– А? – спросил Поттер, уставившись на великана.
– Дык…я об чем говорю, Гарри, отлучусь я ненадолго. Арагог совсем захворал, боюсь, не ровен час того… околеет, – великан громко шмыгнул носом. – Проведать его пойду. Хочешь со мной?
– Нет… – покачал головой гриффиндорец. – У меня завтра слушание в восемь утра. Я, пожалуй, спать лягу.
– Вот и хорошо, Гарри, вот и правильно. Главное – хорошенько выспаться. И не бери в голову всякое, не посмеют они того… из школы тебя, Альбус Дамблдор не допустит. Вот увидишь, ты главное не волнуйся.
– Я не волнуюсь, – безразлично ответил Поттер.
– Ну и молодец, – добродушно улыбнулся Хагрид. – Так значится, я пошел, Гарри, и Клыка с собой возьму, а ты тут чайку попей и спать ложись, утро оно вечера мудренее.
– Угу, – провожая до двери великана, мрачно отозвался парень.
Как только дверь за Хагридом закрылась, Гарри вернулся к дивану и, не раздеваясь, лег, уставившись пустым взглядом в потолок. Последние дни стали для него настоящим кошмаром, еще ни в одном году его не травили так открыто и откровенно. И если коварство слизеринцев было предсказуемо, а райвенкловцы и хафлпаффцы, как всегда, следовали законам толпы, то предательство своих друзей и изгнание из Гриффиндора оставило в сердце Поттера глубокую, незаживающую и постоянно кровоточащую рану. А поведение Рона, единственного близкого друга, с которым они вместе выросли, доводило Гарри до крайнего отчаяния. Он думал, что после драки, когда они оба выпустят пар, им станет легче, но все только осложнилось, Гарри видел в глазах Рона неприкрытую жгучую ненависть, да и сам в этот момент пригрозил Уизли, что убьет его, если тот не уберется. И если бы не Гермиона и вовремя подоспевший Хагрид, парни точно бы покалечили друг друга и угодили в больничное крыло. Гарри понял, что Рон ведет себя как последняя скотина, потому что считает, что он его предал, своим поступком растоптал их многолетнюю дружбу, и за это Уизли, обиженный и злющий, как черт, старался причинить бывшему другу как можно больше боли. Гарри видел это и хотел все объяснить, чтобы рыжий понял, но тот упрямился как осел и ничего не желал слушать. Для него было важно только одно – Гарри имел секс с парнями, к тому же со слизеринцами, более того, с самим Малфоем, и этого было достаточно, чтобы Рон возненавидел его и никакие доводы и смягчающие обстоятельства в пользу Поттера в расчет не брал. Его друг, который был ему почти как брат, оказался гомосексуалистом – этого было достаточно, чтобы отгородиться от него высокой стеной, через которую можно было кидать камни и громко кричать: «Ату его, ату!» И Рон выбрал для себя эту роль загонщика, принимая самое активное участие в травле Гарри, чтобы как можно дальше удалиться от «грязного пидора».
Поттер тяжело вздохнул. В небольшое окошко светила луна, заливая призрачным светом хижину. Парень разулся, снял джинсы, спрятал палочку под подушку, положил очки на тумбочку, сколоченную из грубо отесанных досок, и, укрывшись большим лоскутным одеялом, глядя на полную луну сквозь окошко, снова погрузился в невеселые раздумья.
Не менее глубокую и болезненную рану в его сердце оставила Джинни Уизли, и он знал, что эта рана не затянется никогда. Юношеская любовь и первое предательство любимой девушки, которая так жестоко отвергла его. Ради нее он пошел на позор и унижение, претерпел боль и стыд, подвергся ужасному надругательству, а она не только не приняла его жертву, но даже не попыталась понять его. Гарри и сейчас пытался ее хоть как-то оправдать, убеждая себя, что Джинни поступила так под влиянием и давлением Рона, хотя прекрасно знал, что это не так. Джинни никогда не признавала ни чьих авторитетов, она всегда была свободолюбивой и независимой, всегда плевала на мнение старшего брата, поэтому то, что она с презрением отвергла Гарри, было исключительно ее выбором и решением. Парень почувствовал, как его зазнобило, стало вдруг очень холодно, а в хижине было тихо, страшно и пусто. Поттер натянул одеяло до подбородка, но теплее не стало – нельзя согреться, когда душа и сердце замерзли и раскололись на мелкие колючие льдинки. Перед его мысленным взором предстала улыбающаяся Джинни в тот день перед решающим матчем. Тогда Гарри решил для себя, что после игры, когда они завоюют Кубок, он наконец-то наберется смелости и признается ей в своей любви. Он был без ума от ее рыжих волос, светлой кожи, голубых глаз с озорными искорками. У нее в последнее время было много парней – Джинни Уизли была очень популярной девушкой, многие, и не только гриффиндорцы хотели с ней встречаться. А он из-за своей идиотской застенчивости не мог сказать ей о том, что любит ее. Но теперь было уже поздно. Они оба любили друг друга, но, не сумев вовремя признаться в своих чувствах, теперь из-за трагически сложившихся обстоятельств никогда не смогут быть вместе. Джинни, так же как и Рон, считала его предателем, и не смогла простить. В ее глазах парень, которого она полюбила с первого взгляда, оказался грязной извращенной тварью, а такого гордая Джинни Уизли простить не могла. И она вырвала его из своего сердца, бросила к ногам, растоптала и ушла с высоко поднятой головой, а он так и остался лежать – униженный, истекающий слезами и кровью, презираемый и отвергнутый всеми грязный педераст, от которого теперь все шарахаются как от прокаженного.
Гарри тихо застонал, уткнувшись лицом в подушку. Сейчас он мог позволить себе эту слабость, сейчас его никто не видит, никто не станет насмехаться и издеваться, и парень беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в подушку. Моральные страдания, физическая усталость и постоянный сильнейший нервный стресс выходили со слезами, очищая его покалеченную душу. Весь негатив, накопленный за несколько последних дней, уходил из него. Ледяная сосулька, появившаяся внутри Гарри после изнасилования, сейчас таяла и ломалась на куски. Он знал, что завтра все закончится, ему придется покинуть Хогвартс, и он никогда уже не увидит Джинни, Рона и Гермиону. Дурсли упекут его в школу святого Брутуса, где ему придется вести каждый день борьбу за выживание, потому что это заведение и школой то назвать можно было с большой натяжкой – она представляла собой закрытый интернат для трудных подростков и малолетних преступников. Там ему придется провести два года до своего совершеннолетия, которое в мире магглов наступает в восемнадцать лет, а потом придется начинать новую взрослую жизнь.
Гарри выплакал все свои несчастья, всю обиду и злость на своих врагов и почувствовал, что становится самим собой. Он плакал уже тише, всхлипывая и икая, постепенно успокаиваясь, и, наконец, утих. Усталость овладела парнем, он стал забываться беспокойным сном, продолжая время от времени тихо всхлипывать или стонать, нервно вздрагивая всем телом, когда в обрывочных видениях возникала то Долорес Амбридж, с улыбкой смотрящая на его окровавленную руку, то манящая к себе Джинни Уизли, которая потом плевала ему в лицо, то возбужденный Драко Малфой, который целовал его и принимался бесстыдно ласкать в самых интимных местах. Гарри метался на широком диване, отбросив одеяло и тяжело дыша, а в это время под покровом ночи небольшая неприметная дверь замка, ведущая на задний двор тихо приоткрылась, из нее беззвучно выскользнули четыре фигуры, закутанные в черные мантии без каких-либо опознавательных знаков принадлежности к факультетам, капюшоны были низко надвинуты на лоб, а лица скрывали маски. Не произнеся ни одного слова, неизвестные, пригибаясь и оглядываясь по сторонам, быстро побежали к одиноко стоящей хижине на опушке Запретного леса.
Тихо скрипнула дверь, и фигуры в масках осторожно вошли в домик лесника. Гарри что-то пробормотал во сне, и незнакомцы в черном на миг замерли, а затем стремительно бросились к спящему парню. Его грубо стащили с дивана, швырнули на пол и накинули одеяло на голову. Один из нападающих бросил его очки на пол и наступил на них ботинком, а другой, вытащив из-под подушки спрятанную там палочку, вышвырнул ее в окно, чтобы Гарри не сумел ей воспользоваться. Одеяло, накинутое на голову Поттера, скрывало нападавших и не давало ему возможности закричать и позвать на помощь. Сразу же последовало несколько ударов в живот, по спине, снова по ребрам, в голову. Под градом сыпавшихся на него со всех сторон ударов, ослепленный и оглушенный падением, Гарри все же пытался вырваться. Его били, пока он продолжал сопротивляться. Ни один из нападавших ни произнес ни слова, и Гарри в этот момент понял: они боятся, что он может узнать их по голосу. На него напали и избивали те, кого он хорошо знал, поэтому они истязали его молча. Кто-то размахнулся и со всей силы врезал ботинком – удар пришелся в солнечное сплетение… Гарри узнал, что боль бывает белого цвета – она ослепляет, как снег в солнечную погоду, она отбирает жизнь, силы, способность соображать. Мир взорвался, вся вселенная для Поттера перестала иметь значение, он хотел только одного – дышать. Но именно дышать он и не мог. Спазм, перекрывший доступ кислорода, и не думал проходить, он задыхался под накинутым на голову одеялом, а тело как будто парализовало от боли. Его грубо перевернули на живот, содрали трусы и поставили в позу, загнув раком, заломив за спиной руки. Гарри задергался и замычал. Спазм начал проходить, и парень со всхлипом, вздрагивая всем телом, сделал первый глоток воздуха, затем второй. Дышал он рывками не только от последствий удара, но и от нервного перенапряжения. Если сначала Гарри думал, что ему решили устроить «темную» и просто попинать ногами – возможно, среди нападающих даже был Рон, чтобы отыграться за набитую морду и выбитые зубы, то теперь в намерениях напавших сомневаться не приходилось. Подонки собираются изнасиловать его, пустить по кругу, так, как это сделали слизеринцы, и Поттер принялся вырываться из последних сил. Кто-то снова врезал ему ногой под живот. Пресс у Гарри был хороший, он чувствовал, как чей-то ботинок просто плющит кожу живота, оказавшуюся между твердыми мышцами и грубой подошвой, как между молотом и наковальней. На пятом или шестом ударе насильник пробил его пресс и уже с исступлением колотил изо всех сил, с грудным выдохом, не разбирая, куда бьет. Очередной удар пришелся по многострадальным ребрам, снова удушливый спазм перекрыл дыхание Гарри и парализовал все его тело. Он чувствовал, что второй раз выдержать эту пытку уже не в силах. Его, голого и удерживаемого в постыдной позе, еще пару раз пнули в живот. Поттер дернулся в крепких руках. Слезы боли, обиды, бессильной ярости и горечи от несправедливости застилали глаза, но из-за накинутого ему на голову одеяла, насильники этого не видели и не слышали – Гарри плакал беззвучно. Парень испытывал ужасное состояние, при котором разум все понимает, а тело бессильно сопротивляться. Гриффиндорец все осознавал и понимал, что его сейчас снова изнасилуют, и это сделают люди, которых он наверняка хорошо знает, которые могли быть его друзьями. Кто-то смачно плюнул ему в анус, и стал залупой размазывать слюну, сфинктер конвульсивно сжался, чтобы не впустить в себя член насильника, но тот уже приставил головку к заднему проходу Гарри и, растянув его ягодицы в стороны, подался вперед. Раздвигая трепещущее кольцо сфинктера, член погружался в прямую кишку Поттера. От боли его пронзил озноб, он прерывисто задышал и тихо застонал через сжатые зубы. Обхватив парня обеими руками за бедра, насильник начал с размахом его ебать, яйца с легким хлопком бились о яйца Гарри. Член входил в него ровными сильными толчками и при каждом толчке он вздрагивал от боли, едва сдерживая вскрик. Поттеру показалось, что его насилуют бесконечно долго, но наконец он почувствовал, что насильник напрягся, движения его ускорились, и, издав не то вздох, не то стон, он начал кончать. Гарри ощутил, как чье-то семя наполняет его, как член вздрагивает в глубине его тела. С хлюпающим звуком насильник извлек свой ствол из задницы гриффиндорца и еще пару раз вздрочил, остатки его спермы полились Гарри на спину и ягодицы. Стоило ему отойти от Поттера, его место тут же занял второй, и, также обхватив парня за бедра, мощным толчком вогнал свой член ему в зад по самые яйца и резкими сильными движениями начал входить и выходить с громким чмоканьем.
Трахали его быстро и жестко. Только очередной насильник спускал Гарри в кишечник порцию спермы и отходил от него, как следующий тут же занимал освободившееся место, погружая в раскрытое очко своей член и все начиналось сначала. Когда Поттера наконец отпустили, он упал на пол и услышал сдавленный шепот:
– Все, уходим. Пидор получил свое. Скоро вернется Хагрид.
Парень слышал, как его мучители торопливо направились к выходу, заскрипела и хлопнула дверь, во дворе тихо зашуршал гравий, и все стихло, как будто ничего и не было. Только он чувствовал, как болело и словно жгло огнем анус, как из него вытекает липкая сперма и стекает на пол. Гарри знал, что несмотря ни на что, надо подняться, привести здесь все в порядок, уничтожить все следы, и сделать это быстро, чтобы Хагрид, вернувшись из Запретного леса, не застал его в таком виде и не догадался ни о чем. Парень отбросил в сторону одеяло, с трудом приподнял свое израненное, изнасилованное тело. Болело все – живот, ноги, шея, дико болел задний проход, и судя по тому, что под ним уже собралась небольшая лужица, Поттер понял, что это не только вытекающая из него сперма насильников, но и его собственная кровь. Парень попытался встать на ноги и тут же с криком упал, ноги не держали, а из разорванного ануса сочилась и стекала по ногам сукровица. Лежа на полу, Гарри дотянулся до своих порванных трусов и стал ими подтираться, закусив от боли губу, затем попытался снова приподняться, зажимая перепачканными спермой и кровью трусами поврежденный задний проход, но снова со стоном опустился на пол.
«У меня же слушание утром, а я не могу ходить» – пронеслась в голове у Поттера мысль.
«Вставай!» – мысленно приказал гриффиндорец сам себе. – «Нужно найти палочку, одеться и убрать все следы. Сейчас это самое главное. Вставай и иди!» – и он начал приподниматься. Сначала встал на колени и, опираясь на локти, пополз к стоящему неподалеку стулу, который в хорошо освещенной лунным светом комнате виделся Гарри в виде расплывчатого темного пятна. Он дополз до стула и вцепился в него, пытаясь подняться, но стул с грохотом перевернулся, и парень снова упал, заорав от боли.
– Вставай, твою мать! – со злостью закричал он. – Встать, Поттер!
И он встал, и, цепляясь за какие-то предметы, пошел на ощупь. От боли темнело в глазах, а он, стиснув зубы, на дрожащих ногах, по которым медленно стекала кровавая сперма, дошел до двери и, отворив ее, вышел на улицу. Холодный ночной воздух обдал его мокрое, разгоряченное тело, слегка заглушая и притупляя боль. Опираясь о стену хижины, Гарри сумел дойти до окна, в которое выкинули его палочку, медленно опустился на колени и принялся руками шарить по земле. Голый, окровавленный, в сперме своих насильников, полуслепой парень ползал на четвереньках по земле, тщательно ощупывая руками каждый сантиметр пространства в поиске своей палочки. Он старался не обращать на боль внимания, она была, но гриффиндорец старался относиться к ней спокойно. «Забудь про боль и она про тебя забудет», – мысленно повторял он, продолжая поиски. Парень знал, что палочка где-то рядом, она не могла упасть далеко от окна и надо просто тщательно ее искать, и он продолжал ползать по земле, сдирая в кровь колени и ладони, не обращая внимания на полученные при падении ушибы и боль во всем избитом теле, пока наконец рука не коснулась знакомого предмета. Схватив палочку, Гарри сжал ее так, что пальцы побелели. Он опустился на холодную землю и несколько минут лежал без движения, вздрагивая всем телом, а затем взмахнул палочкой и прошептал «Асклепио». На этот раз простое исцеляющее заклятие принесло незначительные результаты, и, судя по тем ушибам и повреждениям, которые он только получил, тут требовалась серьезная помощь опытного колдомедика. Поттер несколько раз применял исцеляющее заклятие, но сумел лишь немного снять боль и излечить несколько незначительных синяков на лице. У него сейчас совсем не было сил на магию, но и этого было достаточно, чтобы он мог встать на ноги и ходить, не держась за стену.
– Ассио, очки, – предельно сконцентрировавшись, мысленно произнес призывное заклинание Гарри, и через несколько мгновений разбитые и покореженные ботинком одного из нападающих, они оказались в руке парня. Он осторожно ощупал стекла, которые превратились в единую паутину трещин, и, направив на них палочку, прошептал «Репаро». Из палочки вырвалась небольшая вспышка, и линзы снова стали целыми. Гарри надел очки, прислонился голой спиной к наружной стене хижины и, подняв голову, взглянул на далекие мерцающие звезды безжизненными глазами – до восхода оставалось совсем мало времени. Хагрид мог вернуться в любой момент, а ему надо было сделать так много, и первым делом необходимо было помыться – не просто применить очищающее заклятие, этого было недостаточно. Поттер хотел смыть холодной водой с себя всю грязь, которую оставили на нем его насильники и вымыть из себя сперму этих сволочей, чтобы не носить в себе их грязное семя.
– Фонтис, – произнес Поттер, и в тот же миг из палочки начала брызгать вода. Он наклонился вперед и, направив струю в поврежденный анус, вдруг почувствовал новый приступ жуткой боли, перед глазами снова встала белая пелена, но не одного звука не сорвалось с его губ. Гарри долго промывал свой кишечник, а затем, подойдя к невысокой, широкой бочке, наполненной дождевой водой, залез в нее, погружая свое тело в ледяную воду. Боль начала отступать. Он мылся долго, снова и снова набирая в пригоршни воду, плескал себе в лицо, смывая грязь и слезы.
Гарри видел, как на животе багровым пятном расплывался кровоподтек, чувствовал, как лицо стало слегка опухать от ушиба, полученного при падении и от удара, когда кто-то врезал ему по замотанной одеялом голове. Колено сильно болело и опухало, и вообще все ноги были в отеках, обещающих стать огромными синяками. Гарри осторожно вылез из бочки и, применив высушивающее заклятие, пошел к открытой двери. В хижине царил беспорядок – несколько перевернутых стульев, разбитый кувшин с молоком, валяющееся на полу одеяло и его порванные и окровавленные трусы, которыми он подтирался и зажимал кровоточащий анус, а на полу небольшая розовая лужица из его крови и спермы насильников. Так и не одевшись, Поттер машинально принялся наводить порядок, уничтожая следы нападения, а мысли его были о ночном происшествии и о том, кем могли быть его насильники. Гарри понимал, что это нападение не было случайностью, его запланировали и подготовили. Они точно знали, что Хагрид покинул хижину и отправился в лес, и дело было не в том, что подонки видели свет удаляющегося фонаря. Наверняка об отсутствии Хагрида им рассказал проклятый сквиб Филч, естественно, не бескорыстно. Филч мог видеть уходящего великана и даже поболтать с ним немного, а потом за пару галеонов продать эту информацию тем, кто готов был за нее заплатить. Так же не было случайностью, что насильники так легко могли покинуть стены школы. Кроме Гарри, никто из студентов не знал так хорошо всех тайных ходов и туннелей, и наверняка эти подонки вышли в «случайно» не запертую дверь, которую оставил открытой тот же паскуда Филч. Подкупить гнусного завхоза могли те же слизеринцы, решив еще раз развлечься с ним перед тем, как его вышвырнут из школы, Урхарт не упустил бы напоследок такой возможности, да и средства вполне позволяли подобную безнаказанную шалость.
Гарри швырнул окровавленные трусы в камин, наблюдая, как огонь уничтожает следы насилия над ним, и продолжал размышлять. Нападавшими могли оказаться и те хафлпаффцы, которые пытались опустить его в первый же день выхода из больницы – ему тогда чудом удалось вырваться от них, да еще и хорошенько врезать двоим ублюдкам, и сейчас среди ночных подонков вполне могли оказаться те самые парни, желая отомстить ему и взять реванш. Да и райвенкловцы могли не упустить такую возможность, чтобы попинать ногами «говеного пидора» и прогнать его по кругу, по примеру слизеринцев. Тот парень, Роджер Дэвис, который плюнул ему в сок, и в которого он чуть не запустил пыточным проклятием, мог собрать свою шайку и отыграться за оскорбления, которое нанес ему «грязный гомик» в присутствии всей школы. Гарри помнил, с какой ненавистью смотрел на него тогда райвенкловец.
Поттер «склеил» разбитый кувшин, машинально поднял перевернутые стулья и, глянув на розоватую лужицу на полу, невольно вздрогнул. Одна только мысль о том, что это могли сделать гриффиндорцы, вымораживала парня. Об этом было страшно думать, до чего нелепо и дико было это предположение, но, тем не менее, факты упрямая вещь. Благородные и честные гриффиндорцы в последнее время могли успешно посоревноваться со слизеринцами в подлости и предательстве. Они не стеснялись травить своего бывшего товарища и выгнали его из Гриффиндора. Одна неприятная мысль острой занозой засела в мозгу Гарри – они все это делали молча, они боялись, что он их узнает по голосам. Они очень боялись быть узнанными, поэтому первым делом накинули ему на голову одеяло, а затем разбили очки. Он мог узнать их, поэтому били и насиловали его молча, и только под конец один из подонков глухо прошептал: «Уходим. Пидор получил свое. Скоро вернется Хагрид». Поттер был уверен, что никто из слизеринцев не стал бы называть великана по имени, обычно змееныши использовали по отношению к лесничему обидные прозвища, которые сильно злили Гарри. А здесь один из насильников произнес «Хагрид» – было ли это сделано преднамеренно, чтобы сбить его с толка, или подонок нечаянно проболтался? Поттер отчаянно старался гнать от себя мысли о том, что на него напали гриффиндорцы, но эта мысль тошнотворным комком снова и снова накатывала на него, услужливо преподнося все новые факты. Нападающие нашли его палочку сразу же и вышвырнули ее в окно, чтобы он не смог оказать им сопротивление. Они знали о его быстрой реакции, выработанной за годы игры в квиддич в качестве ловца, а о том, что он всегда клал свою палочку под подушку, знал только Рон Уизли…
– Нет, Рон не мог этого сделать, – прошептал Поттер, немигающим взглядом глядя в огонь камина, поглощающего окровавленную тряпку.
За окнами занимался рассвет…
Хагрид вернулся под утро и застал Гарри у двери хижины в белой наглаженной рубашке, тщательно заправленной в черные школьные брюки. Даже волосы парня, почти всегда взлохмаченные в «легком» беспорядке, сейчас были расчесаны и наконец-то приобрели вид прически. Было видно, что мальчишка долго и тщательно собирался, и создавалось впечатление, что он готовился к святочному балу – не хватало только галстука-бабочки. Но на Гарри не было ни «бабочки», ни обычного галстука с цветами Гриффиндора, ни мантии с гербом факультета. Только белоснежная рубашка, черные брюки и, кажется, впервые в жизни начищенные и блестящие ботинки. Великан приветливо помахал парню рукой, но тот не обратил на это внимания. Хагрид поспешил к нему навстречу, но вдруг лесничего остановил полностью отрешенный, безразличный к окружающей действительности взгляд Поттера. У парня был такой вид, будто в этом мире уже ничего не может его тронуть. У Гарри были глаза самоубийцы.
– Гарри, сынок, да разве ж можно так убиваться, – пораженно произнес великан. – Все будет хорошо, вот увидишь. Альбус Дамблдор…
– Хагрид, у меня нет пиджака, – продолжая смотреть безразличным взглядом в пустоту, вдруг произнес Поттер.
– Что? – спросил лесничий, с тревогой глядя на парня, а Клык в это время протяжно заскулил.
– Пиджак, Хагрид, – наконец-то взглянув на великана, повторил Гарри. – Понимаешь, мне нечего одеть на слушание. В том году Уизли дали мне пиджак Билла, он был слегка великоват, но это ничего. А сейчас мне нечего одеть, а без пиджака как-то неприлично. Там соберется столько людей…
Хагрид поражено молчал, с тревогой глядя на Поттера, а тот, взглянув на циферблат дешевых маггловских часов, произнес:
– Я пойду, Хагрид, уже пора…и черт с ним, с пиджаком, – и слегка прихрамывая, направился в сторону замка.
– Гарри, все будет хорошо! – крикнул ему в след великан, но парень даже не обернулся.
Хагрид громко шмыгнул носом, переступил порог и, войдя в хижину, вдруг замер с открытым ртом от удивления – внутри дома царил идеальный порядок.
Глава 6
Возмездие
Для заседания дисциплинарной комиссии из Большого Зала вынесли обеденные столы четырех факультетов, и сейчас огромное помещение казалось пустым, чужим и неуютным. Шаги Гарри отдавались гулким эхом на фоне зловещей тишины, которая повисла в воздухе, как только за ним захлопнулась дверь. На возвышении за преподавательским столом сидели приехавшие инспектора из Департамента Образования Министерства Магии. Они были одеты в черные строгие мантии и всем своим видом напоминали суровых судей. Большинство из министерских чиновников взирали на Поттера с высоты сурово, некоторые с любопытством, и только возглавлявшая их Долорес Амбридж, глядя на парня в упор, не скрывала злорадной ухмылки.
Каждый шаг Гарри отдавался болью в избитом теле, и он шел медленно, слегка прихрамывая, смотрел прямо перед собой, игнорируя гадко улыбающуюся Амбридж, стараясь не замечать надменных взглядов господ из Попечительского совета, которые вальяжно восседали в креслах, с брезгливостью разглядывая шестнадцатилетнего подростка. Люциус Малфой, небрежно поигрывая своей тростью, ледяным взором обжег Поттера и отвернулся, как будто тот был недостоин даже его взгляда. Волшебники и ведьмы из Родительского совета были попроще и держались не так надменно, как богатые попечители, но и в их взглядах Гарри не заметил понимания – на него смотрели как на падшего и отверженного обществом изгоя. На миг гриффиндорец испытал что-то вроде радости, увидев среди других родителей Артура Уизли, но, стоило им встретиться взглядом, мужчина сразу же опустил глаза, и Гарри отвернулся.
На слушание собрался весь педагогический состав во главе с Альбусом Дамблдором. Учителя сидели на специально установленных в Большом Зале скамьях, многие из них явно чувствовали себя неуверенно в роли судей-вершителей судьбы провинившегося подростка. Профессор Стебль постоянно вздыхала, а профессор Треллони даже всхлипнула ненароком один раз. На этом сочувствующих среди преподавателей Гарри больше не заметил. Снейп сидел с каменным лицом и всем своим видом изображал скульптурное изваяние, МакГонаггал плотно сжала губы, отчего они приобрели вид тонкой нити – это могло означать то, что декан очень зла или серьезно расстроена.
Всего в зале собралось больше сотни человек, и все они явились сюда, чтобы вынести свой приговор и покарать виновных. Но Гарри знал, что виновным признают его одного. Слизеринцы не понесут никакого наказания, потому что Малфой-старший подкупил всех, кого надо, а остальных просто запугал, а у Амбридж уже наверняка в кармане лежит подписанное распоряжение об его исключении, и все это слушание – не что иное, как фарс и хорошо срежиссированный спектакль, где все роли распределены, а финал известен. И если Поттер раньше верил, что справедливость восторжествует, как это произошло в прошлом году, то позже, после разговора с Дамблдором, парень понял, что надеяться ему не на что. А после ночного подлого нападения ему самому уже не хотелось оставаться в Хогвартсе – месте, где в любой момент тебе могут нанести коварный и жестокий удар в спину, и возможно это окажутся твои друзья, скрывающие лица под масками, как Пожиратели Смерти.
Гарри подошел к одиноко стоящему в центре зала стулу и осторожно присел на самый край, слегка поморщившись, потому что после ночного изнасилования задний проход сильно саднил, и парень сразу же испытал дискомфорт, присев на жесткое сидение.
– Замечательно, – раздался хорошо знакомый тонкий, писклявый голосок Долорес Амбридж, – обвиняемый явился, и мы наконец-то можем начать дисциплинарное слушание, – добавила она с жеманной улыбкой.
– Позвольте заметить, что Гарри Поттер не является обвиняемым в каком-либо преступлении и находится здесь исключительно для того, чтобы прояснить обстоятельства нарушения правил школьной дисциплины. Прошу это принять во внимание и более не употреблять эпитет «обвиняемый» по отношению к этому студенту моей школы, – елейным голосом, но с железными нотками в нем, проговорил Альбус Дамблдор, больше обращаясь к присутствующим в зале, чем к самой Амбридж.
– О! – неприятно усмехнувшись, произнесла заместитель министра. – То, в чем обвиняется этот подросток, по праву можно назвать преступлением, а эпитет «обвиняемый», считаю, можно применить и к вам, профессор Дамблдор, потому что вы пытались скрыть от Департамента Образования этот вопиющий, ужасающий своей аморальностью, инцидент, который произошел в стенах вверенного вам учебного заведения. И я считаю, что вы покрываете обвиняемого исключительно из-за личной симпатии к нему, а так же из-за желания скрыть от общественности истинные события, происходящие в этой школе, которую вы пока возглавляете, но, надеюсь, это долго не продлится. Опасаясь лишиться поста директора и потерпеть крах своей карьеры, вы привели Хогвартс к тому, что эта некогда великая школа превратилась в гомосексуальный притон, который устроил здесь ваш протеже, – запальчиво закончила Амбридж, а затем, снова глупо усмехнувшись, обвела взглядом окружающих ее министерских чиновников, на что многие из них отреагировали, услужливо кивая и поддакивая.
– Утверждая, что Хогвартс превратился в «гомосексуальный притон», вы тем самым, профессор Амбридж, признаете несостоятельность Департамента Образования и некомпетентность работников министерства, – мягко заметил Дамблдор. – Меньше месяца назад Хогвартс посещали с проверкой ваши уважаемые сотрудники и остались весьма довольны результатами инспекции в целом по школе, а также тем, как идет подготовка к выпускным экзаменам, – поправляя очки на крючковатом носе, с легкой улыбкой добавил старый волшебник.