Думаю, многим пишущим хочется крикнуть: это Яяяяя, это же Я. Ну, по крайней мере, Я. Однако, сразу вспоминается сказка про лягушку путешественницу. Той оч. хотелось летать. Во всякие, там, жаркие страны. И.т.д. Сердобольные птицы согласились унести ее на палочке, за которую жаба и ухватилась. Ртом. Над знакомым болотом увидела подружек, судачивших о некоей путешественнице. Завидовали. Гордыня и важность выплеснулись в оглушительно-хвастливое: кваааааа! И закономерное - плюх. Так что, как там,у ползающих с полётами, неизвестно. А вот квакающим, иногда, вернее и передохнуть.
ДВА РЫЦАРЯ
Однажды поспорили два рыцаря. Очень сильно. Не за честь, а за всё. Один рыцарь – Ричард Львиная Жопа. Другой – Гер Свинячий Хер. Даа…
И стали они бицца. Битва была очень нудная. Однако и победа была заслуженная. Но, ничейная. А кому, собственно, нужен вонючий свинячий Гер, Или хрюкающая львиная Жопа. Даже если она рыцарь?
Сказка.
НОВОГОДНЯЯ НАНА-СКАЗКА
В одной очень преочень передовой стране всё и правда далеко зашло. Солнце за горизонт, нога за ногу, зуб за зуб. Ну, и разум за разум тоже зашёл. А что откладывать то в долгий ящик? Уже откладывали. В закрома, впрок, в будущее и в космос.
Однако, даже тут, на острие далеко зашедшей науки, оказался край нехоженый. Заповедный. Потому, заповедь была.
Кто туда сунется, то и высунется. Но уже безголовым. Однако,страна уж шибко передовая была. В заповеди не верила. А раз не верила, то и совалась. Опять же, как верить? Ведь, с головами все. На первый взгляд.
А было вот как. Жил в этом нехоженом лесу-краю Мужичок-Лесовичок-Ум-за-разум-чок. И был он страшно добрый волшебник. Добрый-то добрый. Однако брала его досада-засада. Как Новый год, так щепки летят. Направил он свой ум за разум, да и вспомнил. Это, когда лес-то рубят, тогда щепки летят. Огляделся Мужичок-Лесовичок- Ум-за-разум-чок и видит: самые, что не наесть передовые, от мороза зуб за зуб, разум за разум рубят ёлки, да в долгие –предолгие ящики на колёсах самобеглых кладут. Не дело это,решил Ум-за-разум-чок. И придумал он поотрубить им руки-крюки передовые. Однако, ум из-за разума ему и говорит: «Передохнут они, хоть и крюки. Ты лучше добро соверши. Этот самый передовой ум да за разум заведи. Они, вроде, и с головами будут, и передовые. Только назад передом. То есть шибко-то спешить уже не смогут». Сказано- сделано. Махнул Мужичок-Лесовичок-Ум-за-разум-чок своей чокнутой палкой-копалкой, всё и закрутилось. Только медленно-премедленно. И не туда.
|
|
Так и ходят в одной в очень преочень передовой стране: то далеко зашло, то нога за ногу. И всё это в прок, в будущее. И не в домёк им, что это Мужичок-Лесовичок-Ум-за-разум-чок постарался.
А было это под самый Новый год в предалёкую старину. Когда лень ещё до того родилась. В лесу. От туда и песня пошла: «В лесу родилась ёлочка». А то, как родилась бы, как повырубили всё?
НЕСКАЗКА
В лесу родилась ёлочка. И лес этот был необыкновенно дремуч. Настолько дремуч, что ничего хорошего выйти и не могло. И войти тоже. Вот и вошёл туда дремучий дядька. Хотелось ему к новогоднему празднику сделать что-то хорошее. И срубил он ёлочку. Только по своей дремучести он решил, что если что-то погубить, то и выйдет счастье. Хотя, в этом нет ничего необычного. Каждый, добывая что-то, обязательно что-то отнимает. У кого? Очень хорошо если этого не видеть и не знать. Но это можно только при необыкновенной дремучести.
|
|
Купивший авто, отнимает у некупившего безопасную ходьбу; построивший дом, отнимает у неимущего свободу взгляда, а у животных территорию; летящий на самолётах и ракетах, отнимает у других здоровье и жизни… Срубивший ёлочку, наверняка, ни одной не посадил. Да и та на что? Что бы убогие дети накушались незаслуженных сладостей и поверили, что так будет всегда: погубил, съел, поплясал. Короче. как и положено в очень дремучем лесу.
А по-другому, бывает только в добрых сказках. Которые ещё и не написаны. Потому что, если придумать хорошее и написать, то ведь, и сделать можно! Но ведь нету.
СКАЗОЧНОЕ СЧАСТЬЕ
Или
КАТОЛИЧЕСКОЕ РОЖДЕСТВО
Прозаик Кобяков не знал. Точнее он знал. Но не знал, что делать. Чёрт бы его побрал, пыхтел в сердцах прозаик. Конечно, он поминал Чернышевского. Зомбировал он всех, что ли?
А дела были. Разномастных носков за неделю скопилось уйма. И они страшно воняли. В стиралку не запихнёшь. Полиняют. Да и порошок кончился. Батон зачерствел. От чая начиналась икота. Кобяков его уже ненавидел. Хотя и тот, кажись, кончился. Что делать? Чернышевский закручивал гайки. В голове было пусто и гулко, как в покинутой квартире.
Дело в том, что редакция задерживала авторские. Прожито было всё. Решительно. Включая долги. Пытался тиснуть рассказик в «Новый мир». Расписал свои достижения…пришёл сухой ответ. Мол, новые авторы, по очереди. В общем, куку с маком. Да, с маком сейчас бы чего-нибудь?...
|
|
Впрочем, малая надежда была. Прозаик Кобяков воровал стихи. Стихов он не писал и не любил. Но писал старший брат, Леопольд. Леопольду было тридцать восемь лет, и он страшно стеснялся своего несомненного таланта. Писал он кратенькие рифмовки и тщательно прятал. В письменный стол. На ключ. Он и не знал, что фанерка ящика отсохла и выдвигается с обратной стороны легче самого ящика.
Кобяков младший стихов не любил, но их регулярно брали на страничку юмора. И денег не задерживали. Он даже придумал псевдоним. Ну, что бы не светиться. И как-то неожиданно, загордился им: «Ко Бяков». А что? Как какой-нибудь Де Бражелон. Нет. Звездизма у Кобякова младшего не было. Да и звали его по проще, Васей.
И интерес у него был простой: раздобыть хоть сколько-нибудь. Ведь, Новый год на носу. Кругом радостная суета. А тут гора носков, хоть в ванную не входи. Приступов совести уже давно не было. Были приступы голода и нетерпения. Наскоро собравшись, Кобяков стырил у братца пару страниц наугад, и полетел в редакцию.
За стол посадили чуть не у порога. Редакция гуляла. Отмечали завтрашнее католическое рождество. Кобякову было все равно. Он настолько хотел есть, что протянутую водку выпил сразу. И уж через пять минут не понимал, как он жил без этих милых людей. Зачуханная квартира с еле живым паровым, носками и пустым холодильником, перестала существовать. Кобяков что-то говорил, пил, закусывал. Даже смеялся. Потому что вокруг редактора собрались и смеялись. Даже хохотали. А Беллочка, корректорша, даже всхлипывала: ну, ты даёшь. Бякин! На кличку он не обижался. Какая разница, вяло размышлял Кобяков, это же не я. И потом, ведь мне так хорошо.
Ему вызвали такси и дали целых двадцать пять рублей. Это состояние. Новый год будет! Он уже настал. Как всё чуднО. Пьяно думал Кобяков: стихи не мои, автор какой-то Ко Бякин, деньги есть. Всё остальное завтра.
А совесть его не мучила. Она устала жить впроголодь.
ЧЕРДАК
(семидесятники)
Роман Тарасович сидел на диване и делал руками ладушки. Телевизор показывал сетку, на работу не скоро. Из скромного списка холостяцких дел ладушки использовались чаще всего. Во-первых, перед «ночной» делать ничего не хотелось, надо бы отдохнуть, но ведь встал недавно. Вон и диван не заслан. Во-вторых, срочных дел и не было. Бельё в стирку можно и после, уборку затевать, только настроение портить. В-третьих, его и так нет.
Ночные смены Роман не любил. Другие хватались, норовили подзаработать. А он нет. На машину не накопишь, но день изгажен. Днём не выспишься. Да и вечером, как дохлый окунь. Телефона в квартире не было. Друзья пользовались окном. Если повыше подпрыгнуть, можно стукнуть в окно. Бельэтаж. Роман Тарасович им гордился. Не первый, и тем более, не полуподвальный. Куда любой кобель задрать ногу может.
Закончив с ладушками, Рома упёрся руками в диван и покачал туловищем. Тэк-с, уточнил он себе. Дела, достойные внимания, не приходили. Маячила пустота. С выходными у Романа отношения не складывались. Наотдыхаться так, чтобы больше не хотелось? Как? Чтоб захотелось на работы? Но работа, это работа. От неё устают, она надоедает, она обязывает… Короче, не песня это. А отдых, он что? Он короткий. И чем интереснее, тем быстрее кончается. Возьмём, например, дикарём в Крыму, с палаткой, с гитарой... Со всеми перезнакомишься (ну, ведь у тебя гитара), вечером у костра песни, винцо, задушевные разговоры под звездопад… Недели через две замечаешь: компания редеет, задор угасает, на оставшихся лицах тени грядущих забот. И в твоё сердце закрадывается холодок. Это, как воскресенье. День хороший, большой, чистый. До того чистый, что холодный и противный. Вместе с делами, которые лучше забыть, чем выполнять. Толи дело суббота! Лёгкая, теплая, добрая, мягкая…И её вечер крадётся, как пушистый кот, которого ждёшь любишь. Но до субботы далеко. Да и что она решит.
Кто-то стукнул в окно. Рома выглянул. Во дворе стоял Вася Евсеев. Одно время его и звали Евсеем. Но не прижилось. Откуда-то пришло прозвище Кабанчик. Говорят из армии. Вроде ел много. Неизвестно. Но служил он только год. Да и то, лейтенантом. После ВУЗа. Рома открыл окно.
- Чердак, айда пиво трескать. Толпа уже в пивбаре.
Толпа – это ещё двое приятелей. Походы в пивбар повелись ещё со студенчества. Пиво было в дефиците, а в пивнеке – пожалуйста. Правда, иногда очередь. Да и разбавляли там. Но ничего, приноровились. Если перед походом в пивбар бутылочное не пить, то и не заметишь.
Рому любили приглашать в компанию. Хмелел он быстро, становился ещё добрее и всем улыбался в ответ на задушевные глупости. А что ещё после пива скажешь? Скидывались поровну. Так что Рома был выгодный и желанный участник. А «Чердаком» его на первом же курсе и нарекли. В школе кем только не звали. Одно время даже чёртом. От ФИО пошло. Чердаков Роман Тарасович. Но после прочтения классом Тараса Бульбы, стойко закрепилось Тарас.
- Вась, мне на смену. Так что я пас. Ребятам привет. Кстати ты когда в отпуск? Просись в октябре. Давай в Крым? Ещё кого-нибудь сгоношим?
- Не, Ром. У меня дела.
- Какие дела, Кабан? Это же Крым!
- Семейные.
И Вася, как-то потерянно-извинительно улыбнулся.
- Пора.
На Рому повеяло приговорным холодком. Что-то перекликалась с сегодняшней его нерешённостью чего-то. Он вернулся к дивану и прислушался. Какой-то давнишний мотив выплывал и звал, манил и обещал… Постельное бельё полетело на пол и в узел. Уборка была завершена за полчаса. Всё! С утра пишу заяву, беру законные отгулы и в октябре, нет в сентябре (а чего ждать?!) В Крым!!! А там, как хотят. Кто и чего хотят, он не уточнял. Наплевать. Душой он уже был там, на заветном тёплом берегу, сливался с ночным небом всеми невообразимыми чувствами и ждал свою звезду. Она обязательно будет. А желание он уже загадал.
П.П.П.
Иван Петрович был П.П.П. Разновсяких увлечений у него, считай, не было. Тяготел Иван Петрович. В основном. Да и прозвище у него было: "Тяготел". К телам его тянуло. К молодым. Такая вот тяга.
Вообще-то, он п.п.п. И.П. Тяготелов. Но его так почти и не называли. Тяготел у себя? Где Тяготел? …но это за глаза. Понятно. Не от фамилии же…
А жизнь? Ну что ж, - обычная жизнь. Оклад – 15.600 руб. Квартплата за скромную девушку. Для сына. В Монтевидео. Минус дочь в ПТУ. Тоже помочь надо. Это всё же Промышленно Торговый Университет. Хоть и в Ганновере. Что ж, там тоже люди живут...
По характеру Тяготел считал себя полным демократом. Дискриминация по половому признаку - это не о нём! Он всех любил. Мальчики, девочки… Никого не выделял. Конечно, вроде, нехорошо. А кто без греха? Вот тот? Или тот? Фамилий не называл. Никогда! Слово, оно материально. Низя! Опять же, начальники. А вот дела - это другое. Они абсолютно безлики. Ну, по крайней мере, мои. Чего там. Даааа. Хотя, где вы видели П.П.П. да с такими делами? А? Воот. Они все уже генералы. И погружался в мечты...
И вот он уже Ген-не-р-р-рал. И такие вензеля на лацканах, и вокруг тоже генералы, и все кланяются. Неужели ему? Так он кто? Да неужто?! Ах, ох... Дальше всегда путаница какая-то. Стать генералом за счёт прошлого? (открылось древнее родство или ещё что, дочка там…), иначе стать генералом задним числом!? Проще,- сделаться "великим" через зад? Сомнительно. Выйдет, что и положено из зада... Догадывался И.П., что как бы через зад, даже истории, не совсем хорошо. То есть, совсем плохо.
Выходит. Вот! то-то и оно. Досадливо кряхтел, неохотно, с отвращением просыпался И.П. Морщась, натягивал китель п.п.п. А другой, где он?
ЦАРСКИЕ ТАЙНЫ
(сказка)
Полюбили, как-то, два главных царя ездить на переговоры. То один к другому, а то другой к первому. Никаких коммюнике или разных бумажек переговорных не велось. Тайно переговаривались. Посидят, посидят за тайными дверями, да и разъедутся по сторонам-странам.
Это гораздо после просочилось, мол, источник сообщил. В шашки им понравилось. Да и вообще, надоели все. Разве во дворце своём отдохнёшь? Вечно такую ералашь поднимут. Да ещё, не дай бог, какая-нибудь Моника прицепится?!!! Греха не оберёшься. Потому уйдут за тайную дверь и в шашки. А там ещё тайный лужок, пруд с карасями. Наш-то с собой буржуйку прихватит, картошку печь. «Тёмную ночь» споёт, копотью ночь испачкает… И хорошо так, грустно улыбнётся.
У русских очень получается грустно улыбаться. Потому, что весело улыбаться причин нет.
