью я была? Я должна была быть мрачной, а не заниматься этой дурью. Я ведь еще не была достаточно взрослой, чтобы все это делать. Я даже не могла еще покупать пиво. И голосовать тоже не могла. Я глубоко вздохнула и подошла к фортепиано. Я провела рукой по золотой отделке крышки и подумала о своей маме. Я не подходила к этому инструменту с тех пор, как приехала сюда. Пи даже не знала, что эта большая штуковина может издавать звуки. Размышляя о том, как она сидела бы тут рядом со мной, пока я учила бы ее играть, я опустилась на скамейку и открыла крышку.

Мои пальцы слегка погладили клавиши, и небольшая улыбка появилась на моих губах. Я даже не сомневалась, что моя мама не давила на меня. Мой безымянный палец нажал на узкую черную клавишу самого высокого регистра справа. Я почувствовала ностальгию по музыке, о которой даже не подозревала. Мои глаза закрылись, я положила руки на белые клавиши и сделала глубокий вдох. Ноты полились, словно я никогда не переставала играть. Мне снова было одиннадцать, мои глаза были закрыты так, как учила меня мама, и я чувствовала музыку. Именно тогда я впервые почувствовала то, о чем она говорила.

Я неделями тренировалась играть эту мелодию. Это было так скучно, и я не понимала ее. Я не понимала, как можно чувствовать мелодию, которая мне так надоела, но тем вечером, я почувствовала ее. Моя мама обещала, что это случится.

На мне было серебристое платье с фиолетовым поясом. Подъем на сцену такого уровня заставляет тебя чувствовать благоговейный страх. Я поклонилась огромной аудитории и посмотрела на свою маму, сидящую в первом ряду. Она сложила руки у своего рта в молитвенном жесте, ее взгляд был направлен вверх, и она кивнула мне головой, чтобы я заняла свое место. Я закрыла глаза прежде, чем села на блестящую скамейку. Я очень сильно волновалась, боясь, что облажаюсь и разочарую свою маму. Это волнение было сильнее, чем страх выставить себя дурочкой перед всем Чикаго. Они пришли сюда не для того, чтобы слушать какого-то глупого ребенка. Они хотели послушать игру настоящих пианистов, как моя мама.

Все это время я не открывала глаз. Мои пальцы заученно легли на белые клавиши, и мелодия появилась сама собой. Все те дни занятий не могли подготовить меня к этому. Я почувствовала музыку всем своим телом, погрузившимся в эмоциональный транс, продлившийся еще три секунды после того, как прозвучала последняя нота. На целых три минуты я потерялась в другом мире. Мои глаза наполнились влагой. Я не видела зал, полный стоящих людей, я видела только свою маму. Я не слышала оглушительных оваций, эхом разносившихся по залу, я слышала, как слеза скользила по маминой щеке. Я не чувствовала сотен взглядов, направленных на меня, я чувствовала, как моя слеза катилась по моей щеке, подобно маминой.

— Шепот Сары, — мои наполненные слезами глаза затрепетали и открылись, и я увидела Блейка, сидящего на нижней ступеньке. Слеза скатилась по моей щеке, и я повернулась на тихий голос. — Это потрясающе. Ты не говорила, что умеешь так играть. И почему я не знал об этом?

Я улыбнулась и закрыла крышку,

— Ты многого обо мне не знаешь. Откуда ты знаешь название этого произведения? Не многие даже знают, кто такой Гольдони.

— Он написал несколько самых печальных произведений, которые известны человечеству, прежде чем покончил с собой в 1943. Шепот Сары был написан для его младшей сестренки. Она умерла от излечимой болезни. Религия ее родителей не позволила ей пройти столь необходимую операцию. Гольдони видел, как она умирала.

Вспомнив историю, которую моя мама столько раз мне рассказывала, я закончила.

— Он написал Шепот Сары, чтобы подарить ей голос, которого у нее никогда не было, — тихо сказала я тем же слишком эмоциональным голосом, каким говорила моя мама, рассказывая мне эту историю. Ее голос всегда был печальным, когда она говорила о Шепоте Сары.

— Это было красиво. У меня до сих пор нет слов.

— Ты не ответил на мой вопрос. Откуда ты знаешь, что это Шепот Сары?

Блейк встал со ступенек и направился ко мне. Чувства, которые вызывал только он, не заставили себя ждать.

— Я уверен, что моя мама просветила тебя на этот счет, — сказал он с обвинением.

— Нет, я спросила ее, почему у тебя есть фортепиано, но ты никогда на нем не играешь.

— И что она ответила?

— Спросить у тебя.

Я почувствовала прикосновение его ноги, но не двинулась с места. Блейк завел руки за спину и посмотрел на меня.

— Мой отец был основателем Конли.

— Не уверена, что знаю, что это.

— Это престижная музыкальная школа здесь, в Нью-Йорке.

— Что случилось с твоим отцом? — я бы почувствовала себя полной идиоткой, если бы он сказал, что его отец умер от рака. Может, он понимал. Может быть, Блейк стал таким человеком, потому что именно так он с этим справлялся.

— Он покончил с собой.

— Ничего себе, самоубийство?

— Почти. Он напился и врезался на машине в дерево.

— Ну, это не настоящее самоубийство. Когда он умер?

— Мне было семнадцать, и да, это было самоубийство. Он все время читал мне нотации о пьянстве за рулем. Он убил себя. Ему не нужно было этого делать. — Я не стала комментировать это. Кто я такая, чтобы учить его справляться со своей потерей? Он работал, а я рисовала на своем теле. — Скажешь мне кое-что, — попросил Блейк, когда я ничего не ответила.

— Сомневаюсь, но ты можешь попробовать, — улыбнулась я лукавой улыбкой.

— Почему я не могу заставить тебя кончить?

Я быстро выдохнула и расправила плечи,

— Я не думаю, что дело в тебе. Это странно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я чувствую, — сказала я хриплым голосом, вглядываясь в его глаза.

— Что, например? — спросил Блейк, выпрямившись и придвинувшись ближе. У меня перехватило дыхание, когда его рука прикоснулась к моей талии, а его губы приблизились к моим.

— Что хочу этого. Что мои руки становятся влажными, и мое сердце пускается вскачь. В моем животе начинают порхать бабочки, и во рту все пересыхает.

— Что еще? — прошептал Блейк в мои губы. Я закрыла глаза, и наши лбы соприкоснулись.

— Я чувствую ощущение трепета глубоко внутри.

— Внутри? Это здесь? — прошептал Блейк, слегка наклонив голову вправо. Он скользнул рукой вниз и провел большим пальцем у меня между ног.

— Да, — задыхаясь, ответила я, стараясь не прильнуть к его губам.

— А сейчас ты это чувствуешь?

— Я описалась, — позвала Пи с верхней ступеньки. Я сделала глубокий вздох и крутанулась на гладком стуле. Мое сердце стучало громко и быстро, и я улизнула подальше от этого, чем бы оно ни было, и направилась к Пи.

Глава двадцать пятая

Я переместила Пи так, чтобы достать свой телефон и задержала дыхание. Включив его, я прочитала последнее сообщение.

БЕГИ!!! И Квинтон Форд. Он идет за тобой. Уезжай сейчас же.

И почему там ничего не было? Какая-нибудь инструкция. Я не знала, что делать, куда податься, или кому верить. Я слегка сжала Пи и оглянулась. Я провела пальцем по экрану, намереваясь открыть список своих контактов, когда остановилась.

Минуточку.

Куинтон Форд? Конечно. Мое новое открытие не слишком помогло мне выяснить, что делать, но, по крайней мере, мне было чем заняться. Я двадцать пятый раз вдохнула и набрала номер.

— Микки, ты не можешь звонить мне. Что ты делаешь? Все в порядке?

— Нет. Я в Нью-Йорке с Пи.

— Почему? Что случилось? Тебя поймали? Ты в тюрьме?

— Нет, но они идут по нашим следам. Нам пришлось уехать из Айдахо.

— И ты вернулась в Нью-Йорк? Ты рехнулась?

— Я не знаю, что еще делать.

— Микки, ты попадешь в тюрьму, а эта проклятая женщина заберет Пи.

— Мне нужно, чтобы ты забрала Пи ради меня. Просто пусть она побудет у тебя, пока я не определюсь, что делать.

— Никто не должен знать, что я была вовлечена в это.

— Я не знаю, куда еще податься. Пожалуйста. Не делай этого для меня. Сделай это для Пи.

— Вы где?

— Автобусный терминал Портового управления.

— Я пришлю кого-нибудь, чтобы забрать ее. Никуда не уходи, но отключи этот телефон.

— Спасибо, — ответила я, облегченно выдохнув.

Я закрыла глаза от огромного облегчения. Блейк был бы не в восторге от моего решения, но я доверяла ей больше, чем кому-либо. Кроме Грейс, конечно. Я просто не могла позвонить ей. За ней точно следили.

Я покачала головой бездомной женщине, которая попросила у меня денег. У меня на руках был ребенок. Она что слепая? Бомжиха стала толчком, необходимым мне, чтобы вернуться к тому, как все это произошло.

— Пи, детка. проснись. Мне нужно поговорить с тобой.

— Зачем? — спросила Пи, поежившись в моих объятьях.

— Послушай меня, Пи. Кое-кто приедет и заберет тебя. Он отвезет тебя к Саре на несколько дней, ладно?

— Ты тоже поедешь?

— Пока нет, радость моя. Я приеду и заберу тебя, как только смогу. Обещаю.

— Нет. Я не хочу. — Блин. Ну зачем ей нужно плакать?

— Пи, обещаю, все будет хорошо.

— А что если ты не вернешься?

— Я вернусь, Пи, — пообещала я снова, обхватив ее мизинец своим. — Клянусь, — добавила я для большей убедительности.

Я обнимала Пи, пока она плакала на моих руках, крепко сжав губы, чтобы не заплакать вместе с ней. Я должна была исправить это.

— Ладно, вперед, малышка. Обними меня. Я люблю тебя очень, очень сильно, и мы правда скоро увидимся, хорошо, Пи? Ладно, Пи? — спросила я снова, отстраняя ее плачущее личико от своей груди.

— Хорошо, — надув губки ответила она. Я поцелуями осушила ее соленые слезинки и встала вместе с ней.

Я усадила ее на заднее сиденье автомобиля абсолютно незнакомого человека, чувствуя, что сейчас потеряю контроль.

— Я люблю тебя, Пи, — сказала я, пристегивая ее ремень безопасности. Внезапно я почувствовала, что у меня ноги подкашиваются, и мне стало трудно дышать. Огни фонарей закружились вокруг меня, когда автомобиль отъехал вместе с Пи.

Реальность обрушилась снова, когда какой-то незнакомец налетел на меня, сунув клочок бумаги мне в руку, и исчез.

Встретимся завтра в полдень в Центральном Парке. Сад Консерватории. Пи на пути к Стэйтен Айланду с моей экономкой, Элизой. Они встречались с ней раньше, и она заботилась о Дженни. Она в хороших руках. Выбрось это сейчас.

Я швырнула записку в урну и развернулась, сделав глоток свежего воздуха. Сара знала, как сильно я ее люблю. Сара придумала свой способ сообщить мне, что с Пи все в порядке. Мне это было нужно. Я оставалась на больших проспектах, где чувствовала себя в безопасности, и изо всех сил пыталась придумать дальнейший план. Мне нужно было попасть в офис Райана.

Заскочив в магазин дешевых товаров «Все за Доллар» за несколькими вещами, я заселилась в одно звездочной гостинице и заказала китайскую еду навынос. Вымывая руками мыльную пену из волос, я снова пообещала себе всегда ценить хороший шампунь.

Я посмотрела в дверной глазок с полотенцем на голове.

— Сдачу оставьте себе, — сказала я, дав парню двадцатку. Сидя на кровати в новых дешевых спортивных штанах и кофте в обтяжку, я ела и переключала каналы, поглядывала в телевизор.

Я остановилась на старой комедии с Бобом Хоупом. Банковский служащий Генри Димсдейл нашел приличную сумму денег на парковке. Он был вдовцом с семью детьми, и деньги были даром Божьим. Его экономка убеждает его, что это именно тот случай, когда находка принадлежит нашедшему.

Генри ждет две недели, вдруг кто-то заявит о пропаже, но этого не происходит, поэтому он спускает деньги на новую машину и кольцо с бриллиантом для Элли, своей невесты. Когда банк, в котором работает Генри, обнаруживает недостачу в размере пятидесяти тысяч долларов, Генри становится главным подозреваемым. Я сама словно попала в это немое кино. Оно было похоже на нашу с Пи ситуацию. Генри вместе со своими семью детьми смылся в Аризону. Быть в бегах с одним-то ребенком тяжело, я даже не могла себе представить, каково это — находиться в бегах с семью. Достаточно и предположения. Боже, как я скучала по Пи. Я сжала половинку сердечка в своей руке и прижала к своему сердцу.

Она, должно быть, до смерти напугана. Съев все креветки и брокколи из картонной коробки, я села за небольшой столик и выглянула в окно, оглядев переулок и пустую парковку. Какой-то кот прыгнул в зеленый мусорный контейнер, а я взяла ручку с логотипом гостиницы и провела прямую линию.

 

***

 

На следующий день после моей захватывающей дух встречи с Блейком у фортепиано, я несколько раз поймала себя на том, что улыбаюсь. Как бы сильно я ни противилась своим чувствам к Блейку, какая-то более мощная сила боролась настойчивее, вероятно, моя мама. Мне тяжело было не представлять нас троих, как одну семью, но не там. Я видела нас где-нибудь в пригороде, может, на небольшой ферме или что-то в этом роде. Конечно же, это было глупо.

Мы с Пи обыскивали кусты у бассейна в поисках лягушки, которую, она поклялась, что видела. По большому счету я больше следовала за ней и слушала ее детский лепет, не имевший почти никакого смысла. Я думала, что она сошла с ума. Я не видела никакой лягушки.

— Ты трахаешься с Райаном? Райаном, моим руководителем финансовой службы?

— Нет. Что? Это он тебе такое сказал?

— Да как ты можешь ходить на свидания с Райаном? Как такое вообще могло произойти? Не понимаю.

— Блейк, это не так. Клянусь богом, это не так.

— Тогда как? Знаешь что? Да мне плевать. Я хочу, чтобы ты убралась из моего дома завтра к обеду. Я позабочусь о том, чтобы у тебя было достаточно денег, и завтра к обеду прибудет новая няня.

— Блейк, послушай меня. Все не так. Я очень давно хотела тебе все рассказать.

— Ты его любишь? Не понимаю, Макайла. Ты рассказываешь ему о себе.

— Что? Нет.

— Да он знает о тебе больше после пары свиданий, чем я за несколько месяцев. Я все про тебя знаю, тебе недавно исполнилось восемнадцать, а совсем не девятнадцать. Не знаю, что вы с ним там замышляете, но отвалите от меня. Я очень много работал, чтобы добиться того, что у меня есть сейчас, и я не позволю ни одному из вас забрать это у меня.

— Блейк, Господи. Да послушай же меня!

— Почему он может знать эту часть твоей жизни? Почему парень, который хочет заполучить все, что я когда-либо имел, должен узнать о том, что твоя мама и бабушка умерли от рака? Почему он может знать о том, как сильно тебе нравилось играть в баскетбол, но ты бросила, потому что должна была заботиться о своей маме?

— Что? Нет. Все было не так, Блейк. У тебя это звучит так, будто между нами был какой-то интимный разговор. Такого не было. Клянусь Богом, все было не так, Блейк.

— Я не верю ни одному твоему слову.

— Я нашла ее! — закричала Пи из-за кустов.

— Она держит лягушку, — сообщил мне Блейк, — О боже. Она как ее мать.

— Что? — спросила я, глядя на Блейка, который с недоумением смотрел на свою дочь.

— Ничего. Пи? Пи это горошина, — сказал Блейк, пристально наблюдая за ней.

— Ты меня пугаешь. О чем ты говоришь, черт возьми?

— Принцесса на горошине. Ты чувствуешь ее.

— Ты говоришь о морали сказки Принцесса на горошине? — что? Какого хрена тут происходит? Мое сердце забилось сильнее, стараясь не отставать. Что, черт возьми, Райан ему сказал? Что он знал о моих отношениях с Холденом? О чем он, черт побери, говорил и что имел в виду, сказав, что Пи как ее мать? Нет, она не такая. Пи была далека от того ужасного существа.

— Да, принц может жениться только на настоящей принцессе. Он встретил много обманщиц, но ни одна из них не почувствовала горошину под двадцатью тюфяками. Но вот появилась настоящая принцесса, в мокрой и изорванной в клочья одежде из-за ненастья, в которое она попала. Королева не поверила, что она настоящая принцесса из-за ее внешнего вида.

Взгляд Блейка оставался прикованным ко мне, пока он пересказывал любимую книжку Пи. Я высказала свои мысли тихим серьезным тоном.

— И о принцессе судили по ее внешнему виду.

— А плинцесса почюствовала голошину, — сказала Пи, прыгая на одной ноге, пока лягушка подпрыгивала в ее руке. Мы оба, Блейк и я посмотрели на нее в восхищении.

— И принц тоже, — сказал Блейк. Я задумалась, что это значило. Я потерялась в его взгляде, когда он сказал это, и я не понимала, что он говорит. Он имел в виду, что я принцесса, и он почувствовал меня, или он говорил, что чувствовал Пи?

— Пожалуйста, мы можем поговорить? Мне надо тебе кое-что сказать.

— Мне тоже надо тебе сказать кое-что.

— Правда?

— Да, может, пойдем в ресторан?

— Нет. Пи нужно искупать. Она держит лягушку.

— Ах, да. Что нам делать?

— Ты всегда жил в городе? Ты никогда не бывал в сельской местности? Пи, опусти его на землю, чтобы он мог вернуться домой к своей мамочке.

— Нет, он отплавится к его Микки, — возразила она, — Он — девочка.

Блейк улыбнулся ей, а потом мне. Что-то здесь происходило, и мне это нравилось. Казалось, что все меняется. Словно Блейк не был такой задницей, какой я его считала. Мне казалось, что Блейк почувствовал горошину. Свою горошину.

Пи играла в пенной ванне, пока мы с Блейком разговаривали. Я прислонилась к умывальнику, а он уселся на унитаз.

— Ты первая, — предложил он.

— Нет, ты первый.

— Ну почему с тобой должно быть всегда так сложно? Пи, кто должен начать первым?

— Я хочу начать пелвой, — заверила его Пи, положив свою корову на плавучий ковчег, и подняла руку.

— Давай. Ты ведь хочешь рассказать все начистоту и очистить свою совесть.

Я глубоко вдохнула и села по-турецки. Глубокий вдох совсем не помог мне успокоиться, и я сделала еще один.

— Когда я налетела на тебя на тротуаре, это был не первый раз, когда мы встречались.

— Разве?

— Да. Ты помнишь, когда ты был в Чикаго с Холденом? Это была торжественная церемония открытия.

— Да, я помню тот день очень хорошо.

— Но ты не помнишь меня?

— Нет. Я был немного не в себе в тот день. И почему я должен тебя помнить?

— Я была там, хотела поговорить с Холденом. Он оттолкнул меня к стене и сказал тебе избавиться на хрен от меня.

— На хрен, — Пи просто взяла и повторила это.

— Ну вот почему тебе надо было повторить именно это слово? — пожаловалась я, наклонившись, чтобы включить радио Дисней. Пи сразу же начала петь песенку Голова, плечи, колени и пальцы ног.

— Я помню это. Это была ты? Почему ты была там?

— А почему ты был расстроен? Ты сказал, что был не в себе. Так и было. Я помню выражение твоего лица. Почему ты злился?

— Я не злился. Почему ты хотела увидеться с Холденом?

Я снова громко вздохнула и выпалила.

— Об этом говорилось по всем каналам. Зазен Ризорт занял целый квартал в Нью-Йорке. Это произошло сразу после того, как рак вернулся, и моя мама заболела. Она знала, что он будет там в тот день, чтобы перерезать ленточку.

— Кто?

— Барри Холден. Она никогда не называла его Зазен.

— Его стали называть так после того дня. Продолжай. Почему ты так отчаянно хотела его увидеть? Твоя мама была с ним знакома?

— Да. У моей мамы с Барри была связь в течение лета. У нее были летние выступления в отеле в Атланте, штат Джорджия. Она жила в Зазен Ризорт шесть недель, играя на фортепьяно для гостей обеденного зала. Барри тогда проводил там много времени в связи с торжественным открытием и все такое.

— Если ты собираешься сказать мне, что Барри Холден изменял своей жене с твоей матерью, я снова назову тебя лгуньей. Скорее ад разверзнется, чем такое случится. Я никогда не встречал человека, который бы так сильно любил свою жену, как Холден.

— Он тебе не безразличен. Почему?

— Просто скажи, почему все это должно касаться Холдена.

— Моя мама стала работать на Холдена днем. Она любила Дженни. Она часами учила ее играть. — я подняла глаза, увидела пристальный взгляд Блейка и спросила, — Что случилось?

— Твоя мать учила Дженни играть на пианино?

— Да.

Я вскочила, когда поняла, что Блейк очень хорошо знал Дженни.

— Дженни? О боже. Пожалуйста, не говори мне, что ты давно потерянный сын Холдена. О, господи. Вот дерьмо.

— Что? Нет. Успокойся. Какого черта?

— Фух, слава Богу. Дженни Холден моя сестра. Уверена, если ты генеральный директор Зазена, ты встречался с ней. Моя мама хотела, чтобы я познакомилась с ней. Она также хотела, чтобы я познакомилась с ним.

— У Дженни не было сестры. Она была единственным ребенком.

— Она не единственный ребенок.

— Ты утверждаешь, что ты ребенок Зазена?

— Да, по крайней мере, моя мама говорила это.

— Я даже не знаю верить тебе или нет. В тот день ты сказала Зазену, что ты его дочь? В день торжественного открытия? Поэтому он приказал мне избавиться от тебя?

— Да. Он быстро направлялся к выходу, когда я остановила его. Я не знала, как еще сделать это. Я просто выложила все как есть, и он отказался от меня. Мне было всего четырнадцать лет, и я была совсем одна, напугана до смерти, а он сказал мне никогда с ним больше не связываться.

Блейк поднялся и подошел к окну, проведя рукой по своим взлохмаченным волосам. Он выглядел обеспокоенным.

— Я пойду в душ. Давай поговорим об этом позже.

— Хочешь приготовить что-нибудь? — спросила я.

— Что? Приготовить что-нибудь?

— Да, моя мама всегда так делала. Она старалась привлечь меня к готовке, когда я была расстроена. Она говорила, что это удержит меня от наркотиков. Я не употребляю наркотики, хотя я и не Сьюзи Домохозяйка, — сказала я, пытаясь разрядить обстановку, — Могу приготовить макароны.

— Дженни обычно говорила мне это. Я так сильно злился на нее, потому что она могла приготовить полноценный обед в три часа ночи. "Готовка или наркотики?" говорила она, когда я начинал жаловаться.

— Моя мама так говорила, — улыбнулась я. Я знала, что Дженни научилась этому у моей мамы. По какой-то причине мне стало легче, когда я узнала, что моя мама оставила после себя эту маленькую глупую традицию. Что она, так или иначе, оказала воздействие.

— А почему ты был рядом с ней в три часа ночи?

— Она была моей женой.

Блейк опустил голову вниз и вышел. Не знаю, что я ожидала услышать, но точно не это. Думаю, я представляла Дженни семилетней девочкой, как описывала ее мне моя мама. А не взрослой замужней женщиной на кухне. Моя сестра была замужем за Блейком. Вот это да. А что насчет Пи? Я повернулась к ней, в тот момент, когда она выбиралась из ванны, и задумалась, как же Блейк блин умудрился променять ту, которая



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: