… Теперь я изложу кратко второй эпизод из жизни преп. Феодора, который, как и первый, несмотря на свою хронологическую отдаленность от наших дней, имеет внутреннее отношение к переживаемым нами событиям и может, в известной степени, осветить нам то положение, в котором, конечно, не без воли Божией, поставляется наша Церковь.
Недолго правила византийским царством благочестивая царица Ирина (797–802). В 802 году она была низложена государственным казначеем Византии Никифором, который и занял византийский престол. Пока жив был патриарх Тарасий, новый император относился более или менее сдержанно к Церкви и не вторгался в область церковной жизни. Но когда скончался св. Тарасий (806 г.) и на патриарший престол собором епископов и при участии царя был избран государственный секретарь Никифор, церковная политика императора резко изменилась. Самое избрание нового патриарха сопровождалось нарушением церковных обычаев и правил 333 и поэтому вызвало недовольство таких ревнителей Православия, как св. Феодор, авва Платон и все студийские монахи. Они протестовали настолько громко, что голос их достиг дворца. Раздраженный протестом, император приказал заключить преподобных Феодора и Платона в тюрьму на 24 дня. Это еще более обострило их отношения.
Между тем император пошел дальше в деле нарушения церковных канонов. Лишенный покойным патриархом, св. Тарасием, сана пресвитер Иосиф, пользуясь сменой как гражданской, так и церковной власти, стал добиваться восстановления его в правах священства. Так как еще в 803 году, во время восстания полководца Вардана, Иосиф оказал императору Никифору важную услугу, склонив этого претендента на византийскую корону отказаться от нее, то император обещал Иосифу ходатайствовать перед церковной властью о снятии с него отлучения.
Опасаясь со стороны императора действий, направленных ко вреду Церкви, новый патриарх пошел на уступки. Однако он один не взял на себя решения вопроса об Иосифе и предложил его на обсуждение собора из пятнадцати епископов, явившихся в Константинополь частью для избрания нового патриарха (т.е. его, Никифора), частью для заседания в постоянном патриаршем синоде. Епископы, не желая ставить в затруднительное положение вновь избранного патриарха, постановили снять с Иосифа запрещение в священнослужении и принять в клир великой Христовой Церкви.
«Преп. Феодор вместе с иноками студийского монастыря и многими другими сторонниками заявил протест против беззаконного дела, мотивируя его не только прежней аргументацией своих воззрений по вопросу о михии, но и тем соображением, что восстановление Иосифа в сане предпринято по почину некомпетентной в деле гражданской власти и за услуги Иосифа вовсе не церковного характера»334. Протестовавшие убеждали и умоляли патриарха Никифора «лишить священства того, кто низвержен и канонами, и прежним патриархом, был отрешен в течение целых девяти лет и противозаконно вторгся...»335.
Патриарх уклонялся от переговоров с преп. Феодором по этому делу. «Тогда Феодор, авва Платон и студиты отложились от него. Вместе с ними отделилось от патриарха и немало народа, преимущественно лучшие по своей жизни люди.
Одновременно св. Феодор своими письмами заинтересовал в возобновленном церковном движении не только всю Византию, но и Рим. В этих письмах преп. Феодор доказывал, ч то его уклонение от общения с царем и патриархом вызывается исключительно религиозно-нравственными мотивами и не заключает никакого политического элемента, вопреки аргументации его врагов, а затем он стремился лишь к церковному миру и, лично ничего не имея ни против царя, ни против патриарха, всегда готов возобновить с ними церковное общение, под тем непременным и единственным условием, если эконом Иосиф будет лишен священства, в силу состоявшегося над ним законного суда патриарха Тарасия»336.
Оставляя в стороне многообразные перипетии этого дела, осложненные вмешательством императора (с которыми вы можете познакомиться по указанным мною раньше источникам), перехожу к его заключительному моменту. Стойкость св. Феодора, энергично продолжавшего борьбу с великими мира сего, привела, несмотря на насилия гражданской власти по отношению к исповедникам истины, к полной победе правды над беззаконием. Как и в столкновении с императором Константином, так и теперь, в борьбе с императором Никифором, Божий Промысл выступил на защиту гонимых служителей Божиих и для восстановления попираемой правды.
25 июня 811 года император Никифор был убит на войне с болгарами, а его сын, занявший византийский престол, открыто стал на сторону св. Феодора 337. Патриарх Никифор исполнил то, чего домогались ревнители церковных канонов – и опять лишил Иосифа священного сана, восстановив приговор патриарха Тарасия. Возвращенный из ссылки (811 г.) преп. Феодор водворился в Студийском монастыре, а в церкви византийской «опять наступил мир, которого здесь, по вине императора Никифора, не было свыше пяти лет»338.
Таково, в общих чертах, то второе событие в жизни преп. Феодора, с которым я хотел познакомить вас, друзья мои. Подобно первому, оно является иллюстрацией и вместе подтверждением основного положения, развиваемого в последних моих письмах. Но оно содержит в себе и некоторое особое обстоятельство, отличающее его от первого эпизода из жизни преп. Феодора, когда он, разрывая церковное общение с императором Константином и действуя не в согласии с патр. Тарасием, а скорее вопреки ему, не порывал, однако, канонической связи с последним.
Не то теперь: считая незаконным принятие патриархом Никифором в церковное общение эконома Иосифа, отлученного св. Тарасием, св. Феодор со своим монастырем отлагается от патриарха. Обращаю ваше внимание на эту сторону дела и вот, главным образом, почему. Когда я в первый раз, до болезни, начал писать вам это письмо, мы переживали жуткое в церковном отношении время.
Святейший Патриарх готовился вступить в каноническое общение с главой живоцерковников Красницким, причем обстоятельства сложились так, что это, выражаясь мягко, рискованное предприятие Патриарх брал почти на единоличную свою ответственность. Мне ясно было, что мы, православные, дорожащие чистотой нашей веры и Церкви, стоим перед надвинувшейся к нам вплотную дилеммой: или, попирая свою религиозную совесть, оскверниться общением с нераскаянным (это было очевидно для всех) еретиком и раскольником, или с болью в сердце отложиться от патриарха. Когда в тревоге и скорби я размышлял о создавшемся, воистину ужасном, положении и просил Господа направить стопы мои и друзей моих по пути правды, мне «случайно» попался в руки первый том «Творений» преп. Феодора Студита. Хорошо помня историю Преподобного со св. Тарасием, я не знал или забыл о его столкновении с патриархом Никифором. Просматривая очерк жизни великого исповедника, я дошел и до этого столкновения.
Эпизод с патр. Никифором являлся прямым и живым ответом на скорбный вопрос, перед которым стояли православные люди, прислушиваясь к тревожным, смущающим душу слухам, шедшим из Донского монастыря339, усердно и успешно поддерживавшимся газетными сообщениями340. Этот поучительный эпизод восполнял то, чего недоставало в истории патриарха Тарасия, и ясно указывал нам путь в случае церковного осоюжения Святейшего Патриарха Тихона с христопродавцем Красницким и его гнуснейшими приспешниками и единомышленниками...
Что такое – проступок эконома Иосифа по сравнению с долговременной, преступнейшей деятельностью изверга наших дней Красницкого, религиозно смутившего тысячи душ еретической пропагандой (см. журнал «Живая церковь») и коварно задуманным и путем наглой лжи, жестоких насилий и угроз осуществленным расколом, заключившего в тюрьмы и отправившего в отдаленные ссылки сотни служителей Церкви Христовой и доселе продолжающего, совместно с явными и тайными врагами Церкви, подкапываться под этот «столп и утверждение Истины»?! И, однако – Иосифа патриарх Никифор принял в общение по постановлению и с согласия собора епископов, не осмелившись взять на одного себя решение дела, а еретика и душегуба Красницкого Святейший Патриарх готовился единолично) принять и почти принял в Высшее Церковное Управление, долженствовавшее ведать дела русской православной Церкви!..
Говоря все это, я не осуждаю Патриарха: его положение настолько трудно, крест, который он несет уже несколько лет, настолько тяжек, силы его настолько подорваны, что едва ли у кого из чад Церкви явится по отношению к нему другое чувство, кроме чувства сострадания и желания помочь ему молитвой, советом и делом. Нельзя не признать, и даже следует подчеркнуть, что глава нашей Церкви очень чутко прислушивается к голосу не только архипастырей, но и паствы, точнее – всего церковного народа. Раздваиваясь в своих циркулярных распоряжениях относительно стилей341, поддаваясь (не «страха ради иудейска» (Ин.19:38.), а вполне бескорыстно – так верю я) коварным воздействиям окружающих его со всех сторон искусителей в деле воссоединения с живоцерковниками, Святейший Патриарх, как будто, нарочно тянул то и другое дело, держался, по выражению некоторых, «татарской политики», чтобы вызвать и услышать из среды православного народа живой голос его подлинной веры. И голос этот раздался, был услышан и явился для Патриарха твердой нравственной опорой для правильного решения затруднявших его вопросов342.
Православный народ совместно с верными Церкви архипастырями и пастырями охранил, по милости Божией, Святейшего Патриарха от гибельных для него и вредных для Церкви шагов. И в таком именно течении событий я вижу особое промышление Божие: очень важно и утешительно, что не Высшее Церковное Управление, отъединенное от верующего народа, устраняло соблазны и опасности, угрожавшие Церкви Божией, а все тело церковное, содрогаясь от соприкосновения с искушениями лжи и обмана, посрамляло врага, обнаруживая этим свою жизненность, сохранившуюся, несмотря на множество крайне неблагоприятных и в прошлом, и в настоящем обстоятельств. Слава, честь, поклонение и благодарение Тебе, Христе, чудесно врачующему немощные члены Тела Твоего!
Простите, дорогие, если что переговорил или чего не договорил. Первое покройте любовью, а второе – собственным размышлением. Надеюсь вскоре возобновить беседу с вами.
Прошу молитв. Недужность моя продолжается, хотя и в меньшей мере, чем было раньше.
Милосердие Божие да покроет нас грешных!
Любящий вас брат о Господе.
+++
342 Решение Патриарха Тихона о принятии в общение Красницкого было обусловлено двумя причинами: а) желанием ускорить ликвидацию раскола путем создания прецедента примирения с одним из наиболее радикальных обновленческих вождей; б) обещанием властей освободить томящихся в тюрьмах и ссылках архиереев и допустить деятельность Синода. Однако столкнувшись со всеобщим недовольством верующих и духовенства (большое значение имела, в частности, беседа Патриарха с митр. Казанским Кириллом (Смирновым), просившим Святейшего «не жалеть архиереев »), св. Тихон прекратил всякие переговоры с Красницким и уже в конце июня 1924 г. аннулировал майское соглашение с ним.