Иное дело — государства, которым царь Филипп успел нанести захватнические визиты. Вот у них действительно были достаточно веские причины освободиться от оккупации и нанести ответные визиты оккупанту. А больше, практически, никто…
Но историки поют о том, что Александру «угрожали одновременно греки и варвары», а потому у него не было иного выхода, кроме как ополчиться и на тех, и на других. Как, впрочем, и на третьих, четвертых и т.д.
КСТАТИ:
В ночь рождения Александра некий грек по имени Герострат, изнывая от желания хоть чем-нибудь прославить свое никому не интересное имя, не придумал ничего лучшего, чем поджечь в городе Эфесе храм, который по праву считался шедевром архитектуры того изысканного времени.
Может быть, это случайное совпадение, а может быть… все может быть в мире, где редко что происходит случайно.
Так или иначе, но Александр подвергает огню и мечу все балканские земли, придунайские и греческие. Он берет штурмом цветущие Фивы, не пожелавшие покориться его притязаниям. Город был разграблен и разрушен. Шесть тысяч горожан заплатило своими жизнями за сопротивление воле Александра Македонского, а тридцать тысяч были проданы в рабство.
Таким образом все северо-восточное Средиземноморье стало владением неукротимого Александра.
Но ему мало было одной лишь воинской славы, да и полученное воспитание давало о себе знать. Александр желал, чтобы его считали своего рода миссионером, распространителем эллинизма во всем обозреваемом мире. В целях пропаганды такого имиджа он пригласил к себе в гости греческого философа Диогена, человека известного во всем Древнем мире.
Философ решительно отказался от приглашения, и тогда Александр сам отправился навестить отшельника, живущего в бочке (вернее, в огромном глиняном сосуде) вблизи ворот Коринфа.
|
|
Александр и Диоген
Когда Александр в сопровождении свиты приблизился в обиталищу Диогена, тот лежал в своей бочке и задумчиво глядел на солнце. Он и бровью не повел, увидев перед собой грозного царя. Подождав некоторое время, тот вынужден был представиться:
— Я — Александр, великий царь.
— А я — собака Диоген, — последовал ответ.
— Что я мог бы для тебя сделать? — спросил Александр.
— Не заслоняй мне солнца!
— Хорошо, — проговорил царь, отходя в сторону. И добавил, обращаясь к своей свите: — Если бы я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном!
…Легко сказать. Таких как Александр Македонский отыщется в Истории немало, чего не скажешь про Диогена…
АРГУМЕНТЫ:
«Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира — вот два блага, которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке, однако же был счастливее всех царей земных».
Антон Чехов
Диоген (400—13.06.323 гг. до н.э.) — знаменитый греческий философ. Ученик и последователь Антисфена, основателя школы киников.
Это он ходил по городу днем с фонарем, отвечая на недоуменные вопросы: «Ищу человека, а не негодяя».
Это он однажды закричал, стоя посреди городской площади: «Эй, люди!», а когда сбежался к нему народ, замахнулся палкой и сказал: «Я звал людей, а не дерьмо!»
Это был великий, непревзойденный эпатажник, с которым лишь в какой-то мере мог бы посоперничать маркиз де Сад — через двадцать два века…
|
|
Однажды Диоген поблизости от большой дороги уложил в траву женщину и начал заниматься с ней любовью. Когда прохожие обрушили на него град обвинений в оскорблении общественной морали, философ ответил им:
— Почему, в таком случае, вы не возмущаетесь, наблюдая за сеятелем в поле?
Он откровенно издевался над тем, что большинство понимает под термином «общественная мораль». Собственно, какой еще реакции на это понятие можно было ожидать от самодостаточного человека, хорошо знающего о том, как эта «мораль» расправилась с Сократом, Фидием и другими великими личностями?
Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто не слушал его, и тогда философ заверещал по-птичьему. Когда его окружила плотная толпа, Диоген пристыдил тех, кого можно привлечь только пустяками. Подобная исходная ситуация спровоцировала то, что Диоген, прервав свою речь, присел на землю и на глазах у почтеннейшей публики испражнился…
Мастурбируя на глазах у всех, он приговаривал: «Вот если бы и голод можно было унять, потирая живот!»
Увидев, как какой-то мальчик пил воду из горсти, Диоген выбросил из сумы свою чашку и сказал: «Мальчик превзошел меня простотой жизни».
Как-то он просил подаяния у… статуи, объяснив это так: «Я хочу приучить себя к отказам».
А когда его спросили, почему, по его мнению, люди охотно подают милостыню нищим, но отказываются подавать ее философам, Диоген ответил не задумываясь: «Да потому что они знают, что хромыми или слепыми они, может быть, и станут, а вот мудрецами — никогда!»
|
|
Жители Коринфа, узнав, что Филипп, царь Македонский, идет на них войной, начали спешно готовиться в обороне города. Диоген при этом старательно катал взад-вперед свою бочку, отвечая так на вопросы любопытных: «У всех сейчас запарка, так что и мне не годится бездельничать, а бочку я катаю потому, что ничего другого у меня нет».
Он очень скептически относился к спорту и спортивной славе. Однажды один из увенчанных славой чемпионов снисходительно посоветовал Диогену продемонстрировать свою закалку на Олимпийских играх, дабы она не пропадал даром, на что философ ответил:
— Зачем? Я ведь участвую в состязаниях куда более важных, чем Олимпийские игры.
— Да ну? В каких это? — изумился прыгун.
— Я участвую в борьбе с пороками, — гордо произнес Диоген.
Такой ответ в наше время был бы оригинален до дерзости, учитывая всеобщий ажиотаж вокруг Олимпийских игр, футбольных чемпионатов и т.п., не говоря уже о времени Александра Македонского, когда наиболее почитаемыми людьми были спортсмены и головорезы…
Но следует отдать должное Александру: это был весьма и весьма многогранный человек, в характере которого сочетались жестокость и мудрость, аскетизм и сибаритство, черствость и отзывчивость, вспыльчивость и отрешенная созерцательность.
Искренне сожалея о жертвах среди мирного населения Фив, он, вторгшись в Малую Азию, покоряет город Тир, где приказывает перебить восемь тысяч жителей, а тридцать — продать в рабство. И так он поступал не только с Тиром…
В то же время есть свидетельства того, что Александр был крайне щепетилен в вопросах воинской чести. Например, он отказывался атаковать неприятеля под покровом ночи, заявляя, что не желает принимать подачки у темноты. Или вот такой эпизод…
В расположение войск Александра пришел человек, настоятельно просивший личной встречи с царем, так как он должен был открыть Александру некую великую тайну.
Царь принял его. Человек этот оказался изобретателем весьма действенного средства защиты от вражеской конницы. Этим средством оказалась простая доска, густо усеянная длинными гвоздями. Если множество таких досок, пояснил изобретатель, разбросать в траве на пути конницы, то лошади, наступив на гвозди, будут ранить себе ноги, падать и сбрасывать всадников на острия этих гвоздей. Он заверил царя, что такое препятствие совершенно непреодолимо.
Александр спросил его, знает ли кто-нибудь еще об этом новшестве. Изобретатель поклялся, что никто. Тогда царь сказал: «Есть вещи, которые не позволено преступать ни смертному, ни даже богам. Истинная судьба решается в честном бою лучших с лучшими».
И приказал немедленно казнить злополучного изобретателя.
Мог ли он предполагать, что на смену казненному придут десятки, сотни, тысячи таких изобретателей, и они продвинутся гораздо дальше в своих адских изысканиях, а сильные мира сего не только не станут их казнить за это, а напротив, окружат всеми мыслимыми и немыслимыми благами…
КСТАТИ:
Доски, усеянные гвоздями, довольно широко применялись во все последующие времена вплоть до Первой мировой войны, где они, правда, выглядели сущим анахронизмом в сравнении с отравляющими газами и разрывными пулями «Дум-дум».
Александр, покорив Малую Азию, двинулся в Египет, где жрецы, пораженные его сходством с таинственно исчезнувшим царем Нектанебом, объявили его богом, что не вызвало никаких возражений у македонского царя.
В его честь был основан город Александрия.
Но всего этого ему показалось мало. Ему всего и всегда казалось мало.
Войска Александра Македонского двинулись на Персию, где тогда правил царь Дарий III. В его распоряжении находилось стотысячное войско, в составе которого были боевые слоны и целые отряды колесниц, оснащенных острыми косами по бокам, что создавало дополнительную угрозу противнику. У Александра же было всего 35 тысяч пехоты и кавалерии.
В мае 334 г. до н.э. произошло первое сражение между персами и войсками Александра у реки Граники. Персы были разбиты наголову, что дало Александру возможность стремительно продвинуться в глубь Передней Азии.
Один из покоренных им городов носил название — Гордий. На его стене возвышался довольно необычный памятник. Это была самая обыкновенная телега, когда-то принадлежавшая основателям города, Гордию и Мидасу. Дышло этой телеги было привязано к передней оси при помощи такого замысловатого узла, что его никто не мог развязать в течение нескольких сотен лет.
А народное предание гласило, что тот, кто сумеет справиться с этим узлом, будет властителем всей Азии. И вот Александр решает попытать счастья. При огромном стечении народа он пытается развязать узел, но все его усилия оказываются тщетными. Не привыкший отступать молодой царь выхватывает меч и разрубает узел, что и было единственным верным решением задачи! Отсюда и пошло выражение «разрубить Гордиев узел».
А царь Дарий жаждал реванша. Он лично выступил против Александра во главе 600 тысяч воинов, 600 мулов и 300 верблюдов.
В распоряжении Александра было всего 35 тысяч воинов и обоз, в котором передвигались за солдатами не столько съестные припасы, сколько запасное вооружение и девицы для развлечений. Лично Александра сопровождала одна из знаменитейших и красивейших гетер того времени — Таис Афинская.
Противники встретились на равнине у города Иссы. Битва была до неприличия короткой. Персидская армия бежала, потеряв убитыми 100 тысяч пехотинцев и 10 тысяч всадников. Столько же попало в плен. Победителям достались несметные богатства персидского царя, который бежал с поля битвы, растеряв не только свое личное вооружение, не и детали одежды.
Вскоре состоялась третья, заключительная битва этого противостояния Александра и Дария. Они встретились у местечка Гавгамелы на берегу реки Тигр. И на этот раз персы были разбиты. Сам Дарий скрылся с остатками своей разгромленной армии, но через некоторое время его походный лагерь был окружен передовым отрядом Александра. Желая выслужиться перед победителем, один из приближенных Дария, которого звали Бесс, заколол кинжалом своего повелителя, за что был приговорен к казни Александром, ненавидевшим предательство в любых его проявлениях.
Был взят штурмом главный город Персии — Персеполис.
Во время пира победителей на середину зала вышла Таис Афинская. Она обратилась к Александру с просьбой разрешить ей поджечь дворец Дария III, дабы слабые женщины из свиты македонского царя получили возможность отомстить персам за Грецию. Хмельной от победы и от вина Александр милостиво разрешает вздорной бабе спалить шедевр мировой архитектуры, что она и делает…
Вообще-то Александр был довольно суров с женщинами, однако бушующая чувственность подчас играла с ним весьма пикантные шутки.
После победы над Дарием он устроил себе и ближайшим соратникам пышные свадьбы с персидскими полонянками. Были сооружены роскошные шатры с сотнями брачных лож, отделанных серебром и задрапированных тончайшими тканями Востока. Ложе Александра было изготовлено из чистого золота. Свадебный пир длился пять дней и ночей. Женами македонского царя стали две красавицы — Статира, дочь Дария III, и Парисатида, которую летописцы Александра называли «Богиней ночи».
В другой раз Александр женился на некоей Филлиде, уроженке экзотической Индии. То ли эта девушка действительно являла собой образец совершенства женской плоти, то ли сработал фактор. экзотики, но в любом случае факт оставался фактом: Александр настолько увлекся новой женой, что забросил государственные дела.
Бывший тогда при нем Аристотель решает вмешаться в ход событий. Он обращается к Филлиде с предложением оставить Александра, аргументируя свое предложение мыслью о бренности всего сущего и сексуального влечения в том числе. Красавица соглашается на предложение великого философа, но с одним условием: он прокатит ее по залу на своей спине, то есть исполнит роль верховой лошади.
Самолюбивый Аристотель с готовностью соглашается на это странное требование, исходя исключительно из интересов государства.
Войдя в зал через несколько минут, Александр остолбенел, увидев гордого Аристотеля в немыслимой роли скакуна, которого пришпоривала Филлида.
— Вот видишь, — сказал ему философ, — что эта девица вытворяет со мной, старым и умудренным опытом человеком! Думаю, тебе нетрудно представить себе, во что она может превратить сгорающего от страсти молодого человека.
Молодожен все правильно понял и сделал необходимые выводы.
И так до очередной женитьбы, к счастью, такой же недолгой…
Да к тому же всякая слава влечет за собой множество побочных явлений гораздо более серьезного характера, чем пополнение списка любовниц или жен, а слава Александра была огромной, невообразимо громкой — и с соответствующими побочными явлениями. Как бы рано ни взрослели молодые люди в те далекие эпохи, но 26 лет — это все еще не возраст мудрого игнорирования мишурного блеска и медных труб популярности. Александру ведь было 26 лет, когда праздновали победу в Персеполисе, где он так опрометчиво позволил Таис сжечь ради забавы сокровище древнего зодчества, забыв наставления Аристотеля о том, что все и вся должны находиться на своих местах, и шлюхи — в том числе…
Но что там шлюхи, когда перед ним открылись возможности гораздо более высокого порядка! Александр приказал изготовить для него трон из чистого золота. Этот трон был установлен в огромном шатре, опиравшемся на золотые колонны. Здесь молодой властелин принимал посольства от покоренных народов.
Трон окружали 500 персидских вельмож в желтых шелковых одеяниях, 1000 персидских лучников в красных бархатных плащах и 500 македонских воинов с серебряными щитами.
А вокруг шатра стояли 100 боевых слонов и 10 000 персидских воинов под началом македонских офицеров.
Можно сказать, что у парня «крыша поехала».
Он стал крайне надменным даже с ближайшими соратниками. Проявления малейшего неповиновения теперь карались немедленной смертью. У персов перенял молодой царь и манеру жестоко обращаться с военнопленными.
Недаром же говорят, что победа — далеко не всегда означает благо для победителя…
А он жаждал новых и новых побед, и жажда эта фактически превратилась в манию.
Менее чем через год после разорения Персеполиса он двинул свои войска в Индию, о которой ходило множество легенд и которая влекла к себе множество потенциальных завоевателей, но пока что ни один из них не решился на такой отчаянный и так трудно объяснимый с позиции формальной логики поступок.
Когда его войска двигались в сторону Индии, выяснилось, что огромный обоз, тяжело груженный воинскими трофеями, сильно замедляет поход. И тогда Александр предпринимает меры, мягко сказать, непопулярные. Сначала он приказывает сжечь повозки с его собственными трофеями, затем — с трофеями его приближенных, после чего были сожжены вообще все повозки, которые не несли на себе оружия и походного провианта. Видимо, доверие к Александру было настолько велико, как, наверное, и азарт охоты на журавля в небе, что войско восприняло эту акцию на удивление спокойно.
Они вторглись в Индию, где их ожидали четыре года войны с местными племенами, где Александр то проявлял чудеса благородства в отношении побежденных царьков, то беспощадно вешал туземных мудрецов, призывавших к сопротивлению захватчикам.
Его война споткнулась и остановилась на берегу реки Ганг, когда войско категорически отказалось форсировать эту водную преграду.
— Много лет идем мы за тобой, — сказали царю представители войска, — много царств мы для тебя завоевали, много мы терпели лишений, голода, холода и болезней. Зачем же ты ведешь нас еще дальше, чтобы мы погибли в пустыне и не увидели больше родины, матерей, жен и детей своих?
Ах, это неумолимое «зачем?»… Александр не смог дать вразумительный ответ на этот простой вопрос, и никакие его угрозы, и никакие его мольбы не смогли заставить войско двинуться дальше.
Ему ничего иного не оставалось, как, предвосхищая Монтеня, сказать, не достигнув желаемого, что желал именно достигнутого.
Весь обратный путь был ознаменован пышными праздниками, невообразимым количеством выпитого вина и сексуальными оргиями такого размаха, что греческие культовые совокупления выглядели в сравнении с ними детскими играми в «папу и маму».
Весной 323 года Александр вступил в Вавилон, где вакхические праздники продолжались с новой силой. Здесь, в Вавилоне, Александр был провозглашен «Великим» и признан божественным.
А затем он заболел какой-то неизвестной болезнью и умер как самый простой из смертных.
Историки часто говорят, что главная заслуга Александра Великого заключается в том, что он распространил по миру передовую культуру Эллады. Разные культуры так или иначе взаимодействуют между собой и оказывают взаимное влияние друг на друга, но культура, насаждаемая огнем и мечем, если и приживется, то в очень извращенных, уродливых формах, порождая мутантов-чудовищ.
Да что там, простейший пример с брюками, которые носили одни лишь персы во всем Древнем мире. Ну, пришел Александр, ну, заставил носить вместо брюк хитоны и туники… Где сейчас тот Александр, а где брюки, которые носит весь мир… Военные успехи действительно сродни поднятию штанги. Вскинул ее над собой атлет, зафиксировал достижение, и вернулась она на прежнее место, будто и не покидала его… А был ли мальчик?
КСТАТИ:
«Победа ослабляет народ, поражение пробуждает в нем новые силы».
Антуан де Сент-Экзюпери
Так что блистательные победы Александра Великого едва ли оказали положительное влияние на эллинов. Скорее напротив: закат Эллады после Александра заметно ускорился, и ничто уже не могло его хотя бы задержать.
А вот одна из самых знаменитых гетер древности, Фрина, поставила своеобразную точку в летописи эпохи Александра. Она обратилась в афинское народное собрание с просьбой разрешить ей отстроить за собственный счет стены города Фив, разрушенные Александром. И отстроила. Так стоило ли их разрушать?
Фрина послужила моделью великому скульптору Праксителю в создании им целого ряда прекрасных произведений, составивших славу не только автору, но и всей Элладе. Вот так. Это не сожжение храма в Персеполисе…
К слову о храме… Его поджигательница, Таис Афинская, после смерти Александра вышла замуж за Птолемея I, ставшего царем Египта, и родила ему двух сыновей и дочь.
Птолемей был сподвижником и другом Александра. Его Египетское царство стало одним из трех наиболее значительных осколков огромной державы, которая была довольно быстро сколочена, но еще быстрее распалась.
Кроме Египетского, полководцы Александра возглавили Македонское и Сирийское царства, а также множество мелких, которые были очень скоро развеяны неумолимым ветром Истории.
Стены Фив были восстановлены и еще долгое-долгое время никакой ветер перемен не был им страшен.
А вот у Фрины, пожертвовавшей громадные средства на их восстановление, были немалые проблемы, связанные все с тем же, недоброй памяти, народным собранием Афин. Ее популярность, естественно, провоцировала вспышки активности многочисленных недоброжелателей. А тут еще одна из ее статуй, отлитая из золота, была торжественно установлена в храме Аполлона города Дельфы! Вот этого красавице-гетере уже простить не могли.
В афинский суд поступило заявление с обвинением Фрины в умышленном развращении греческой молодежи посредством своих многочисленных изображений.
Судебное заседание длилось недолго. Почтенные судьи уже готовы были вынести обвинительный приговор, чреватый весьма печальными последствиями для обвиняемой, когда адвокат неожиданно попросил Фрину выйти на середину зала. Затем он подошел к ней и разорвал одежду, обнажив груди великолепной формы и ослепительной белизны.
Пораженные судьи тут же оправдали обвиняемую, исходя из того, что такая красота может быть только даром богов и находится под их покровительством…
КСТАТИ:
«Красота выше гения, так как гений требует понимания, а красота принимается сердцем».
Оскар Уайльд
Не думаю, что красота способна спасти мир, но облагородить ту или иную эпоху и преподнести ее потомкам в виде радостного, праздника Муз и Граций — несомненно. По крайней мере, когда речь идет об Элладе.
Греческое искусство по праву считается каноном, классическим образцом для всей европейской художественной культуры. Статуи Фидия, Праксителя, величественные храмы, разнообразное прикладное искусство, трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, комедии Менандра и Аристофана — вот далеко не полный Перечень драгоценных алмазов в венце греческого искусства.
Пракситель. Венера Книдская
И такое совершенно уникальное явление, как греческий театр…
Греция, бесспорно, родина трагедии, причем в самом широком, не только театральном понимании этого термина, но она еще и родина Платона, который советовал трагедии бытия познавать через смешное. И этот совет был с готовностью воплощен в жизнь, где находится место и для трагедии, и для ее изнанки — комедии.
Основная мысль греческой комедии: нужно как можно более полно предаваться радостям жизни, то есть пить, есть и заниматься сексом, а все остальное — всего лишь необходимое зло, в том числе и брачные отношения.
Брак преподносился комедиографами как не более чем исполнение гражданского долга, а вот связи с гетерами — воплощение высокой любви.
Конфликты комедий Евполида, Ферекрата, Тимокла, Менандра и других греческих драматургов построены, в основном, на ситуациях, возникающих в связи с «голубыми» пристрастиями героев. В одних случаях завязкой комедии становится ревность гетеры к прекрасному юноше, который предпочел ей любовника-мужчину, в других — мужской любовный треугольник, в третьих — борьба гетер за сферы влияния и т.п.
Греческая комедия насыщена торжеством человеческого естества, а посему изобилует моментами, которые мораль последующих эпох признавала непристойными.
Да и не только комедия…
Что касается непосредственно литературы, то она в эллинскую эпоху начала называться содатической — по имени Содата из Маронеи, жившего во время правления Птолемея II Филадельфа. Он специализировался в написании неприличных произведений в стихах и прозе. Стихи Содата обладали той особенностью, что непристойность их проявлялась лишь по прочтении их в обратном порядке.
Птолемей Филадельф всячески благоволил к озорному литератору и часто приглашал его на пиры, где тот развлекал гостей своими «солеными» каламбурами.
Но ничто не бывает вечным. Содат, вдохновленный царскими милостями и, видимо, утративший чувство меры, как-то весьма неудачно пошутил по поводу свадьбы своего покровителя со своей родной сестрой Арсиноей. Порицание за неприличную шутку выразилось в том, что Содата заварили в свинцовый ящик и бросили в море.
Как видим, реакция на непристойность всегда носила чисто субъективный характер.
Так называемая «адаптация» переводов с древнегреческого, а по сути выхолащивание их, дает потомкам весьма извращенное представление о культуре, ставшей фундаментом для развития культурных образований всех последующих эпох.
Можно, конечно, «адаптировать» или «причесать» тексты, можно содержать греческие вазы в спецхранах, чтобы их, не дай Бог, не увидели школьники во время экскурсии в музей, но подобные меры приводят лишь к деформированию культурного наследия и мало чем отличаются от уничтожения буддийских святынь талибами Афганистана.
Время от времени высказываются мысли о том, что эти предметы не характеры для культуры Древней Греции, что они подобраны с неким умыслом удовлетворить вкусы некоторых развращенных туристов, но факты говорят обратное. При раскопках эти предметы находились и продолжают находиться сотнями и тысячами. Их можно увидеть не только в музеях Греции, в Лувре или в Британском музее, но и в значительном количестве частных коллекций.
Такое повторение «случайностей» принято называть закономерностью.
Ну, а в сфере анализа закономерностей греческому интеллектуальному наследию попросту нет равных.
Золотой список мудрецов Эллады может продолжить Эпикур (341—270 гг. до н.э.). Тот, который сказал, что удовольствие есть начало и конец блаженной жизни, а прекрасное, добродетель и тому подобное заслуживают почитания лишь в том случае, если это доставляет удовольствие, а если не доставляет, то с ним нужно проститься.
КСТАТИ:
«Ни жениться, ни заводить детей мудрец не будет».
«Величайший плод ограничения желаний — свобода».
«Поблагодарим мудрую природу за то, что нужное она сделала легким, а тяжелое ненужным».
«Имей всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе — полную бутылку, в саду — свежий цветок».
Эпикур
А еще он, как и все нормальные люди, презирал толпу, утверждая, что нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, а тот, кто применяет к богам представления толпы…
Всемирная история без комплексов и стереотипов
Представление о боге как об особом роде состояния материи высказал основоположник философской школы стоиков Зенон из Кития (346—264 гг. до н.э.). Стоики создали теорию космополиса, мирового государства, где права у всех его граждан были бы одинаковы, о чем мечтали и продолжают мечтать представители многих поколений. Как и о том, чтобы никого не могли бросить за решетку без суда и следствия. Что ж, такие мечты делают честь мечтателю…
Как делают честь Греции математика Евклида и механика Архимеда. Как делает честь Греция миру, и не только Древнему.
Рим
Если Греция, несмотря ни на что, воспринимается как красочное народное гулянье, где одни, накачавшись молодого вина, с гиканьем носятся вокруг исполинской модели фаллоса, другие слушают философские речи в оливковой роще, третьи в соседней роще предаются любовным забавам, четвертые вытесывают из мраморных глыб классику красоты для всех времен и народов, пятые, подоив своих коз, голосуют на собрании, жить или не жить философу Сократу, шестые, сидя в амфитеатре, от души хохочут, глядя как актер в образе почтенного торговца выслеживает другого актера в образе ветреного любовника данного торговца в то время как жена любовника… а седьмые готовятся к военному походу куда-нибудь в Индию, впрочем, неважно куда…
И совсем иное дело — Рим, воспринимаемый как военный городок, где все строго функционально, где вся жизнь расписана в соответствии с параграфами уставов, где милитаризм сквозит во всем, начиная с законотворчества и заканчивая театральными зрелищами.
Когда Александр Македонский захватывал чужие страны, он, подобно сеятелю, внедрял, распространял эллинизм, производя таким образом центробежное движение, а вот римляне в ходе своих постоянных завоеваний производили обратное, центростремительное движение, стаскивая в метрополию все, что плохо лежит, и все, что может пригодиться державе, по мнению ее высших авторитетов, то есть солдафонов. Можно себе представить, что они понатаскали со всего мира…
В итоге — вызывающая, безумная роскошь, какой-то сладострастный деспотизм правления и тотальный разврат, имеющий целью не столько удовлетворение желаний, сколько дерзкую демонстрацию вседозволенности, именно демонстрацию, где средства обретают статус самоценности, игнорируя естественную цель.
В то же время Рим во многих аспектах можно считать преемником Эллады, но преемником, склонным не столько развивать и приумножать полученное наследство, сколько подгонять, подтасовывать его под свое мировоззрение, свою культуру и свои социальные приоритеты. А началось все довольно скромно, по меркам восьмого века до нашей эры, разумеется…
Жили себе два брата, два наследника царя, Нумитор и Амулий. Один честолюбивый, а другой — умеющий хорошо считать, вернее, просчитывать. То, что они получили в наследство, состояло из двух элементов: само по себе царство и золото, много золота, привезенного из Трои. Нумитор выбрал царство, а его брат — золото. С помощью этого награбленного золота он вскоре лишил брата его царства, а дочь его, дабы исключить вероятность рождения ею законных наследников, насильно сделал жрицей богини Весты. Но с этим он явно опоздал: она давала клятву никогда не знать мужчины, будучи при этом уже беременной, так что в положенное время успешно родила двух близнецов.