– Куда направляется почтенная настоятельница? – приблизившись к монахиням, спросил Бао Юн.
– Мы узнали, – отвечала даосская монахиня, – что нынче утром состоялась церемония выноса гроба с телом старой госпожи, а четвертая барышня Сичунь осталась присматривать за домом. Чтобы она одна не скучала, наша настоятельница и решила ее навестить.
– За всеми воротами сада присматриваю я, – заметил Бао Юн, – и попросил бы вас вернуться! Приходите, когда пожалуют господа!
– Откуда ты взялся, черномазый? – рассердилась монахиня. – И что тебе за дело, куда мы ходим?
– Терпеть не могу монашек! – рассердился Бао Юн. – Не пущу, и баста! Что вы мне сделаете?
– Возмутительно! – вышла из себя старуха. – При жизни старой госпожи никто не мешал нам ходить через сад! А ты, разбойник, никого не признаешь. Все равно пройду!
Она схватилась рукой за кольцо калитки и несколько раз изо всех сил его дернула.
Мяоюй, стоявшая рядом, слова не могла произнести от гнева и уже хотела уйти, но тут на шум прибежали женщины, присматривавшие за вторыми воротами. Взглянув на рассерженную Мяоюй, они сразу поняли, что Бао Юн ее обидел.
Все служанки, надобно сказать, знали, что Мяоюй очень жалуют старшие госпожи, что она дружна с барышней Сичунь и боялись, как бы Мяоюй не пожаловалась хозяевам.
Поэтому одна из женщин подбежала к Мяоюй и стала оправдываться.
– Простите, мы вас не ждали и не успели открыть. Четвертая барышня дома, она как раз вспоминала о вас. А этот малый – новичок, он присматривает за садом и не знает наших порядков. Мы попросим госпожу, когда вернется, наказать его и выгнать вон!
Мяоюй, будто не слыша, пошла к выходу. Женщина умоляла ее вернуться, готова была встать на колени, говорила, что в случившемся могут обвинить ее. Мяоюй пожалела ее и вернулась, к великому неудовольствию Бао Юна, которому ничего не оставалось, как, смирив гнев, уйти прочь.
А Мяоюй с монахиней пришли к Сичунь, выразили ей соболезнование по поводу кончины старой госпожи и стали болтать о разных пустяках.
– Теперь несколько ночей не придется спать, – пожаловалась Сичунь. – Мне велено присматривать за домом. Вторая госпожа Фэнцзе болеет, а одной по ночам скучно, да и страшновато. Будь здесь хоть один мужчина, тогда дело другое. Но мужчинам запрещено появляться на женской половине дворца. Раз уж вы удостоили меня своим посещением, хочу попросить вас провести эту ночь у меня. Поиграем в шахматы, поболтаем.
Мяоюй, говоря по правде, не очень хотелось оставаться ночевать, но Сичунь так просила! К тому же весьма заманчивым было предложение сыграть в шахматы. Поэтому Мяоюй согласилась и послала монахиню передать послушнице, чтобы та принесла ей чайные принадлежности и постель.
Сичунь была вне себя от радости. Она приказала Цайпин вскипятить собранную еще в прошлом году дождевую воду и собственноручно заварила самый лучший чай.
Вскоре послушница принесла чайный прибор Мяоюй, девушки сели и завели беседу.
Когда наступило время начала страж, Цайпин поставила на столик шахматы. Сичунь сперва проиграла две партии, и лишь когда Мяоюй уступила ей четыре фигуры, наполовину отыгралась.
Незаметно наступила четвертая стража. В доме все было тихо.
– В начале пятой стражи пойдешь спать, – сказала Мяоюй, – обо мне не беспокойся, послушница будет мне прислуживать.
Сичунь не хотелось уходить, но она чувствовала, что Мяоюй желает побыть одна, и оставаться было неудобно. Едва Сичунь собралась уходить, как подняли крик служанки, присматривавшие по ночам за восточными комнатами, а следом прибежали служанки Сичунь.
– Караул! Воры! – кричали они. К ним присоединились Сичунь и Цайпин.
– О Небо! – воскликнула Мяоюй. – Не иначе как грабители забрались в дом.
Она быстро заперла дверь, погасила светильник и через глазок в окне посмотрела наружу. По двору шныряли здоровенные парни, и Мяоюй в страхе шептала:
– Беда!
Тут же послышались крики ночных сторожей:
– Ловите злодеев!
– Из верхней комнаты утащили вещи! – кричал кто‑то. – В восточные комнаты уже побежали люди, а мы бежим в западные!
Служанки Сичунь, услышав, что подоспела помощь, закричали:
– Воры залезли на крышу!
– Да, да, они там! – откликнулись сторожа и в нерешительности остановились: с крыши полетела вниз черепица.
Но тут раздался пронзительный крик, распахнулась калитка, и из нее выскочил здоровенный детина с толстой дубиной в руках. Люди бросились за ним.
– Ловите воров! – крикнул детина. – За мной!
Слуги и сторожа от испуга словно приросли к месту, а детина продолжал кричать. Наконец одному из слуг удалось его разглядеть. Это оказался не кто иной, как Бао Юн. Тот самый, что приехал во дворец Жунго с рекомендательным письмом из семьи Чжэнь.
Тут слуги приободрились и крикнули:
– Один разбойник сбежал! Остальные на крыше!
Бао Юн стукнул дубиной о землю и полез на крышу.
Надо сказать, что грабители, когда лезли в дом, были уверены, что во дворце одни женщины, и совсем забыли об осторожности. Они пробрались во двор, где жила Сичунь, заглянули в окно и, увидев монахиню редкой красоты, решили с ней позабавиться. Они уже собирались взломать дверь и проникнуть в комнату, как вдруг услышали крики и, поняв, что за ними гонятся, полезли на крышу. Однако преследователей было немного, и грабители решили оказать сопротивление. Тут появился Бао Юн, и грабители вступили с ним в рукопашную. Одного разбойника Бао Юн сильным ударом дубинки сбил с крыши, остальные попрыгали вниз и бросились наутек. Добежав до садовой стены, они перемахнули через нее и скрылись.
Бао Юн погнался за ними. Он не знал, что в саду прячутся еще несколько разбойников, те, что должны были принимать награбленное. Увидев, что дружки их бегут, они схватились за оружие и приготовились защищаться. Но преследователь оказался один, и грабители ринулись на него.
Бао Юн в ярости закричал:
– Эй, подлые воришки! Кто отважится сразиться со мной?
– Они там пристукнули одного нашего! – переговаривались между тем разбойники. – Жив ли он? Выручить бы его надо!
Бандиты окружили Бао Юна, и он едва успевал отбиваться.
В это время подоспели сторожа из дворца Жунго. Поняв, что силы неравны, грабители обратились в бегство. Бао Юн устремился за ними, но споткнулся о сундук и растянулся на земле. Поднявшись на ноги, он прежде всего подумал о вещах – грабители были уже далеко, и преследовать их не имело смысла. Он велел принести фонарь и при его свете увидел, что в сундуке пусто. Приказав убрать сундук, Бао Юн снова бросился в погоню, но заблудился и попал на дорогу, ведущую к дому Фэнцзе. В окне ярко горел свет.
– Грабители у вас? – крикнул Бао Юн.
– Нет, у нас все двери на замке! – донесся дрожащий голос Пинъэр. – Беги в главный господский дом – они там!
Бао Юн побежал не разбирая дороги. Наткнулся на ночных сторожей, крикнул, чтобы следовали за ним, и помчался дальше. В господском доме все двери были распахнуты настежь, служанки кричали и плакали.
Вскоре появились взволнованные Цзя Юнь и Линь Чжисяо и, посветив фонарем, увидели, что дверь дома, где жила старая госпожа, тоже распахнута, с нее сорван замок, а шкафы и сундуки открыты.
– Вы что, подохли? – напустились Цзя Юнь и Линь Чжисяо на женщин, дежуривших ночью. – Воры в дом забрались, а вам хоть бы что!
– Мы дежурили только во вторую и третью стражу, – плача, оправдывались женщины, – и за это время ни разу не присели, обшарили каждый уголок. В четвертую и пятую стражу сторожили другие. Как только они нас сменили, мы услышали крики. Прибежали узнать, в чем дело, смотрим, вещи исчезли. Лучше всего, почтенные господа, спросить у тех, кто дежурил в четвертую и пятую стражу!
– Убить всех вас мало! – гремел Линь Чжисяо. – Мы еще поговорим! А сейчас осмотрите весь дом! Живо!
Сторожа повели их на ту сторону, где жила госпожа Ю, но там все ворота оказались запертыми.
– Мы до смерти напугались! – послышались голоса изнутри дома.
– Вещи целы? – осведомился Линь Чжисяо.
– Целы, – последовал ответ, и ворота открылись.
Линь Чжисяо и сопровождавшие его вошли во двор, где жила Сичунь, и тут услышали разговоры:
– Ах, беда! Барышня от испуга упала в обморок! Очнитесь же!
Линь Чжисяо спросил, в чем дело.
– Злодеи до смерти перепугали барышню, – сообщила женщина, открывая дверь. – Настоятельница Мяоюй и Цайпин насилу привели ее в чувство. Вещи все пропали.
– С кем дрались разбойники? – удивился Линь Чжисяо.
– С господином Бао Юном, он вовремя подоспел и выгнал разбойников, – ответил сторож. – А одного, говорят, даже убил.
– Да, да, это у ворот сада, – поддакнул Бао Юн, – пойдемте посмотрим, там ли он!
Все поспешили вслед за Бао Юном и увидели, что у ворот и в самом деле кто‑то лежит. Пригляделись, а покойник как две капли воды похож на приемного сына Чжоу Жуя. Оставив возле убитого сторожа, Цзя Юнь послал двух других осмотреть ворота. Они были крепко заперты.
Линь Чжисяо велел отпереть ворота и отправился в ямынь донести о случившемся.
Тотчас прибыли чиновники и приступили к расследованию. Было установлено, что воры из узенького переулка позади дворца Жунго забрались на крышу дома, спустились в западный двор, а оттуда проникли в сад.
Люди, дежурившие ночью, в один голос показывали:
– Это были не просто воры, а разбойники и грабители!..
– Какие там грабители, если не пустили в ход оружия и действовали без факелов?! – раздраженно заметил один из чиновников.
– Но они забрались на крышу и швыряли в нас черепицей, – оправдывались сторожа, – попробуй подойди к ним! Спасибо, Бао Юн залез на крышу и согнал их оттуда! Да и тех разбойников, что спрятались в саду, тоже обратил в бегство. •
– Опять вы за свое! – рассердился чиновник. – Да будь это разбойники, разве не справились бы они с вами?! Рассуждать тут нечего: проверьте, что пропало, составьте список, а я доложу начальству.
Цзя Юнь и все остальные вновь направились в покои матушки Цзя. Там уже были Сичунь и Фэнцзе.
Цзя Юнь справился о самочувствии Фэнцзе, поздоровался с Сичунь, после чего все приступили к проверке вещей.
Юаньян не было в живых, остальные служанки уехали сопровождать гроб, и никто не знал, какие вещи принадлежали старой госпоже. Она постоянно держала их под замком, и описи на них не существовало. Поэтому установить что‑либо оказалось делом нелегким.
– Мы знаем лишь, что сундуки и шкафы были набиты вещами, а сейчас там пусто, – говорили служанки. – Чтобы все их перетаскать, потребовалось немало времени! Куда смотрели сторожа? К тому же убитый – приемный сын Чжоу Жуя! Конечно, он действовал заодно с разбойниками!
Услышав это, Фэнцзе вспыхнула от гнева и приказала:
– Всех женщин, дежуривших ночью, связать и передать властям! Пусть учинят им допрос с пристрастием!
Раздались вопли, причитания – все провинившиеся запросили пощады.
Если хотите узнать, удалось ли женщинам избежать наказания и куда девались пропавшие вещи, прочтите следующую главу.
Глава сто двенадцатая
Красавицу монахиню Мяоюй постигает жестокое возмездие за прежние грехи;
обезумевшая от лютой ненависти наложница Чжао готовится отойти в мир мрака
Итак, Фэнцзе приказала связать женщин, дежуривших ночью, и передать властям. Женщины пали на колени, моля о прощении.
– Замолчите! – прикрикнули на них Цзя Юнь и Линь Чжисяо. – Господин Цзя Чжэн наказывал хорошенько смотреть за домом. Провинились – извольте отвечать! Никто за вас не станет заступаться! Свалить вину на сына Чжоу Жуя неловко. Чжоу Жуй старый слуга госпожи Ван. В этом случае и на остальных ее слуг падет подозрение!
– Да что с ними разговаривать?! – воскликнула Фэнцзе, задыхаясь от гнева. – Пусть уведут! Властям заявите, что пропали вещи старой госпожи, а какие именно, знают старшие господа. Опись их будет составлена и послана в ямынь, когда господа вернутся. В ямынь по гражданским делам мы тоже сообщим о случившемся.
Сичунь не осмеливалась вступать в разговор. Она только плакала и приговаривала:
– Ничего подобного со мной не случалось! И надо же было, чтобы именно на меня и на Фэнцзе свалилось такое несчастье! Как я теперь покажусь на глаза господину и госпоже?! Ведь они оставили дом на меня, а я не смогла углядеть! Какой позор!
– А что мы могли сделать? – возразила Фэнцзе. – Виноваты в первую очередь сторожа!
– Хорошо тебе говорить! – вскричала Сичунь. – Ты больна, а с больной какой спрос? Ну а мне как быть? Это моя золовка подговорила старшую госпожу оставить меня присматривать за домом! Теперь пропало мое доброе имя! – И Сичунь заплакала в голос.
– Не только твое, – промолвила Фэнцзе. – У всех пострадало доброе имя! А послушаешь тебя – тошно становится!
В это время во дворе послышался шум.
– Говорил я, что эти монашки приносят одни несчастья! – кричал кто‑то. – У нас в семье Чжэнь их на порог не пускали! А здесь – пожалуйста! Вчера, только вынесли гроб с телом старой госпожи, пришла монашка. Я не пускаю ее, а старухи, что присматривают за воротами, давай меня ругать. Открыли калитку, пригласили монашку войти. До самой четвертой стражи я не спал, все думал, закрыли потом за нею калитку или нет. Вдруг поднялся шум. Я бросился во двор, ворота заперты, стал стучаться – меня не впускают. А крики все громче. Я выломал ворота и увидел во дворе каких‑то людей. Одного стукнул дубиной, и он тут же дух испустил. Огляделся – а это двор четвертой барышни Сичунь, в комнате у нее монашка! Только стало светать, монашка улизнула! Не иначе как она привела разбойников!
– Кто там болтает, позабыв о всяких приличиях? – вскричали служанки. – Барышня здесь, а он орет!
– Вы разве не знаете, что он из семьи Чжэнь? – удивилась Фэнцзе. – Ведь его к нам Чжэни прислали!
Сичунь слова Бао Юна смутили. Тут Фэнцзе ее спросила:
– Что за монашка, о ком он болтает? Ты что, взяла к себе жить монашку?
Пришлось Сичунь рассказать, что ее навестила Мяоюй и она, чтобы скоротать ночь, оставила монашку играть в шахматы.
– Так это была она? – удивленно воскликнула Фэнцзе. – Неужели Мяоюй согласилась остаться? В таком случае не о чем говорить! Пусть этот крикун держится потише и не болтает лишнего, не то господин Цзя Чжэн хорошенько его проучит!
Сичунь вдруг стало так страшно, что захотелось убежать. Фэнцзе забеспокоилась и стала уговаривать девушку остаться, хотя и у самой на душе было тревожно.
– Пусть соберут уцелевшие вещи, – приказала Фэнцзе. – И кто‑нибудь их постережет.
– Лучше дождаться конца расследования, – сказала Пинъэр, – а потом уж собирать вещи. Послали кого‑нибудь сообщить господину о происшествии?
– Спроси у старых служанок! – отозвалась Фэнцзе.
Вскоре посланная к старухам служанка возвратилась и сообщила:
– Господин Линь Чжисяо ехать не может, слугам, пока идет дознание, тоже отлучаться нельзя, пришлось послать второго господина Цзя Юня.
Фэнцзе ничего не ответила, лишь кивнула, села рядом с Сичунь и погрузилась в размышления.
Вы, конечно, уже догадались, что шайку разбойников привел Хэ Сань. Разбойники похитили золото, серебро, драгоценности, а затем, уверенные, что никто им не помешает, собрались обворовать жилые комнаты на западной стороне. И вдруг в одном из освещенных окон увидели двух красивых девушек: барышню и монахиню. Разбойники жизнью не дорожат – они хотели тут же вломиться в дом и овладеть девушками. Но в этот момент на них бросился Бао Юн, и они, прихватив награбленное, обратились в бегство, даже не заметив, что Хэ Сань куда‑то исчез.
Выбравшись из дворца, они спрятались у скупщика краденого. А на следующий день навели справки и узнали, что Хэ Сань убит, а о грабеже сообщено в военный и гражданский ямыни. Посоветовавшись между собой, разбойники решили присоединиться к морским пиратам, пока не вышел указ об их аресте и они могли беспрепятственно проезжать через заставы и переправы.
Но главарь разбойников ничего не боялся.
– Уехать успеем, – сказал он, – я должен похитить ту монахиню. До чего же красива! Из какого только монастыря вырвалась эта пташечка?
– Ай‑я! Вспомнил! – закричал один из разбойников. – Это настоятельница из кумирни Бирюзовой решетки, принадлежащей семье Цзя! Помнишь, у них заболел какой‑то Баоюй? Никто не мог его вылечить, а потом вдруг нашелся врач. И знаешь кто? Та монахиня!..
– Сегодня отсидитесь здесь, – заявил главарь разбойников, – а утром нарядитесь купцами и проскочите через заставу. Будете ждать меня на склоне Двадцати ли!
Уговорившись обо всем, разбойники стали делить добычу.
Тем временем Цзя Чжэн и остальные, сопровождавшие гроб с телом покойной, прибыли в кумирню и совершили положенные церемонии. Затем гости и родственники стали разъезжаться.
Цзя Чжэн, согласно обычаю, остался в кумирне и устроился во внешнем флигеле, а госпожи Син и Ван – во внутреннем. Всю ночь они оплакивали покойницу.
На следующий день снова начались жертвоприношения. Как раз когда подносили жертвенный рис, вошел Цзя Юнь. Он поклонился гробу матушки Цзя и, опустившись на колени перед Цзя Чжэном, справился о его здоровье. Затем рассказал о происшествии во дворце, о том, как были украдены вещи старой госпожи, как Бао Юн выгнал разбойников и убил одного из них и как подали донесение о грабеже военным и гражданским властям. Выслушав его, Цзя Чжэн разволновался.
Госпожи Син и Ван, услышав дурную весть, испугались и заплакали.
– Список пропавших вещей составили? – спросил Цзя Чжэн.
– Нет, – ответил Цзя Юнь. – Никто не знает, что пропало.
– Это хорошо, – произнес Цзя Чжэн. – У нас недавно описали имущество, и объяви мы сейчас, что пропали ценности, нас, пожалуй, обвинили бы в утайке… Позовите скорее Цзя Ляня!
Цзя Лянь в это время сопровождал членов семьи на церемонию жертвоприношения, и Цзя Чжэн распорядился немедля вызвать его.
Узнав о случившемся, Цзя Лянь, не стесняясь Цзя Чжэна, обрушился на Цзя Юня с бранью:
– Мерзавец! Ничтожество! Ему доверили такое важное дело, а он, вместо того чтобы проверять ночных сторожей, наверняка спал как убитый. Спасибо еще, что хватило совести приехать сообщить!
И разъяренный Цзя Лянь плюнул Цзя Юню в лицо. Тот стоял вытянувшись, не смея произнести ни слова.
– Сейчас бесполезно его ругать, – сказал Цзя Чжэн.
– Что же делать? – вскричал Цзя Лянь, пав на колени.
– Обратиться с просьбой к властям разыскать воров. Только вот затруднение: мы не знаем, какие именно вещи оставила старая госпожа. К деньгам же ее никто не посмел прикоснуться! Этими деньгами решено было покрыть долги, а что останется, истратить на постройку могильного склепа на юге, куда и перевезти покойницу. Но сказать точно, сколько у старой госпожи было денег и вещей, мы не можем. Власти потребуют список пропавшего, и если указать ценные вещи, не миновать беды! Дать заведомо ложные сведения, будто у нас пропало столько‑то золота, серебра, украшений и других вещей, тоже нельзя… Просто обидно! Не успел я уехать из дома, как все пошло кувырком! Ну, чего ты стоишь на коленях?
Цзя Лянь молча поднялся и направился к выходу.
– Ты куда? – крикнул Цзя Чжэн.
– Поеду домой и все выясню, – обернувшись, ответил Цзя Лянь.
Цзя Чжэн презрительно хмыкнул. И Цзя Лянь виновато опустил голову.
– Скажи матери, – приказал Цзя Чжэн, – чтобы отпустила с тобой одну или двух служанок старой госпожи. Пусть просмотрят все ее вещи, а ты сделай опись!
Цзя Лянь призадумался: у кого спрашивать про вещи госпожи? Ведь ими ведала Юаньян. Можно бы, конечно, спросить у Чжэньчжу, но вряд ли она знает что‑либо точно. Однако возражать Цзя Чжэну он не осмелился и только поддакивал.
Выслушав Цзя Ляня, госпожи Син и Ван стали торопить его с возвращением домой, наказывая тщательно допросить всех, кто присматривал за домом.
– Как только они будут смотреть нам в глаза, когда мы вернемся? – возмущались женщины.
Цзя Лянь велел заложить коляски и передать служанкам, чтобы собирались домой. Через некоторое время он верхом на муле в сопровождении нескольких слуг отправился в путь.
Цзя Юнь ничего больше не сказал Цзя Чжэну, потихоньку выскользнул из комнаты, вскочил на коня и помчался следом за Цзя Лянем. В пути не случилось ничего, достойного внимания.
Вернувшись домой, Цзя Лянь прошел прямо в комнаты матушки Цзя. Увидев Фэнцзе и Сичунь, он ничего не сказал, хотя едва сдержал гнев, лишь спросил у Линь Чжисяо:
– Из ямыня приходили?
Линь Чжисяо с виноватым видом опустился на колени и отвечал:
– Приходили. И из военного и из гражданского, провели расследование, освидетельствовали труп убитого.
– Какой труп? – встревожился Цзя Лянь.
Линь Чжисяо рассказал, что Бао Юн убил одного грабителя, очень похожего на приемного сына Чжоу Жуя.
– Позвать сюда Цзя Юня! – приказал Цзя Лянь.
Цзя Юнь вошел, опустился на колени.
– Ты почему не сказал господину Цзя Чжэну, что приемный сын Чжоу Жуя был вместе с грабителями и Бао Юн его убил? – обрушился на него Цзя Лянь.
– Это сторожа говорят, что убитый похож на сына Чжоу Жуя, а сам я ничего точно не знаю, потому и не сказал, – стал оправдываться Цзя Юнь.
– Дурень! – вскричал в сердцах Цзя Лянь. – Скажи ты об этом раньше, я привез бы Чжоу Жуя для опознания убитого, и все было бы ясно!
– Чиновники из ямыня приказали выставить убитого на базарной площади для опознания, – сообщил Линь Чжисяо.
– Глупее ничего не придумаешь! – вскричал Цзя Лянь. – Кто скажет, что знает убитого? Ведь таким образом можно на себя самого навлечь подозрение!
– Это вообще никому не нужно, – заявил Линь Чжисяо. – Достаточно, что я его знаю.
Цзя Лянь задумался.
– Кажется, вспомнил! – воскликнул он. – Ведь это приемного сына Чжоу Жуя старший господин Цзя Чжэнь велел в прошлом году высечь?
– Совершенно верно, – подтвердил Линь Чжисяо. – Все видели, как он тогда драку с Баоэром затеял!
Цзя Лянь еще больше рассердился и хотел распорядиться, чтобы высекли ночных сторожей.
– Не гневайтесь, второй господин, – принялся умолять его Линь Чжисяо. – Они ведь не виноваты! Согласно заведенному в доме порядку, мужчинам после третьей стражи запрещено появляться на женской половине. Даже управляющие не смеют там показываться, если их не позовут! Мы с братом Цзя Юнем снаружи все проверили еще с вечера. Ворота накрепко заперли, и пройти через них никто не мог! Воры проникли в дом через стену, которая выходит в переулок.
– А что делали женщины, сторожившие на женской половине? – возмутился Цзя Лянь. – Где они?
Линь Чжисяо рассказал, что всех этих женщин Фэнцзе приказала связать и отправить на допрос в ямынь.
– А Бао Юн где? – поинтересовался Цзя Лянь.
– В саду.
– Позовите его!
Слуги побежали за Бао Юном и, провожая его к Цзя Ляню, говорили:
– Спасибо, вы оказались поблизости. Не то разбойники разграбили бы весь дом!
Сичунь боялась, как бы Бао Юн не рассказал о приходе Мяоюй. Фэнцзе молчала, не осмеливаясь слово сказать.
В это время послышались возгласы:
– Пришла сестра Хупо!
Все сразу вспомнили о матушке Цзя и заплакали.
Хупо сказала, что нет денег, чтобы расплатиться с людьми, занятыми на похоронах, и Цзя Лянь еще больше разволновался.
Хупо между тем, увидев взломанные сундуки и шкафы, так расстроилась, что толком не могла вспомнить, какие вещи остались после матушки Цзя, однако спросить больше было не у кого, и на основании ее слов составили список пропавших вещей, который и отправили в военный и гражданский ямыни.
Фэнцзе и Сичунь разошлись по своим комнатам, а Цзя Лянь назначил сторожей на ночь. Он даже не стал, как обычно, ворчать на Фэнцзе, а сел на коня и уехал в кумирню.
Фэнцзе тем временем послала Фэнъэр успокоить Сичунь, опасаясь, как бы та не покончила с собой с горя.
Ко времени второй стражи разбойники уже успели миновать заставу. Но во дворце Жунго никто не спал.
Главарь разбойников, замысливший похитить Мяоюй, понимал, что соблазнить монахиню ему не удастся, поэтому взял с собой кинжал, прихватил одурманивающие благовония и в третью стражу пробрался в сад. Там он увидел, что в кумирне Бирюзовой решетки горит свет, подкрался поближе и спрятался. Постепенно огни в окнах погасли, освещенным осталось только одно.
Мяоюй сидела на молитвенном коврике, погруженная в размышления:
«Я приехала в столицу из Юаньму, желая прославиться подвижнической жизнью. Но была приглашена в этот дом и не смогла осуществить свое намерение. Вчера я с самыми добрыми чувствами отправилась навестить четвертую барышню Сичунь, а какой‑то негодяй меня оскорбил, да еще пришлось натерпеться страху».
Вернувшись от Сичунь, Мяоюй никак не могла унять дрожь, сердце ее трепетало. Обычно она предавалась созерцанию в одиночестве и поэтому звать никого не стала.
Во время пятой стражи Мяоюй почувствовала сильный озноб, хотела позвать людей, но тут услышала за окном шорох. Вспомнив о грабителях, Мяоюй стала звать на помощь, но никто не откликнулся.
Вдруг голова у Мяоюй стала тяжелой, руки‑ноги онемели, язык отнялся. В комнату вошел человек со сверкающим мечом в руке. Мяоюй не могла двинуться с места. Вот и настал ее смертный час. Сердце девушки бешено колотилось, но страха она не испытывала.
Вошедший спрятал меч, осторожно взял Мяоюй, положил себе на спину. Мяоюй, словно пьяная, не соображала, что с ней происходит.
Увы, эта непорочная девушка была одурманена, и негодяй смог похитить ее…
Разбойник с Мяоюй на спине подошел к задней стене сада, поднялся на нее по веревочной лестнице и спустился с наружной стороны, где его ожидали несколько человек с коляской. Посадив Мяоюй в коляску, злодей нарядился чиновником и велел как можно быстрее ехать к городским воротам. Добрались они туда, как раз когда ворота открыли.
Стражники, увидев коляску, решили, что едет какой‑то чиновник, и даже не стали проверять.
Благополучно выбравшись из города, разбойники подстегнули коней и во весь дух помчались на склон Двадцати ли, где встретились с остальными грабителями, разделились на группы и поспешили к Наньхаю.
Не будем строить догадок, смирилась ли Мяоюй со своим позором или же покончила с собой – следы молодой монахини затерялись.
А теперь вернемся в кумирню Бирюзовой решетки.
Одна из буддийских монахинь, которая прислуживала Мяоюй и жила в келье, находившейся в самой глубине кумирни, спокойно проспав до пятой стражи, была разбужена звуками, доносившимися из переднего помещения. Зная, что Мяоюй сидит там на своем коврике, предаваясь созерцанию, монахиня подумала, что девушка сама с собой разговаривает. Вдруг послышались тяжелые мужские шаги, скрипнула дверь. Монахиня хотела встать, но все тело охватила истома, даже рот лень было раскрыть. Она не слышала голоса Мяоюй и, лежа с широко раскрытыми глазами, продолжала прислушиваться.
Лишь на рассвете монахиня смогла подняться. Она оделась и приказала старой даосской монахине вскипятить чай для Мяоюй, а сама отправилась посмотреть, что та делает. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Мяоюй нет, а окна и двери распахнуты настежь! Тут она вспомнила шум, послышавшийся ей ночью, встревожилась и подумала: «Куда это она могла так рано уйти?»
Монахиня вышла во двор, огляделась и тут заметила веревочную лестницу, свисавшую со стены, а рядом, на земле, ножны от меча и пояс.
«Беда, – подумала женщина. – Ночью пробрался в сад какой‑то злодей и одурманил нас курениями!»
Она крикнула монахиням, чтобы внимательно осмотрели кумирню, но ворота кумирни оказались запертыми.
– Ты зачем подняла нас в такую рань? – ворчали монахини. – Вчера в кумирне воскуривали дурманящие благовония, и мы никак не можем прийти в себя!
– А где настоятельница, не знаете? – спросила прислужница.
– В зале богини Гуаньинь! – отвечали монахини.
– Вы, видно, все еще спите! – закричала прислужница. – Пойдите посмотрите, там ли она?
Ничего не подозревавшие монахини бросились в зал богини Гуаньинь. Обыскав сад и не найдя Мяоюй, они подумали, что она у Сичунь. Побежали во дворец Жунго, стали стучаться в садовую калитку, но Бао Юн обрушился на них с бранью.
– Мы ищем нашу настоятельницу Мяоюй, – стали говорить монахини. – Откройте, может быть, она у четвертой барышни? Мы спросим.
– Ваша настоятельница привела к нам грабителей! – крикнул Бао Юн. – Они обобрали весь дом, а ваша настоятельница с ними убежала!
– О всемогущий Будда! – переполошились монахини. – Смотри, за такие слова попадешь в ад, там тебе укоротят язык!
– Хватит болтать! – орал Бао Юн. – Не то я вас отколочу!
Монахини, стараясь задобрить его, заулыбались и стали просить:
– Откройте нам, пожалуйста, господин! Мы поглядим, здесь ли наша настоятельница. И больше не посмеем вас тревожить.
– Не верите – идите смотрите! – произнес Бао Юн. – Но берегитесь, попадет вам от меня, если ее там нет!
Бао Юн впустил монахинь, которые со всех ног побежали к Сичунь.
Сичунь в это время сидела у себя в комнате и думала: «Мяоюй ушла от меня вчера утром. Слышала ли она, что говорил о ней этот Бао Юн? Если слышала, то наверняка обиделась и больше не придет. А мне так тяжело: я – сирота, жена брата меня ненавидит. Старая госпожа по‑доброму ко мне относилась, а сейчас я осталась совсем одна».