Для лучшего понимания будущего, для выявления смысла тех замысловатых фактов, которые ежедневно ставят нас в тупик, нам нужно научиться наводить мосты между современными социальными науками.
Сегодня нельзя объяснить события или предсказать развитие общества, не обладая теоретической основой, которая позволила бы нам распутать историю социальных отношений, дать соответствующую интерпретацию прежде всего истории, связанной с насилием, которая, по существу, и определяет эти отношения. Любая созданная таким образом модель является искусственным построением, так как, по словам Фернана Броделя,[3]"она в значительной степени рискует исказить гораздо более сложную экономическую и социальную реальность и даже обнаружить склонность к манипулированию ею". И все же я без особых колебаний готов предпринять краткосрочное, а посему непременно отрывочное путешествие по памяти человечества, прибегнув к смешиванию истории и науки. Теории, которые лежат в основе этого слишком схематичного экскурса, своими корнями уходят в исследования, проведенные такими учеными, как Фернан Бродель, Жорж Дюмезиль, Рене Жирар, Клод Леви-Страус, Илья Пригожий, Мишель Серр, Ив Стурдзе и Иммануэль Валлерштейн.
Я убежден, что возникающий сейчас новый мировой порядок, как и те, которые ему предшествовали, подчинен законам жизни и истории. Начнем в таком случае с начала.
Человек общается с человеком миллион лет. С открытия огня прошло по крайней мере пятьсот тысяч лет. С этого времени люди начали осознавать, что они понимают окружающий их мир и даже могут изменить его своими действиями. Прошло около пятнадцати тысяч лет с тех пор, когда люди усвоили определенные принципы, или мифы, благодаря которым возникла социальная жизнь. Лишь десять тысяч лет назад люди начали жить в деревнях, перешли на оседлый образ жизни. Наконец, минуло менее тысячелетия с того времени, когда деньги начали доминировать в определенной социальной сфере человеческих отношений. Как же мы хотим понять, кто мы такие, не проанализировав знаний о нашем далеком прошлом? Какой опыт накопил мозг человека, чтобы дать ему возможность выжить?
|
|
Прежде определим некоторые понятия.
Я назову любую группу людей, обладающую хоть какой-то организацией, позволяющей ей существовать, — семью, племя, деревню, город, страну или международную организацию — социальным формообразованием. Для поддержания жизни в таких социальных формообразованиях людям было необходимо учиться жить, мирясь с насилием, как с тем, которое творят другие члены этого образования, так и с тем, которое определено самой природой. Все примитивные общества борются с этими двумя разновидностями насилия с помощью мифов. В них отражается элементарная мудрость: насилие, постоянно проявляющееся между людьми, вызвано их соперничеством, которое провоцируется в результате столкновения из-за желания владеть одним и тем же предметом. Троянская война, разразившаяся из-за красавицы Елены, служит тому наглядным примером. Только у кого-нибудь возникнет желание обладать чем-то, как точно такое желание появляется и у другого. Ну а там, где возникает схожее желание, непременно появляется и насилие.
Чтобы умалить соперничество, угрожающее разрушению социальных формообразований, люди придумали иерархическую организацию. Они создают градацию ценностей и отличий, которая предоставляет право всем членам той или иной группы перекладывать возможное осуществление насилия на одного человека, который является одновременно и господином, и "козлом отпущения". Наделяя правом творить насилие единственного правителя, другие члены группы опосредованно тем самым водворяют порядок. Таким образом, порядок устанавливается посредством наделения правом насилия определенной личности и желания прибегнуть к нему при необходимости.
|
|
Контроль над насилием, творимым незримыми силами природы, обеспечивается тем же способом, что и контроль за насилием, порождаемым людьми: избранием индивидуума, которого после наделения его сверхъестественной божественной силой отправляют в подземный мир, чтобы он отстаивал там дело живых. По этой причине во всех примитивных обществах правитель и священник объединены в одном лице, которое становится чем-то вроде бога. Затем его либо чисто символически, либо на самом деле приносят в жертву, чтобы тем самым в дальнейшем предоставить группе возможность бороться за существование. В его обязанности входит разрешение всевозможных споров среди своих сограждан и заступничество за них перед богами.
Без жертвоприношения не может быть стабильного, организованного общества. Не бывает порядка без хаоса. Но для того, чтобы такое жертвоприношение действовало безотказно и постоянно, оно должно принять соответственную форму какого-нибудь мифа, который постоянно повторяют священнослужители и которому правитель обязан подчиняться. Вера в сверхъестественное является основой порядка, предотвращая насилие. С самого начала оседлого образа жизни, к которому перешли социальные формообразования, — вероятно, это произошло за десять тысяч лет до нашей эры — существовали три метода контроля за насилием: религиозный, военный и экономический. Первый определяет взаимоотношения человека с природой и фактором смерти, второй — взаимоотношения между различными социальными формообразованиями, а третий — взаимоотношения внутри каждого социального формообразования.
|
|
Эти три метода контроля за насилием определяют форму власти, свойственную определенному типу социального формообразования, или социальной структуры. Все эти разновидности власти, которые можно назвать соответственно властью священства, военной силы и денег, сменяют друг друга, укрепляясь на тех, которые ей предшествовали. Время от времени какая-то из них выходит на первый план, захватывает доминирующие позиции, но это не исключает и функционирования других. Такая эволюция — переход от одной формы власти к другой — обычно не происходит на каких-то ярко выраженных, отдельных стадиях развития. Многочисленные особенности власти священства могут проявляться и при власти военной силы, а эти две разновидности растворяются во власти, установленной деньгами, то есть во многом определяют тот мир, в котором мы с вами сегодня живем. Функциональная триада власти остается неизменной и сегодня. Никуда она от нас не делась.
Это происходит потому, что мы всегда прибегали к переговорам, опираясь на насилие. В связи с постоянным ростом социальных формообразований и структур контроль за насилием теперь осуществляется не только со стороны одной религии, он частично приобретает как политические, так и экономические функции.
В период великих империй связь между насилием и смертью определяется властью церкви и военной силой, а когда возникает капитализм, эта связь устанавливается между военной силой и властью денег.
Десять тысяч лет назад люди жили маленькими, разобщенными и рассеянными по Земле группами. Мифы привели к созданию социального порядка, который концентрировался на одном "козле отпущения". Вначале такое существо было на самом деле человеком из плоти и крови, возвышенным над всеми остальными и наделенным особым авторитетом и властью разрешать конфликты. Например, вождем является священник; он стремится к смягчению насилия среди членов своей группы, наделяя каждого из них — мужчину, женщину, ребенка — какой-то ролью по отношению к священному. Все в мире наделено жизнью: как сама природа, так и предметы, сделанные руками человека. Внутри каждого предмета обитает дух. Обмен такими предметами означает обмен жизнями; чтобы выжить, нужно поедать плоть животных или плоды растений. Таким образом, употребление в пищу обогащенной энергией плоти в какой-то мере было проявлением каннибализма. При порядке, установленном священством, человек живет потреблением или приобретением предметов, что, в общем, одно и то же. Нет ничего такого, что не оказалось бы интегрированным в рамках такого мировоззрения, — ни рождения, ни смерти, ни искусства, ни частной жизни.
Четыре тысячи лет назад из-за сельскохозяйственных и демографических нужд деревни стали объединяться. В Вавилоне, Египте, Китае, Индии, Японии, Америке и Африке порядок, установленный священством, начал вытесняться порядком, установленным силой, чтобы направить в нужное русло соперничество и играть роль посредника при улаживании спорных вопросов. Полицейский взял на себя обязанность священника отделять праведных от грешных и соответствующим образом карать их. Правитель взял в свои руки божественную вечную власть; вначале он правил от лица Бога, а затем, если это отвечало его интересам, прибегал к силе. Только он мог иметь предметы, свидетельствующие о его божественной роли. Только он оставлял на Земле следы своего пребывания в виде гробниц и усыпальниц, а рождение такого человека означало рождение нового правителя. Прочие же умирали в полной безвестности. Все предметы утратили свою духовную сущность, они превратились в обыкновенные товары, торговля которыми регулировалась полицией. Порядок, основанный на силе, стоически держался даже тогда, когда порядок, основанный на деньгах, начал в VII веке до н. э. пробивать себе дорогу. Но этому порядку удалось одержать полную победу лишь двадцать столетий спустя.
В 1000 году н. э. в некоторых маленьких городках Европы, расположенных вдали от великих азиатских империй, воображением человека постепенно стала овладевать идея денежного обращения. Деньги привели к мысли о том, что все вещи на свете можно оценить какой-то одной мерой, одним универсальным стандартом. Такая идея радикальным образом упрощала любой обмен и передачу информации. Таким образом, личное соперничество между людьми определялось тем количеством денег, которым владел тот или иной человек.
Денежное обращение получило столь быстрое распространение еще и потому, что являло собой просто невероятный прогресс по сравнению со всеми предыдущими способами контроля над насилием. Ценность вещей уже не служила мерой жизни сделавших их людей и не зависела от силы тех людей, кто этими вещами владел. Теперь за всеми предметами стояли деньги. Они позволяли ввести в оборот значительно большее количество товаров и торговать ими на значительных расстояниях. При этом накопление богатства осуществлялось в гораздо лучших условиях, чем прежде. Различные товары могли оборачиваться свободно, не угрожая при этом жизни самого купца.
Деньги (или по-другому: «рынок» или «капитализм» — все эти названия пригодны для чрезвычайно сложных, связанных между собой концепций), навязав себя людям, стали радикально новым способом контроля над насилием, и в этом они значительно превосходили старые порядки, основанные на священстве и на силе. При порядке, основанном на деньгах, власть определялась количеством денег, за которыми их владелец осуществлял контроль — вначале, само собой разумеется, с помощью силы, а затем и закона. "Козлом отпущения" становится человек, не имеющий денег, тот, кто угрожает установленному порядку, бросая вызов денежному обращению. Теперь уже не бесноватый, как это было при порядке, устанавливаемом священством, или неправедный, как это было при порядке, основанном на силе, а нищий, бедняк или номад становится "козлом отпущения".
В отличие от двух предыдущих порядков, когда рядом, рука об руку, могли существовать многочисленные социальные формообразования, как это имело место повсюду во всех соперничавших империях мира, порядок, основанный на деньгах, учреждался в любой необходимый момент в рамках какого-то уникального социального формообразования, преследуя при этом глобальную задачу или миссию. При таком порядке различные социальные формообразования объединялись между собой на основе товара, который и направлял в определенное русло возникавшее между ними насилие. Власть денег царила повсюду, она диктовала законы для взаимоотношений, существовавших между различными социальными формообразованиями в соседних регионах.
В XIII столетии, когда стало формироваться то, что можно было бы назвать капиталистическим рынком, возник целый ряд экономических структур, или образований, и общество начало проявлять тенденцию к их упорядочению. Каждое из таких образований основывалось на специфической технологии, обычно на технологии связи, использовании энергии или транспорта. Такая технология, в свою очередь, является экономическим двигателем, который стимулирует предложение и спрос. Если говорить в более широком смысле, то начиная с XIV века таких образований насчитывалось восемь.
Так как сегодня мы вступаем в новую, девятую по счету, рыночную структуру, то нам необходимо знать, что же именно определяет такую структуру. В центре каждого из таких формообразований стоит доминирующий над всем город, где сконцентрирована основная финансовая, культурная и идеологическая власть (но не обязательно политическая). Как обычно, контроль за рынком осуществляет элита — она регулирует цены и продвижение товаров; элита получает прибыль, аккумулирует ее в своих руках, осуществляет контроль за заработной платой и рабочей силой, финансирует творческую деятельность и исследования. Элита определяет идеологию, поддерживающую власть. Религиозные революции в этом отношении часто становятся определяющими факторами. Валюта, которой обладает центр, доминирует в международных обменах. Отовсюду приезжают художники и зодчие, которые возводят дворцы и строят гробницы, рисуют портреты и натюрморты.
Вокруг такого центра складывается определенная среда, или тяготеющий к центру регион, в который входит множество стран или развитых областей приобретающих товары из центра. Здесь можно столкнуться со старыми центрами и центрами будущего с процветающими или же переживающими упадок регионами.
Дальше находится периферия, в которой все еще частично существует порядок, основанный на силе. В нее входят эксплуатируемые регионы, продающие сырье и свой труд как центру, так и примыкающем к нему району, не обладающие при этом доступом к богатству центра.
Любая рыночная структура пользуется более эффективными технологиями по сравнению с предыдущими при расходовании энергии и организации связи. Любая структура остается стабильной до тех пор, пока создает достаточное количество материальных ценностей, способных поддерживать спрос на товары.
Когда эта способность начинает давать сбои или же испытывает затруднения, то такая рыночная структура ослабевает. Она становится уязвимой для альтернативной структуры, появление которой нарушает установленную нациями иерархию и доминирующую технологию.
Таким образом, рыночная структура обладает относительно коротким периодом стабильной жизни, оказавшись зажатой, как в тисках, между двумя продолжительными периодами хаоса. Необходимо отметить, что хаос является естественным состоянием мира, а осуществляемая рыночной структурой стабильность — это, скорее, исключение, чем правило. В любой рассматриваемый нами момент рыночное общество либо находится в процессе освобождения от предыдущей структуры, либо приближается к какому-то новому образованию. Продолжительный период между этими двумя структурами, характеризующийся неуверенностью и явной регрессией, называется кризисом. Он возникает тогда, когда приходится платить слишком высокую цену, чтобы создавать и впоследствии поддерживать спрос, то есть сохранять платежеспособность потребителей, и когда тратится слишком много денег на военные нужды, чтобы защищать такую рыночную структуру. Кризис будет продолжаться до тех пор, пока где-то не возникнет новая технология, не появится новое мышление, а новые социальные отношения не станут более эффективно влиять на спрос и тем самым не доведут долю себестоимости до уровня общей добавочной стоимости. Он завершается тогда, когда появляется новая организационная структура, когда возникает новый центр, когда новые технологии и социальные отношения допускают конкуренцию любого бизнеса на рынке, когда они заменяют нерыночные услуги каким-то изделием массового спроса на рынке, создавая тем самым добавочную стоимость.
Таким образом, в любом кризисе участвуют соперничающие между собой страны, мечтающие о мировом господстве, или, если выразиться проще, об упрочении своего места в иерархии наций. Возникающие при этом основные элементы международных отношений объясняются разрабатываемой этими странами стратегией, сулящей им возможность остаться в регионе, тяготеющем к центру, или же самим превратиться в центр либо, в конце концов, проникнуть на периферию, если они все еще пребывают за рамками рыночного порядка.
Сегодня мы являемся свидетелями заключительной стадии одного кризиса и начала подобных перемен. Для понимания возможных результатов такого перехода проанализируем некоторые, характерные черты предыдущих рыночных структур.
С XIII по XX столетие существовало восемь приходивших друг другу на смену структур, которые характеризовались следующими восемью центрами:
Брюгге (1300 г.), Венеция (1450 г.), Антверпен (1500 г.), Генуя (1550 г.), Амстердам (1650 г.), Лондон (1750 г.), Бостон (1880 г.) и Нью-Йорк (1930 г.);
— восемью основными технологическими новинками, главными из которых стали: печатный станок, бухгалтерский учет, кормовой винт, быстроходная голландская плоскодонка, каравелла, паровой двигатель, двигатель внутреннего сгорания, электромотор.
С изобретением более эффективной технологии улучшается производство и общество находит возможность снижать себестоимость товаров и услуг. Новые товары массового производства заменяют трудоемкие услуги, которые прежде оказывались за пределами рынка, и таким образом создаются новые материальные ценности. Например, телегу, запряженную волом, или фургон с лошадью заменяет автомобиль, корыто — стиральная машина; истории у камелька в длинные вечера вытесняются театром, а на смену театру приходит телевидение. Неумолимая логика постоянно расширяющегося рынка требует не насыщения его дорогостоящими, трудоемкими товарами и услугами, а предложения потребителю большого количества дешевых товаров. С появлением каждой последующей рыночной структуры первоначальная ячейка производства и потребления — семья — все в большей степени приближается к своему биологическому ядру, а все ее изначальные функции (будь то питание, одежда, кров над головой) передаются рынку. Сегодня перед семьёй нависла явная угроза распада, так как те услуги, которые когда-то ее члены оказывали друг другу бесплатно, теперь заменяются товарами массового спроса, за которые нужно платить.
Бродель прекрасно понял этот процесс: "У мировой экономики центром тяжести всегда был город — этот главнейший снабженческий узел ее активности. Информация, товары, капитал, кредит, люди, различные инструкции, корреспонденция — все это потоком вливается в город и выливается из него. Его могущественные купцы, устанавливающие торговые законы, иногда сколачивают себе громадные состояния". Но Броделю было хорошо известно, что ничто в этом мире не вечно: "Самым главным пороком этих пульсирующих энергией капиталистических городов была высокая стоимость жизни, не говоря уже о постоянно удерживающейся на максимальном уровне инфляции, суть которой заключалась в более высоких расходах на жизнь в городе". В результате он пришел к следующему выводу: "Приоритетность положения определенно может быть стабильной, она постоянно меняется… Такие сдвиги… всегда весьма знаменательны; они прерывают мирное течение истории… раскрывают опасность предыдущего равновесия и обнажают характер тех сил, которые пришли ему на смену… В мировой экономике в определенный отрезок времени может существовать только один центр. Успех одного рано или поздно означает закат другого". Здесь можно задать главный вопрос: "А кто решает, какой регион или город должен стать таким центром?"
Город становится подобным центром, если все звезды „индустриальных и политических элитарных кругов объединятся ради выполнения какого-то культурного проекта и, бросив все свои ресурсы на развитие новых технологий, ускорят создание особых средств коммуникаций. В силу такого стремления к изобретению технических новшеств они в определенный исторический момент оказываются лучше, чем любая другая группа людей в мире, подготовленными к удовлетворению осязаемой всеобщей потребности в новых видах товаров. Для окончательного разрешения возникшей проблемы необходима такая нация, которая способна действовать с большим воображением, нежели ее конкуренты. Например, Амстердам, который остро ощущает нехватку земли для выращивания пшеницы, бурными темпами развивал в XVII веке лакокрасочную промышленность. Отсутствие необходимого количества запасов угля в Англии, вероятно, стало главной причиной интенсивного распространения по всей стране парового двигателя.
Такие события часто совпадают по времени с радикальными изменениями в религиозном мышлении или политической деятельности: фигуры Лютера и Локка, по крайней мере, настолько же важны для утверждения в качестве центров Амстердама и Лондона, как и технологические открытия этой эпохи. Сегодня точно так же Токио, который не в состоянии раздвинуть свои географические рамки, овладел в совершенстве техникой миниатюризации. Заезженная фраза "голь на выдумки хитра" является непреложной экономической истиной. Материальное изобилие, преимущества географического положения редко приводят к созданию подобных центров.
В этой связи очень важно подчеркнуть, что ни при прошлых рыночных структурах, ни при тех, которые возникнут в будущем, центр никогда не становится центром глобальной политики по предопределению свыше. Гораздо чаще центрами становились города, сумевшие уберечься от войны, в которой кровью истекли их соперники (об этом уроке нельзя забывать, когда мы попытаемся дать достойную оценку будущего места Америки в мире).
Восьмая по счету рыночная структура возникла в 30-х годах нашего века. Ее центром стал Нью-Йорк, фактическая столица обширного региона, чье процветание обеспечивалось технологией электромотора, благодаря которому появились товары массового спроса длительного пользования, значительно сокращавшие затраты времени у потребителя: стиральные машины, холодильники и пылесосы. Вторая мировая война стала повитухой такой рыночной структуры. Стремление американских семей иметь в своем распоряжении товары длительного пользования было удовлетворено благодаря представителям экономической школы Кейнса, а также ряду экономических мероприятий, получивших название "Новый курс". Они предусматривали крупные расходы на социальные нужды в послевоенный период и прежде всего были нацелены на укрепление покупательной способности американцев и передачу недвижимости большинству населения страны. Легкодоступные кредиты позволяли потребителям постоянно приобретать новые товары. Мэдисон-авеню и Уолл-стрит делали все возможное, чтобы создавать и постоянно расширять рынки для разнообразных товаров. Та рыночная структура, центром которой стал Нью-Йорк, добилась бесспорного господства, и такое положение сохранялось до середины 60-х годов, когда ее поразил кризис, возникший в результате резкого удорожания себестоимости производимых товаров и оказываемых услуг. На рынках этого центра и прилегающих к нему регионов, которые обеспечивались основными валютами, воцарилась анархия. И такой кризис будет продолжаться до тех пор, пока не возникнет какой-то новый центр и не появятся новые потребительские товары.
Экономическая модель, демонстрирующая ход развития и причину упадка мировых центров, помогает понять суть того переходного периода, в который мы в настоящее время вступаем. Его анализ позволяет нам глубже понять и по достоинству оценить усилия, предпринимаемые Соединенными Штатами, стремящимися удержаться на пьедестале в качестве центра восьмой рыночной структуры и тем самым препятствовать восхождению бросающих им вызов Европы и Азии, которые хотели бы утвердиться в качестве нового центра девятой рыночной структуры, продолжающей свое триумфальное наступление.