Бернар Вербер
Последний секрет
Отцы наших отцов – 2
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=152863
«Бернар Бербер. Рай на заказ»: Гелеос, РИПОЛ Классик; Москва; 2007
ISBN 5‑8189‑0697‑3, 5‑7905‑4693‑5, 5‑7905‑4926‑7,5‑8189‑0632‑9
Оригинал:Bernard Werber, “L'ultime secret”
Перевод:Ю. Ватагина
Аннотация
Перед вами блестящий роман Бернара Вербера, автора мирового бестселлера «Империя ангелов».
На сей раз культовый французский писатель приглашает читателя проникнуть в тайны человеческого сознания. Гениальный ученый разыгрывает решающую шахматную партию с компьютерным мозгом. На кону – звание чемпиона мира. Победа на стороне человека!
Зал рукоплещет. И вдруг неожиданная смерть победителя. Журналисты начинают свое собственное расследование.
Бернар Вербер
Последний секрет
АКТ 1
ПОВЕЛИТЕЛЬ БЕЗУМЦЕВ
Мы используем лишь 10% наших умственных способностей.
Альберт Эйнштейн
Проблема в том, что единственный инструмент, позволяющий изучать и совершенствовать работу мозга, – это... сам мозг.
Эдмонд Уэллс.
Энциклопедия относительных и абсолютных знаний
Большинство великих открытий сделано по ошибке.
Закон Мерфи
Что побуждает нас к действию?
Он осторожно выдвигает своего ферзя.
В огромной, обитой войлоком зале дворца Каннских фестивалей человек в роговых очках борется с компьютером DEEP DLUE IV за звание чемпиона мира по шахматам. У него дрожит рука. Он нервно шарит в своем кармане. Ему хочется перестать курить. Напряжение слишком высоко.
Тем хуже.
Сигарета уже поднесена ко рту. Сладковатый аромат карамелизированного табака охватывает его горло, выходит через ноздри и улетучивается, слегка касаясь велюра портьер и красных кресел, превращаясь из завитков в кольца, которые, плавно извиваясь, рисуют бесконечные восьмерки.
|
|
Напротив шипящий компьютер, внушительный стальной куб в метр высотой. От него исходит запах озона и горячей меди, которая сочится сквозь его вентиляционную решетку.
Человек бледен и утомлен.
Я должен победить, думает он.
Несколько громадных экранов показывают его исхудавшее лицо крупным планом, лихорадочный взгляд.
Странное зрелище представляет собой этот роскошный зал, где свыше тысячи зрителей, раскрыв рты, следят за человеком, который ничего не говорит, не совершает ни единого движения. Он только думает.
Слева на сцене стоит вместительное кресло, в котором, поджав ноги, сидит игрок.
Посередине стол, шахматная доска и пластиковые часы с двумя циферблатами.
Справа суставчатая механическая рука, присоединенная кабелем к большому серебристому кубу, на котором готическими буквами выведено: DEEP DLUE IV. Благодаря компактной камере на треноге компьютер «видит» шахматную доску. Часы издают отчетливый звук. Тик‑так. Тик‑так.
Поединок длится уже неделю. Сегодня они играют с шести часов. Никому не известно, день сейчас или ночь. Внезапно появляется посторонний звук. В зал влетела муха.
Не расслабляться.
Счет равный. Каждый выиграл по три партии. Кто одержит верх сейчас, тот и станет победителем.
Игрок вытирает пот, каплями выступивший на лбу, и давит окурок.
Суставчатая рука напротив шевелится. Механический противник делает ход черным конем.
|
|
«Шах», – появляется надпись на экране DEEP DLUE IV.
Шум по залу.
Стальной палец нажимает на кнопку часов. Те отсчитывают секунды, напоминая человеку в роговых очках, что время тоже против него.
Способный мыслить быстрее, компьютер оказался впереди.
Муха кружится. Она выделывает умопомрачительные петли под огромным потолком зала, с каждым разом понемногу приближаясь к шахматной доске.
Человек слышит муху.
Не рассредоточиваться. Главное, остаться сконцентрированным.
Муха возвращается.
Человек старается не волноваться, внимательно смотрит на доску.
Доска. Человеческий глаз. За ним глазной нерв. Визуальная поверхность затылочной доли. Кора головного мозга.
В сером веществе игрока боевая тревога. Активизированы миллионы нейронов. По всей их длине проходят крошечные электрические разряды, высвобождая на концах нейромедиаторы. Это может породить быструю и сильную мысль. Идеи скачут, словно безумные мыши, в огромном чердаке‑лабиринте его мозга. Сравнение настоящей ситуации с прошлыми партиями, победы и поражения. Изобретение новых возможных ходов. Импульс снова уходит в противоположном направлении.
Кора головного мозга. Спинной мозг. Мышцы пальца. Деревянная доска.
Человек спасает своего короля. Белого короля. Последний теперь в безопасности.
DEEP DLUE IV снова сжимает радужную диафрагму своей видеокамеры.
Анализ хода. Запуск. Подсчет.
Шахматная доска. Объектив видеокамеры компьютера. За ним оптический кабель. Материнская плата. Центральный процессор.
Изнутри процессор – город‑спрут с микроскопическими проспектами из меди, золота и серебра, пролегающими между кремниевыми зданиями. Электрический импульс движется во все стороны, будто спешащий автомобиль.
|
|
Машина соображает, как бы поскорее нанести последний удар. Сравнивает настоящую ситуацию с миллионами уже завершенных партий.
Просчитав все возможные варианты, DEEP DLUE IV делает ход. Своей механической рукой он передвигает черную ладью на последнюю клетку, чтобы отрезать королю путь к побегу.
Теперь ход человека.
Тик. Так.
Часы еще выше приподнимают знамя времени.
Скорее. Было бы глупо проиграть часам.
Муха смело приземляется на доску.
«Тик‑так. Тик‑так», – говорят часы.
«Бззз», – лукаво изрекает муха, протирая глазки передними лапками.
Не думать о мухе.
Не оценив ход как следует, рука из плоти тянется к своему королю и вдруг, передумав, в последний момент меняет направление.
Сумасшедший.
Человек ловко приподнимает фигуру и давит ею муху, сидящую на белой клетке. Затем он нажимает на кнопку, чтобы перебросить время в лагерь противника. Спустя несколько секунд знамя должно опуститься. Тишина становится гнетущей.
Два желудочка человеческого сердца прерывисто сокращаются. Словно в замедленном темпе, воздух из легких проникает в голосовые связки. Рот открывается. Время останавливается.
– Шах и мат, – произносит человек.
Зал гудит.
Компьютер, удостоверившись, что никакой лазейки больше нет, осторожно берет своего короля медной рукой и кладет его на бок в знак покорности.
В зале дворца Каннских фестивалей безумные аплодисменты переходят в невероятную овацию.
Самюэль Феншэ только что победил компьютер DEEP DLUE IV, который до настоящего момента сохранял звание чемпиона мира по шахматам!
Чтобы успокоиться, он опустил веки.
Я выиграл.
Подняв веки, Самюэль Феншэ увидел перед собой штук двадцать журналистов. Они бросились к нему, протягивая микрофоны и магнитофоны.
– Доктор Феншэ, доктор Феншэ! Прошу вас!
Организатор матча, знаком приказав им вернуться на свои места, объявляет, что Феншэ сейчас возьмет слово.
Группа инженеров отключает DEEP DLUE IV, который, помигав диодами, прекращает жужжать и затухает.
Игрок поднимается на сцену и садится за стол, стоящий справа.
Аплодисменты повторяются.
– Спасибо, спасибо, – говорит Самюэль Феншэ, поднимая руку, прося тишины.
Просьба вызывает обратный эффект: возгласы усиливаются, и первая волна хаотических аплодисментов выливается в двойной ритм, так как люди хлопают в унисон.
Игрок терпеливо вытирает лоб белым платком.
– Благодарю.
Наконец аплодисменты стихают.
– Если б вы знали, как я счастлив, что выиграл этот поединок! О Боже, если б вы знали, как я счастлив! Своей... своей победой я обязан одному тайному средству.
Зал весь внимание.
– Теоретически компьютер всегда сильнее человека, потому что у него нет души. Выиграв, компьютер не чувствует ни радости, ни гордости. Проигрыш его не расстраивает и не разочаровывает. Укомпьютера нет эго. Он не испытывает жажды мщения. Компьютер всегда сконцентрирован, для игры он без устали использует максимум своих возможностей. Вот почему компьютеры неизменно обыгрывали людей в шахматы... по крайней мере до сегодняшнего дня.
Доктор Феншэ улыбнулся, словно стесняясь сообщать такую простую истину.
– У компьютера нет души, но... у него нет и «мотива». DEEP DLUE IV знал, что в случае победы ему не светит лишнее электричество или программное обеспечение.
В зале слышатся смешки.
– Он не боялся, что его выключат в случае проигрыша. В то время как у меня... у меня был мотив! Я хотел отомстить за неудачу Леонида Каминского, произошедшую здесь же год назад, когда он играл против DEEP DLUE III, и, кроме того, отыграться за Гарри Каспарова, побежденного в Нью‑Йорке DEEP DLUE в 97‑м. Сегодняшнее событие я рассматриваю как реванш не только для этих игроков, но и для всего человечества в целом.
Самюэль Феншэ протирает очки платком, снова надевает их и оглядывает публику.
– Я боялся, что мне придется признать, что и впредь машины будут умнее в шахматах, нежели мы, люди. Но для человека, имеющего мотив, пределов не существует. Именно мотивация помогла Одиссею смело идти навстречу тысячам опасностей, когда он переплывал Средиземное море. Благодаря мотиву Христофор Колумб пересек Атлантику, а Армстронг преодолел пространство и добрался до Луны. Человечество будет обречено в тот день, когда у людей пропадет желание превзойти себя. И вы, те, кто меня слушает, задайте себе вопрос: «В самом деле, что заставляет меня вставать по утрам и приниматься за дело? Отчего я хочу прикладывать усилия? Что побуждает меня к действию?»
Доктор Самюэль Феншэ окидывает аудиторию утомленным взглядом.
– Какова ваша главная мотивация в жизни... вот, наверное, самый важный вопрос.
Он опускает глаза, словно извиняясь за свой порыв.
– Спасибо за внимание.
Он спускается со сцены, проходит сквозь восторженную толпу людей и присоединяется к своей невесте, Наташе Андерсен.
Попрощавшись с публикой в последний раз, пара садится в черную спортивную машину и скрывается в облаке пыли, которое застывает под треском фотоаппаратов.
В тот же вечер доктор Самюэль Феншэ был найден мертвым на своей вилле Кап‑д’Антиб. Об этом сообщил полуночный выпуск новостей.
Камера показывает место убийства, а за кадром слышится голос журналиста:
–...Драма развернулась несколько часов спустя после победы Феншэ на чемпионате мира по шахматам.
Камера скользит по шикарному холлу и гостиной.
–...Дело весьма загадочно, так как следователи не обнаружили никаких следов взлома...
Камера фиксирует детали интерьера: массивную мебель и предметы искусства. Среди них несколько картин Дали и скульптуры, изображающие древнегреческих философов.
–...На жертве нет ни единой раны.
Открывается дверь ванной комнаты, и выходит Наташа Андерсен в сопровождении двух полицейских. Она старательно прячет лицо от камеры. Даже без макияжа, в такой ужасный момент, она сохраняет исключительную прелесть.
Появляется человек в зеленом костюме, давая указания заполнившим виллу полицейским. Журналист спрашивает его:
– Комиссар, скажите, что произошло?
– Менее часа назад нам сообщили об убийстве.
– Кто вам позвонил?
– Мадемуазель Андерсен.
– Не может быть!
– Она утверждает, что убила его, когда... они занимались любовью.
Комиссар теряет терпение.
– Следствие ведется. Мы сможем предоставить вам больше информации, когда получим официальное заключение врачей. Спасибо, что освободили проход.
Журналист вкратце рассказывает о карьере доктора Самюэля Феншэ. «Окончил медицинский институт в Ницце, получил диплом психоневролога и быстро поднялся по иерархической лестнице. В сорок два года ему доверили управление больницей Святой Маргариты, расположенной на одном из Леринских островов. Расширив ее, он ввел законы новой психиатрии, которые вызвали яростные споры среди его коллег, особенно парижан.
Засидевшись на старте в отличие от большинства великих шахматистов, играющих с раннего детства, он быстро стал мастером, затем гроссмейстером. Три месяца назад Самюэль Феншэ обыграл Леонида Каминского. Далее – победа над DEEP DLUE IV, которому пришлось вернуть человеку желанное звание лучшего в мире игрока в шахматы».
По телевизору снова показали отрывки матча и речи победителя.
Затем журналист говорит о карьере Наташи Андерсен, датской топ‑модели: после двух шумных браков – с теннисистом и актером – она стала невестой способного шахматиста‑психоневролога.
Журналист заканчивает фразой, которую он, видимо, тщательно обдумал:
– Могли ли «самые красивые ноги в мире» победить «лучший на свете мозг»? Если бы эта гипотеза подтвердилась, это был бы единственный случай смерти от любви.
Камера поспешно следует за носилками, которые заносят в машину «скорой помощи». Воспользовавшись неразберихой, журналист приподнимает покрывало и открывает лицо жертвы.
Быстрый наезд камеры на лицо покойного.
Похоже, перед смертью Феншэ был в экстазе.
– «...смерти от любви».
Изображение и звук за 954,6 км передаются через параболическую антенну. Антенна посылает сигналы на экран телевизора. Их принимают ухо и карий глаз. Палец нажимает на кнопку «стоп» видеомагнитофона. Готово. Полуночные новости записаны.
Владелец пальца с минуту тщательно обдумывает увиденное и услышанное. Затем одной рукой хватает записную книжку, а другой – телефонную трубку и нервно набирает номер. Колеблется, бросает трубку и берет свое пальто. Выходит.
Он идет к огням проспекта. Плавно приближается машина со светящейся надписью наверху.
– Такси!
Дворники громко скребут по лобовому стеклу. Громадное черное облако изливает крупные, как мячики для пинг‑понга, капли, которые не отскакивают, а тяжело разбиваются о мостовую.
Человек высаживается перед домом на Монмартре, порывы влажного ветра подгоняют его. Он сверяет адрес. Поднимается на несколько этажей, выходит и останавливается перед дверью, из‑за которой доносятся звуки ударов по подвесной груше и синкопическая музыка.
Он нажимает на звонок под именем ЛУКРЕЦИЯ НЕМРО. Через мгновение музыка прекращается. Он слышит шаги и шум открывающихся замков.
В приоткрытую дверь показывается потное лицо молодой девушки.
– Исидор Катценберг...
Она удивленно смотрит на него. Вокруг его ботинок образовалась лужица.
– Добрый вечер, Лукреция. Можно войти?
Она все еще не осмеливается убрать цепочку, продолжая глядеть на него, словно пораженная таким поздним визитом.
– Так я могу войти? – повторяет он.
– Что вы здесь делаете?
Она как будто улыбается.
– Вы со мной на «вы»? Кажется, в последний раз мы были на «ты».
– «Последний раз» был три года назад. И с тех пор я о вас ничего не слышала. Мы снова стали чужими друг другу. Поэтому на «вы». Что вас привело?
– Я по работе.
Поколебавшись, она наконец убирает цепочку и приглашает мужчину войти, затем закрывает за ним дверь. Он вешает свое мокрое пальто на вешалку.
Исидор Катценберг с интересом рассматривает квартиру. Его всегда забавляло разнообразие увлечений молодой журналистки, освещающей научные темы. На стенах постеры фильмов, в основном американских и китайских боевиков. В центре гостиной, недалеко от низкого столика, заваленного женскими журналами, подвесная боксерская груша.
Он садится в кресло.
– Ваш визит действительно удивил меня.
– Я сохранил прекрасные воспоминания о том, как мы искали истоки человечества.
Лукреция кивает:
– Вижу. Я тоже не забыла.
Нечеткие картины их предыдущей совместной работы в Танзании вновь всплывают в ее памяти. Она еще внимательнее смотрит на него. Метр девяносто пять, более ста килограммов: неловкий великан. Кажется, он похудел.
Что‑то его сильно беспокоит, видимо, он заставил себя прийти сюда.
Исидор Катценберг отрывает от переносицы свою тонкую позолоченную оправу и тоже внимательно смотрит на нее. Рыжие волосы, длинные и волнистые, стянутые черной бархатной лентой, миндалевидные глаза изумрудно‑зеленого цвета, маленькие ямочки и острый подбородок – мимолетная красота, как на полотнах Леонардо да Винчи. Она кажется ему миловидной. Не красивой, но миловидной. Возможно, из‑за возраста. Прошло три года. Во время их последнего дела ей было двадцать пять, значит, теперь ей двадцать восемь.
Она изменилась. Уже не столько нескладный мальчик, сколько молодая девушка. Но еще и не женщина.
На ней китайская курточка из черного шелка со стоячим, как у кителя, воротником, который скрывает шею, зато открывает округлые плечи. Сзади на курточке рыжий тигр во всю спину.
– Так что за «работу» вы мне предлагаете?
Исидор Катценберг взглядом что‑то ищет в комнате. Замечает видеомагнитофон, поднимается, вставляет кассету, которую достает из кармана, и нажимает на пуск.
Они вместе пересматривают сюжет о смерти Феншэ, переданный в теленовостях.
Кассета заканчивается сообщением о сильном дожде, похожем на тот, что идет за окном.
– Вы пришли ко мне в час ночи, чтобы показать новости?
– По‑моему, невозможно умереть от любви.
– Ну‑ну... вам всегда недоставало романтизма, дорогой Исидор.
– Напротив, я считаю, что любовь не убивает. Любовь спасает.
Она задумывается.
– В конце концов, мне это очень даже нравится, «смерть от любви». Хотела бы я когда‑нибудь таким образом убить мужчину. Идеальное преступление, в хорошем смысле слова.
– Это всего лишь мое мнение, но, думаю, здесь речь идет не о преступлении, а об убийстве.
– А в чем разница?
– Это преднамеренное убийство.
Он кашляет.
– Вы простыли? – спрашивает она. – Вероятно, из‑за дождя. Сейчас сделаю вам чай с бергамотом и медом.
Она ставит чайник.
Он растирается и отряхивается.
– С чего вы взяли, что оно преднамеренное?
– Доктор Самюэль Феншэ не первый умерший от любви. В 1899 году президент Французской Республики Феликс Фор был найден мертвым в доме свиданий. Шутки ради рассказывают, что прибывшие инспекторы спросили мадам: «Он еще в сознании?» На что та ответила: «Нет, он сбежал через заднюю дверь».
Лукреция не улыбается.
– К чему вы клоните?
– Полиция предпочла бы оставить дело в тайне, сказав, что президент скончался от сердечного приступа. Однако скоро оно получило огласку за пределами комиссариата. Пикантность обстоятельств гибели Феликса Фора помешала нормальному расследованию. Смерть в разгаре утех в публичном доме вызывает насмешки. Таким образом, никто серьезно и не копался в этом.
– Кроме вас.
– Просто из интереса, будучи студентом, я выбрал это дело темой для диссертации по криминологии. Я отыскал документы, нашел свидетелей. Раскрыл мотив. Феликс Фор собирался провести антикоррупционную программу, даже внутри секретных служб.
Лукреция Немро наполняет две чашки душистым чаем.
– Если не ошибаюсь, Наташа Андерсен призналась в убийстве Самюэля Феншэ.
Торопясь проглотить свой чай, Исидор обжигает язык и принимается дуть поверх чашки.
– Она думает, что убила его.
Для виду он просит ложечку и начинает быстро вертеть ею, будто желает таким образом остудить чай.
– Вот увидите, теперь за ней многие будут ухаживать...
– Мазохизм? – без малейшего стеснения спрашивает Лукреция, глотая горячий напиток.
– Любопытство. Очарование слияния Эроса, бога любви, с Танатосом, богом смерти. К тому же силен архетип богомола. Вы никогда не слышали о том, что самки этих насекомых убивают самцов во время полового акта, отрывая им голову? Это завораживает, потому что напоминает о чем‑то глубоко сидящем в нас...
– Страх любви?
– Скажем, любви, связанной со смертью.
Одним глотком она допивает свой все еще горячий чай.
– Чего вы хотите от меня, Исидор?
– Мне бы хотелось, чтобы мы снова стали работать вместе. Провели расследование убийства доктора Самюэля Феншэ... По‑моему, следует продолжить исследования мозга.
Лукреция Немро поджимает под себя ноги, чтобы устроиться поглубже на диване, и отставляет пустую чашку.
– Мозга?.. – задумчиво повторяет она.
– Да, мозга. В нем разгадка этого дела. Разве жертва не была как раз «лучшим мозгом в мире»? И еще вот что. Смотрите.
Исидор Катценберг подходит к видеомагнитофону и перематывает кассету, чтобы вернуться к словам Феншэ: «...Своей победой я обязан тайному средству».
Он водружает на телевизор свою по‑прежнему полную чашку и останавливает изображение.
– Вот тут, глядите, насколько сильно сияют его глаза, когда он произносит слово «мотивация». Удивительно, не правда ли? Словно он хотел дать нам указание. Мотивация. Я задаю вам этот вопрос: какова ваша жизненная мотивация, Лукреция?
Она молчит.
– Вы мне поможете? – спрашивает он.
Она убирает с телевизора чашку и идет к раковине.
– Нет.
Не останавливаясь, она снимает шапку и еще мокрое пальто Катценберга и направляется к видеомагнитофону, чтобы вытащить кассету.
– Я считаю, что никакого убийства не было. Просто несчастный случай. Сердечный приступ от перенапряжения и стресса на чемпионате. А что касается проблем с мозгом, то они есть именно у вас, и болезнь ваша имеет название: ми‑фо‑ма‑ния. Она излечима. Стоит лишь перестать видеть во всем фантастику и начать принимать реальность такой, какая она есть. На этом... спасибо, что зашли.
Удивленный и разочарованный, он медленно поднимается.
Внезапно она застывает, словно парализованная, и прижимает руку к щеке.
– Что с вами?
Лукреция Немро не отвечает. С искаженным лицом она держится обеими руками за челюсть.
– Скорей, скорей, аспирин! – стонет она.
Исидор бросается в ванную, перерывает аптечку, находит белую упаковку, вынимает таблетку и приносит ее вместе со стаканом воды. Она жадно глотает.
– Еще одну. Скорее. Скорее.
Он повинуется. Немного спустя химикат усыпляет боль. Лукреция понемногу оправляется. Она часто дышит.
– Убирайтесь! Не видите, что ли? Мне вчера выдрали зуб мудрости... Мне плохо, очень плохо, я хочу остаться одна. (Терпеть не могу, когда он видит меня слабой. Пусть уходит!) Уходите! УХОДИТЕ!
Исидор отступает.
– Ладно, думаю, вы только что обнаружили первый мотив наших действий: остановить боль.
Она захлопывает дверь перед его носом.
Среда, собрание еженедельного журнала «Геттер модерн». В хорошо оформленном центральном кабинете собрались все журналисты. Каждый по очереди предлагает сюжеты для будущих номеров, а Кристиана Тенардье, глава отдела «Общество», выслушивает их в своем большом кожаном кресле.
– Давайте побыстрее, – говорит она, поправляя свои обесцвеченные волосы.
Журналисты, слева направо, защищают свои сюжеты. Ответственный за рубрику «Образование» предлагает статью о неграмотности. За десять лет количество людей, не умеющих читать и писать, возросло с 7 до 10 процентов. И эта цифра продолжает расти. Материал принят.
В рубрику «Экология» журналистка Клотильда Планкое планирует дать статью о вреде мобильных телефонов, которые испускают губительные лучи.
Сюжет отвергнут. Один из акционеров журнала как раз является оператором сотовой сети, об этом не может быть и речи.
Тема загрязнения рек удобрениями? Отказано, слишком технично. У журналистки больше нет материалов, и она уходит раздосадованная.
– Следующий, – небрежно бросает Кристиана Тенардье.
В рубрику «Наука» Франк Готье предлагает разгромную статью о так называемых шарлатанах гомеопатии. Он объясняет, что находит целесообразным разоблачить всех специалистов по иглоукалыванию. Принято.
– Ну, как твои зубы мудрости, Лукреция? – шепчет Франк Готье, садящейся рядом с ним коллеге по рубрике.
– Стоило мне сходить к парикмахеру, как они сразу перестали болеть, – бормочет она.
Готье удивленно смотрит на Лукрецию.
– К парикмахеру?
Лукреция говорит про себя, что мужчины никогда не поймут женскую психологию. Поэтому она и не пытается объяснять, что поход к парикмахеру или покупка новых туфель – лучший способ для женщины поднять себе настроение, а следовательно, и иммунитет.
Наступает очередь Лукреции Немро.
Журналистка подготовила несколько тем. Первая – коровье бешенство.
– Уже было.
– Ящур? Чтобы сделать запас вакцины, убивают тысячи баранов!
– Ерунда.
– СПИД? После тритерапии погибли миллионы людей, об этом никто не говорит.
– Вот именно: это уже не в моде.
– Коммуникация растений при помощи обоняния? Заметили, что некоторые деревья способны ощущать клеточное разложение рядом с собой. Значит, дерево чувствует, когда возле него совершается преступление...
– Слишком технично.
– Самоубийство молодежи? Двенадцать тысяч случаев за этот год, не считая ста сорока тысяч попыток. Чтобы помочь людям покончить с собой, создана организация под названием «Выход».
– Слишком нездорово.
Волнение. В ее блокноте идей больше нет. Все журналисты смотрят на нее. Тенардье это как будто забавляет. Миндалевидные зеленые глаза журналистки потухают.
Оплошала. Клотильда ушла, на роль козла отпущения никого больше нет. Что толку перебирать сюжеты. Она все отвергла только ради того, чтобы я провалилась. Как из этого выпутаться? Оставаться профессионалом. Не считать, что эти отказы из‑за личного неприятия. Найти тему, которую невозможно отвергнуть. У меня остался лишь один козырь. Последний.
– Мозг, – предлагает она.
– Что «мозг»? – спрашивает Кристиана, роясь в своей сумочке.
– Статья о работе мозга. Каким образом простой орган воспроизводит мысли.
– Несколько широко. Надо бы сузить.
– Смерть доктора Феншэ?
– Шахматы никого не интересуют.
– Этот Феншэ обладал исключительными способностями. Он был исследователем, который пытался понять, как функционирует то, что внутри нашего черепа.
Глава отдела одним движением выворачивает свою сумочку, и на стол высыпается груда всяких предметов, от губной помады до мобильного телефона вперемешку с чековой книжкой, ручкой, ключами, маленьким газовым баллончиком и лекарствами без упаковок.
Молодая журналистка продолжает свои доводы, посчитав, что, если еще не сказали «нет», значит, возможно, скажут «да».
– Взлет Самюэля Феншэ в шахматном мире был просто головокружительным. Телевидение сообщало об этом по всему миру. И вдруг – раз, в день своей победы он умирает в объятиях топ‑модели Наташи Андерсен. Никакого взлома. Никаких ран. Единственно очевидная причина смерти: наслаждение.
Глава отдела «Общество» находит наконец что искала. Сигару. Она вынимает ее из целлофанового чехла и затягивается.
– Ммм... Наташа Андерсен, это та великолепная блондинка, манекенщица с длиннющими ногами и большими голубыми глазами, которая была на обложке «Бель» на прошлой неделе? А есть фотографии, где она голая?
Оживляется Олаф Линдсен, арт‑директор, который до сих пор что‑то быстро записывал в своей тетрадке.
– Гм. Нет. Несмотря на ее скандальную репутацию, или, возможно, именно из‑за нее, Наташа никогда не позировала обнаженной. Только в купальнике. В лучшем случае в мокром купальнике.
Кристиана Тенардье отрезает кончик своей сигары маленькой гильотинкой и, пожевав, выплевывает его в мусорную корзину.
– Жаль. А если подправить купальник на компьютере?
– Могут подать в суд, – заверяет специалист. – Если я не ошибаюсь, последняя линия журнала: «Главное – никаких тяжб». Уже потеряно много денег.
– Ладно, тогда фото в купальнике пооткровенней, в мокром купальнике, чтобы немного просвечивало. Вот что нужно раздобыть.
Кристиана Тенардье сигарой указывает на Лукрецию.
– Да, в конце концов, мозг неплохая идея. Это должно пойти. Но вашу статью надо направить на то, что привлекает людей. Анекдоты, например. Испытанные приемы. Опишите химические процессы, происходящие в мозге во время занятия сексом. Я даже не знаю. Гормоны. Оргазм.
Лукреция отмечает рекомендации в своем блокноте, будто речь идет о списке покупок.
– Еще можно поговорить о провалах в памяти. Но это, скорее, для пожилых читателей. Осталось добавить небольшой тест: «Не пора ли обратиться к врачу?» Вы сможете достать такое, Олаф? Запутанную картинку, а после – вопросы по ней. Есть фотографии этого Феншэ?
Арт‑директор кивает.
– Великолепно. Как бы назвать эту статью... скажем... «Загадки мозга»? Нет, лучше: «Тайны мозга». Да, можно было бы назвать так: «Тайны мозга» или «Разгадка последних тайн мозга». И фотография полуголой Наташи Андерсен на фоне шахматной доски; такая обложка привлечет внимание.
Лукреции полегчало.
Сработало. Спасибо, Исидор. Теперь надо усилить хватку. Продвигаться дальше, но без резких движений. Иначе она отдаст тему Готье.
– Доктор Феншэ и Наташа Андерсен жили на Лазурном береге, в Каннах. Вероятно, мне надо расследовать дело там, – говорит журналистка.
Тенардье становится более сдержанной.
– Вы прекрасно знаете, что в рамках ограничения бюджета мы стараемся делать все репортажи в Париже.
Глава рубрики неприветливо смотрит на молодую журналистку.
– Впрочем... Учитывая, что сюжет будет на первой полосе... можно сделать исключение. Будем четкими: учет расходов, никаких излишков. И не забудьте каждый раз включать НДС, ясно?
Обе с вызовом посмотрели друг на друга. В глазах Лукреции уже не было блеска.
Тенардье уважает людей с чувством собственного достоинства. Она презирает тех, кто лебезит перед ней.
– Могу я взять в помощь внештатного журналиста? – спрашивает Лукреция Немро.
– Кого?
– Катценберга, – произносит она, поднимая голову.
– Ах, этот, он еще жив? – удивляется Тенардье. Она медленно тушит свою сигару. – Мне не нравится этот тип. Он нам не с руки. Он слишком нелюдим. Излишне претенциозен. Точное его определение: «высокомерный». Меня раздражает эта его надменность Господина Всезнайки. Вы в курсе, что это я постаралась, чтобы его выкинули из отдела?
Лукреция наизусть знала историю Исидора Катценберга. Бывший полицейский, знаток криминологии, он был виртуозом по части анализа следов преступления. Расследуя что‑либо, он всегда опирался на научные достижения, но начальство сочло его слишком независимым, и постепенно ему перестали доверять дела. Тогда он пришел в научную журналистику, где стал применять технику полицейского следствия в журналистских расследованиях. Особенно его оценили в «Геттер модерн», где один из курьеров прозвал его Научным Шерлоком Холмсом. Однако внезапный террористический акт в парижском метро, когда он оказался единственным выжившим среди расчлененных тел, его ошеломил. С тех пор он начал свой собственный крестовый поход против насилия. Ни о чем другом он больше не хотел писать. Затем Исидор Катценберг снова залез в свою раковину. В одиночку он взялся за необычное дело: стал продумывать будущее человечества. На огромном, во всю стену, листе бумаги он начертил древовидную схему, отражающую все возможные варианты будущего. На каждой ветви было написано «если». «Если» приоритет отдадут обществу досуга, «если» великие державы начнут войну, «если» верх возьмет либерализм, социализм, роботизм, завоевание пространства, религия и т.п. Корни, ствол, ветви представляли собой прошлое, будущее и настоящее людского рода. Анализируя возможное будущее, в этом древе вероятностей он хотел отыскать ПНН, Путь наименьшего насилия.
Лукреция держится молодцом.
– Наши читатели все еще ценят Исидора Катценберга, как мне кажется, его имя связано с наиболее обстоятельными материалами журнала.
– Нет, наши читатели уже забыли о нем. Журналист, который не публиковался больше года, перестает существовать. Мы делаем однодневное искусство, дорогуша. И к тому же вы ведь знаете, насколько Исидор был потрясен тем случаем в метро. По‑моему, он тронулся головой.
Тенардье боится его.
– Он мне необходим, – произносит Лукреция.
Брови поднимаются от удивления.
– А я говорю вам, что мне не нужен этот ваш Катценберг. Хотите вести дело в паре, берите Готье, он вам явно больше подходит!
Готье кивает.
– В таком случае я лучше откажусь, – заявляет Лукреция.
Присутствующие удивлены.
– Кем вы себя считаете, мадемуазель Немро? Ваша должность не позволяет вам даже отказаться. Вы всего лишь мелкий журналист. То есть никто.
Взгляд Лукреции останавливается. Дыра от вырванного зуба испускает колющую боль. Призвав всю свою волю, она пытается с ней совладать.
Только не сейчас, зуб, только не сейчас.
– Полагаю, все сказано.
Лукреция встает и собирает свои бумаги.
Только бы рот не искривился.
Тенардье смотрит на нее по‑другому. Ее лицо скорее выражает удивление, нежели гнев. Лукреция чувствует себя маленькой мышкой, которая потянула за усы львицу и продолжает ее дразнить. Это не умно, но забавно.
Я получила удовольствие от того, что хоть раз в жизни это сделала.
– Подождите, – бросает Тенардье.
Не оборачиваться.
– Итак, вы быстро растете. И не для того, чтобы вызвать мою неприязнь. Я была почти такой же в молодости. Вернитесь.
Аккуратно сесть, не показать своего удовлетворения.
– Хорошо... можете взять своего Катценберга, если он вам так нужен, но никаких расходов на него и упоминания его имени в статье. Он помогает в расследовании, но не пишет. Вы думаете, он примет такие условия?
– Примет. Я его знаю, он занимается этим не ради славы и денег. Для него имеет значение лишь один важный вопрос, который завладел его умом: «Кто убил Феншэ?»
Мсье Жан‑Луи Мартен был обычным человеком.
В апреле в Каннах хорошая погода.
В городе недельная передышка между игровым и документальным кинофестивалями.
По Круазет, дымя выхлопными газами, тарахтит мотоцикл с коляской. Он проезжает мимо роскошных отелей, которыми славится город: «Мартинез», «Маджестик», «Эксельсиор», «Карлтон», «Хилтон». Мотоцикл ведет молодая девушка в красном плаще; ее лицо скрывают летные очки, а на голове – круглый кожаный шлем. В коляске полный мужчина, одетый почти так же, только плащ его черный.
Мотоциклисты паркуются возле «Эксельсиора». Они долго стряхивают с себя пыль, снимают дорожную одежду и направляются к столу регистрации. Берут самый дорогой номер с видом на море.
Тенардье побелеет от злости.
Они проходят вперед, будто княжеская чета. Молча добираются до своего номера, где лакей отворяет ставни и открывается чудесный вид на море, пляж, на Круазет. Прямо перед ними, словно усыпанная звездами, сверкает вода.
Несколько смельчаков уже плещутся в еще прохладном Средиземном море.
Лукреция Немро заказывает два фруктовых коктейля.
– Не верю вашей версии об убийстве. Я рада расследовать это дело для газеты, но я вам докажу, что вы не правы. Не было никакого убийства. Доктор Самюэль Феншэ и в самом деле умер от любви.
Внизу громко сигналят машины.
– Я по‑прежнему убежден, что ключ к этой загадке – мотивация, – продолжает Исидор Катценберг, игнорируя замечание. – Со времени нашей последней встречи я провел небольшой опрос по этому поводу. Каждому я задавал один и тот же вопрос: «Что побуждает вас к действию?» В общем, основной мотив остается: прекратить страдание.