Рассказ вошел в цикл "Рассказы 1922-1924 г.г." как заключительный: на этом автор настаивал при редактировании. Очевидно, произведение подводило определенный итог размышлениям писателя и заняло важное место в его творческой биографии. " Занят весьма сложным рассказом,- сообщал он,- и ничего не могу делать, ни о чем не думаю, кроме Якова..."..
Революцию 1905 года он воспринимает как "другую узду на людскую нужду": "Революция была, а толку не родила; после нее еще хуже стало",- говорит он. У Зыкова было типично крестьянское отношение к политике ("Политические - мелкий народ". "Политические хотят власти, а нам нужна свобода души"). Только свержение царя и последующие события Зыков воспринимает как "великую радость". Поэтому критика 20-х г.г. увидела в нем большевика: это был единственный герой цикла рассказов, которого миновали критические разносы. В его исповеди есть прямое признание: "Это вот теперь наша партия правильно идет. В 20-е годы Якова Зыкова, героя этого рассказа, почтительно величали так: “...Мужик, утверждающий новую жизнь, большевик ”. Но критики предпочли зажмурить глаза на то, что в “Рассказе о необыкновенном” с самого начала что-то с идеалом не получается. В самом названии есть скрытый сарказм, который обнажится по ходу сюжета. Сюжетно повествование ведется как бы с конца: герой уже завершен, он выглядит монументально самоуверенным. Но сквозь монументальность пробивается какое-то колебание характера. Этот человек, “коренастый, плотный”, “туго одетый в серый солдатского сукна кафтан”, сидит, “покачиваясь”, “в одном из княжеских дворцов на берегу Невы”. Внешность героя отталкивающая: “Большеротое зубастое лицо этого человека не интересно ”, оно — “щучье, серое, угловатое, с глазами неопределенного цвета”. Негативная экспрессия портрета очевидна.
А образ жизни Якова Зыкова не имеет вектора, его перемещения напоминают броуновское движение. По случайности попадает в тюрьму, по случайности оказывается в разных краях России, на разных службах, хозяин-доктор на войну поехал и он при нем, случайность сводит его с партизанами. Он и собственную теорию жизни не выдумал, а подслушал в тюрьме — внимая спорам старика-сектанта и слесаря-революционера. Старик поучал: “ Простота нужна. Все люди запутались в пустяках, оттого друг друга и давят. Упрощение жизни надо ”. Собеседник старика, слесарь, говорит вроде о том же: “ А беда-то, грех-то жизни в том и скрыт, что каждый хочет быть особенным, отличия ищет. Тут — горе! Отсюда и пошло всякое барство, начальство, команда и насильство ”. Рецепт слесаря таков: “... Всё на свете надобно сравнять, особенное, необыкновенное — уничтожить, тогда все люди между собой — хотят, не хотят — поравняются и всё станет просто, легко ”. Якова Зыкова рецепты старика ничуть не вдохновили, а вот рацеи слесаря он вобрал в голову. Ибо они очень удобны для самоутверждения посредственностей.
История с убийством отшельника и становится финалом “Рассказа о необыкновенном”. Для Горького такое завершение цикла было принципиально важным. Он требовал от своего литературного секретаря: “Пожалуйста: “Рассказ о необыкновенном” — в конец книги, это совершенно необходимо, книга начинается “Отшельником” и будет кончена убийством отшельника”. Отшельник, конечно, не Савёл Пильщик из первого рассказа. Это какой-то ссыльно-поселенец. Но в глазах деревенского люда он занимает то же место, что и Савел — он некий нравственный образец, крестьяне его почитают за то, что он — “человек умный, обмана не терпит”, идут к нему за советом “издаля, верст за сто, приходят”. Но если Савел учил людей любить жизнь, наслаждаться бытием, то отшельник из последнего рассказа “рассказывает, что в Москве разбойники и неверы командуют”, и “сопротивляться велит”. Но вот что примечательно. Оказывается, причиной, которая подвигла Якова Зыкова на преднамеренное, обдуманное убийство отшельника, стало даже не то, что тот мутит народ против новой власти, а нечто иное — личное: Зыкова уязвляет “нарочитая глухота” старика к его, Зыкова, угрозам, независимость, чувство собственного достоинства, с которым тот ведет себя.
В “Рассказе о необыкновенном” Горький раскрывает удивительное “избирательное сродство” между советской властью, провозгласившей уравнительность целью революции, и психологией посредственностей, видящих в упрощении жизни единственное средство для самоутверждения. Теперь становится ясно, что заглавие — “Рассказ о необыкновенном” — таит в себе горькую саркастическую усмешку. По стилистической инерции оно вызывает ожидание завершения, а именно — “Рассказ о необыкновенном герое”. Но какой уж тут герой? Убийца стариков? Да и какой он “необыкновенный”? Все с точностью до наоборот: Яков Зыков зауряден до серости, более того — он идеолог обыкновенности в самом радикальном ее варианте.