Воспользовавшись ее присутствием на фестивале Sevilla Swing, мы пообщались со швейцарской певицей, одним из лучших джазовых голосов Нью Йорка, сумевших воспроизвести звуки золотой эры джаза. Разносторонняя и талантливая артистка призывает бороться с нерешительностью этого мира посредством новаторского духа классиков.
Щвейцарскую певицу Татьяну Еву-Марию точно не назовешь безликой. И дело не только в том, что Vanity Fair назвал ее восходящей звездой джаза (наряду с такими исполнителями как Esperanza Spalding, Trombone Shorty y Cécile McLorin Salvant), а такие издания как Downbeat и The New York Times писали о ней хвалебные отзывы. Дело также не в том, что она возвысила такой живописный жанр как свинг через объектив Парижа 30-х годов, и не в том, что она выступала на разогреве у Норы Джонс и засветилась в голливудских фильмах и сериалах, таких как Mad Man.
Несмотря на кочевой образ жизни, в последние годы она вместе с Avalon Jazz Band зарекомендовала себя именно в Нью-Йорке (где и располагается группа с 2011 года, после неудачного опыта во французской столице). До этого, будучи совсем юной, она уже успела поработать актрисой, моделью, танцовщицей, композитором и постановщиком мюзиклов, что не удивительно, учитывая, что она выросла в окружении людей, преданных искусству, как, например, ее родители. В настоящее время певица пишет и редактирует журнал о культуре, гордясь многогранностью и разнообразием своей деятельности во времена, когда все в основном заняты в узкой специальности.
Но в ней, как уже было сказано, нет ничего обычного. Прежде всего потому, что она воспринимает жизнь и, следовательно, искусство, свою профессию как игру; что опять же представляется чем то необыкновенным в нынешнем мире. При разговоре с ней (пусть даже по видеозвонку) удивляет, что несмотря на ее имидж, сценическую харизму и очевидную жизнерадостность, она сохраняет резкость в своих взглядах и суждениях. В этом интервью, через несколько дней после ее выступления на фестивале Sevilla Swing с группой блестящего гитариста Дуведа Дунаевского, мы поговорили о богемной жизни Нью-Йорка и Парижа, ее детстве вундеркинда и аутсайдера, ограничениях во времена пандемии, кино и литературе вне дискурса самоидентификации и, наконец, о идеологической позиции, стоящей за решимостью объединить старое и новое.
Чтобы разбить лед, мы начинаем с довольно нелепого вопроса, который принято задавать в первую очередь в англоговорящем мире: вы когда-нибудь были в Испании? Она отвечает утвердительно, отмечая, что когда-то выступала в Барселоне и также давала концерт в Витории.
Татьяна Ева-Мари. - Но я очень, очень рада приехать в Севилью, потому как слышала, что это самое красивое место в Испании, верно?
Интервьюер: - Ну...
Т- [смеется] так действительно говорят!
И -... мы, севильцы, тоже так всегда говорим, так что... Нет, я думаю, что это красивый город, просто обстоятельства для его посещения сложились не самым удачным образом.
Т: Невероятно, что это все еще происходит, не так ли?
И. - Да, и я хотел поговорить об этом, потому что я был в Соединенных Штатах, когда несколько дней назад прочитал, что вы были во Франции, когда все произошло.
Т. - Ну и в Швейцарии, и во Франции. Потому что, когда произошло все это безумие, когда, семь месяцев назад? Пффф… Ну, тогда я была в турне по Европе и, собственно, должна была играть на джазовом фестивале Cully Jazz в Швейцарии, где живет моя мама [в Лозанне, родном городе Татьяны]. Фестиваль, конечно, отменили, и я подумала: «Я останусь в Европе, потому что какой смысл проводить это время в Нью-Йорке, если Нью-Йорка больше не существует», понимаете?
И. – Да уж...
Т. - Потому что Нью-Йорк без баров, музыки и ночных клубов - это город-призрак, а в Европе, по крайней мере, можно хорошо поесть, выпить вина и прогуляться по лесу [смеется].
И. - Итак, вы решили остаться по эту сторону Атлантики.
Т. - Слушайте, мне повезло, что я могу выбирать, ведь по паспорту я швейцарка и американка, поэтому я могу поехать куда захочу, и сейчас я предпочитаю оставаться в Европе. То, что там происходит - настоящая трагедия, я не думаю, что что-либо подобное когда-либо случалось, даже во время войны. Тот факт, что весь город перестал существовать... посмотрите, рестораны открылись только неделю назад. Мне очень грустно наблюдать это издалека, так как я люблю Нью-Йорк, люблю Бруклин, а теперь они всего лишь тени самих себя. Во Франции, например, и я думаю, что в Испании то же самое, люди больше живут на улице, есть музыка, террасы... но в Нью-Йорке вы живете в помещении. Как будто нет возможности спастись.
После этого первого диалога, в котором ее светлое мироощущение воспринимается как попытка плыть в океане печали, я объясняю, что у меня много вопросов о ее карьере и что я хотел бы начать с ее детства. «Как будто вы на сеансе у психолога: расскажите мне о своем детстве», - шучу я.
И. - я хотел спросить вас, какими вы запомнили свои ранние годы, когда вы были ребенком, в мире развлечений. Вы не чувствовали давления, воспитываясь в семье музыкантов?
Т. - Это забавно, потому что когда ты маленький, ты думаешь, что все остальные семьи точно такие же, как твоя. Вот и я думала, что все вокруг музыканты. Поэтому моим родителям пришлось объяснить мне, что другие люди живут не так, как мы, и мне было немного сложно понять это. Я начала записывать песни, когда мне было четыре года, но никогда не чувствовала давления. Это были те моменты, которые делали меня счастливой, а когда я ходила в школу, занималась дзюдо или другим занятием, которое меня приучали делать, я думала: «Почему я здесь? Я не умею общаться с людьми». Я чувствовала большее давление, занимаясь такими обычными вещами, чем когда я занималась музыкой, где мне не нужно было прятаться.
И. - Тогда я полагаю, что вы бросили дзюдо. Вы как-то говорили о роли, которую Дисней сыграл в вашем музыкальном обучении, что еще, по вашему мнению, повлияло на вашу карьеру?
Т. - Без сомнения, большую роль в моей карьере сыграло кино. Мой отец - автор саундтреков, они с мамой познакомились на съемочной площадке. Она, классическая скрипачка, много гастролировала, поэтому я часто оставалась наедине с отцом, который, скажем так [смеется], на самом деле мало знал, как вести себя в реальной жизни, поэтому мы очень часто смотрели фильмы, фильмы, фильмы. Я помню в основном Чарли Чаплина, но также мюзиклы Джина Келли, Фреда Астера, Риты Хейворт… для меня это было более реально, чем все остальное, потому что это было перед моими глазами каждый день. Также помню фильмы Хичкока и Вуди Аллена, так как у моего отца не было представления о «подходящем возрасте» для просмотра тех или иных фильмов, так что я уже смотрела эти фильмы в возрасте пяти лет. Мне захотелось петь именно под музыку из тех фильмов. Для меня не было жизни без саундтрека: быть живым означало, что музыка должна была быть вокруг меня постоянно; в противном случае действие не состоялось.
И. - Я знаю, что вы играли главную роль в фильме «Swing Rendez-Vous», премьеру которого вы надеетесь увидеть в ближайшее время, но сочиняли ли вы когда-нибудь музыку для этого или другого фильма?
Т: Нет, но в этом фильме, помимо участия в сценарии, я написала некоторые тексты к песням. Я тоже этим занимаюсь с Дуведом [Дунаевским], пишу много текстов для репертуара, который мы делаем вместе.
И. - Ага. На самом деле, я хотел спросить вас о вашем музыкальном сотрудничестве с ним. Что объединило вас на сцене?
Т: Есть люди, которые без сомнения будут принимать то или иное участие в вашей жизни, нравится вам это или нет. У Дуведа очень романтический подход к жизни, я имею в виду романтика типа Генри Миллера, то есть красивого и немного вредного типа [смеется]. Жизнь в Нью-Йорке делает из тебя бизнес-леди, потому что американское общество очень решительно, и приходится бороться. Я оказалась сильно вовлечена в это когда была в Париже на одном из их джем-сейшнов. С той ночи мы поладили, и так как тогда мне нужно было восстановить связь со своей богемной стороной, мне очень помог Дувед, потому что с ним жизнь - сплошная вечеринка. Он, как и я, везде ищет красоту, поэтому мы сразу же нашли общий язык. У него большой талант к мелодиям и он слушает много классической музыки, одержим Вагнером, и я разделяю эту чувствительность, потому как унаследовала ее от родителей. Так что я понимаю, что он пытается сделать, это сочетание джаза с классическими элементами, и это вдохновляет меня на создание текстов, близких к поэзии.
И. –Кстати о Париже. До приезда в Соединенные Штаты, будучи подростком, вы провели там некоторое время, пытаясь найти себя как исполнительницу. Не знаю, были ли вы каким-либо образом разочарованы из-за своего опыта там, но, как я понимаю, в то время у вас не было особого интереса к французскому джазу.
Т. - Да, поэтому я и поехала в Нью-Йорк. Что меня расстраивало, так это то, что в Париже все пытались быть крутыми. И я думаю, что нет ничего менее крутого, чем пытаться казаться таковым. Но если вы пытаетесь звучать «по-американски», вы теряете свою идентичность. В этом была проблема, и я хотела сделать что-то, что было недостаточно крутым [смеется], поэтому и решила уехать. В Нью-Йорке заложена такая магия, он никогда не пытается казаться чем-либо, он просто существует. А в Париже я чувствовала, что намерение, с которым все делалось, и это желание не быть французом имеют слишком большое значение. Говорят: «О, как это старомодно, все эти глупые старые французские песни, никто не хочет их слышать, это песни наших бабушек». Это как если бы кто-то сказал: «хватит играть Дебюсси, фу, он такой старый...». Дело не в том, что у меня вместо души музей, где я хочу все сохранить. Я просто хочу создавать прекрасные вещи, и для меня эти песни драгоценны. В них есть что-то универсальное и вневременное, с чем мы все можем отождествить себя, и они продолжают жить, потому что в форме поэзии рассказывают об очень простых вещах. Можете ли вы представить, что мне пришлось поехать в Америку, чтобы спеть французские песни, которые я люблю и которые ценит публика? Но в любом случае я рада, что сейчас сценическая атмосфера в Париже изменилась, и люди начали играть все эти песни. Вот почему я сейчас провожу здесь больше времени. Я иду туда, куда идет музыка.
И: То есть, вы считаете, что переезд в Нью-Йорк был определяющим фактором в вашей карьере в том смысле, что вы ясно поняли, что джаз - это ваше?
Т: На самом деле, когда я была молодой девушкой, я уже знала джазовые стандарты и пела весь репертуар Луи Примы, Мэрилин Монро и Фрэнка Синатры просто для развлечения. В то время я не думала, что могу посвятить себя этому. Но когда я приехала в Нью-Йорк, я обнаружила огромное сообщество музыкантов, которые играли эту музыку очень хорошо, относились к ней очень серьезно. Это не было чем-то типо «о, посмотри на нас, мы играем классические песни…». Скорее это было что-то вроде «да, эта музыка - вся наша жизнь, и это совершенно нормально». Тот факт, что это был уже не сон, а реальность, окружавшая меня, отметил тот момент, о котором вы говорите. Внезапно это стало уже не прошлым, а настоящим, когда молодые люди играли, слушали, танцевали, и это не нужно было воспринимать как реликвию.
И. - А что из культуры золотого века свинга, будет доведено до наших дней?
Т: Если и существует подходящее время для возвращения этого духа, то это сейчас. Потому что сегодня мы переживаем своего рода сухой закон. В Париже закрывают бары, вы можете находиться в общественных местах до определенного времени, там комендантский час, вы не можете танцевать или трогать других людей... То есть, чтобы быть людьми, мы должны были бы сформировать движение сопротивления против этого, и вот откуда такая музыка.
Краткая заметка об историческом намеке Татьяны Евы-Мари. В самом деле, существует целая субкультура вокруг свинга, которая возникла именно в Европе под термином Zazou и сделала востребованным этот жанр музыки, танцев и моды в оккупированной Франции во время Второй мировой войны. Благодаря своему свободному и беззаботному образу жизни молодежь Zazou по-своему противостояла нацистскому режиму и стала частью французского Сопротивления, того «сопротивления», о котором также упоминает швейцарская певица, когда говорит о настоящем.
И. - Мой вопрос в том, подготовлен ли нынешний мир к богемному настрою такого рода.
Т. - Именно обладание этим богемным духом заключается в том, чтобы быть живыми, когда весь мир говорит нам, что таковыми мы не должны быть. Отсюда и подпольные бары, появившиеся во время действия вышеупомянутого Закона о запрете. Я в Париже несколько дней и наблюдаю, как некоторые «незаконные» места появляются, как грибы, где люди собираются допоздна, чтобы выпить, поиграть и потанцевать. И это меня так радует! В этом суть этой музыки. Так что я думаю, что сейчас идеальное время. Мы пережили что-то очень странное в последние несколько месяцев, и нам нужно убежать от этого, чтобы сохранить человечность; именно в такие моменты прибегать к богемности - прекрасный способ почувствовать себя живым.
И. - Я не знаю, связано ли с этой ситуацией создание веб-сайта Shrine Magazine, основателем и редактором которого вы являетесь.
Т. - Отчасти да, потому что во время карантина мне было очень скучно. Мне нужно постоянно что-то делать, иначе появляется тревога [смеется]. В то время я не могла играть и, честно говоря, мне этого даже не хотелось. Вначале мы с группой сняли несколько видео с разделенным экраном, которые стали модными недавно, но должна сказать, это было чем-то удручающим. Мы записали их, потому что они делали людей счастливыми, но нас это не особо убедило, и в итоге нам стало грустно, потому что мы хотели играть в одной комнате, вместе… Делать что-то такое через экран - это противоположно тому, что нам нравится.
И. - не могу не согласиться.
Т.- Тогда, чтобы мозг продолжал работать, я начала много писать. Позже, вместе с некоторыми из моих друзей, профессорами университетов и музыкантами, которые любят писать, я решила создать цифровой журнал об искусстве и культуре. Смысл, с которым он появился, также состоит в том, что я устала наблюдать, что многие вещи анализируются через призму идентичности. Это то, с чем я категорически не согласна: люди больше говорят не об искусстве, а о гениталиях, цвете кожи и... Речь уже идет не о самовыражении, а только об идентичности, и я думаю, что это смертельно для искусства... Я не вижу в Интернете достаточно контента, который противоречит этой идее, поэтому решила сделать его сама. Это не антиполиткорректный журнал, но журнал, в котором поднимаются другие темы. Я хочу поговорить о том, сколько прекрасного люди создают в этом мире, потому что Бог знает, что нам нужно больше красоты и нужно быть более сплоченными, чем когда-либо. И если мы собираемся разделиться на основе таких поверхностных вопросов, мы потеряем из виду красоту вещей.
И. - Да, я читал ваш обзор на «Портрет женщины в огне» и не знаю, согласен ли я, но я понимаю, к чему вы ведете. На самом деле, я хотел, чтобы вы рассказали мне о своей синефилии, потому что вы уже упоминали о том, что любите фильмы с сюрреалистическими элементами или теми, что играют с подсознанием, я прав?
Т. - Да, я их обожаю. Просто иногда я разговариваю с умными взрослыми, которые смотрят фильмы Marvel, и для меня это шок. Я считаю их такими же скучными, как боевики... и в эпоху, когда людям становится скучно так легко, для меня загадка, как они могут сидеть и смотреть это в течение двух часов. Можно сказать, что мне не нравится самое популярное сегодня кино, но, конечно, помимо классики есть прекрасные современные фильмы. Моим любимым фильмом прошлого года был «Маяк», вы его видели?
И. - Да, и мне понравилось.
Т.- Для меня это … идеальный фильм. Как вы сказали, в нем много сюрреализма, в том числе немецкого экспрессионизма, и мне это очень нравится, потому что единственный способ говорить о жизни - не говорить о ней. Я думаю, что наша проблема как общества в том, мы стремимся быть реалистами и это мешает нам понимать друга. Потому что все слишком поверхностно. Также «Солнцестояние» показалось мне великолепным, хотя, очевидно, что я смотрела не тот же фильм, что смотрели другие люди; Считается, что это история о романтическом разрыве и фильм ужасов. Но нет, это глубоко философская социальная хроника с невероятным саундтреком. Я с нетерпением жду новый фильм Вуди Аллена, недавно открыла для себя «Воспоминания», который не смотрела раньше, и он великолепен, не могу не отдать дань уважения «Восемь с половиной» Феллини (8½). Есть что-то особенное в том, чтобы показать, насколько гротескно и в то же время прекрасно все человеческое; это видение меня всегда трогает, потому что мы, как вид, очень несчастны и очень поэтичны.
И. - Кстати, вы изучали средневековую английскую поэзию в Сорбонне и опубликовали некоторые свои стихи в журнале Shrine Magazine. У вас есть опубликованные книги?
T - Пока нет, но я работаю над этим [смеется]. Я всегда говорю, что когда вырасту, хочу стать писательницей. Так что опубликовала в сети некоторое количество стихов. Мне очень повезло, что я знаю так много замечательных людей, поэтому мне легко собирать материал. Более того, мне пишут все больше и больше людей, которых я не знаю, которые хотят поделиться своими текстами. И я достаточно эгоистична, чтобы опубликовать некоторые из моих стихов в журнале [смеется]; Я буду продолжать это делать, так как считаю, что искусством всегда нужно делиться. Поэзия незаменима, и я думаю, что все мы должны знать хотя бы одно стихотворение наизусть. Даже если вы не собираетесь никому его декламировать.
И. – Что вы читаете в последнее время?
Т. - А, подождите... [поворачивается к своему столу]. Эта фантастическая книга Рейнальдо Аренаса (приближает обложку к камере). Знаете его?
И. –Думаю что знаю… из фильма с Хавьером Бардемом в главной роли. Но я не читал.
Т. - Ну вот что я сейчас читаю. Это кубинский автор, и предполагается, что книга будет автобиографией, но на самом деле это нечто большее. Видите ли, один из моих любимых литературных жанров - это фантазийная автобиография, потому что она полна поэтическими и «мечтательными» элементами. Очевидно, что многое из того, что мы здесь читаем, вымысел, но тот факт, что это было выдумано, делает это реальным. Кажется, Борис Виан говорил: «В этой книге все правда, потому что это я придумал». И, читая «Арены», понимаешь, что ложь в то же время истина только потому, что она существует. Его проза очень поэтична и мне очень нравится этот жанр. Также среди моих любимых - Генри Миллер, Вирджиния Вульф, Фрэнсис Скотт Фицджеральд – такой вот стиль письма как в лихорадочном бреду. Есть еще молодая писательница, Иден Тиджерина, стихотворение о которой мы опубликовали в журнале Shrine Magazine, и которое мне очень нравится. В эти странные времена существуют люди, которые делают замечательные вещи, нам просто нужно «выйти» и найти их. Далеко ходить не нужно, вот, Дувед, например, с которым я постараюсь и дальше поддерживать этот дух старого и нового в Севилье. Текущая тенденция состоит в том, чтобы разрушить статус нашей Истории, но я не верю в разрушение. Я гораздо охотнее верю в переработку, ведь если у вас нет традиции, плохой или хорошей, что тогда вдохновит вас на строительство? Нам нужно прошлое, нам нужна классика, нужно слушать старую музыку и читать старые книги.