II. Относительно внешнего состояния

Практическое воспитание детей по учению Святых Отцов Церкви

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ — Цель и побуждения воспитания

ЧАСТЬ ВТОРАЯ — Предмет воспитания

ГЛАВА I. Образование ума

ГЛАВА II. Образование воли

ГЛАВА III. Образование сердца

ГЛАВА IV. Способ действования воспитателей относительно тела и внешнего состояния детей.

I. ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛА
II. ОТНОСИТЕЛЬНО ВНЕШНЕГО СОСТОЯНИЯ

ГЛАВА V. Плоды воспитания у древних христиан.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ — Способ воспитания

ГЛАВА I. Лица, занимавшиеся воспитанием детей

ГЛАВА II. Средства, употребляемые воспитателями при образовании детского ума и сердца

I. СПОСОБ УМСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
II. СПОСОБ НРАВСТВЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ГЛАВА III. Внешние пособия и условия, коими воспитатели пользовались при воспитании детей.

I. БЛАГОВРЕМЕННОСТЬ ВОСПИТАНИЯ.
II. ОБРАЩЕНИЕ С ДЕТЬМИ В ДУХЕ КРОТОСТИ И ЛЮБВИ, НО НЕ ДОХОДЯЩЕЕ ДО СЛАБОСТИ И ПОБЛАЖКИ.
III. МОЛИТВА К БОГУ О СОДЕЙСТВИИ ВОСПИТАТЕЛЯМ.

Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Мф. 18: 5-6.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Прекрасные плоды ревностной разработки науки воспитания в настоящее время учеными и государственными мужами нашего отечества ничего, по-видимому, не оставляют желать более для руководства благонамеренных воспитателей; и читатель, конечно, не много найдет в сей книге нового в сравнении с изданной в 1845 году книгой «О воспитании детей в духе христианского благочестия». Несмотря на это, автор утешает себя приятной надеждой, что его желание содействовать пользе общества и Церкви изданием исторических очерков «Практическое воспитание детей по учению святых отцов Церкви» не сочтут неосновательным и излишним. В основание своей надежды он полагает различные потребности общества. Для одного из воспитателей достаточно простого совета и наставления в духе веры из уст современника; для другого нужно наставление в духе веры, подтвержденное доводами разума и опыта; третий, не довольствуясь авторитетом современника, хочет слышать христианское наставление от имени учителей первых веков христианства; иные, руководясь ученой любознательностью и потребностью полного, всестороннего знания предмета, желают иметь под руками, кроме простого наставления или научного изложения мыслей и правил, общую или частную историю науки и практики воспитания; не оторым наконец, чуждым ученой любознательности, полезнее и нужнее пример воспитания, образец, достойный подражания.

Никто не имеет права требовать, чтобы истина и добро входили в душу человека одним каким?либо путем; они должны перепробовать все пути, чтобы открыть безпрепятственный вход к сердцу. Руководимый этими мыслями, автор представляет вниманию благонамеренных родителей и воспитателей картину воспитания христиан первых веков христианства, признанных Святой Церковью за достоподражаемый образец христианской жизни и деятельности.

При этом он поставляет себе в обязанность обратить внимание читателя на два предмета относительно данного сочинения:

1. Судя по названию книги, читатель будет ожидать изложения одних примеров и фактов древнехристианского воспитания, и, между тем, наряду с ними будет безпрестанно встречать педагогические наставления отцов Церкви к родителям и воспитателям. Для объяснения этой, кажущейся, несообразности, нужно иметь в виду, сКодной стороны, то, что отцы и учители Церкви занимали первое место в ряду воспитателей; участвовали в воспитании детей не словом только, но и делом, не как посторонние учители и советники, но как самые воспитатели. Имея непосредственный надзор над детскими училищами, помещавшимися при церквах и епископских домах и устроенными по их планам и предписаниям, они в то же время деятельно следили за воспитанием детей в самых домах родителей, давали воспитателям устные и письменные наставления о воспитании, по вызову самих воспитателей, обличали небрежных и пользовались Церковной властью для прекращения злоупотреблений. К тому же, вследствие всеобщего уважения и даже благоговения народа к пастырям и учителям Церкви, учение сих последних имело в глазах благочестивых родителей силу руководительного правила и закона: христиане думали и делали то, что слышали от пастырей Церкви. Доказательство этого мы видим в житиях святых первенствующей Церкви, в начале почти каждого жизнеописания. По этим причинам мы вправе смотреть на педагогические наставления отцов Церкви как на факт древнехристианского воспитания.

2. В представленных здесь очерках воспитания у древних христиан читатель не найдет полной, развитой во всех частях системы воспитания: здесь нет, например, подробных указаний, как древние христиане вели себя по отношению к детям в различные периоды их детства, от первых лет младенчества до последних дней юности. В защищение себя с этой стороны, автор надеется, что кто читал сочинения иностранных писателей об этом же предмете, как то: Каве, Арнольда и Шварца, тот будет снисходительнее судить о внутренних недостатках этой книги.

ПРАКТИЧЕСКОЕ ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ
ПО УЧЕНИЮ СВЯТЫХ ОТЦОВ ЦЕРКВИ

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. Самое важное время в жизни человека есть время воспитания, ибо этим временем часто решается судьба человека не только на всю настоящую жизнь, но и на всю вечность. Поэтому всякий здравомыслящий и понимающий важность своей обязанности воспитатель должен подумать, как поступить при воспитании вверенных ему детей, если не хочет и их сделать несчастными на всю жизнь, и себя виновным перед ними и перед Богом.

§ 2. Прежде и после пришествия Иисуса Христа на землю многие умы, оставленные самим себе, трудились над наукой воспитания и произвели много прекрасных правил, полезных для воспитания детей. Но все эти правила, по крайней мере в общем их составе, весьма недостаточны для христианского детоводителя, поскольку назначены для рожденных от плоти, между тем как христианин рожден свыше от Духа.

§ 3. Лучшее и единственное руководство для христианского детоводителя есть учение Иисуса Христа и Апостолов. Хотя в этом учении не много правил, назначенных собственно для руководства при воспитании детей, но в духе его заключается все, что нужно для сего руководства; ибо оно дано для воспитания в благодатную жизнь тех людей, кои, родившись от Духа, должны пройти все степени духовного возрастания (Еф. 4: 11-15), и которые следовательно по отношению к жизни благодатной подобны детям естественным. Посему кто сам воспитался и других воспитывал в жизнь благодатную, тот может быть и для нас верным истолкователем откровенного детоводительного учения и руководителем в деле воспитания детей.

§ 4. Таковы древние христиане, которые в образе своей жизни были точными истолкователями учения Христова. Что в учении Спасителя и Апостолов говорится о воспитании детей только в кратких и немногих выражениях, то у них раскрыто ясно и полно; что там предлагается только как правило, то является в их жизни как самое дело. Хотя нам не вполне известна домашняя и общественная жизнь древних христиан, но мы можем составить довольно полную картину древнехристианского воспитания и руководство для христиан-воспитателей, пользуясь теми сведениями, которые по воле и действию Святого Промысла дошли до нашего времени в писаниях святых отцов и других писателей церковных.

§ 5. Извлечем отсюда, что можно о цели, предмете и способе воспитания у древних христиан.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Цель и побуждения воспитания

§ 6. Руководимые любовью к Богу, древние христиане направляли все действия воспитания не к земным и временным целям, но единственно к славе имени Божия; поскольку почитали своих детей освященными и посвященными Богу. По их понятиям дети суть залог, вверенный воспитателям Богом для сохранения, и храм Божий, который должен быть свят. Всегдашнее представление об отчете, какой воспитатели должны дать Богу в воспитании своих детей, и строгой ответственности, которой должны подвергнуться в случае осквернения и нарушения святости сего храма, налагало на них священную обязанность тщательно хранить его и заставляло страшиться как быть безпечными при воспитании детей, так и давать им воспитание превратное, не соответствующее учению Христову, славе Божией и высокому званию христианина.

§ 7. Христиане так глубоко чувствовали важность и трудность воспитания, что некоторые радовались, когда смерть брала детей их из мира, а их самих освобождала от опасности гнева и осуждения Божия в случае повреждения детской души. Одна благочестивая женщина в одно время лишилась и мужа и двух сыновей. Когда поэтому посторонние думали, что она теперь в сильном возмущении духа начнет рвать у себя на голове волосы, раздирать свою одежду и заливаться слезами, она, напротив, совершенно спокойная, пала на колена с таким видом, как будто бы лежала у ног Иисуса Христа, и воскликнула: «Господи, теперь я еще охотнее и радостнее буду служить Тебе, когда Ты снял с меня мое тяжкое бремя».

§ 8. Впрочем, страх, руководивший родителей в деле воспитания детей, не был страх рабский, который заставляет человека действовать против воли, без сердечного расположения, без должного внимания и усердия, но проистекал из искренней и святой любви к Иисусу Христу и детям. Учители воспитания требовали, чтобы воспитатели руководились в деле воспитания детей любовью христианской, которая, очищая и возвышая естественную любовь к детям, часто слепую и безрассудную, предупреждала бы побуждения внешние и торжествовала над естественными побуждениями сердца. «Можно ли сказать, — говорили они, — что ты любишь детей своих, когда все позволяешь им для их удовольствия? Нет! Только тогда ты будешь истинно любить своих детей, когда станешь предпочитать им Иисуса Христа и любить их в Том, Кто дал их тебе любить. Христианин ли ты, когда слышишь, что они злословят, и молчишь? Ты не хочешь показать себя отцом, готовым отказаться от своих детей в том случае, когда, подобно Аврааму, должен принести их на жертву; поскольку отец, убивающий похоти своих детей, приносит такую же жертву, какую принес Авраам».

§ 9. Некоторые думали отличать воспитание для жизни от воспитания для одного Господа; но святые отцы со всей святой ревностью старались искоренить сей образ мыслей. «Не говори, что это нужно для одних монахов, — учил свт.Иоанн Златоуст, указывая на христианское воспитание, — разве я делаю твоего сына монахом? Нет нужды, чтобы он был монахом. Сделай его христианином; ибо светским преимущественно должно изучать христианские обязанности и истины, особенно же детям, которые предназначаются жить в свете; ибо они должны постоянно действовать и жить среди моря, сражаясь со свирепыми волнами. Если они будут воспитываться при царском дворе, — там много и греков и философов, гордящихся настоящей славой… Подумай же, как много для твоего сына войти туда отличным врачом, с орудиями, которыми он может отсекать гордость каждого, иметь доступ к каждому, рассуждать с ним, врачевать больное тело, прикладывать к нему лекарство, заимствуемое из Священного Писания?.. Там он будет иметь более поводов грешить, нежели монах… Если хочешь знать, он и в самом свете будет иметь более преимуществ и удобств; ибо все будут уважать его за его слова, когда увидят, что он не пожирается огнем и не ищет первенства… Поэтому воспитывайте детей ваших в учении и наказании Господнем».

§ 10. Другие напротив, преобладаемые чувством естественной любви к детям, горько оплакивали смерть их. В утешение таких святые отцы, мудрые учители воспитания и воспитателей, говорили, что дети через смерть скорее приближаются к цели воспитания, и потому нужно более радоваться и славить Бога, нежели плакать о их кончине. «Что ты так горько плачешь об умершем? — говорил свт. Иоанн Златоуст родителю умершего юноши. — Не о том ли, что сын твой был зол? Но в таком случае нужно благодарить Бога, что Он остановил пороки его. Или о том, что он был добр? Но и в этом случае нужно радоваться, что Бог воззвал его отсюда прежде, нежели душа его заразилась пороками. Но он был молод? И за это благодари и прославляй Бога, Который принял его… Не потому ли ты болезнуешь, что имеешь нужду в пропитании? Но когда Бог воззывает или хочет взять от нас что-нибудь, то мы не должны, подобно злым рабам, скрывать то, что принадлежит Господу. Взял ли Он у нас имущество, или честь и славу, или тело, или самую душу, — Он взял Свое. И если взял твоего сына, то взял не сына твоего, но Своего раба. Ты говоришь: я лишился единственного сына, на воспитание которого употребил большие издержки, который подавал блистательные надежды и долженствовал быть моим наследником. — Так что ж? И в таком случае не сетуй, а благодари и прославляй Бога, Который взял его; ибо если ты, взирая на умершего своего сына, будешь благодарить Всеблагого Бога, то получишь не меньшую награду, как и тот, кто обрек своего сына в жертву Богу (т.е. Авраам)… Ты говоришь: не знаю, куда пойдет он. — Почему же ты не знаешь? Хорошо ли жил он или худо, в обоих случаях очевидно, куда пойдет. — Но потому-то я и плачу, говоришь ты, что он оставил жизнь грешником. Но поэтому-то и нужно, напротив, особенно радоваться, что он остановлен в грехах своих и не будет умножать своих беззаконий; и нужно, сколько можно помогать ему не слезами, но молитвами и прошениями, милостыней и жертвами… Ибо когда весь народ и священный клир стоят, воздев руки к небу, и приносится святая жертва, то ужели мы не умилостивим Бога, молясь за умерших?» Это учение ясно показывает, что целью истинно христианских детоводителей было воспитание детей собственно и единственно для Бога.

§ 11. Посему некоторые благочестивые родители посвящали детей своих Богу с ранней их юности, и даже еще прежде зачатия и рождения их на свет. Так, мать свт. Григория Богослова, еще прежде зачатия своего сына, дала обещание, если получит сына, дать его на службу даровавшему ей Богу. Получив сына, она поспешила с ним в церковь, и на младенческие руки его возложила Библию в знак того, что посвящает его Господу. Это посвящение родители оправдывали самим воспитанием, которое давали своим детям.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Предмет воспитания

§ 12. Это воспитание было не односторонее: не ограничивалось одной частью состава человека — душой или телом, или одной способностью детской души, но простиралось на всего человека; и при развитии каждой из сих способностей единственной заботой родителей было воспитание детей «в наказании и учении Господнем». Что не имело непосредственной связи с благочестием христианским, то и не входило в состав воспитания.

Глава 1
Образование ума

§ 13. Прежде всего старались напечатлеть в детском уме живое познание Иисуса Христа. Имя Спасителя дети, так сказать, впивали в себя еще с материнским молоком. Потому в самых юных летах они безтрепетно исповедывали это Святое Имя перед мучителями. Одного христианского мальчика спрашивали: «Откуда узнал ты христианское учение о Едином Боге?» Он отвечал: «Мать моя научила меня, а она узнала от Бога; Святой Дух наставил ее на эту истину для того, чтобы она внушила ее мне в моей колыбели. Когда я питался грудью своей матери, тогда я и научился верить во Христа».

§ 14. Вместе с понятием об Искупителе, детям внушали и высокое учение Его о таинствах веры и правилах богоугодной жизни, как то: о едином Боге, вечной жизни, силе смирения и чистой любви к Богу, обязанности детей подражать Господу в смирении, иметь страх Божий, почтение к родителям и старшим, о терпении, прощении обид и незлобии, скромности, стыдливости, смирении, покорности, молчаливости, благотворительности, сострадании и целомудрии. Вообще Священное Писание было первой учебной книгой, так что писатели церковные, говоря о христианских училищах, называют их «училищами Священного Писания, упражнением в Божественных Писаниях», а каждый дом и семейство христиан Церковью. «Если вы хотите, — говорили учители Церкви родителям, — чтобы ваши дети слушались вас, то приучайте их к Слову Божию». «Душа, предназначенная быть храмом Божиим, должна приучаться слушать и говорить только то, что возбуждает и поддерживает страх Божий». «Не драгоценные камни и не шелковые одежды должны быть предметом любви для детей, но Божественные книги». После Божественных книг советовали давать им для чтения сочинения святых отцов. Упражнение в Божественном Писании не только не было противно детям, но еще воспламеняло в их сердцах такую любовь к Слову Божию, что они не довольствовались обыкновенным легким чтением Библии, но старались проникнуть в самую глубину Писания.

§ 15. некоторые из христиан все умственное образование детей ограничивали одним словом Божиим, воспрещая знакомство с ученостью язычников. Когда поэтому язычники называли христиан невеждами и необразованными, христиане, в ответ на эти ругательства, прославляли ведение Иисуса Христа, поставляя его выше всякой учености. Господь Христос и Апостолы не предали нам суетных лжеумствований (inanes fallacias), но простой и открытый ум, охраняемый обыкновенно верой и добрыми делами. Книги ваши нужно было бы сжечь, потому что в них рассказывается о множестве ужасных грехов, мерзостей и пороков, и потому что они развращают невинные сердца.

§ 16. Другие, напротив, не боялись вводить в круг образования христианского юношества некоторые книги и науки, изучаемые в школах языческих. «Мы не стыдимся признаться, — говорили они язычникам, — что удаляем своих юношей от тех учителей, которые учат смешным глупостям (сomicas levitates) и ямбическим безстыдствам (obcoenitates jambicas) и не оторым другим предметам, которые могут быть полезными для учителя и слушателей разве только тогда, если кто, понимая поэмы в философском смысле (philosophice), будет изъяснять каждую из них приспособительно к пользе юношей. Но если представят нам таких учителей, которые учат любомудрию и самым делом упражняют в нем, от слушания таких учителей мы не хотим удерживать своих юношей».

§ 17. Глубокие и обширные познания не оторых отцов Церкви в философии, истории, естественных и других науках, равным образом беседы их с юношами о предметах ученых в духе ученом показывают, что и сами они не были чужды и детей не хотели отчуждать от учености, лишь бы она не сопровождалась вредом для веры и христианского благочестия. Поэтому во многих училищах и семействах позволяли детям учиться поэзии, музыке, философии, языкам, гражданским и другим полезным наукам. Свт. Василий Великий даже советовал юношам знакомиться с сочинениями поэтов, историков, ораторов и вообще читать те сочинения писателей языческих, из которых можно извлечь какую-нибудь пользу и назидание для души. Он смотрел на чтение сих сочинений, как на приготовление к упражнению в Божественном Писании и средство к лучшему уразумению его. При этом особенно советовал читать Гезиода, Гомера, Феогнида, Продика и вообще тех писателей, которые хвалят добродетель и порицают порок. (Этим легко примиряется видимое, мнимое разногласие древних христиан о науках, не принадлежащих к кругу наук богословских. Те, которые чуждались и детей отчуждали от наук первого рода, чуждались собственно не науки, но злоупотребления науки, сочинений, основанных на ложных началах и направленных не к христианским целям).

§ 18. Умственная деятельность воспитателей и воспитываемых не ограничивалась исключительно созерцательными предметами веры и науки. Необходимость жить в теле, на земле, и в обществе существ телесно-духовных низводила их и в круг житейских положительных знаний, необходимых для жизни земной, телесной. Посему и в домах и в общественных училищах учили детей «нужным для жизни художествам, ремеслам и рукодельям».

§ 19. Впрочем, все светские и житейские науки были уже предметами второстепенными, а главным и первым предметом образования было учение христианское. «Всему нужно предпочитать попечение о детях и воспитание их в учении и наказании Господнем, — говорил свт. Иоанн Златоуст. — Если сын твой выучился прежде всего быть любомудрым, то он приобрел богатство, большее всякого богатства. Уча его внешнему учению и искусству приобретать богатство, ты не доставишь ему такой пользы, какую доставишь научив искусству презирать богатство. Ибо богат не тот, кто обладает большим богатством, но кто ни в чем не имеет нужды. Вот чему учи своего сына. — Не спрашивай, как сделать его известным, знаменитым по внешней учености и славным, но старайся научить его презирать славу жизни сей. Чрез это он будет славнее и знаменитее. А этому можно научиться не от учителя и не через искусство, но из Слова Божия. Не думай, как сделать его оратором, но учи его любомудрию. Ибо нет никакого вреда, если первого и не будет; если же не будет последнего, то не будет никакой пользы и от ораторского искусства. Не язык его изощряй, но очищай сердце. Говоря это, я не запрещаю тебе образовать твоего сына, но запрещаю исключительно заботиться об этом образовании».

Сообразно с целью христианского воспитания, науки естественные, опытные и умозрительные преподавались только достаточно утвержденным в учении христианском. Притом их позволяли изучать не как предмет одного любопытства, не по страсти к приобретению познаний, и не для славы и корысти, но только по той мере, в какой знание их было нужно и полезно для добродетели и для Церкви. Во всех других случаях оные науки почитались неприличными для христианина, излишними и даже вредными. Того почитали несчастным, кто знает все и не знает Бога; того, напротив, блаженным, кто знает Бога, хотя бы и не знал ничего другого.

ГЛАВА II
Образование воли

§ 20. Умственное образование служило не целью само для себя, но средством к другой, высшей цели. Эту цель составляло утверждение воли детей в правилах благочестия и укоренение навыка к христианским добродетелям: «Нужны добрые нравы, — говорил свт. Иоанн Златоуст, — а не способность учить; скромная жизнь, а не речь сильная; дела, а не слова. Учить правилам святой веры и жизни, «воспитывать в наказании добром, не книжному точию разумению, но и Божию страху, иже есть премудрости начало, поучать и наставлять на всякую добродетель», — было первым упражнением воспитателей. «Не отнимайте рук ваших от сыновей и дочерей ваших, — говорили им учители Церкви, — но от колыбели учите их страху Господню».

§ 21. Не приводя здесь всех нравственных наставлений, какие давались детям их родителями, воспитателями и учителями Церкви, заметим, что все они вытекали из духа веры Христовой, как видно, например, из наставлений св. Киприана. «Будь для детей твоих таким отцом, — говорил он, — каким был Товит. Давай им такие же полезные и спасительные советы, какие он давал своему сыну, говоря: «Во все дни помни, сын мой, Господа Бога нашего и не желай грешить и преступать заповеди Его. Во все дни жизни твоей делай правду и не ходи путями беззакония… Из имения твоего подавай милостыню, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратится лице Божие. Когда у тебя будет много, твори из того милостыню, и когда у тебя будет мало, не бойся творить милостыню и понемногу… Берегись, сын мой, всякого вида распутства… люби братьев твоих и не превозносись сердцем пред братьями твоими и пред сынами и дочерями народа твоего, чтобы не от них взять тебе жену… Плата наемника, который будет работать у тебя, да не переночует у тебя, а отдавай ее тотчас: и тебе воздастся, если будешь служить Богу. Будь осторожен, сын мой, во всех поступках твоих и будь благоразумен во всем поведении твоем. Что ненавистно тебе самому, того не делай никому. Вина до опьянения не пей, и пьянство да не ходит с тобою в пути твоем. Давай алчущему от хлеба твоего и нагим от одежд твоих; от всего, в чем у тебя избыток, твори милостыни, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Раздавай хлебы твои при гробе праведных, но не давай грешникам. УКвсякого благоразумного проси совета, и не пренебрегай советом полезным. Благословляй Господа Бога во всякое время и проси у Него, чтобы пути твои были правы и все дела и намерения твои благоуспешны, ибо ни один народ не властен в успехе начинаний, но Сам Господь ниспосылает все благое и, кого хочет, уничижает по Своей воле. Помни же, сын мой, заповеди мои, и да не изгладятся они из сердца твоего!» (Тов. 4: 5, 7, 8, 12-19)».

§ 22. Вообще, о нравственном образовании детей древние христиане заботились гораздо более, нежели о внешнем их счастии, — «воспитывали их благочестием более, нежели млеком». «Мы должны думать преимущественно о том, как сделать детей своих благочестивыми и добродетельными», — говорили они.

ГЛАВА III
Образование сердца

§ 23. Образование ума и воли мертво, безплодно, если не усвоено сердцем и не укоренилось в нем. Посему бдительный взор древнехристианских детоводителей был обращен не на ум только и волю детей, но и преимущественно на сердце. Св. Ириней, уже в глубокой старости, рассказывал, что обстоятельства того времени, когда, еще будучи мальчиком, находился при св. Поликарпе, он помнил гораздо лучше, нежели что случилось с ним недавно. «Ибо изучаемое нами в детстве, — говорил он, — как бы врастает в нашу душу и тесно соединяется с ней. Я помню самое место, где сидел и учил св. Поликарп, время, когда он приходил и уходил, образ его жизни, вид тела, беседы с народом, рассказ об обращении его с Иоанном и прочими мужами, видевшими Господа; могу помнить, как он пересказывал речи их, что слышал от них о Господе, о делах Его и учении. Все это, по милости споспешествующего мне Бога, я тщательно замечал тогда, замечал не на бумаге, но на сердце, и всегда искренно повторяю в уме моем».

§ 24. Предметом внимания воспитателей относительно детского сердца было то, чтобы к добрым естественным потребностям и расположениям сердца, именно: чувству истины, добра и красоты привить силу благодати, подавить в нем врожденное расположение к злу и предохранить его от вредных посторонних влияний. К прирожденному душе чувству истины, под влиянием воспитателей, как мы уже видели, прививалась живая вера в Иисуса Христа и Его учение. Потребность и чувство добра развиваемы были в христианскую любовь к Богу и ближнему. Потребность и чувство красоты питаемы были, как увидим ниже, предметами Божественными. Естественное чувство любви к себе самому не было простираемо далее простого удовлетворения существенно необходимых потребностей тела и внешней жизни, и удовольствий невинных и позволительных. Все предметы и все наставления древнехристианских детоводителей, касающиеся образования сердца в двух последних отношениях, можно выразить словами Писания: «Не любите мира, ни яже в мире: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем: яко все, еже в мире, похоть плотская и похоть очима и гордость житейская» (1 Ин. 2:К15?16). «Скрывайте… себе сокровище на небеси… ту будет и сердце ваше» (Мф. 6: 20-21).

§ 25. Развитие чувства красоты и удовлетворения прирожденной сердцу потребности высокого и прекрасного начиналось, а для многих и оканчивалось созерцанием, изучением и усвоением предметов Божественной веры. Это — молитва, чтение священной поэзии, пение Давидовых псалмов и христианских гимнов, в коих изображалось Вечное Существо и Спаситель мира. «Учите сыновей и дочерей ваших таким песням, — говорил свт. Иоанн Златоуст, — пусть они поют их не только за прялкой и другими работами, но и за столом, и пр.».

§ 26. У древних христиан почти вся жизнь, исключая немногие часы сна, проходила в молитве, чтении Писания, и пении псалмов и гимнов. Посему можно сказать, что весь детский возраст был почти непрерывным упражнением в созерцании Божественной красоты. Только это общее упражнение было не школьное изучение форм и образцов изящного, но самое, так сказать, вкушение Божественной красоты сердцем, восторженная молитва; оно было уделом не не оторых только избранных, но простиралось на всех и каждого.

§ 27. Впрочем, высокие образцы слова, дошедшие до нас от первых времен христианства, наружное величие и внутреннее благолепие древних храмов, торжественность тогдашнего богослужения, прямые указания древних и позднейших историков и наставления святых отцов, касающиеся образования юношества, показывают, что и искусство, в собственном смысле сего слова, не было исключено у древних христиан из круга предметов домашнего и общественного образования детей. Музыка, живопись, красноречие, поэзия, зодчество, служившие украшением храмов и средством то к выражению, то к возбуждению благочестивых чувствований сердца, были, в то же время, и в домах и в училищах предметом изучения и упражнения для детей.

§ 28. Это искусство было самое чистое и возвышенное. Оно не замыкалось само в себе, как начало, цель и средство для самого себя, не было плодом роскоши, предметом услаждения, игрушкой прихотливого и изнеженного вкуса. Оно имело целью, с одной стороны, представлять Божественную красоту в вещественных, только ее достойных формах, и выражать благочестивые чувствования христианского сердца; c другой, служить священным орудием служения благочестию и Церкви и средством к возбуждению и поддержанию благочестия.

§ 29. На той степени, на какой выходит из пределов, назначаемых этими целями, искусство было порицаемо и воспрещаемо детям. Так, например, относительно музыки, Климент Александрийский говорит: «Можно допустить скромную и целомудренную музыку (harmoniae); напротив, гармонии сладострастные и изнеженные (molles et enerves) нужно устранять как можно далее от нашего ума (cogitatione), который должен быть мужественным и крепким: потому что злохудожественными переливами и перекатами голоса (improbo flexuum vocis artificio) они располагают к изнеженной и недеятельной жизни, тогда как степенное и скромное пение подавляет расположение к нетрезвости и дерзости.

§ 30. Такое высокое понятие древних христиан о характере, назначении и отношении искусства к воспитанию поставляло его почти в совершенную противоположность с искусством языческим. На искусства языческие, которыми так гордился древний мир, полагая в них верх образования, как то: противные целомудрию песни, сладострастную и изнеженную музыку и пляску, — благочестие христиан взирало как на действия диавола, и потому как на совершенно несогласные с достоинством звания вообще христианина и, в частности, состоянием детского возраста. Поэтому языческое искусство, противное доброй нравственности, было совершенно изгнано из христианских училищ и исключено из состава воспитания. «Мы никогда не назовем свободными искусствами, — говорили древние христиане, — суетность, безумие, ложь, надутое пустословие и гордые заблуждения несчастных людей, не познавших благодати Божией через Иисуса Христа, которая одна освобождает нас от тела смерти сея». «Нам заповедано удаляться от всего постыдного». «Мы ни словом, ни зрением, ни слухом не участвуем ни в буйстве цирка, ни в жестокости битвенной площади, ни в суете Клиста (галерея или крытое место, где борцы сражались в дурную погоду)». «Благочестие тем более подлежит опасности, и тем более нужно опасаться разврата там, где пляска прикрывает другие нескромные удовольствия. Посему все девы Божии должны удаляться от нее».

§ 31. Не одни искусства, но и самые игры младенчествующего возраста под влиянием христианских детоводителей были направляемы и оживляемы духом христианского благочестия. ВКсамых играх дети делали то, что видели в церкви, «правом отроческим подражающе священным служителям Божиим и подобящися им». Иные дети в самом отрочестве, не показывая в себе ничего отроческого, отличались благонравием старческим, ненавидели и оставляли игры, свойственные неразумному возрасту, употребляя «остававшееся от учения время не на игры детские, но на чтение Богодухновенных книг и молитву в церкви».

ГЛАВА IV
Способ действования воспитателей относительно тела и внешнего состояния детей

§ 32. Область сердечных чувствований и движений простирается не на душевные только силы, но и на потребности, во-первых, тела и, во-вторых, внешней жизни. Поэтому древнее детоводительство, имевшее целью насаждение страха Божия в детском сердце, обнимало в то же время и телесную и внешнюю сторону детской жизни.

I. ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛА

В первом отношении воспитатели старались исключительно о том, чтобы образовать детское тело в достойное орудие духа, посвящаемого ими Иисусу Христу. Поэтому и детей приучали смотреть на тело, как на временное орудие духа, подчинять тело господству духа, оставлять на долю тела только удовлетворение его существенных потребностей, необходимых для поддержания и продолжения телесного существования, и соблюдать строгую умеренность и простоту в пище, питии, сне, одежде и вообще внешнем поведении.

§ 33. Относительно пищи и пития, — предохраняли детей от сластолюбия, лакомства, роскоши и неумеренности, предлагая им пищу, легкую для желудка, простую, безыскусственную, не многосоставную, полезную для укрепления телесных сил, вообще более удовлетворяющую потребности поддержания жизни и здоровья, нежели прихотливому вкусу, и безвредную для благочестивой деятельности духа. Приучаемые к умеренности и воздержанию дети не скучали скудным столом и довольствовались овощами, рыбой, водой, воздерживаясь от мяса и даже молока, сыра, яиц, яблок и других садовых плодов, которые более всего нравятся детям.

§ 34. Такая же скромность, умеренность, простота и естественность наблюдаема была и в одежде. Одежда, по мнению древних христиан, имеет и должна иметь только две цели, с которыми и должна быть сообразна, именно: содержать тело в надлежащей теплоте, защищая его от вредного влияния воздуха, и прикрывать неприличные части тела и тот стыд, который грехи навлекли на человеческий род. Посему одежда для блеска и пышности не могла быть допущена и введена в употребление для детей. «Смотри, — говорит один учитель Церкви матери семейства, — смотри, чтобы дочь твоя не привыкла играть золотом и пурпуровой одеждой. Ее одежда должна быть сообразна с достоинством Того, Кому ты посвятила ее как христианку. Лица, посвященного Христу, не украшай румянами и притираньями, не стесняй шеи золотыми и жемчужными ожерельями, не обременяй головы драгоценными каменьями, не подделывай цвет волос. У нее есть такие жемчужины, продав которые она купит жемчужину самую драгоценную». «Мы в телесной красоте не поставляем добродетели; однако приятности от нее не отнимаем: поскольку скромность, изливая на лице стыд, делает его приятнее. Как художник искуснее живописует на материи хорошей, так и добродетель в красоте тела яснее выказывает свое сияние. Но это тогда, когда оная красота не притворная, природная, простая, когда мы облекаем ее не в драгоценную красивую одежду, но в простую и обыкновенную, дабы только честность или нужда не терпела никакого недостатка, а к красоте ничего бы не было прибавляемо».

§ 35. Самый сон, живитель наших сил, допускаем был не для праздности, бездействия и удовольствия, но единственно как необходимое средство для восстановления и оживления сил, утомленных дневным бодрствованием, и только в такой мере, в какой он способствовал к достижению сей цели. Посему детское ложе было простое, не мягкое, чуждое искусственных и богатых украшений, способствующее к скорейшему пищеварению и легкому, непринужденному пробуждению. Сон дозволяем был легкий, не продолжительный и не простирающийся далее требования природы, да и тот был прерываем призыванием кКмолитве.