Деятель и деятельность
Стратификационная модель деятеля может быть представлена следующим образом (рис. 1). Рефлексивный мониторинг деятельности является рутинной функцией повседневной жизни и предполагает контроль не только собственного поведения, но и действий окружающих.
Рис. 1
Иными словами, акторы не только непрерывно отслеживают течение собственной деятельности и ожидают аналогичного поведения от других; они также регулярно контролируют социальные и физические факторы своего окружения Рационализация подразумевает, что акторы - в установленном порядке и, как правило, без излишней суеты - поддерживают целостное «теоретическое представление» о мотивах собственных действий. Наличие подобных представлений не следует приравнивать к дискурсивному перечислению причин конкретных поведенческих проявлений, равно как и к способности определять эти причины на основе умозаключений. Вместе с тем компетентные деятели предполагают, что окружающие их акторы, как правило, способны в случае необходимости объяснить большинство из того, что они делают, и именно эта способность является основным показателем компетентности, используемым в повседневной практике. Излюбленные философские вопросы относительно побуждений и мотивов тех или иных действий волнуют обычно лишь неискушенных и не имеющих достаточного опыта акторов в тех случаях, когда отдельные поступки приводят их в сильное замешательство, или тогда, когда имеется своего рода «провал » или пробел в знаниях, который на самом деле может носить преднамеренный характер. В обычной ситуации мы, как правило, не спрашиваем у другого человека, почему он или она занимается той или иной деятельностью, традиционной для группы или культуры, к которым они принадлежат. Аналогичным образом мы не требуем объяснений и в том случае, когда имеет место непреднамеренное отклонение от принципов или правил поведения, за которое деятель едва ли несет ответственность, речь идет о реакциях-восклицаниях (смотри, например, обсуждение междометия «Ой » далее) или обмолвках. Однако если Фрейд прав, эти явления имеют под собой рационально-логическое обоснование, хотя и редко осознаваемое как самими нарушителями установленного порядка, так и теми, кто был свидетелем их поступков.
Следует различать понятия рефлексивного мониторинга и рационализации действия и его мотивации. Если причины относятся к основаниям тех или иных действий, то мотивы следует считать желаниями или потребностями, побуждающими совершать их. Вместе с тем в отличие от рефлексивного мониторинга и рационализации мотивация не связана напрямую со связностью и последовательностью действий. Она касается скорее потенциальных возможностей деятельности, нежели традиционного, привычного для деятеля образа действий. Мотивы имеют прямое отношение к действию только в относительно необычных или нестандартных условиях, в ситуациях, которые некоторым образом нарушают привычный (рутинный) ход событий. Главным образом они представляют собой всеобъемлющие планы или программы - «проекты» (терминология А. Шюца) - в рамках которых разыгрываются конкретные поведенческие сценарии. Многие из наших обыденных поступков не являются мотивированными напрямую.
Тогда как искушенные и опытные акторы практически всегда способны дать обоснованный отчет о целях и причинах своего поведения, они зачастую не могут с такой же легкостью описать его мотивы. Несмотря на то что далее мы обозначим ряд критических замечаний, касающихся интерпретации Фрейдом природы и сущности бессознательного, следует все же признать: подсознательная мотивация есть существенная особенность и характерная черта человеческого поведения. Понятие практического сознания представляет фундамент теории структурации. Оно есть та особенность или свойство социального деятеля или субъекта, которое было практически упущено структурализмом. Однако сходное положение вещей наблюдается и в других направлениях объективистской мысли. Если говорить о социологических традициях, то здесь подробное и тщательное рассмотрение свойств и сущности практического сознания характерно только для феноменологии и этнометодологии. В действительности именно эти научные школы наряду с обыденной философией возместили недостаток внимания к вышеупомянутым вопросам, свойственный ортодоксальным социальным теориям. Различия, существующие между дискурсивным и практическим сознанием, не являются непоколебимыми и не поддаются никакому влиянию, граница между ними изменяется под воздействием различных аспектов социализации и образованности деятеля. Таким образом, между дискурсивным и практическим сознанием не существует преград; речь идет лишь о несовпадениях между тем, что может быть сказано, и тем, что обычно делается. Однако между дискурсивным сознанием и бессознательным - барьеры все же существуют; и, как правило, они относятся к области вытеснения в подсознательное.
Рис. 2
Деятельность и власть
Каков характер логической связи, существующей между деятельностью и властью? Несмотря на то что подобный вопрос подразумевает множество различных аспектов, основная тенденция в этой области прослеживается достаточно четко. Для того, чтобы «поступать вопреки »(быть деятелем, обладающим рефлексивным знанием, достаточным для того, чтобы суметь изменить свое положение в мире. - Пер.), необходимо обладать способностью вмешиваться (или не вмешиваться) в происходящие события, оказывать влияние на те или иные процессы или обстоятельства. Для того чтобы быть деятелем, необходимо реализовывать способность к использованию (постоянно, в повседневной жизни) всего спектра власти, включая и воздействие на использование власти другими. Деятельность зависит от способности индивида «вносить изменения» в ранее существовавшее положение дел или ход событий. Деятель перестает быть деятелем, если он или она теряют способность «преобразовывать», т. е. реализовывать определенный вид власти. Проблеме того, что может считаться деятельностью, посвящено множество интересных социальных исследований - где власть индивида ограничивается сферой поддающихся влиянию обстоятельств. Тем не менее,условия социальной ограниченности (или принуждения), в которых у индивидов «нет права выбора », не означают исчезновение деятельности как таковой. «Отсутствие свободы выбора » не подразумевает замены действия реакцией (имеющей место, когда человек моргает в ответ на быстрое движение около его глаз). Это может показаться настолько очевидным, что не требует специального рассмотрения. Однако ряд весьма известных социально-теоретических школ, связанных главным образом с объективизмом и «структурной социологией », не признают подобного различия. Они полагают, что социальные принуждения действуют подобно естественным силам природы, а потому «отсутствие свободы выбора» равноценно непреодолимому и неподдающемуся осмыслению механическому давлению, принуждающему действовать строго определенным образом.
Интерпретируя изложенные выше наблюдения по-другому, мы заявляем, что деятельность логически подразумевает власть, понимаемую как способность к преобразованиям. В этом - наиболее универсальном своем значении - власть логически предшествует и превосходит субъективность, порядок рефлексивного мониторинга поведения. На наш взгляд, последнее стоит подчеркнуть особо, ибо понятия власти, используемые в общественных науках, имеюттенденцию отражать дуализм субъекта и объекта, о котором мы упоминали выше. Так, «власть » зачастую определяется с позиций намерения или воли, как способность достигать желаемых и предопределенных результатов. Другие авторы (такие, например, как Парсонс и Фуко), напротив, рассматривают ее, прежде всего, как свойство общества или социальной общности.
Ресурсы (рассматриваемые через призму сигнификации и легитимации) представляют собой структуральные свойства социальных систем, возникающие и воспроизводимые в процессе человеческой деятельности, в ходе социального взаимодействия. По сути своей, власть не связана с удовлетворением частных интересов. В этой концепции использование власти характерно не только для отдельных типов поведения, но для. всей деятельности в целом, при этом сама власть не является ресурсом. Ресурсы - это средства, с помощью которых осуществляется власть как рутинная составляющая поведения в процессе социального воспроизводства. Не стоит воспринимать структуры власти или доминирования, являющиеся неотъемлемым элементом социальных институтов, как некие подавленные и притесненные, «податливые тела», функционирующие подобно автоматам, предложенным объективистской социальной наукой. Власть в рамках социальных систем, которые характеризуются некой протяженностью во времени и пространстве, предполагает регулярные отношения автономии и зависимости между индивидуальными акторами или коллективами в контексте социального взаимодействия. Однако все формы зависимости предполагают некоторые ресурсы, посредством которых «подчиненные » могут влиять на действия «подчиняющих ». Эта закономерность называется социальных систем «диалектикой контроля».