--------------------------------------------------------------- Перевод с испанского А. БОРИСОВОЙ Воспроизведено из газеты "Литератор" (Ленинград) No25 (79) июнь 1991 г. OCR: Евсей Зельдин--------------------------------------------------------------- К концу января море становилось неспокойным, приносило к поселку грудымусора, и через несколько недель всем передавалось его дурное настроение. Сэтих пор все делалось как-то ни к чему, по крайней мере до следующегодекабря, так что все ложились спать после восьми. Но в год, когда явился сеньор Эрберт, море не испортилось, даже вфеврале. Наоборот, с каждым днем оно становилось все тише и светилось всесильней, а в первые ночи марта выдохнуло аромат роз. Тобиас это почувствовал. Кровь его была по вкусу крабам, и большуючасть ночи он проводил, отпугивая их от постели, до тех пор пока ветер неначинал дуть с моря, и можно было наконец уснуть. За долгие часы бессонницыон научился различать малейшие изменения в воздухе. Когда он услышал запахроз, ему не нужно было открывать дверь, чтобы убедиться --это запах с моря. Встал он поздно. Клотильда разжигала огонъ в патио (внутренний дворик). Дул свежий бриз, и каждая звезда была на своем месте, однако надгоризонтом их было бы трудно сосчитать --так светилось море. Выпив кофе, онощутил привкус ночного запаха. -- Ночью, -- вспомнил он, -- произошло что-то странное. Клотильда, разумеется, ничего н" заметила. Она спала так крепко, что непомнила своих снов. --Пахло розами, -- сказал Тобиас, -- и я уверен -- запах шел с моря. -- Я не знаю, как пахнут розы, -- сказала Клотильда. В самом деле, так и было. Земля в поселке была сухой и бесплодной, начетверть из селитры, и лишь изредка кто-нибудь привозил букет цветов, чтобыбросить его в море, в том месте, куда опускали умерших. -- Так же пахло от утопленника из Гуакамайяля, --сказал Тобиас. -- Ну да, - усмехнулась Клотильда, -- если запах приятный, можешь бытьуверен, это море тут ни при чем. И правда, море было недоброе. В то время как сети рыбаков приносилитолько жидкую грязь, на улицах поселка, во время отлива, было полно дохлойрыбы. Динамит же поднимал на поверхность только обломки былыхкораблекрушений. Немногие женщины, остававшиеся в поселке, как и Клотильда, постояннопребывали в раздражении. То же было и с женой старого Хакоба, которая в тоутро встала раньше обычного, прибрала в доме и села завтракать сожесточенным выражением лица. -- Моя последняя воля, -- сказала она мужу, -- чтобы меня похоронилиживой, Она сказала это, будто лежала на на смертном одре, хотя сидела застолом в комнате с большими окнами, сквозь которые струился и разливался повсему дому свет мартовского дня, Напротив нее, терпеливо снося обычныйголод, сидел старый Хакоб, человек, любивший ее так сильно и так давно, чтоне понимал ничьих страданий, если только речь шла не о его жене. -- Я хочу умереть, зная, что меня похоронят в земле, как всехпорядочных людей, -- продолжала она, --Единственный способ быть в этомуверенной -- уйти отсюда и умолять похоронить меня заживо. -- Не нужно тебе никого умолять,-- сказал старый Хакоб как можно болееспокойно. --Я сам с тобой пойду. -- Тогда идем, -- сказала она, -- потому что я умру очень скоро. Старый Хакоб внимательно вгляделся в нее. Только глаза у нее оставалисьмолодыми. Кости обтянуты кожей, и вся она подобна этой бесплодной земле,которая была такой с незапамятных времен. -- Сегодня ты выглядишь как никогда, -- сказал он ей. -- Ночью, -- вздохнула она, -- я слышала запах роз. -- Пусть это тебя не беспокоит, -- утешил ее старый Хакоб. -- С нами,бедняками, это случается. -- Не в этом дело, --сказала она.--Я всегда молилась, чтобы менязаранее оповестили о смерти -- хотела умереть подальше от этого моря. Запахроз в поселке -- не иначе как знамение божие. Старому Хакобу не оставалось ничего другого, как попросить ееподождать, чтобы уладить кое-какие дела. Когда-то он слышал, говорили,помрешь не когда припрет, а когда взбредет, и его всерьез обеспокоилипредчувствия жены. Он даже задумался --если ее час настал, может, правда,стоит похоронить ее живой? В девять он открыл комнату, где прежде была лавка. Поставил у дверейдва стула и столик с доской для шашек и все утро играл со случайнымипартнерами. С этого места ему видны были развалившийся поселок, облупившиесястены домов со следами старой, изъеденной солнцем краски и полоска моря там,где кончалась улица. Перед обедом он, как всегда, играл с доном Максимо Гомесом. СтарыйХакоб не мог представать себе лучшего противника, чем этот человек,прошедший целым и невредимым две гражданские войны и только в третьейпотерявший один глаз. Он нарочно проиграл ему одну партию, чтобы тот осталсясыграть вторую. -- Вот скажите мне, дон Максиме, -- спросил он, --Вы бы смоглипохоронить свою жену заживо? -- Без сомнения, --сказал дон Максимо Гомес. --Поверьте -- и рука бы недрогнула. Старый Хакоб озадаченно умолк. Потом, нарочно отдав противнику своиважнейшие шашки, вздохнул: -- Это я к тому, что Петра вроде собралась умирать. Дон Максиме не выразил ни малейшего удивления. --В таком случае, --сказал он, --вам не придется хоронить ее заживо. Он "съел" две шашки и вывел одну в дамки. После этого устремил напартнера единственный глаз, увлажненный слезой грусти, -- А что с ней такое? - Ночью, -- объяснил старый Хакоб, - она слышала запах роз. -- Тогда должно умереть пол поселка, -- сказал дон Максиме Гомес. --Целое утро все только об этом и говорят. Старый Хакоб должен был приложить немало усилий, чтобы снова проиграть,не обидев его. Он убрал стол и стулья, запер лавку и отправился искатького-нибудь, кто слышал запах роз. Но только Тобиас мог подтвердить это суверенностью. Так что старый Хакоб попросил его зайти к ним, как быслучайно, и все рассказать его жене. Тобиас согласился, В четыре часа, принарядившись по случаю визита, онпоявился на внутренней галерее, где жена старого Хакоба целый деньтрудилась, готовя мужу одежду для траура. Он вошел так тихо, что женщина вздрогнула. --- Боже милостивый, --вскрикнула она, --я уж думала --это архангелГавриил. -- Видите теперь, что ошиблись, --сказал Тобиас. -- Это я, пришелрасказать вам кое-что. Она поправила очки и снова принялась за работу. --Знаю я, что... --сказала она. --А вот и нет, -- сказал Тобиас. -- Ночью ты слышал запах роз. -- Откуда вы знаете? -- растерялся Тобиас. -- В мои годы, - сказала женщина, --у человека столько времени дляразмышлений, что можно стать ясновидящей. Старый Хакоб, подслушивавший за перегородкой в комнате за лавкой,выпрямилмся пристыженный. --Что скажешь, жена? --крикнул он из-за перегородки. Он обошел вокруг ипоявилея на галерее. --Значит, это не то, что ты думала. -- Этот парень все выдумал, --сказала она, не поднимая головы, ---Ничего он не слышал, -- Было около одиннадцати, -- сказал Тобиас, --я отгонял крабов. Женщина дошила воротник. -- Выдумки, -- повторила она. --Все знают, что ты лгун. --Онаперекусила нитку и посмотрела на Тобиаса поверх очков, --Одного не пойму--так старался: ботинки почистил, волосы напомадил --- и все для того, чтобыприйти и показать, что не очень-то ты меня уважаешь. С этого дня Тобиас начал следить за морем, Он повесил гамак на галерее,в патио, и ждал ночи напролет, с удивлением прислушиваясь к тому, чтопроисходит в мире, когда все спят. Много ночей подряд он слышал, какотчаянно скребутся крабы, пытаясь добраться до него по стойкам гамака, и ещемного ночей прошло, прежде чем они устали от своих попыток. Он узнал, какспит Клотильда. Оказывается, она издавала свист, похожий на звук флейты,который становился тоньше по мере нарастания жары и тихо звучал на однойноте в тяжелом июльском сне. Поначалу Тобиас наблюдал за морем, как это делают те, кто хорошо еюзнают, --глядя в одну точку на горизонте. Он видел, как оно меняет цвет.Видел, как оно мутнеет, становится пенным и грязным и выплевывает горыотбросов, когда сильные дожди полощут его расходившиеся кишки. Мало-помалуон научился следить за ним, как это делают те, кто знают его лучше,--можетбыть, даже не глядят на него, но не забывают о нем даже во сне. В августе умерла жена старого Хакоба. Утром ее нашли в постели мертвой,и, как всех остальных, пришлось бросить ее в море без цветов. А Тобиас все ждал, Так сильно, что ожидание стало смыслом его жизни.Однажды ночью, когда он дремал в гамаке, ему почудилось, как что-то ввоздухе изменилось. То появлялся, то исчезал какой-то запах, как в тевремена, когда японский пароход вывалил у самого порта груз с гнилым луком. Потом запах устоялся и уже не исчезал до рассвета. И только когда сталоказаться, что его можно взять в руки и показать, Тобиас спрыгнул с гамака ивошел в комнату Клотильды. Он несколько раз встряхнул ее. --Вот он, --сказал ей Тобиас. Клотильде пришлось пальцами раздвинуть запах, как паутину, чтобыприподняться. Потом она снова упала на теплую постель. --Будь ты проклят, -- сказала она. Тобиас одним прыжком достиг двери,выбежал на середину улицы и закричал. Он кричал изо всех сил, потом перевелдух и снова закричал, подождал немного и глубоко вздохнул --запах над моремне исчезал. Но никто не отозвался. Тогда он стал стучаться во все дома, дажев те, где никто не жил, пока в этом переполохе не приняли участие собаки ине перебудили всех. Многие не чувствовали запаха. Зато другие, особенно старики, опустилиськ берегу, чтобы насладиться им. Запах был таким густым, что начисто вытеснилвсе другие запахи прошлой жизни. На рассвете он был так чист, что жалко былодышать. Некоторые, насытившись, вернулись домой. Большинство осталосьдосыпать на пляже. Тобиас спал почти целый день. Клотильда добралась до него только вовремя сиесты, и целый вечер они резвились в постели, оставив дверь в патиооткрытой, Сначала они сплетались, как черви, потом сделали это, как кролики,а под конец --как черепахи, пока не начало смеркаться и мир не потускнел. Ввоздухе еще пахло розами. Время от времени в комнату долетали звуки музыки. - Это у Катарино, --сказала Клотильда. --Должно быть, к нему кто-нибудьпришел. Пришли трое мужчин и женщина. Катарино подумал, что попозже могутприйти еще и попытался наладить радиолу, Поскольку сам не сумел, то попросилПанчо Апарсеида, который мог все, что угодно, потому что ему всегда былонечего делать, а кроме того, у него был ящик с инструментами и ловкие руки. Лавка Катарино помещалась в деревянном доме, стоявшем поодаль, на самомберегу. В ней была большая комната со столиками и стульями и несколькокомнат в глубине дома. Наблюдая за работой Панчо Апаресидо, трое мужчин иженщина много пили, сидя за стойкой, и по очереди зевали. После многих попыток радиола наконец заработала. Услышав музыку,отдаленную, но ясную, люди умолкали. Они смотрели друг на друга, не зная,что сказать, и только тут понимали, как постарели с тех пор, когда последнийраз слышали музыку. Тобиас обнаружил, что после девяти еще никто не спал. Все сидели удверей и cлушали старые пластинки Катарино с детской покорностьюнеизбежному, с какой наблюдают солнечное затмение. Каждая пластинка будтоговорила, что ты давно уже умер, или о чем-то, что ты должен был сделатьзавтра же, много лет назад, но так никогда и не сделал --забыл, --это быловсе равно что вновь почувствовать вкус пищи после долгой болезни. Музыка кончилась около одиннадцати, Многие легли спать, решив, чтобудет дождь, потому что над морем появилась черная туча. Но туча опустилась,подержалась немного на поверхности, а потом растворилась в воде. Наверхуостались только звезды. Немного позже ветер, дувший от поселка к морю,возвращаясь обратно, принес запах роз, --Я же говорил вам, Хакоб, --воскликнул дон Максиме Гомее. --Опять онздесь. Уверен --теперь мы будем чувствовать его каждую ночь. -- Бог этого не допустит, -- сказал старый Хакоб. -- Этот запах--единственное, что пришло ко мне в жизни слишком поздно. Они играли в шашки в пустой лавке, не обращая внимания на музыку. Ихвоспоминания были такими древними, что не было пластинок достаточно старых,чтобы пробудить их. -- Я-то сам не очень верю во все это, - сказал дон Максимо Гомес,--Если столько лет жить, питаясь голой землей, с женщинами, мечтающими омаленьком садике с цветами, ничего странного, если в конце концов начнешь ине такое чувствовать, и поверишь что все это на самом деле. --- Да, но мы чувствуем это собственным носом, --сказал старый Хакоб. -- Это ничего не значит, --заметил дон Максиме Гомес. --- Во времявойны, когда с революцией уже было покончено, мы так мечтали о настоящемкомандире, что нам стал являться герцог Мальборо, во плоти и крови. Я виделего собственными глазами, Хакоб. Было уже за полночь, Оставшись один, старый Хакоб запер лавку и перенеслампу в спальню. За окном, квадрат которого очерчивал светящееся море, онвидел скалу, откуда бросали в воду умерших. -- Петра, -- тихо позвал он. Она не слышала его, В эту минуту она плыла, будто водяной цветок, всверкающем полдне Бенгальского залива. Она подняла голову чтобы видетьсквозь воду, как через освещенный витраж, огромную Атлантику. Но она невидела своего мужа, который в этот момент, на другом конце света, сновауслышал радиолу Катарино, -- Вот видишь, --сказал старый Хакоб. --Меньше чем полгода назад всесчитали тебя сумасшедшей, а теперь сами устроили праздник в честь этогозапаха, из-за которого ты умерла. Он погасил лампу и лег в постель. Он плакал тихо, безутешно,по-стариковски всхлипывая, но скоро заснул. -- Ушел бы я из этого поселка, если б мог, -- плакал он во сне, уехалбы к чертям отсюда, будь у меня хоть двадцать песо. С этой ночи, в течение нескольких недель, над морем стоял аромат роз.Им пропитались деревянные дома, еда и вода для питья, и не было места, гдебы он не был слышен. Многие боялись, что этот запах идет даже от ихсобственных испражнений. Мужчины и женщина, приходившие а лавку Катарино, впятницу ушли, но вернулись в субботу с целой толпой. В воскресенье ещепришли люди, Они кишели везде, где только можно, в поисках еды и ночлега,так что стало невезможно пройти по улице. Приходили eщe я еще. В лавку Катарино вернулись женщины, покинувшиепоселок, когда оттуда ушла жизнь. Они стали еще толще и еще размалеваннее япринесли модные пластинки, никому и ничего не напоминавшие. Вернулся кое-ктоиз прежних жителей поселка. Они уходили, чтобы где-то в других местах набитькарманы деньгами, в вернулись, хвастая своими успехами, но одеты они были вто же, в чем когда-то уходили. Появились музыканты и лотереи, гадалки инаемные убийцы, и люди с живыми змеями на шее, продававшие эликсирбессмертия. Они продолжали приходить еще в течение нескольких недель, дажекогда начались дожди и море стало неспокойным, а запах исчез. Одним из последних пришел священник. Он появлялся всюду, ел хлеб,обмакивая его в кофе с молоком, и мало-помалу стал запрещать все, чтопоявилась до него: лотереи, новую музыку и манеру танцевать под нее, и даженедавний обычай спать на берегу, Однажды вечером, в доме Мельчора, онпроизнес проповедь о запахе с моря. - Возблагодарим же небеса, дети мои, --сказал он, - ибо это есть запах,ниспосланный Богом. Кто-то перебил его: - Откуда вы знаете, падре, вы ведь его еще не слышали? -- В Священном писании, --ответил тот, --ясно говорится об этом запахе. Этот поселок избран Господом. Тобиас, как сомнамбула, появлялся то тут, то там среди всеобщегопразднества, Он принес Клотильде деньги --она узнала, что это такое. Онипредставляли себе, как выиграют в рулетку кучу денег, потом все подсчитали ипочувствовали себя несказанно богатыми с той суммой, которую могли бы выиграть. Но однажды вечером не только они, но и толпа, заполнившаяпоселок, увидели гораздо больше денег сразу, чем могло уместиться в ихвоображении. Это было в тот вечер, когда пришел сеньор Эрберт. Он появилсянеожиданно, установил посреди улицы стол и поставил на него два большихбаула, доверху набитые банкнотами. Денег было столько, что вначале на нихникто не обратил внимания, --невозможно было поверить, что это в самом деледеньги. Но когда сеньор Эрберт зазвонил в колокольчик, ему наконец поверилии стали подходить ближе -- послушать. -- Я самый богатый человек на свете, -- сказал он. -- Денег у менястолько, что я не знаю, куда их складывать. Но кроме того, у меня стольбольшое сердце, что оно не умещается в моей груди, - поэтому я принялрешение идти по свету и разрешать проблемы рода человеческого. Он был крупный и краснолицый. Говорил громко, без пауз, жестикулируямягкими, вялыми руками, которые казались только что выбритыми. Речьпродолжалась четверть часа, потом он передохнул. Затем снова потрясколокольчиком и начал говорить. В середине речи кто-то в толпе перебил его,помахав шляпой: --Слушайте, мистер, незачем столько говорить, начинайте раздаватьденьги. --О нет, --ответил сеньор Эрберт. -- Раздавать деньги просто так -- не только бессмысленно, но инесправедливо. Он нашел глазами того, кто его перебил, и сделал ему знак подойти.Толпа расступилась, -- Все будет иначе, -- продолжал сеньор Эрберт, -- с помощью нашегонетерпеливого друга мы продемонстрируем сейчас наиболее справедливый способраспределения богатств. Как тебя зовут? -- Патрисио. -- Прекрасно, Патрисио, -- сказал сеньор Эрберт, -- Как у всех, у тебяесть давняя проблема, которую ты не в силах разрешить? Патрисио снял шляпу и кивнул. -- Какая же? -- Проблема у меня такая, -- сказал Патрисио, --денег нет. -- И сколько тебе нужно? -- Сорок восемь песо. Сеньор Эрберт издал торжествующий возглас: "Сорок восемь песо", --повторил он. Толпа одобрительно зашумела. -- Прекрасно, Патрисио, -- продолжал сеньор Эрберт, -- А теперь скажинам: что ты умеешь делать? --Много чего. -- Выбери что-нибудь одно, -- сказал сеньор Эрберт, - То, что умеешьлучше всего. -- Ладно, --ответил Патрисио, --Я умею подражать голосам птиц. Снова послышался одобрительный шум, и сеньор Эрберт обратился ксобравшимся: -- А теперь, сеньоры, наш друг Патрисио, который великолепно подражаетголосам птиц, изобразит нам пение сорока восьми разных птиц -- и такимобразом разрешит свою величайшую проблему. И тогда Патрисио, перед удивленно притихшей толпой, начал подражатьпению птиц. То свистом, то клекотом он изобразил всех известных птиц, ачтобы набрать нужное число --и таких, которых никто не мог узнать. Когда онзакончил, сеньор Эрберт попросил собравшихся поаплодировать и отдал емусорок восемь песо. -- А сейчас, --сказал он, --подходите по очереди. --До этого же часазавтрашнего дня я буду здесь разрешать ваши проблемы. Старый Хакоб узнавал о происходящей суматохе из разговоров проходившиxмимо людей. С каждым новым известием сердце у него распирало все больше ибольше, пока он не почувствовал, что оно вот-вот разорвется. -- Что вы думаете об этом гринго? --спросил он. (Так называют в Латинской Америке американцев из США) Дон Максиме Гомес пожал плечами. -- Может быть, он -- филантроп. -- Если бы я умел что-нибудь делать, --сказал старый Хакоб, --я тожемог бы решить свою маленькую проблему. У меня-то ведь и вовсе ерунда:двадцать пeco. --Вы отлично играете в шашки, --сказал дон Максиме Гомес. Старый Хакоб, казалось, не обратил внимания на эти слова. Но оставшисьодин, завернул в газету игральную доску и коробку с шашками и отправился напоединок с сеньором Эрбер-том. Он ждал своей очереди до полуночи. Наконецсеньор Эрберт нагрузил своими баулами двоих мужчин и распрощался до утра. Он не пошел спать. Он появился в лавке Катарино, в сопровождениимужчин, которые несли его баулы, а за ним все шли толпой люди со своимипроблемами. Он решал их одну за другой, и решил столько, что в конце концовостались только женщины и несколько мужчин, чьи проблемы были уже решены. Вглубине комнаты одинокая женщина неторопливо обмахивалась какой-торекламной, словно веером. -- А ты, --крикнул ей сеньор Эрберт, --у тебя что за проблема? Женщина перестала обмахиваться. -- Я вашего праздника не касаюсь, мистер, - крикнула она через всюкомнату. - Нет у меня никаких проблем, я - проститутка, так уж у меняустроено нутро. Сеньор Эрберт пожал плечами. Он пил холоднее пиво, стоя рядом сбаулами, в ожидании новых проблем. И потел. Немного позже женщина отделилась от сидевшей за столиком компании итихо заговорила с ним. У нее была проблема в пятьсот песо. -- А ты за сколько идешь? --спросил ее сеньор Эрберт. -- За пять. -- Скажи пожалуйста, сказал сеньор Эрберт. --Сотня мужчин. -- Это ничего, --сказала она. --Если я достану денег, это будетпоследняя сотня мужчин в моей жизни. Он окинул ее взглядом. Она была очень юной, хрупкого сложения, но вглазах была твердая решимость, -- Ладно, --сказал сеньор Эрберт. -- Иди в комнату, а я буду тебе их присылать, каждого с пятью песо. Он вышел на улицу и затряс колокольчиком. В семь часов утра Тобиасувидел, что лавка Катарино открыта. Все было тихо. Полусонный, отекший от пива сеньор Эрберт следил запоступлением мужчин в комнату девушки. Тобиас тоже пошел, Девушка узнала его и удивилась, увидев в комнате. - Ты тоже? --Мне сказали, чтобы я вошел, --сказал Тобиас, --Дали пять песо исказали -- не задерживайся. Она сняла с постели мокрую от пота простыню и подала Тобиасу другойконец. Простыня была тяжела, как брезент. Oни отжали ее, выкручивая законцы, пока она не обрела свой нормальный вес. Перевернули матрас, и с неготоже закапал пот. Тобиас проделал все, на что был способен. Перед тем какуйти, он добавил пять песо к растущей горке бумажек рядом с постелью, -- Присылай всех, кого увидишь,--наказал ему сеньор Эрберт, -- не знаю,справимся ли мы с этим до полудня. Девушка приоткрыла дверь и попросила холодного пива. Несколько мужчинждали своей очереди, -- Сколько еще? -- спросила она. -- Шестьдесят три, -- ответил сеньор Эрберт. Старый Хакоб весь день ходил за ним со своей игральной доской. К вечеруего очередь подошла, он изложил свою проблему, и сеньор Эрберт принял егопредложение. Они поставили два стула и столик прямо на большой стол, посредизаполненной народом улицы, и старый Хакоб начал партию. Это был последнийход, который он сделал обдуманно. Он проиграл. --- Сорок песо, --сказал сеньор Эрберт, -- и я даю вам фору в двешашки. Он снова выиграл. Его руки едва касались шашек. Он игралсосредоточенно, предугадывая ходы противника, и все время выигрывал.Собравшиеся устали следить за их игрой. Когда старый Хакоб решил сдаться, онбыл должен пять тысяч семьсот сорок два песо и двадцать три сентаво. Он не пал духом. Записал цифру на бумажке и спрятал ее в кармам. Потомсложил доску, положил шашки в коробку и завернул все в газету. -- Делайте со мной, что хотите, -- сказал он, -- но это оставьте мне.Обещаю вам играть весь остаток моей жизни, чтобы собрать эту сумму. Сеньор Эрберт посмотрев на часы. --От души сочувствую, --сказал он. -- Срок истекает через двадцатьминут. Он подождал и убедился, что противник выхода из положения не нашел. --Больше у вас ничего нет? -- Честь. -- Я имею в виду, --объяснил сеньор Эрберт, -- что-нибудь такое, чтоменяет цвет, если пройтись по нему кистью, намазамной краской, -- Дом, ---сказал старый Хакоб так, будто отгадал загадку, --Он ничегоне стоит, но это все-таки дом. Вот так и получилось, что сеньор Эрберт получил дом старого Хакоба. Кнему перешли также дома и имущество всех тех, кто не смог выполнить условия,но зато он устроил целую неделю веселья с музыкантами, фейерверками,циркачами-канатоходцами и сам руководил праздником. Это была памятная неделя. Сеньор Эрберт говорил о чудесной судьбепоселка, нарисовал даже город будущего с огромными стеклянными зданиями, наплоских крышях которых будут танцевальные площадки. Он показал егособравшимся. Они удивлялись, пытаясь найти себя в ярко раскрашенных сеньоромЭрбертом прохожих, но те были так хорошо одеты, что узнать их былоневозможно. От всего этого у них начинало болеть сердце, Они смеялись надтем, над чем прежде плакали в октябрьские дни, и жили отуманенные надеждой,до тех пор пока сеньор Эрберт не позвонил в колокольчик и не объявил, чтопраздник окончен. Только тогда он решил отдохнуть. -- Вы умрете от такой жизни, какую ведете, --сказал старый Хакоб. - У меня столько денег, --- сказал сеньор Эрберт, --что нет никакогосмысла умирать. Он повалился на постель. Он спал дни и ночи, храпя, как лев, и прошлостолько дней, что люди, устали ждать, Им пришлось откапывать крабов и естьих. Новые пластинки Катарино стали такими старыми, что никто не мог слушатьих без слез, и пришлось закрыть Много времени спустя после того, как заснул сеньор Эрберт, в домстарого Хакоба постучал священник. Дверь была заперта изнутри, Спящий придыхании вбирал так много воздуха, что некоторые предметы, став легче, началипарить над землей. -- Я хочу с ним поговорить, --сказал священник. -- Придется подождать, -- ответил старый Хакоб. --У меня мало времени. -- Садитесь, падре, и подождите, -- повторил старый Хакоб. --А пока,сделайте одолжение -- поговорите со мной. Я уже давно ничего не знаю, чтоделается на свете. -- Люди уходят. Скоро поселок станет таким, как прежде. Вот и всеновости. -- Вернутся, -- сказал старый Хакоб, --когда над морем снова будетзапах роз. --Пока что надо как-то сохранить иллюзии у тех, кто еще остался,--продолжал священник, --Надо срочно начать строительство церкви. -- За этим вы и пришли к мистеру Эрберту, --сказал старый Хэкоб. -- Именно так, --сказал священник, --Гринго очень добры. -- Тогда ждите, падре, --сказал старый Хакоб. --Может, он и проснется. Они стали играть в шашки. Партия была длинная и трудная, они играли еемного дней, но сеньор Эрберт не проснулся. Священник в конце концов пришел в отчаяние. Он везде бродил с меднойтарелочкой для пожертвований на строительство церкви, но ему мало чтоудалось собрать. От этих упрашиваний он становился все прозрачнее, кости егоначали стучать друг о друга, и однажды в воскресенье он приподнялся надземлей на две кварты, но об этом никто не знал. Тогда он сложил в одинчемодан одежду, в другой собранные деньги и распрощался навсегда. -- Запах не вернется, -- сказал он тем, кто пытался его отговорить. --Надо смотреть правде в глаза поселок погряз в смертных грехах. Когда сеньор Эрберт проснулся, поселок был таким же, как прежде. Дождьмесил грязь, оставшуюся после многочисленных толп, земля снова сталабесплодной и черствой, будто кирпич. -- Долго же я спал, --зевнул сеньор Эрберт. -- Вечность, --сказал старый Хакоб. -- Я умираю от голода. -- Все остальные тоже, -- сказал старый Хакоб, --Только и осталось--ходить на берег и выкапывать крабов. Тобиас нашел сеньора Эрберта ползающим по песку с пеной на губах иподивился тому, как голодные богачи похожи на бедняков. Сеньор Эрберт не могнайти достаточно крабов. Под вечер он предложил Тобиасу поискать что-нибудьсъестное на дне моря. -- Что вы, --предостерегал его Тобиас, --только мертвые знают, что там,в глубине, -- Ученые тоже знают, --сказал сеньор Эрберт. --Там, за моремкораблекрушений, гораздо глубже, живут черепахи с очень вкусным мясом.Раздевайся и пойдем. Они пошли. Отплыли от берега, потом спустилась в глубину, все ниже иниже, где сначала исчез свет солнца, потом --моря и предметы были виднытолько благодаря собственному свечению. Они проплыли мимо затонувшегопоселка, где мужчины и женщины верхом на лошадях гарцевали вокругзеркального киоска. День был прекрасный и на террасах цвели яркие цветы. --- Их затопило в воскресенье, около одиннадцати утра, --оказал сеньорЭрберт.---Должно быть, был потоп. Тобиас поплыл к поселку, но сеньор Эрберт знаком показал ему следоватьза ним в глубину. --Там розы, --сказал Тобиас. --Я хочу, чтобы Клотильда увидела их. -- В другой раз вернешься, когда не надо будет торопиться, -- сказалсеньор Эрберт. - А сейчас я умираю от голода. Он опускался, как осьминог, таинственно шевеля длинными руками. Тобиас,старавшийся не терять его из виду, подумал, что так, должно быть, плаваютвсе богатые. Постепенно они прошли море больших катастроф и вошли в моремертвых. Их было столько, что Тобиае не мог припомнить, видел ли он сразустолько живых людей. Они плыли, не шевелясь, лицом кверху, на разной высоте,и вид у них был всеми забытый. -- Это очень древние мертвецы, --сказал сеньор Эрберт. --Нужны века,чтобы обрести такое, успокоение. Еще глубже, где были умершие недавно, сеньор Эрберт остановился. Тобиасдогнал его в тот момент, когда мима них проплывала совсем юная женщина. Оналежала на боку, глаза у нее были открыты, и за ней струился поток цветов, Сеньор Эрберт приложил палец к губам и застыл, пока не проплылипоследние цветы. -- Это самая красивая женщина, которую я видел в своей жизни, --сказалон. -- Это жена старого Хакоба, --сказал Тобиас. --Она моложе лет напятьдесят, но это она. Уверен. -- Она проделала большой путь, --сказал сеньор Эрберт. -- За нейтянется флора всех морей мира. Они достигли дна. Сеньор Эрберт несколько раз сворачивал, шагая попочве, похожей на рифленый шифер. Тобиас шел за ним. Только когда глазапривыкла к сумраку глубины, он увидел, что там были черепахи. Тысячи--распластавшихся на дне и таких неподвижных, что они казались окаменелыми. -- Они живые, --сказал сеньор Эрберт, --но спят уже миллионы лет. Он перевернул одну. Тихонько подтолкнул ее кверху, и спящее животное,скользнув из рук, стало зигзагами подниматься к поверхности. Тобиас дал ейуплыть. Он только поднял голову и увидел всю толщу моря, но с другойстороны. -- Похоже на сон, --сказал он. -- Для твоего же блага, -- сказал ему сеньор Эрберт, --никому об этомне рассказывай. Представь себе, какой беспорядок начнется на свете, еслилюди узнают об этом. Было около полуночи, когда они вернулись в поселок. РазбудилиКлотильду, чтобы она вскипятила воду. Сеньор Эрберт свернул черепахе голову,но когда ее разделывали, всем троим пришлось догнать и отдельно убитьсердце, потому что оно выскочило и запрыгало по двору. Наелись так, что немогли продохнуть. -- Что ж, Тобиас, -- сказал тогда сеньор Эрберт, -- обратимся креальности. -- Согласен. -- А реальность такова, -- продолжал сеньор Эрберт, --что этот запахникогда не вернется. -- Вернется. -- Нет, не вернется, -- вмешалась Клотильда, -- между прочим потому,что его никогда и не было. Это ты всех взбаламутил. -- Но ведь ты сама его слышала, --сказал Тобиас. -- Я в ту ночь была сама не своя,--сказала Клотильда. -- А сейчас яничему не верю, что бы там ни творилось с этим морем. -- Так что я ухожу, --сказал сеньор Эрберт. И добавил, обращаясь иобоим: --Вам тоже нужно уходить. На свете слишком много дел, чтобы сидеть вэтом поселке и голодать. Он ушел, Тобиас остался в патио пересчитать звезды у горизонта иобнаружил, что их стало на три больше, чем в прошлом декабре. Клотильдапозвала его в дом, не он не обратил на нее внимания. -- Да иди же сюда, дурень, -- все звала его Клотильда, -- Целуювечность мы не делали это, как кролики. Тобиас ждал еще долго. Когда он наконец вошел, она уже спала. Онразбудил ее, но был таким усталым, что толком ничего не вышло, и они толькои могли сплетаться, как два червя, -- Ты совсем отупел, -- сказала Клотильда недовольно, -- Попробуйдумать о чем-нибудь другом. -- Я и думаю о другом. Ей захотелось знать, о чем, и он решил рассказать, ей при условии, чтоона никому не скажет. Клотильда обещала. -- На дне моря, --сказал Тобиас,--есть поселок из белых домиков, а натеррасах -- миллионы цветов, Клотильда обхватила голову руками. --Ох, Тобиас, --запричитала она.--Ох, Тобиас, ради всего святого, неначинай ты снова всего этого. Тобиас умолк. Он отодвинулся на край постели и попытался уснуть. Ему неудавалось это до самого рассвета, пока не подул бриз и крабы оставили его впокое. Воспроизведено из газеты "Литератор" (Ленинград) No25 (79) июнь 1991 г.