«Век я не сойду с тропы,
Ты за собою не зови,
Ты за собою не мани,
Ты вслед за мною возойди,
В Норвегии хладны пески,
Обо мне ты их глазам молчи,
Эхо сладкое минут тех сбереги,
Речи твои, как песнь серен –
Коварны,
Ты попала в сладкий плен –
Подавно,
Не возгордись и будь спокойна,
Ведь, со мною та лишь,
Что покорна!»
Близ Кайзер-Штерн, 22:30
«Мне приснилась буря, она окутала ало-красным небом мой дом, и я был внутри дома, окна стали похожи на деревенские ставни и сильно стучали, мама бегала около них и старалась, как и я закрыть их от ветра, но ветер был беспощаден, он сотрясал все строение, будто бы у него были чувства и эмоции и сейчас – это был гнев. Я тайком глянул между ставней и увидел взвинтившийся вихрь, который свирепствовал и расшвыривал все, что попадалось ему на пути, внутри меня был не поддельный ужас. Я выбежал на улицу, когда буря стихла и увидел, что небо было ярко алым и, вдруг, пошел легкий снег, а я смотрел вверх, на кроны пустых морозных деревьев, вдыхал этот холодный воздух. Дом был, уже, далеко и я брел вперед, исследуя город, вернее то, что с ним сделал вихрь и внутри было постоянное, непреодолимое, как паранойя чувство, что он вот-вот, начнется вновь, а я – не успею вернуться.»
Этот сон, шествовал над Рихтером давно, а сейчас, он частенько смотрел на дно стакана - в глазах ясно, голова не становилась мутнее, лишь руки были очень теплыми, как в финале панической атаки, только приятнее, может потому что он много спал и ничего не ел. А может, это все алкоголь, но он все равно, чудным образом, не действовал на него, как на всех. Он завидовал тем людям, что могли получить истинное расслабление от этих напитков и забыться, ему же могло дать расслабление только женское тело, но всей сутью своей, Рихтер отрицал такую возможность, чувствовал, что есть нечто важнее, есть дело, которое ждет его где-то впереди, и нет времени попросту растрачивать себя не пойми на кого.
Вспоминалась одна особа, что смотрела на него через всех этих людей в кафе, и было прекрасно понятно, что ей нужен был он, только в ту секунду, тогда. Но неужели вы поверите в то, что стой на его месте другой – её взгляд был бы иным? Глупости! Рихтер был пьян от собственных мыслей, у него не было женщины порядка двух лет, он не касался себя, был чист в этом плане, и ему не хотелось это менять.
Снова на грани истощения от недоедания, а в прошлый раз, год тому назад, от недосыпа, и все чуть было не закончилось очень печально – это ничему его не научило. Алкоголь добавляет оппозицию устойчивости к женщинам, имеет на это право и очень большой довод, сквозь призму влияния на структуру наших спиралей внутри. Жаль, Рихтеру не ведомо сие ощущение. Алкоголь, это арабское слово? А может, арамейское, в любом случае, оно давало людям понимание образов, которых собой обозначало, помогало им «диссоциировать», никуда не перемещаясь. Он же, оставался на месте.
Его ошибкой было – неуважение собственного тела, мысль о его несовершенстве. Когда врачи, однажды назвали срок, Рихтер до абсурда возжелал разглядывать все папиллярные узоры на пальцах, все линии ладони и все неровности своей кожи на руках, возжелал запомнить себя. Осознав смерть - получаешь силу. «Силу на такой короткий срок!» - думалось тогда ему. Дальше, только обследование, одно за другим. Но, к недоумению всех, через год, болезнь отступила, и непременно, что-то оставила в его голове, что-то, что Стивен Кинг назвал бы – «сиянием».
Когда она водила рукой по волосам, снимая боль в висках и уводя ее через затылок в свои ладони и смывала все водой, Рихтер не недоумевал, почему ей дано это и для чего она тратит свое тело, имея «Золото Творца»[1], по ее словам, внутри. И теперь, он ощутил его в себе. Огромное количество, его искра зажглась в момент угасания оболочки. Странный эффект.
Она смотрела на Аарона Рихтера сквозь всех этих людей в кафе, и он позволил себе подпустить ее. Но зачем? Чтобы показала ему истинный мир, к которому он по праву принадлежал? Возможно, урок уяснен, понятен, точка. Позже, она покинула стены его дома. Поначалу, думалось о переживаниях, так бывает - места себе не находишь, но он ощутил покой и мир внутри. Наконец-то.
Однажды, когда Рихтера настигла очередная паническая атака в метро, не поддавшись ей, он кое-что успел увидеть своими собственными глазами, наяву, как человек с виду и нечто ужасное внутри, он словно присосался к двум молодым ребятам, он узрел, невидимую другим, нить, что их стала связывать. Пред глазами предстали сильнейшие вспышки яркого света, сопровождаемые неистовой височной болью. Вспышки эти, словно швыряли в мозг различные картинки событий, это так странно, в глазах мелькали - больничные койки, глухие звуки каталок с лекарствами и грохот носилок по затертому кафелю старых довоенных построек, все это пронзало голову и слух за долю секунды. Примечательно, что все вокруг потеряло краски, в прямом смысле, их просто не было, только черное, белое и серое шествовало со свитой собственных оттенков, тонов и полутонов.
Тогда Рихтер решительно двинулся вперед и отгородил тех ребят, заслонив собой, и посмотрел ему прямо в глаза, узрев в них его страшную силу. Но тот мужчина отпрянул. Раньше такого не было, раньше Рихтер тоже их видел, таких странных людей, они, словно отбирали жизнь, тогда было все по-иному, тогда, внутри, было страшно. Но сейчас, этот мужчина, желавший получить удовлетворение энергией на вечер, не смог его разглядеть, он смотрел в глаза, но не смог туда проникнуть. Он не видел Рихтера, был слеп энергетически и это напугало странного пассажира. На первой же станции он, не то что сошел, но выбежал, делая вид, что ищет кого-то, что опоздал на встречу. Наш герой, же, не чувствовал ничего, кроме начавшейся головной боли, она поднималась от затылка к лобным долям, и вскоре, окутывала виски, естественные цвета, что сбегают от него в такие моменты, воспряли вновь в его глазах, рассеяв черно-белую «дымку». Одно стало очевидным наверняка - «Значит, им тоже бывает страшно».
Кто это… Просто удалые умельцы, научившиеся отбирать силы у свежих, почти не тронутых молодых «особей»? Усталость. Ее не было уже очень давно, хотя, плевать!
Рихтер запомнил кое-что очень важное: чтобы не терять силу, надо научиться ее брать из тех мест, где она есть, а она, по словам «знающих» - везде. Только надо отбирать ту, что не стала грязной от потоков чужих мыслей. То есть, лишней информации, что очень хорошо впитывается и усваивается. Хотел бы он также усваивать нужное в свой мозг без особых трудов, а потом также легко оттуда доставать, подобно «складу памяти», по Кингу. Но это все грезы возможностей. Да и «знающих» теперь, днем с огнем не найти. Даже, если научиться добывать силу в одиночку, важно ее правильно тратить, создавая в себе проход и становясь «проводником» между источником и объектом. Этого Рихтер не умел. Вот и голова раскалывалась.
Воспоминания в головах людей возникают сами собой, из глубокой подкорки подсознания, мы их никогда не ждем, возможно, достаточно, просто, посмотреть на что-нибудь эдакое, что мигом сигнализирует в наш неисследованный доселе, полностью, мозг – и возникает ассоциация с ранее, давно увиденным, или услышанным, сказанным. Эти воспоминания могут эволюционировать, бунтовать в голове, говорить нам о чем-то важном, что мы уже давно позабыли. Это наш внутренний маршрутизатор, к которому стоит прислушаться, хотя бы однажды.
Рихтер весьма целеустремленно вел машину по главному шоссе, прокручивая вышеупомянутые мысли в трещащей голове, однако грядущее будущее, его волновало постольку-поскольку. Лишь там, где раны еще не успели зажить, он не хотел новых.
В салоне тело пропускало через себя сильное тепло от печки, после мурашек, что отплясывали бачату под кожаной курткой, ввиду такой непогоды. Тучи сгущались и, зажав педаль, он медленно объезжал те авто, что ехали медленнее его, в зеркале заднего вида маячили свет фар, остававшихся позади.
Радио разрывалось от новостей, и некоторые из них, стоили внимания, например, те, что гласили о новом виде упаковок из-под молока. Все же остальные глаголили о продолжавшихся волнениях в городе, скучно. Ты смотришь по сторонам, в боковые стекла, безжалостно изрешеченные холодными и тонкими, как бритва каплями дождя, взору открывается размытая панорама твоего города, мечущихся взад-вперед «людей», бездомных животных, новых отстроенных мэром города зданий-колоссов из очень прочного камня, что внедрили, лет пять как, вместо красного кирпича, да и то верно – он уже замозолил всем зрячим глаза. Эта территория заметно расширилась с момента детства тех, кто до сих пор таит в нем надежду на что-то родное и светлое. Безумцы.
Однако были и новые средства передвижения, как например, ультра-скоростная железная дорога имени Тесла и Кайзера, соединяющая разные концы столицы. Всего за каких-то тридцать минут огромный город можно было пересечь, добравшись до областных территорий. Технологии. Это место превратилось в парад уродов, шествующих за недостижимой целью, окруженные технологиями, это были простые работяги, которые только и грезили надеждой. Во главе угла стояли власть-имущие, которые эту надежду видели по-своему. Они настолько рьяно следовали научным достижениям и проектам, что совсем потеряли из виду свой народ, некоторые из него тоже возжелали урвать кусочек покрупнее. Тогда и началась дележка территорий, и она имела значение только на улицах, но не в законах, через некоторые кварталы, если ты был не угоден определенным кругам, проехать ты не мог, а сунешься – может тогда, город потеряет еще одного налогоплательщика. Деление было весьма незаурядным. Восемь округов, восемь властителей на местах, они приносили свой «доход» для власти, поэтому никто и не думал лезть на чужую территорию, всех, все устраивало - город, который ты и ненавидишь, и обожаешь всем сердцем одновременно. Мог дать и отнять – словно Господь Бог.
На улицах «Нового Эдема», так его называли зажиточные граждане, всегда было неспокойно, но в последнее время участились разбойные нападения одной «территории» на другую. Как правило, все происходило ночью, от полуночи до двух часов, остальное - «время закона»: таковы правила. В это время свежий воздух лучше глотать из окна своей квартиры. Эта территория, что «обходила» закон всего на два часа называлась старожилами «Зёненфильд». Уж не знаю подробности этимологии, но так стоило назвать и весь город, ко всем чертям собачьим.
Справедливости ради, стоит отметить, что «Часы Зёненфильд» не означали полное беззаконие, они означали только то, что житель любого округа города, мог безнаказанно пересекать, на эти короткие два часа, любые локальные ограничения столицы. Также приостанавливалась 8 поправка к «Новой Конституции», что давало возможность собираться в людных местах толпой до ста человек, это, с легкостью, перерастало в не зарегистрированные митинги и шествия. А по прошествии двух часов, унять толпу, уже, более ста человек, было делом не из легких. Под такой шум всегда удобно проворачивать сделки, отмывать деньги, инициировать новые законы, и в целом, менять темный лик города до неузнаваемости, а на утро, рассвет открывал другую чистую жизнь, преображал все вокруг вплоть до канализационных люков. К слову, люки на дорогах имели оттиск герба нового города, в то время, как с оборотной стороны – герб старого. Никто из рабочих «Водоканала» не понимал, к чему это было, да и никто не понимал.
Все размышления перебивала свежая сводка новостей:
«С вами Марго Крёнинг, и это «Экстренные новости» Центрального канала столицы! В центре города были предотвращены попытки проведения несанкционированного митинга, ввиду недовольства жителей программой утилизации отходов. Дело в том, что власти заявили о безоговорочном выборе места свалки последних на юге Зёненштадта», в специально отведенной зоне. Но общественные активисты посеяли хаос, развивая идею того, что загрязнение воздуха в городе только возрастет и что есть новые экспериментальные научные изыскания, опубликованные в журнале «Штраусс», исследователем Иаковом Брёмингом, который заявил, что нечистоты и вторсырье можно утилизировать его изобретением почти бесследно, превратив в частицы «обновленного материала», так он его назвал, готового к новому производству. Эта статья вызвала настоящий резонанс в светлых умах молодежи. Однако городская администрация настояла на привычном способе утилизации – захоронении отходов в землю. По предварительным данным, в результате разгона демонстрантов - семь человек пострадали, двое из которых находятся в реанимации. С вами Марго Крёнинг, не переключайтесь!»
Этот народ всегда бунтует, но сможет ли он когда-нибудь быть счастлив? Нет, нет, это риторический вопрос.
Дворники пытались стирать капли на лобовом стекле, но едва справлялись с ливнем, казалось, воды всего мира, прямо сейчас рухнут на все вокруг, разорвав небосвод по швам.
Платформа Кайзер-Штерн представляла собой произведение искусства, огромные витиеватые колонны, соседствовали с мрачно восседающими подобиями горгулий, только в виде знаменитых ученых - забавно получилось, вход открывался пред взором входящего очень высокими потолками под десять, может двенадцать метров: интересное подражание. Внутрь можно было попасть, намагнитив электронный паспорт в терминале, за соответствующую цену. Говорят, скоро такие будут имплементировать прямо в руку, яко бы, такой точно не потеряешь. Еще в Стране Советов к кибернетике относились с особым вниманием.
Одинокое окошко «Фарма-Спектр» светило ярким лучом среди тусклых фонарей этого квартала. На часах было только одиннадцать, а значит передвигаться по городу, пока что безопасно.
Аптека эта – электронная, необходимо обозначить код товара на сенсорной панели, предъявить рецепт на сканер и внести деньги, или оплатить электронным паспортом. Кто бы мог подумать, чтобы достать аспирин-зёйт, нужно так долго выплясывать перед жестяной банкой, что снимает тебя на камеру. Курва. Всегда думалось, а если у человека болит голова неистово сильно, что тогда. Разве в такой миг возможно сообразить, что и куда нажимать. Дождь заметно стих.
- «Фарма-Спектр» приветствует Вас, Вы гражданин города? – завибрировал голос детектора, если это вообще можно назвать голосом. Даже «Google voice» звучит, куда правдоподобнее.
- Да, да, я гражданин!
- Предъявите код товара! – загрохотало где-то в шестеренках.
- А волшебное слово? – игриво, чтобы отвлечься от боли выпалил Рихтер.
- Простите, нераспознанная команда, вернитесь к алгоритму номер 1! – издевательски затянул автомат.
- Да, будь ты, просто, ладно! Давай алгоритм номер 1! – едва сдерживая себя проговорил, уже пожалевший о шутке, клиент.
Быстро темнело и на платформе зашумели чьи-то шаги, за киоском аптеки, платформа не просматривалась, но это были, явно, женские каблуки, невысокие такие, отсюда и звук был приглушен. В это время поезда ходили редко, а человек спешил, явно спешил, не то, чтобы это вызвало дикий интерес, просто, до полуночи еще сорок минут, любое такси довезет до дома очень быстро.
Рихтер подумал, что это не его дело и быстро зашагал к авто, в надежде, хоть еще немного подышать свежим воздухом, и лишь потом ехать в апартаменты. Как же ему не хватало запаха свежескошенной травы, морского воздуха - настоящей природы.
Сев в салон, легкое тепло приятными касаниями снова пробежало по телу. Правду говорят: «машина – второй дом». Кто-то даже считает ее лучшей женой в своей жизни, ну уж не знаю. Капли барабанили по стеклам уже не так свирепо. И в ту секунду, когда Рихтер захотел принять порцию аспирина, дабы зажить человеческой жизнью еще на часик-другой, боковым зрением он увидел, как, словно, легкая шаль, что-то промелькнуло на платформе с лестницы вниз. Он вгляделся в мокрое от дождя стекло и никого не увидел. Но, что-то не давало ему покоя.
Воздух города снова ударил в ноздри, позади щелкнула дверца его Mercedes, а по левую руку, уже, был тот самый «Фарма-Спектр». Глаза не фокусировали ничего подозрительного, на щеках играли капли холодного дождя, но он, от чего-то решил пройти на платформу, как будто внутренний голос вел его. Голова стала пульсировать в зоне висков сильнее. И на миг, ему показалось, что цвета вновь потеряли себя, и все исказилось, словно негатив на пленке, сигнал валидатора от контакта с электронным паспортом дал низкий поклон электронным голосом: «зеленый!», что означало: «проходите!». Сверкнула молния, или это была вспышка в голове, не понятно. Однако сразу после этого, поодаль, у лестницы, что вела на переход через железнодорожные пути, ясно различалось сероватое свечение тела человека, что лежало на мокром камне платформы. «Приехали!» - подумал Рихтер.
[1] Так он называл дарованные людям свыше силы, способности