Франсин Риверс
Звуки Шофара
Звуки Шофара
Рику и Сью Хан Верным слугам Иисуса Христа посвящается
Благодарность
Хочу поблагодарить жен многих пасторов, рядовых членов церкви, служителей, строителей церкви, учителей и тех, кто пережил нелегкие времена. Я благодарна всем, кто поделился со мной своими порой весьма болезненными, а зачастую слишком личными переживаниями. Ваши души изранены после «строительства церкви». Эти раны кровоточат, а вы продолжаете служить, невзирая на преследования и гонения. Сохраните веру! Пусть вера вдохновляет вас! Человек полагает, но Бог располагает.
Хочу выразить свою глубочайшую признательность Кэти Олсон, выдающемуся редактору, и сотрудникам издательства «Тиндейл» за их постоянную поддержку. А также хочу поблагодарить Боба Койбиона за его помощь в описании строительных проектов.
Братья и сестры, мы едины в Теле и Духе нашего Господа Иисуса Христа. Он краеугольный камень, на котором должно строить то, что будет длиться вечно: наши отношения с Создателем, Спасителем и Владыкой.
«Если Господь не созиждет до́ма, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж».
Пс. 126:1
ШОФАР – традиционно используемый евреями музыкальный инструмент; изготавливается из бараньего рога и по устройству близок к трубе. В библейские времена он использовался для провозглашения юбилейного года и при восшествии на престол нового царя. В наши дни в шофар трубят при отправлении синагогальных служб на самые большие праздника Согласно еврейским представлениям, звуки шофара могут восприниматься как призыв Бога к покаянию.
Призыв
1.
Сэмюель сидел в своем белом «де сото»[1], припаркованном на противоположной от Сентервилльской христианской церкви стороне улицы. Сэмюелю казалось, что старенькое здание очень походило на него самого, – то есть знавало и лучшие времена. Крыша колокольни во время торнадо 1984 года потеряла с полдюжины черепиц и все еще не была приведена в порядок. Кое–где облупилась краска, обнажив серые доски обшивки. Треснуло одно из высоких арочных окон. Трава на лужайке пожухла, розовые кусты не в меру разрослись, а береза, растущая во дворике между церковью, залом собраний и небольшим домом пастора, погибала от какого‑то паразита.
Сэмюель боялся, что если решение не будет принято в ближайшее время, то, к его большому огорчению, у него появится шанс дожить до той поры, когда на здании церкви появится табличка «продается», а на входную дверь приколотят абонентский ящик риелтора. Сэмюель взял с пассажирского сиденья лежавшую на нем Библию в потертом кожаном переплете. «Я стараюсь сохранить веру, Господи. Я стараюсь верить».
– Сэмюель! – По тротуару Фёрст–стрит, прихрамывая, к нему направлялся Холлис Сойер. Они встретились у крыльца церкви. Холлис ухватился левой рукой за проржавевшие металлические перила, оперся на свою трость, рывком приподнял протез и поставил его на вторую ступеньку. – Отис звонил. Предупредил, что опоздает.
– Неприятности?
– Не стал говорить, но доходят слухи, что Мейбл опять ворчит. И говорил он как‑то неохотно.
Сэмюель отпер входную дверь церкви и глянул внутрь, на когда‑то розово–лиловый ковер, лежавший в притворе. Теперь этот ковер был серым. Холлис поежился, переступая через порог. Сэмюель оставил дверь приоткрытой для Отиса.
За многие годы внутри ничего не изменилось. Выцветшие брошюрки все так же лежали аккуратными стопками. Потрепанный уголок ковра был все так же загнут от двери в сторону небольшого служебного помещения. Пыльные листья искусственного фикуса по–прежнему служили убежищем для пауков. Еще одна паутина раскинулась в углу высокого окна; следовало бы вытащить стремянку и смахнуть ее. Но кому взбредет в голову карабкаться на лестницу, если возможное падение неминуемо уложит его старые кости в больницу на длительный срок? А о том, чтобы нанять уборщицу, не могло быть и речи. Денег совсем не было.
Прихрамывая, Холлис двинулся по центральному проходу.
– Надо же, какая холодина, как в Миннесоте зимой.
В церкви пахло затхлостью, как это обычно бывает в помещении, наглухо закрытом на долгое время.
– Могу включить отопление.
– Не утруждайся. К тому времени, когда помещение прогреется, наша встреча подойдет к концу. – Холлис свернул во второй ряд, повесил свою трость на спинку одной из скамеек впереди и сел. – Так кто будет читать проповедь в это воскресенье?
Сэмюель расположился в том же ряду через проход от Холлиса и положил Библию рядом с собой.
– Воскресенье – это самая незначительная из наших проблем, Холлис.
Положив кисти на спинку передней скамьи, он сомкнул пальцы рук и посмотрел наверх. По крайней мере, медный крест и два подсвечника на алтаре были до блеска начищены и отполированы. Казалось, они были единственными предметами, получавшими хоть какой‑то уход. Ковру требовалась хорошая чистка, кафедру нужно было подкрасить, а церковный орган – отремонтировать.
К сожалению, с каждым годом уменьшалось и количество членов общины, и денежные пожертвования, несмотря на душевную щедрость прихожан, одни из которых жили на фиксированный доход, а другие могли рассчитывать только на государственную пенсию.
Господи… Сэмюель не смог продолжить, на глаза навернулись слезы, которые он постарался скрыть. Проглотив комок в горле, он посмотрел на клирос. Было время, когда клирос был полон одетых в красное с золотом хористов. Теперь же осталась только его жена Эбби, которая пела на воскресных собраниях. Ей аккомпанировала Сюзанна Портер на пианино. Как бы сильно Сэмюель ни любил свою старушку, он не мог не признать, что голос Эбби уже не был таким, как прежде.
Одно за другим, все церковные мероприятия сошли на нет, словно их ветром сдуло, как пыль. Дети выросли и разъехались. Люди зрелого возраста перешли в разряд пожилых, а старики – в мир иной. Голос пастора более не отзывался в живых душах, которые могли бы впитать в себя мудрое слово.
О, Господи, не позволяй мне жить так долго, чтобы оказаться свидетелем того, как закроются двери этой церкви для воскресных богослужений.
Вот уже сорок лет он и Эбби являются частью этой церкви. Их дети посещали занятия в воскресной школе и крестились здесь. В этой церкви пастор Хэнк проводил церемонию венчания их дочери Алисы, а затем поминальную службу по их сыну Донни, когда его тело доставили домой из Вьетнама. Теперь уже было весьма трудно вспомнить, когда в последний раз проводили обряд крещения. А вот поминальные службы стали слишком частым явлением. Да и откуда ему было знать, может, обряд крещения вообще стал пережитком прошлого.
Сэмюель почувствовал себя измотанным, лишенным сил. Старые, сухие кости. Осталось лишь ощущение усталости, подавленности и полного поражения. А теперь еще одна беда свалилась на них. Сэмюель просто не представлял себе, что нужно было предпринять, чтобы предотвратить закрытие церкви. Если они не смогут найти выход, что станется с той небольшой группкой верующих, которые все еще приходили сюда по воскресеньям для совместной молитвы? Одни из них слишком слабы, чтобы сесть за руль машины, а другие слишком заняты, чтобы проехать двадцать миль и помолиться в другой церкви в обществе незнакомых людей.
Неужели всем нам суждено довольствоваться выступлением телевизионных проповедников, которые только и делают, что выклянчивают деньги? Боже, помоги нам.
Хлопнула входная дверь, под тяжестью приближающихся шагов заскрипели деревянные половицы.
– Простите за опоздание! – Отис Харрисон прошел по проходу и сел в переднем ряду.
Сэмюель разомкнул руки и встал, чтобы поприветствовать его.
– Как себя чувствует Мейбл?
– Неважно. Доктор снова прописал лечение кислородом. Так что ей приходится таскать этот громоздкий кислородный баллон за собой по всему дому, и в результате она вскипает по любому поводу. Надеялся, что теперь утихомирится хоть немного. Ан нет. За ней нужен глаз да глаз. Вчера поймал ее на кухне. Пошумели друг на друга. Я сказал ей, что в один прекрасный день она включит газ, зажжет спичку и отправит нас обоих к праотцам. Она же брюзжала, что больше не может есть обеды из замороженных полуфабрикатов.
– Почему ты не воспользуешься услугами «Обеда на колесах»?[2]– спросил Холлис.
– Именно их услугами я и воспользовался и потому опоздал.
– Они что, не приехали?
– Приехали‑то они вовремя, иначе вы бы все еще ждали меня. Проблема в том, что мне пришлось их дожидаться, чтобы открыть им дверь, потому что Мейбл наотрез отказалась принимать их.
Передняя скамейка скрипнула под тяжестью тела Отиса.
Невозможно было сосчитать, сколько приятных вечеров за прошедшие годы Сэмюель и Эбби провели в доме Харрисонов. Стол Мейбл всегда ломился от разнообразных яств: фаршированная утка, бисквитный торт, овощи с ее собственного огорода, жареные или тушеные на пару. Жена Отиса любила готовить. Для нее это было не просто любимым занятием – это было ее призванием. Мейбл и Отис всегда оказывали радушный прием новым прихожанам церкви, приглашая их к себе на обед. Мейбл была готова экспериментировать и готовила блюда итальянской, немецкой, французской и даже китайской кухни к удовольствию и восторгу сидящих за их столом. Люди обычно съедали всё, что ни предлагала Мейбл, – будь то запеканка из риса с овощами или пирог. Она даже умудрилась послать печенье в город Хюэ во Вьетнаме, где дислоцировалась часть Донни. Отис в те времена любил жаловаться, что никогда не знает, чего ему ждать на обед, но никому и в голову не приходило посочувствовать ему.
– Она до сих пор смотрит кулинарные шоу и записывает рецепты. Сама доводит себя до исступления из‑за ощущения своей ненужности! И меня вместе с собой сводит с ума. Я предлагал ей взять в руки иголку. Или заняться рисованием. Разгадыванием кроссвордов, наконец. Чем‑нибудь… да чем угодно, в конце концов! Не хочу даже повторять, что она ответила.
– А как насчет электрической плиты? – подал идею Холлис. – Или микроволновки?
– Мейбл ни за что не притронется к электрической плите. Что же касается микроволновки, наш сын подарил нам одну пару лет назад. Ни я, ни Мейбл так и не разобрались до конца, как она работает. Так что устанавливаем на одну минуту и подогреваем в ней кофе. – Отис покачал головой. – Теперь уже скучаю по тем далеким временам, когда я приходил с работы и не знал, что будет на столе. В последнее время Мейбл приходится обходиться только салатами, и она уже не выдерживает. Я попробовал было приготовить что‑нибудь сам, но это была настоящая катастрофа. – Поморщившись, Отис с нетерпением махнул рукой. – Ну, хватит о моих делах. Слышал, у нас есть другие проблемы, которые следует обсудить. Какие новости у Хэнка?
– Не очень хорошие, – ответил Сэмюель. – Мы с Эбби были вчера вечером в больнице, разговаривали с Сюзанной. Она хочет, чтобы Хэнк вышел на пенсию.
Холлис вытянул вперед протез.
– Нам следует подождать, что скажет сам Хэнк.
Сэмюель знал, что ни Холлису, ни Отису совсем не хочется смотреть фактам в лицо.
– У него был сердечный приступ, Холлис. Изо рта у него теперь торчит трубка, он и говорить‑то почти не может.
Неужели они в самом деле думают, что Хэнк Портер будет вечно у руля? Для бедняги Хэнка уже давно прошли те времена, когда он был «батарейкой энерджайзер» для их прихода, заряжая всех энергией.
Отис нахмурился:
– Все так плохо?
– Вчера днем, как раз, когда Хэнк навещал прихожан в больнице, его хватил удар и он свалился прямо в вестибюле неподалеку от отделения скорой помощи. Случись это в другом месте, мы бы сейчас сидели тут и планировали организацию его похорон.
– Господь позаботился о нем, – заявил Холлис. – Впрочем, как всегда.
– Настало время и нам позаботиться о его насущных интересах. Отис напрягся:
– Что ты имеешь в виду?
– Просто Сэмюэль плохо спал этой ночью, – с надеждой в голосе заметил Холлис.
– В общем‑то, да, – согласился Сэмюель. И впрямь, беспокойная была ночь. Тревожные мысли о будущем так и не дали ему уснуть. – Необходимо признать, что болезнь Хэнка – не единственная наша проблема. Это одно из испытаний, которые выпали на нашу долю. И мне не хочется, чтобы они сломали меня. Нужно что‑то решать.
Холлис беспокойно заерзал:
– В котором часу вы с Эбби прибыли в больницу?
Каждый раз, когда речь заходила о сложных проблемах, Холлис переводил разговор на другую тему.
– Через полчаса после звонка Сюзанны. Хэнк уже давно чувствовал себя неважно.
Отис нахмурился:
– Он никогда ничего не говорил.
– За последние два года он полностью поседел. Разве ты не заметил?
– С моей шевелюрой та же беда, – недоуменно пожал плечами Холлис.
– А еще он заметно похудел.
– Я бы тоже так хотел, – усмехнулся Отис.
Сэмюель призвал на помощь все свое терпение. Если он не настоит на своем, это собрание обернется очередной пустой болтовней о прискорбном состоянии всего мира и страны в частности.
– Приблизительно неделю назад Хэнк рассказал мне о своем институтском друге, который сейчас занимает должность декана в Христианском университете на Среднем Западе. Хэнк говорил о нем и об университете с восторгом. – Сэмюель посмотрел в пространство между своими старыми друзьями. – Думаю, он пытался подсказать, где нам следует начинать поиски его замены.
– Погоди! – воскликнул Холлис. – Сейчас не время отправлять его на пенсию, Сэмюель. Каким ударом это станет для человека, который беспомощно лежит на больничной койке? – он раздраженно хмыкнул. – Как тебе понравится, если в твою палату заявятся и пробубнят: «Жаль, старина, что у тебя был инфаркт, но теперь пользы от тебя никакой»?
Отис напрягся, его лицо покраснело.
– Последние сорок лет Хэнк был движущей силой этой церкви. Надежным рулевым. Без него нам не справиться.
Сэмюель знал, что будет нелегко. Всему свое время: время быть мягким и уступчивым, и время быть жестким и настойчивым.
– Я вам говорю, Хэнк не вернется. И если мы хотим, чтобы эта церковь выжила, нам лучше заняться поисками кого‑то другого, кто встанет у штурвала. Мне кажется, что нас уже несет на скалы.
Холлис махнул рукой:
– Пять лет тому назад Хэнк тоже лежал в больнице, его прооперировали, поставили шунты. Он вернулся. Так что, думаю, вполне можно обойтись приглашением временного проповедника, пока Хэнк не поднимется на ноги. Что, собственно, мы и сделали в прошлый раз. Можно позвать кого‑нибудь из Гедеонова общества[3], или из Армии спасения, или из этой «походной кухни» на другом конце города. Предложи им приехать и поговорить об их делах, и они захватят кафедру на несколько воскресных собраний. – Он нервно усмехнулся. – Ну а если придется совсем туго, мы попросим Отиса устроить просмотр его слайдов о Святой земле.
Сэмюель принялся постукивать каблуком. Это был верный признак того, что он сердился. Сколько времени и усилий ему понадобится, чтобы достучаться до своих старых друзей? Может, Господь должен лично протрубить в бараний рог, чтобы заставить их шевелиться?
– Сюзанна сказала, что этой весной их старшая внучка должна родить, и ей очень хочется увидеть Хэнка с правнучкой или правнуком на коленях. Они снова хотят принимать участие в жизни собственных детей, сидеть вместе в одной церкви, в одном ряду. Кто из вас посмеет сказать Хэнку, что он не имеет права на это? Кто из вас скажет ему, что мы ждем не дождемся, когда он снова встанет за кафедру и будет делать свое дело, пока не свалится замертво?
Голос Сэмюеля сорвался.
Холлис нахмурился и отвел взгляд в сторону, но Сэмюель успел заметить слезы в его глазах.
Сэмюель облокотился на спинку впереди стоящей скамьи.
– Хэнку жизненно важно знать, что мы все понимаем. Что мы бесконечно благодарны ему за все годы его преданного служения нашей общине. Он нуждается в нашем благословении. А еще в том пенсионном фонде, который мы основали много лет тому назад для того, чтобы он со своей женой Сюзанной имел чуть бо́льшую сумму на проживание, чем месячное пособие от государства и помощь от детей!
Сэмюель едва мог разглядеть лица друзей из‑за пелены слез в глазах.
Отис встал и, сунув одну руку в карман, принялся ходить по проходу взад–вперед. Потерев бровь, он сказал:
– На рынке сейчас падение цен, Сэмюель. В этом году реальная стоимость накопленного капитала снизилась вдвое по сравнению с прошлым годом.
– Половина лучше, чем ничего.
– Возможно, если бы я раньше отказался от тех акций… но, жизнь есть жизнь, Хэнк будет получать две с половиной сотни долларов в месяц за сорокалетний стаж работы.
Сэмюель закрыл глаза:
– По крайней мере, мы сумели выплатить их долгосрочную медицинскую страховку.
– Хорошо, что занялись ею задолго до тридцатилетия Хэнка, иначе ставка оказалась бы слишком высокой и у нас не хватило бы денег на ежемесячные взносы.
Замолчав, Отис тяжело рухнул на край скамьи. Он посмотрел Сэмюелю прямо в глаза, и тот кивнул, прекрасно осознавая, что им с Эбби придется обходиться очень скромной суммой, на которую они порой жили, когда блюдо для пожертвований оставалось пустым.
Холлис вздохнул:
– Лет пять назад у нас было шесть старейшин. Первым мы потеряли Фрэнка Банкера из‑за рака простаты. А затем Джим Попофф лег вздремнуть на своем диванчике и уже больше не проснулся. В прошлом году с Эдом Фростом случился удар. Приехали его дети, взяли напрокат трейлер, прикрепили к палке табличку «Продается», воткнули перед парадным входом и увезли родителей в дом престарелых где‑то на юге. А вот теперь Хэнк…
Холлис осекся.
– Итак, – растягивая слова, начал Отис, – что мы будем делать без пастора?
– Сдадимся и все бросим! – вставил Холлис.
– Или начнем сначала.
Оба собеседника посмотрели на Сэмюеля. Отис снова хмыкнул.
– Ты мечтатель, Сэмюель. Всегда был мечтателем. Вот уже десять лет эта церковь на ладан дышит. Когда Хэнк отойдет от дел, ей придет конец.
– Неужели вы в самом деле хотите запереть дверь на замок и бросить церковь?
– Мы как раз этого не хотим! Но это обязательно произойдет!
– Я не согласен, – решительно заявил Сэмюель. – Почему бы нам не помолиться об этом?
Вид у Отиса был мрачный.
– Какую пользу может принести молитва в нашем случае? Холлис встал:
– Нога затекла. Нужно походить. – Он взял свою трость со спинки скамьи и, хромая, направился к центральной части церкви. – Не знаю, что происходит в нашей стране за последние годы. – Постучал тростью по полу. – Всех своих четверых детей я воспитывал в духе христианских принципов, и ни один из них не посещает церковь. Только два раза в году они появляются здесь: на Рождество и на Пасху.
– Может, все дело в том, что они теперь работают практически без выходных? – предположил Отис. – В наши дни, чтобы платить только за дом, работать должны двое. Каждые несколько лет им приходится менять машину из‑за ее ежедневной эксплуатации. Мой сын накручивает 140 миль каждый день, и так пять дней в неделю, а его жена набирает почти половину этого. Кроме того, уход за ребенком обходится им в 1800 долларов в месяц. Плюс страховка, и…
Ну, пошло–поехало. Сэмюель все это уже слышал, и не один раз. Мир прогнил. Новое поколение неуважительно относится к старшим. Проблемами окружающей среды занимаются хиппи, а все политики – воры, мошенники и прелюбодеи, если не хуже.
– Проблемы нам известны. Давайте займемся решением этих проблем.
– Решением! – Отис покачал головой. – О каком решении может идти речь? Послушай, Сэмюель. Все кончено. Сколько в нашей общине членов?
– Пятьдесят девять, – мрачно констатировал Холлис. – По списку. В прошлую субботу церковь посетили лишь тридцать три из них.
Отис посмотрел на Сэмюеля:
– Вот так‑то. Видишь, как идут дела. У нас нет денег, чтобы оплачивать счета. Нет пастора, который проводил бы службу. Детей в нашей общине всего двое – Брейди и внук Фриды, да и тот не является членом общины. Так что, если ты не собираешься взять в свои руки бразды правления, то лучше всего достойно уйти.
– Достойно? Как можно закрыть церковь достойно?
Отис побагровел.
– Все кончено. Когда ты прозреешь, друг мой? Вечеринка была презабавной, но она подошла к концу. Настало время идти домой.
Сэмюель почувствовал, как внутри у него разгорается пламя, словно кто‑то старательно раздувал тлеющие угли.
– Что случилось с нами? Неужели тот огонь, который горел в наших сердцах, когда мы пришли к Иисусу, погас?
– Мы постарели, – заявил Холлис.
– Мы устали, – вторил ему Отис. – Работать приходится всегда одним и тем же, тогда как все остальные преспокойно сидят на скамьях и полагают, что все будет идти своим чередом.
Сэмюель поднялся:
– Аврааму было сто лет, когда он зачал Исаака! Моисею было восемьдесят, когда Господь призвал его вывести народ Израиля из Египта! Халеву стукнуло восемьдесят пять, когда он получил в удел Хеврон!
Отис фыркнул:
– В библейские времена «восемьдесят», должно быть, считалось юношеским возрастом.
– Мы собрались в этом месте потому, что верим в Иисуса Христа, не так ли? – Сэмюель не собирался отступать. – Ослабела ли наша вера?
– Нет, – заверил Холлис.
– Мы обсуждаем закрытие нашей церкви, а не отступление от веры, – с жаром добавил Отис.
Сэмюель вскинул на него глаза:
– Можешь ли ты сделать одно, не затронув другого?
Отис надул щеки и потер бровь. Его лицо снова побагровело. Плохой знак.
– Мы все еще здесь, – продолжил Сэмюель. – Церковь еще не умерла. – Он не собирается сдаваться, как бы Отис ни гневался и ни раздувался как шар.
– На прошлой неделе на блюде для сбора пожертвований набралось 102 доллара и 65 центов. – Отис рассвирепел. – Не хватает даже, чтобы оплатить счет за коммунальные услуги, платеж по которому мы уже просрочили, между прочим.
– Господь нам поможет, – не колеблясь, заверил Сэмюель.
– Господь, как же! Хочу напомнить, мы тратим свои деньги, а не чьи‑нибудь чужие. Ты снова собираешься платить налог на недвижимость из своего кармана, Сэмюель? – не на шутку распалился Отис. – Как долго это может продолжаться? У нас нет выхода, кроме как закрыть церковь! Она не может продолжать свою деятельность, тем более при отсутствии пастора!
– Именно.
– И где ты собираешься найти проповедника? – продолжал буйствовать Отис. – Насколько я знаю, на деревьях они не растут.
– Даже если таковой отыщется, у нас все равно нет денег, чтобы платить по счетам. Нам нужно больше людей. – Холлис сел, вытянул ногу и стал растирать бедро узловатыми пальцами. – Автобус водить я больше не могу, да и с ногами у меня не все в порядке, чтобы ходить от одной двери к другой, как в былые времена.
Отис чуть было не испепелил его взглядом.
– У нас нет автобуса, Холлис. А поскольку у нас нет пастора, богослужений у нас тоже не предвидится, так что и приглашать никого не придется. – Он махнул рукой. – Все, что мы имеем на данный момент, – это здание. И какое‑нибудь землетрясение однажды обрушит его на наши бренные головы.
Холлис невесело усмехнулся:
– По крайней мере, мы получим страховку и тогда с шиком отправим Хэнка на пенсию.
– У меня появилась идея. – Губы Отиса скривились в саркастической ухмылке. – Почему бы нам не приспособить это древнее здание под аттракцион «Дом с привидениями» на Хэллоуин? Входной билет будет стоить десять долларов. Тогда выплатим все долги, и останется еще кругленькая сумма на проводы Хэнка.
– Очень смешно, – сухо ответил Сэмюель.
Отис насупился:
– В моей шутке только доля шутки.
Сэмюель печально посмотрел на одного, потом на другого мужчину:
– У нас все еще есть тридцать три прихожанина, которые нуждаются в общине.
У Холлиса опустились плечи.
– Почти все они, в том числе мы, одной ногой стоят в могиле, а один еще держится за подол материнской юбки.
Сэмюель твердо стоял на своем:
– Голосую за то, чтобы мы позвонили другу Хэнка.
– Ладно. – Отис поднял руку. – Согласен! Если ты именно этого хочешь, я отдаю тебе свой голос. Позвони ему. Посмотрим, что он сможет сделать для нас. Готов поспорить, ничего. Звони, кому хочешь. Хоть Самому Господу Богу, если только Он услышит тебя теперь. Мне плевать, можешь позвонить президенту Соединенных Штатов Америки. Я же иду домой, пока моя жена, чего доброго, не спалила кухню или себя.
Отис сник, безвольно опустил плечи и двинулся по проходу к двери.
Сэмюель знал своего друга и, несмотря на всю сердитость Отиса и его грозные протесты, понял, что тот не собирается сдаваться, как казалось раньше.
– Спасибо, Отис.
– Только смотри, не приведи какого‑нибудь неуемного прощелыгу, который притащит сюда тамтамы с электрической гитарой! – бросил Отис через плечо.
Сэмюель хохотнул:
– Возможно, это именно то, что нам нужно, старина.
– Только через мой труп!
Хлопнула входная дверь.
Холлис с трудом встал, опираясь на спинку скамьи, взял свою трость и глубоко вздохнул. Долго оглядывался вокруг.
– Знаешь… – Глаза его заблестели. Рот дрогнул. Отчаянно сжимая свои дрожащие губы, он покачал головой. Чуть приподнял трость в знак прощания и захромал к выходу.
– Храни веру, брат.
– Пока, – хрипло буркнул Холлис.
Дверь снова открылась и захлопнулась за ним.
В церкви воцарилась тишина.
Сэмюель положил руку на Библию, но не взял ее. Он молился; слезы катились по его щекам.
* * *
Сэмюель проехал по узкой дорожке, въехал под навес и поставил машину в гараж. Задняя дверь небольшого дома с верандой открылась, и в освещенном проеме он увидел поджидавшую его Эбби. Как только он переступил через порог, она поцеловала его.
– Как прошла встреча?
Сэмюель нежно коснулся ее щеки.
– Собираюсь завтра позвонить другу Хэнка.
– Слава Богу. – Она прошла на кухню. – Садись, дорогой. Сейчас подогрею твой ужин.
Сэмюель положил свою Библию на белый столик, выдвинул стул с красным виниловым сиденьем и сел на него.
– У нас теперь появилась работа.
– По крайней мере, они будут слушаться тебя.
– Только лишь потому, что они уже слишком устали, чтобы спорить.
Эбби улыбнулась через плечо:
– Не становись циничным на старости лет. Возможно, как раз эта работа поможет нам снова почувствовать себя молодыми. – Эбби включила микроволновку.
– Отис назвал меня мечтателем. – Сэмюель наблюдал, как жена раскладывала на столе столовые приборы и салфетки. В свои семьдесят четыре она была для него такой же красивой, как и в восемнадцать лет, когда он только женился на ней. Сэмюель взял ее за руку. – Знаешь, я все еще люблю тебя.
– Это хорошо. Потому что тебе уже не отделаться от меня. – Раздался звук отключившейся микроволновки. – Ужин готов.
– Когда Отис пришел в церковь, он уже был на взводе. Здоровье Мейбл опять ухудшилось. Ей снова прописали лечение кислородом.
– Слышала. – Эбби поставила перед ним тарелку. Горячее пюре, пара ложек зеленого горошка и добрый кусок мяса. – Я звонила ей сегодня вечером. Вдоволь наболтались. – Она присела на стул напротив мужа.
Сэмюель взял свою вилку.
– Ну и как она?
Эбби засмеялась:
– Поначалу до моего слуха доносился чей‑то голос: кто‑то рассказывал о выложенных слоями салатах, но потом Мейбл уменьшила звук телевизора.
– Бедняжка.
– О, да полно тебе. Одно из ее развлечений – это расстраивать Отиса. Она прекрасно осознает, на какую кнопочку нажать, чтобы заставить его попрыгать.
– Разве она не скучает по стряпне?
– Не так уж она убивается, как ему хотелось бы.
– Женщины… Жить с вами сложно, но и без вас никак.
Эбби встала со своего стула и открыла холодильник. Налила высокий стакан молока, поставила его перед Сэмюелем и снова села. Долго сидеть на одном месте ей никогда не удавалось. Это было против ее натуры. Эбби оперлась локтями о стол, сцепила пальцы и стала наблюдать за мужем. Несмотря на отсутствие аппетита, Сэмюель неспешно поглощал пищу, чтобы не вызывать ее беспокойства.
– Сюзанна наконец вздохнет с облегчением, Сэмюель. Еще с тех пор, как Хэнк перенес операцию на сосудах, она хотела, чтобы он вышел на пенсию.
– Не очень‑то много денег у них будет на проживание. Ведь они даже не смогут продать свой дом.
– По–моему, Сюзанна будет очень скучать по старому прицерковному домику. Она говорила, что они скопили десять тысяч. Слава Богу, у нас есть пенсионный фонд. Иначе им пришлось бы полностью полагаться на поддержку своих детей и зависеть от их помощи.
Эбби молча склонила голову. Сэмюель сообщил ей плохую новость. Он положил вилку в ожидании, зная, что она читает про себя одну из своих горячих молитв. Когда Эбби подняла голову, лицо ее было бледным, глаза – влажными от слез. Сэмюель испытывал те же самые чувства, что и она.
– Было бы во сто крат лучше, если бы я родился богатым, а не симпатичным малым.
Старая шутка не возымела прежнего действия. Эбби дотянулась до его руки и положила на нее свою. Сэмюель только покачал головой, говорить он не мог.
– Интересно, что же на этот раз сделает Бог? – произнесла она задумчиво.
– Ты не единственная, кто хочет это знать.
* * *
Страшный грохот донесся до ушей Пола Хадсона, как только он открыл входную дверь арендуемого им дома. Он снял пиджак и повесил его во встроенный шкаф в коридоре. И от души расхохотался, когда на полу кухни обнаружил своего трехлетнего сынишку Тимоти, нещадно колотившего деревянной ложкой по днищу кастрюли, пока Юнис звонким голосом распевала: «Бытие, Исход, Левит, Числа…»
С улыбкой Пол наблюдал за ним, прислонившись к дверному косяку. Тимоти первым заметил его.
– Папа!
Он бросил ложку и вскочил на ноги. Пол обнял сына, поцеловал его и закинул себе на плечи.
С радостной улыбкой на лице Юнис положила целую горсть столовых приборов в ячейку для сушки и потянулась за полотенцем.
– Как прошел твой день?
– Замечательно! Занятие прошло отлично. Лес рук. Вопросы. Горячее обсуждение. Я люблю, когда люди увлекаются дискуссией. – Пол подошел к ней, поцеловал. – От мамы так вкусно пахнет.
– Мы сегодня пекли печенье.
– Па, будешь моей лошадкой?
– Если не будешь очень сильно погонять своего старика. – Пол встал на четвереньки. Тимми вскарабкался ему на спину и обхватил своими тоненькими ножками его грудную клетку. Пол встал «на дыбы» и издал громкое ржание. Тимми крепко держался, заливаясь от смеха и визжа. Потом дважды вонзил свои острые пяточки в ребра Пола.
– Полегче, ковбой! – Пол взглянул на смеющуюся Юнис, и сердце его переполнилось острым чувством счастья. Разве может мужчина обладать такой благодатью? – Хорошо, что у него нет шпор! – Пол три раза обежал гостиную, прежде чем перевернулся на спину и скинул сына на ковер. Тим, не теряя времени даром, взобрался отцу на живот и принялся прыгать на нем, что было не так уж приятно.
– Уф! Уф! – постанывал Пол.
– На автоответчике записан звонок от декана Уиттиера, – сообщила Юнис.
– Я давно не говорил с ним. Который час?
– Четыре тридцать.
– Покружи меня самолетиком, пап. Пожалуйста!
Пол подхватил сына за руку и за ногу и стал кружить его вокруг себя, а тот в свою очередь имитировал звуки работающего мотора.
– Он никогда не уходит с работы до шести. – Пол аккуратно посадил «самолетик» на диван. – Давай поиграем в футбол, Тимми. – Перед тем как выйти во двор, Пол поцеловал Юнис. – Свистни мне в пять тридцать, ладно? Не хочу томить декана ожиданием.
Во дворе Тимми ударил по мячу, пасуя Полу, и тот послал мяч обратно. Когда Тимми устал играть с мячом, отец покачал его на качелях. В пять тридцать к ним во двор вышла Юнис и напомнила мужу о звонке декана. Пол посадил Тимми себе на плечи и вошел с ним в дом, а там Юнис подхватила сына.
– Теперь пора помыть руки перед ужином, солнышко.
Пол сразу направился к телефону. Включил автоответчик.
«Это декан Уиттиер. Недавно у меня состоялся любопытный разговор, и, по всей видимости, это может вас заинтересовать».
Непонятное сообщение смутило Пола. Он открыл телефонную книгу и набрал нужный номер. Декан всегда помогал ему во время учебы в университете. Пол же в свою очередь старался не терять с ним связь, однако со времени их последнего разговора прошло уже полгода. Пол был очень благодарен декану за поддержку, которую тот оказал ему в Христианском университете Среднего Запада, особенно в тот период, когда Пол стремился оправдать ожидания и остро ощущал, как много надежд возложено на него. Только потому, что Пол был сыном известного пастора, некоторые полагали, что ему предназначено стать Божьим служителем. И, конечно, многие несказанно удивились бы, если бы узнали, что сын не был ни во что посвящен и ничего не понимал, кроме, пожалуй, одного: его отец всем заправлял. Пол слушал и наблюдал, как прихожане в благоговении стояли перед Дейвидом Хадсоном, а потом стремглав бросались выполнять его указания.
Пол много и усердно работал, чтобы стать лидером на своем курсе. Простым делом это не назовешь, но с той поры, когда он поступил в высшее учебное заведение, он не осмеливался делать себе поблажки. Все, кроме высшей оценки, могло вызвать недовольство его отца. Отец всегда ждал от Пола только блестящих результатов. «Если человек не работает в полную силу, это бесславит Бога». Пол старался как мог, чтобы держать планку, но зачастую не оправдывал ожиданий отца.
Декан Уиттиер рекомендовал его на должность помощника пастора в церковь Маунтин–Хай, одну из самых больших в стране. Иногда на воскресных богослужениях Пол ощущал себя потерянным среди огромной толпы верующих, но в классе чувствовал себя как дома. Он любил преподавать, особенно в маленьких группах, где люди с легкостью раскрываются, могут поговорить о своей жизни, получить поддержку, услышать слова ободрения.
– Приемная декана Уиттиера. С вами говорит миссис Макферсон. Чем я могу помочь?
– Здравствуйте, Эвелин. Как поживаете?
– Пол! Как вы? Как Юнис?
– Она прекрасна, как всегда. – Он подмигнул Юнис.
– Как Тимми? Пол рассмеялся:
– Он только что нещадно барабанил на кухне. Будущий музыкант.
Эвелин усмехнулась:
– Ну, это и не удивительно, принимая во внимание таланты его матери. У декана сейчас посетитель, но я знаю, что он хочет поговорить с вами. Можете подождать? Я передам ему записку, что вы ждете на линии.
– Да, конечно. Нет проблем.
Пол ждал, просматривая почту. Оказывается, Юнис уже распечатала конверты со счетами. Ух ты! Тарифы на коммунальные услуги повысились. Пол отложил извещения в сторону и пробежал глазами рекламную «макулатуру» от множества благотворительных организаций, взывающих о денежной помощи, потом просмотрел пасторский каталог товаров.
– Пол, – заговорил декан Уиттиер, – простите, что заставил вас ждать. – Они обменялись приветствиями и обычными комплиментами. – На днях я беседовал с пастором Райли. Он восторженно отзывался о вашей работе и успехах. Сказал, что на ваших лекциях всегда много слушателей, люди даже заблаговременно записываются к вам на занятия.
Пол смутился от такой похвалы.
– Много людей жаждет Божьего Слова.
– И много общин чахнет из‑за отсутствия хорошего пастора. Как раз по этой причине я звонил вам. Сегодня утром со мной связался один из старейшин маленькой церкви в Сентервилле в Калифорнии. Их пастор – мой старинный друг. Он перенес инфаркт и на службу не вернется. Старейшина посетовал, что их церковь закроется, если за кафедрой никого не окажется. Община уже сократилась до пятидесяти девяти членов, большинство из которых старше шестидесяти пяти. У них есть кое–какая собственность. В их владении находится з<