Журнал «Охота и охотничье хозяйство» 1973. №8.
Б. РОТЕНФЕЛЬД, спецкорр. газеты «Советская молодежь»
*******
Надо, чтобы каждый человек задумался над причинами, породившими тягчайшее преступление — убийство В. Моисеенко и В. Алексеева». Из письма комсомольцев Кировского сельскохозяйственного института в Иркутскую областную прокуратуру.
«В нашем советском правосудии не может быть снисхождения, не может быть пощады браконьерам-убийцам». Из письма в Иркутскую областную прокуратуру, присланного от имени 55 тысяч членов Якутского республиканского общества охотников и рыболовов.
Письма, письма, письма... Они пришли в Иркутск из разных концов страны — из Москвы и Петропавловска-Камчатского, из Хабаровска и Томска, из Ленинграда и Якутска... В судебном деле они составили целый том. Многих, очень многих людей взволновала трагедия, разыгравшаяся 10 октября 1972 г. близ никому прежде неведомого таежного селеньица под названием Базой, в Бо- ханском районе Иркутской области. И поэтому стоит рассказать подробно и о самой трагедии, и о суде над преступниками.
Вначале маленькая справка, которую мне дали в Иркутском областном управлении охотничье-промыслового хозяйства. В 1972 г. было поймано и привлечено к ответственности 1123 браконьера. Они загубили более четырехсот животных, в том числе 19 лосей, 74 косули, 132 соболя (в 1971 г. лосей было 9, косуль — 74, соболей — 38...). Как видим, аппетиты браконьеров растут. И все больше зарятся они на крупные куски, пернатая мелочь их не устраивает. А когда на их пути кто-то встает, не дает донести эти куски до рта, тут они не церемонятся — стреляют. Стреляли в Алексеева, стреляли в других инспекторов, в 1966 г. убили Валентина Михайловича Заболотских — егеря Зулмайского заказника...
И вот, наконец, что произошло 10 октября близ Базоя. Рано утром в Базой, в свое подсобное хозяйство, прибыл директор Иркутской госконюшни А. А. Лысенко. Взял он почти всех рабочих, казенную автомашину, казенных лошадей и отправился на загонную охоту на коз. Ни у Лысенко, ни у его соратников-подчиненных не было ни охотничьих билетов, ни лицензий, да и сезон охоты не подошел — начинался лишь через две недели. Но это никого не смутило. Убили одну козу, тут же выпотрошили, съели печенку... Потом убили вторую, снова начали гон. За этими занятиями их и застали совершавшие рейд инспектора — охотовед Валентин Ананьевич Алексеев и студент, член добровольной дружины по охране природы Виктор Моисеенко. Они остановили Петра Пенчукова и Виктора Куценко, участников охоты, и Алексеев протребовал, чтобы Куценко сдал оружие. Тот бросился бежать, Алексеев за ним... И здесь, недолго думая, Пенчуков, восемнадцатилетний курсант СПТУ, выстрелил в упор в спокойно стоявшего рядом с ним Моисеенко, а затем, мгновенно развернувшись, грянул картечью из второго ствола в спину Валентину Ананьевичу Алексееву...
Так светлым, ясным полднем 10 октября на жесткую жухлую траву пали двое хороших, храбрых людей, пали в тайге, которую им поручено было охранять.
*******
Виктор Моисеенко... В январе ему исполнилось бы девятнадцать. Студент второго курса факультета охотоведения. Член институтской дружины имени Улди- са Кнакиса. Улдис Кнакис тоже был охотинспектором, охотоведом. Его убили. Тоже браконьеры...
Он был скромным, даже застенчивым, и очень добрым, Витя Моисеенко. «Воспитанным», как сказала Зоя Ларцева, комсорг. Когда они, студенты и общественные охотинспектора, садились в «газик», чтобы ехать в рейд, он незаметно делал так, чтобы девочкам доставались самые теплые и самые удобные места. А когда были на практике, в Нижнем Качергате, приносил им из лесу цветы и охотно помогал на кухне, это ведь совсем не легкое дело — кухня...
Он бывал в лесу с детства и полюбил его. Последней книгой, которую он перечитывал, была книга Арсеньева «В дебрях Уссурийского края».
В Витиной комнате жили ловкий бурундук Семка и две звонкие, голосисистые канарейки, а на даче, под Иркутском, Семкины друзья — бурундуки прибегали на Витин свист и носились вокруг парня по забору. Из теплых его ладоней ел лось, а на руку спокойно садился, взмахивая крыльями, неизвестно откуда взявшийся орел... И звери, и птицы верили ему, и он оберегал их.
Да, он был воспитанным и чувствительным мальчиком, Витя Моисеенко. Но когда ребята-дружинники выезжали в инспекторские рейды и настигали браконьеров, он бросался к ним первым. Потому что то, что он любил, надо было защищать от хищников — и он защищал.
Алексеев Валентин Ананьевич... Намного старше Вити — сорок четыре года. Охотовед службы охотничьего надзора Иркутского района.
Он стал работать пятнадцати лет, Валя Алексеев, в трудное военное время — в сорок третьем. Начал учеником моториста в Баяндаевской конторе Заготзер- но, а потом выучился на шофера и про- шоферил долго — до самого 1966 г.
В 1966 г. 9 ноября написал заявление: «Прошу принять меня на работу в управление в качестве охотоведа по охотнадзору». Он был давним общественным охотинспектором — и его приняли. Когда потом знакомые спрашивали, почему оставил хорошую шоферскую зарплату и спокойную жизнь, он отвечал просто: «А я лес люблю. Это ведь такая красота — лес. И ее охранять надо...»
Невысокий, крепкий, он был решительным и бесстрашным. Настиг больше трехсот браконьеров, лесных хищников, которые даются не так-то легко. В 1968 г. в него стреляли, ранили в ногу, но он все-таки догнал стрелявшего...
На работе, в лесу, во время инспекторских рейдов для него не существовало ни друзей, ни знакомых. «Я тебя знаю, Леня, но все-таки путевку и все прочее покажи, — говорил он. — Ну, слава богу, все в порядке», — и облегченно вздыхал, радуясь, что не надо составлять протокол на приятного человека...
Да, он был беспощадным и жестким к тем, кто грабил лес и рушил, губил в нем все живое.
* * *****
Виктор Моисеенко и Валентин Ананьевич Алексеев. Хорошие люди — бойцы...
А против них, против студента-дружинника и охотинспектора, стоял с двустволкой наперевес Петр Пенчуков, восемнадцати лет, из деревни Пограничной Боханского района... Двое милиционеров вводят его в комнату. Я оглядываю его — невысокий, плотный, с большой, теперь остриженной головой.
Уже в первом классе он сидел два года, потом все-таки с трудом одолел восемь и пошел работать. Книг не читал, газет не читал, в кино был два года назад... А вот с ружьем — с малых лет.
Ничего — ни добрых чувств, ни законов не ведал он, вступая в лес. Лес был для него, что собственный двор, на котором можно делать что угодно. В собственном дворе, когда подходило время, стрелял в жующую у корыта свинью — с этим же ружьем шел в лес, и там стрелял, если что попадалось. В последний раз попалась лиса. И охотиться на нее не время было, и не нужна она была ему вовсе — просто пробегала мимо, он и бахнул... Да, он не записной злодей, совсем нет. Просто нет в нем души, отсутствует, не воспитали — не воспитали обыкновенной человеческой души... И у соседей, у знакомых, у друзей в каждом доме — ружье, просто так, на всякий случай. И хоть полны дворы были разного мяса (и телят, и свиней, и гусей), шли друзья и соседи в лес за добычей, не зная ни жалости, ни любви. Спокойные, бестрепетные люди. Это они (сорок подписей) дали убийце характеристику, в которой значилось, что он был «чутким и отзывчивым к товарищам». Как же «чуткий и отзывчивый» поднял руку на человека? А может, в представлении писавших охотинспектор — враг?
...Я разговариваю с Евгением Николаевичем Хомколовым, охотоведом Боханского района. Он говорит, что вот только в прошлую субботу и воскресенье задержали двадцать девять браконьеров, рассказывает о том, как юные браконьеры, убегая в лесу от инспектора, на ходу «поливают» его матом и кричат: «Смотри, прибьем, доиграешься...» Он говорит, что два раза уже стреляли в него, стреляли в его машину — пуля пробила стекло прямо против места рядом с шофером, хорошо, там никого не было..,
Вот среди таких людей жил Пенчуков. И он, конечно, не мог быть другом тайги и всего живого в ней. Но в тот день, 10 октября, он явился туда не только по собственному хотению. Его «организовали». И организовал не кто иной, как вышестоящий начальник, директор Иркутской госконюшни А. А. Лысенко, прибывший в подведомственное хозяйство для того, чтобы... ускорить уборку урожая. Однако столь деловая и целенаправленная командировка завершилась на скамье подсудимых...
Почему? Ответ на этот и другие вопросы дал суд, три дня разбиравший в Усть-Ордынском Доме культуры страшное, жесточайшее дело…
*******
Первым допрашивали Пенчукова.
— 10 октября мама сказала, что приехал директор, собирайся на работу. Я взял ружье. Думал, снег идет, не будет работы... Приехал на работу, а там все на охоту собрались... Ну, я со всеми. Убили двух коз. Потом нас с Куценко остановили... этот, молодой, и второй... старше... Выстрелил сначала в молодого, повернулся, стрелил второго...
«Стрелил второго...» Как обыденно и спокойно. А ведь ему — всего восемнадцать. Невысокий, теперь какой-то грузный, с одутловатым посеревшим лицом. Все время трогает ладонью чуть отросшие волосы, будто это помогает ему думать. Вздыхает тяжко, протяжно — на весь зал, и тянет слова — глухие, бесцветные, погасшие...
Теперь, на суде, он изворачивается — неуклюже, тупо, упрямо....О сроках охоты не знал, о лицензиях тоже не ведал, про инспекторов и в жизни не слыхивал. А оказывается, перед тем, как сесть в машину и ехать в лес, мужики насчет того и рассуждали — нет, мол, лицензий, и срок еще не пришел, можно, мол, нарваться... да чего там, не впервой, ведь, ничего не будет...
Он говорит, что почти не охотился, просто так в лес ходил. А дома нашли полный, набитый патронами патронташ и шкуру лисицы.
Вторым в судебном заседании допрашивали гражданина Лысенко Александра Александровича. Тридцать семь лет ему. Окончил Иркутский сельскохозяйственный институт. Долгое время был председателем колхоза им. Жданова, в Аларском районе. Место подсудимого не по нему, он сам привык спрашивать и распоряжаться, а тут им распоряжаются... Вину не признает, даже сердится, что это, мол, вы ко мне придираетесь, ничего особенного я не делал, никакой охоты не организовывал, предложили мне пугнуть коз — я и согласился.
Он в два раза старше Пенчукова, образован, опытен, и говорить умеет складно, а тоже изворачивается, лжет, тоже нелепо, смешно, упрямо... Утверждал, что и понятия не имеет ни о лицензиях, ни о сроках охоты, ни о каких других правилах, а, оказывается, был... общественным охотинспектором и членом Всероссийского общества охраны природы. Утверждал вначале, что убили одну козу, потом уже пришлось сознаться, что двух. Почему же сразу не сказал? Кстати, эту «одну козу» спрятали, закрыли колодой, а потом еще и хворостом забросали. Зачем, спрашивается? «Чтобы вороны не склевали...» В зале смеются...
Но это все, можно сказать, мелкие увертки. Главного, самого главного не признает гражданин Лысенко — того, что, злоупотребляя своим служебным положением, оторвал людей от работы и организовал охоту. Нет, что вы, такого у него и в мыслях не было! Из Иркутска приехал с единственной заветной целью — мобилизовать все местные силы на уборку оставшихся сорока гектаров овса. Что ж, благая цель. Но... почему тогда все «местные силы» оказались не в поле, а в лесу, с ружьями, хотя после обеда, когда стаял редкий снежок, вполне можно было убирать? Почему, когда один из трактористов попросил послать машину в Кутулик за запчастями, директор ответил, что она неисправна, однако эту самую «неисправную» машину снарядил на охоту? Почему разрешил использовать — не для дела, для воровства, — кроме казенной машины, на которой прибыл, казенных лошадей?
Почему, почему, почему... Трудно, ох как трудно отвечать бывшему директору Иркутской госконюшни, исправному хозяйственнику, а ныне подсудимому Лысенко на эти вопросы — вот и приходится юлить, изворачиваться и лгать. Но не только в том беда. Большая беда в том, что долгое время пребывавший на серьезных должностях, руководивший людьми, многими людьми, гражданин Лысенко действительно не находит в своих деяниях чего-то особенного, необычайного, недозволенного...
Тут самое время сделать одно необходимое отступление. Отступление по поводу «уровня общественного сознания» гражданина.
Анна Михайловна Моисеенко, мать погибшего Виктора, сказала на суде, что ее сын, мальчик восемнадцати лет, разумом своим, ответственностью перед обществом оказался выше директора Лысенко и его взрослых, многоопытных подчиненных — он пришел в лес защищать, охранять, оберегать все живое, оберегать народное достояние. Они же явились рвать, грабить, убивать.
Анна Михайловна сказала точные, справедливые слова. Позволив себе «невинное развлечение», «маленькую слабость» (за государственный счет), Лысенко стал браконьером. Таковыми оказались и его соратники по охоте. Не всегда еще, к сожалению, уровень общественного сознания соразмерен возрасту, образованию, служебному положению...
Странно, например, было слышать на суде высказывания главного инженера совхоза «Байтогский» Константина Васильевича Улсоханова. Ему не понравилось (он так и сказал — «мне не понравилось»), как решительно (и по всем правилам) действовали охотинспектора. Но его совсем не смущало то, что сам- то он оказался в лесу с заряженным ружьем, и полным патронташем, оказался в запрещенное для охоты время, не имея ни единого документа, даже охотничьего билета. Нет, это его совсем не смущало, представлялось вполне обыкновенным, а вот инспектора, исполнявшие свой служебный и гражданский долг и погибшие на посту, — вели себя необыкновенно, «плохо» (он так и сказал — «плохо»), ибо «посмели» составить Протокол и конфисковать у Константина Васильевича новое ружье...
Странные, удивительные представления о дозволенном и недозволенном, плохом и хорошем... Оказывается, «невинное развлечение» (в любое время с ружьем в лес, в любое время с сетью на реку) — это для некоторых людей обыкновенно, привычно, дозволено. Обыкновенно — вот что самое страшное. Слишком дорого обходится нам эта обыкновенность и морально и материально, слишком дорого обходятся лазейки в нашем общественном сознании...,
Кстати, именно этими «лазейками» воспользовались некоторые «покровители» подсудимого Лысенко из управлений сельского хозяйства Иркутского и Аларского районов, которые выдали ему самые положительные, но не соответствующие действительности характеристики и даже повысили в должности — на суде он предстал главным зоотехником Иркутского районного сельхозуправления.
* * *****
...На третий день суда, после того, как были допрошены обвиняемые, свидетели, представители потерпевших, после того, как выступили общественные обвинители — профессор В. Н. Скалой и студент Гена Смирнов, слово взял государственный обвинитель, старший советник юстиции Ф. Е. Кудинов.
Государственный обвинитель говорил о ленинском отношении к природе, о том, как 14 июня 1920 г. Ленин подписал постановление о наказании заведующего Горками за спиленное в парке дерево. Он говорил о том, что браконьеры — не только враги природы, они убивают людей, если те стоят на их пути... Он говорил о том, как, вопреки интересам службы, подсудимый Лысенко организовал незаконную охоту, а подсудимый Пенчуков, стараясь скрыться от ответственности, пошел на убийство. «И, хотя оба характеризуются положительно, — сказал государственный обвинитель, — зто не может смягчить их тяжкого преступления. Поэтому я требую, товарищи судьи, для Лысенко, согласно статье 170 части II Уголовного Кодекса РСФСР, меры наказания — семи лет лишения свободы, а для Пенчукова, согласно статье 102, пунктов «в» и «з», исключительной меры наказания — смертной казни...»
*******
...Несколько часов совещались судья и народные заседатели. Наконец огласили решение:
«Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.
Виновность подсудимого Лысенка А. А. доказана показаниями свидетелей и самим фактом производства незаконной охоты в рабочее время...
Виновность подсудимого Пенчукова П. В в убийстве двух человек при исполнении ими служебного и общественного долга, кроме его личного признания, доказана показаниями свидетелей, заключениями экспертиз и вещественными доказательствами...
Суд меру наказания в отношении подсудимого Пенчукова выносит с учетом большой степени общественной опасности совершенного им преступления.
В отношении подсудимого Лысенко меру наказания выносит с учетом первой судимости, положительной характеристики и наличия правительственной награды.
На основании изложенного... суд приговорил:
Пенчукова Петра Васильевича признать виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 102 п.п. «в» и «з» УК РСФСР, и подвергнуть исключительной мере наказания — смертной казни.
Лысенко Александра Александровича признать виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 170 ч. II УК РСФСР, и подвергнуть его лишению свободы сроком на пять лет в исправительно-трудовой колонии общего режима.
г. Иркутск — Бохан — Усть-Ордынский.