Тема игры с судьбой — одна из важнейших в творчестве Стендаля — нашла глубокое воплощение «Красном и черном». Символически она представлена в названии произведения: «Рулеточным термином в заглавии уже задано понимание художественной действительности в аспекте азартной игры». Однако этот взгляд вызвал возражения стендалеведов, не усматривающих в названии «Красное и черное» каких-либо ассоциаций с рулеткой. В статье «Почему Стендаль назвал свой роман «Красное и черное»? Б. Г. Реизов, опираясь на мнения других исследователей, категорически утверждает: «Теорию азартной игры в настоящее время можно считать почти оставленной».
«Далековатые сближения» могут быть скорректированы обращением к записям самого Стендаля. Иронизируя в дневнике над собственным стремлением разбогатеть, Стендаль 5 мая 1805 г. составил шуточную программу: «Раз в месяц ставить 6 ливров и 4 монеты по 30 су на красное и черное («à la rouge et noir») на номер 113 и тогда я приобрету право строить испанские замки». Заметим, что словосочетание «красное и черное» входило в язык как привычное, вызывающее однозначную ассоциацию с рулеткой. То, что сам Стендаль с юности употреблял его в значении рулетка, весьма характерно. Однако соотносить название романа только с цветами рулеточного поля также было бы ошибочно: заглавие принципиально полисемантично. Важно лишь то, что идея игры с судьбой, ассоциативно связанная с рулеткой, существенна для понимания глубинного смысла романа, она может служить фоном для всех других толкований.
Примечательно, что в дневнике Стендаль перед словосочетанием «красное и черное» поставил артикль женского рода, а в заглавии романа дважды повторил артикль мужского рода, и прилагательные написал с заглавной буквы: Le Rouge et le Noir. Стендаль, желая сохранить ассоциативную связь, в то же время стремился уберечь название от попыток прямого отождествления с конкретной азартной игрой — чтобы философский и символический смыслы оттеснили на задний план эмпирический; грамматическая категория рода и заглавные буквы выполняют функцию отграничения от ближайшей внетекстовой реальности.
В романе Стендаля бытовая азартная игра не представлена вовсе. Это различие находит продолжение в самой структуре произведений: «...стоящие за игрецкими терминами внутренние формы игры и рока в «Красном и черном» являются лишь заданными и как бы скользящими призраками символических обобщений.
Символика названий во многом определена семантикой цвета. В романе Стендаля обозначен красный цвет, поставленный на первое место не только в смысле фатального следования спектральному порядку, но и по художественным причинам, как отражение общей атмосферы произведения. Стендаль вообще придает большое значение колориту описываемых сцен, цвет нередко приобретает у него символическое значение. Жюльен, например, воспринимает, как грозное предзнаменование впечатление от церковного праздника: «Когда он выходил, ему показалось, что на земле около кропильницы кровь — это была разбрызганная святая вода, которую отсвет красных занавесей делал похожей на кровь». Особенно тонко разработана в романе семантика красного цвета, представленного множеством смысловых нюансов, часто вступающих в сложные и парадоксальные соотношения. Красный цвет у Стендаля — это пыл и кровь, восторг и ужас, страсть и преступление, смерть и жизнь. В сочетании красного и черного есть также смысловые нюансы «выигрыша» и «проигрыша».
Жюльен Сорель не лишен обаяния, способен на великодушные поступки и сильное чувство; автор с восхищением относится к своему герою, предпочитающему смерть приспособлению к подлой действительности.
Жюльен - честолюбец нового образца, желающий изменить свой социальный статус, пробиться вверх и завоевать место под солнцем, мечтает разбогатеть. Возмущаясь господином Вально, сколотившим состояние на обкрадывании заключенных, Жюльен мысленно обращается к своему кумиру: «О, Наполеон, как радостно было в твое время идти к богатству по пути боевых опасностей; но как подло увеличивать скорбь обездоленного!».
Опровергая связь названия «Красное и черное» с рулеткой, Б. Г. Реизов как новый аргумент выдвигал возражение, что Сорель — человек детерминированного поведения: он «...отнюдь не игрок; это волевой человек, сознательно идущий к намеченной цели». Б. Г. Реизов полагает, что понятия «игрок» и «расчет» несовместимы: «Сорель не хочет довериться случаю и „вдохновению минуты“, а потому составляет в письменном виде планы своего поведения». Но в том-то и дело, что одно другому не противоречит. Буржуазный человек XIX в. вступает в игру с судьбой во всеоружии расчета. Рассудочность, прагматизм, расчет — качества буржуазного авантюриста, игрока наполеоновского типа.
Жюльен Сорель предстает перед читателем в двух ипостасях: актера, владеющего масками на сцене жизни, и игрока, бросающего вызов судьбе. Маска для него — тактический прием, способ борьбы. Он с легкостью меняет обличия — богобоязненного юноши в обществе духовников на маску ханжеского смирения в компании де Феврак или молодого светского вельможи в «синем костюме» у маркиза де Ла Моль. Он владеет этим искусством смены масок блистательно «подобно своему учителю Тартюфу, роль которого он знал наизусть». Кроме этих масок, в чем-то для него искусственных, у него была еще и маска, близкая ему органически, — маска недоверчивого и холодного игрока, скрывающая от оскорблений гордого плебея, маска, которая приросла настолько, что ему с трудом удается в конце романа отодрать ее от лица.
Жюльен Сорель игрок с судьбой, жаждущий вырвать у нее свой жребий. Стендаль постоянно ставит его перед проблемой выбора: принять или нет предложение друга Фуке, согласиться ли на отъезд в Безансон, решиться ли на ночное свидание — и всякий раз Сорель решает в пользу борьбы, бросая своеобразный вызов судьбе. При этом он, действительно, рассчитывает каждый свой шаг. Утверждение Б. Г. Реизова: «Сорель — не игрок» представляется не вполне обоснованным.
Однако сознательная любовная стратегия для Жюльена мучительна, она разворачивается в противовес движению души: «Роль соблазнителя была так ему тяжела...». Показательно, что победу ему приносит не искусно продуманный сценарий и хорошо сыгранная роль, а горячий искренний порыв. Сорель способен преисполниться великого сочувствия при виде страданий госпожи де Реналь, причиненных болезнью сына, пожелать невозможного, чтобы вернуть ей душевное спокойствие: «Как это ужасно, что я не могу взять на себя болезнь Станислава?»
В возвышении Жюльена случай играет не меньшую роль, чем волевой напор героя: случай приводит Сореля в дом Реналей, случай представляет сыну плотника возможность самообразования, случай спасает его ночью в саду от пули слуги, случай вызволяет его из ада безансонской семинарии и вводит в дом де Ла Моля. И тот же случай начисто сметает возведенное с таким трудом блистательное здание карьеры: «Эготист обязан Случаю всем: друзьями, связями, любовницами».
Библиография
1. Виноградов А.К. Стендаль и его время.- М., 1960
2. Реизов Б.Г. Стендаль. Художественное творчество.- Л., 1978.
3. Реизов Б.Г. Стендаль. Философия истории. Политика. Эстетика.- Л., 1974.
4. Стендаль «Красное и черное».- М., 1959.
5. Тимашева О.В. Стендаль.- М., 1983.
6. Фрид Я. Стендаль.- М., 1967.
7. Цвейг С. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой.- М.,1992.