В часы, когда хозяин особняка предавался медитации, жизнь в огромном доме замирала. Со стороны можно было подумать, что здание покинуто – не горел свет в окнах, не было слышно привычной трескотни дворников и садовников, даже флаги с гербами семьи, шумно хлопавшие своими полотнищами на ветру, предпочитали не раздражать слух своего господина. Единственным исключением, дозволенным самим Пежином, был камин в главном холе его гнезда. Огню, щедро подкармливаемому идеально сухими поленьями, дозволялось всё и пламя, словно подчёркивая свою значимость, с удвоенной силой принималось пожирать древесину, особо громко щёлкая пережёвываемыми поленьями. Причина такой милости была хорошо известна всем обитателям особняка – в древние времена, когда человечество, очнувшись от своего сна, обнаружило себя на хамулах, в те стародавние времена, семья Пежина была Хранителем Огня, сберегая кусачее богатство и радушно делясь им со всеми нуждающимися. Так, по крайней мере, утверждала семейная легенда, мудро умалчивая, что именно огонь стал основой благосостояния рода, и именно благодаря торговле им предки нынешнего господина смогли начать свой подъём по пирамиде власти.
Пламя в камине было символом, несмотря на смешки недоброжелателей, считавших подобное пережитком, но именно оно, сохранённое с самых первых дней, и не гасшее никогда, а именно так утверждала семейная легенда, было тем самым стержнем, на котором держалась вся большая семья.
А ещё оно помогало Пежину думать.
Усевшись на ковёр перед камином, и встряхнув небольшую пирамидку из колокольчиков, звон которых означал начало медитации – традиция, привнесённая в семью его прадедом, неизвестно где нашедшим сей забавный артефакт, не имевший отношения ни к одной из известных ныне культур, Пежин протяжно выдыхал, произнося нечто навроде «Уууеееех-хуууу…», после чего на особняк опускалась госпожа Тишина. Этот вздох, в отличии от колокольчиков, был хорошо известен всем. Именно так начинали свои медитации жрецы Румуса, жившие на Асазе с самой древности и достигшие невероятных успехов в общении с богами. Да, общественное мнение полагало именно так – жрецы монастыря Дзе-Ку общаются с богами, редко, но донося их откровения до обитателей суетного мира вокруг. Но когда такое случается – горе тому, кто дерзнёт пойти против воли богов. Так, например, произошло с вождём Асазцев, решившим напасть на Перен. Боги, и прежде всего жёлтый Потос с белым Урукисем, устами жрецов отговаривали его от задуманного. Вождь, имя которого после разгрома, было стёрто из истории, не послушался. Ну а результат известен всем.
Предсказали жрецы Дзе-Ку и открытие Т`чана, описали его историю – с войной против клана Азтак, и дальнейшим плодотворным сотрудничеством. Всё это, а также некоторые мелкие откровения, которые можно было получить, сделав храму достойное пожертвование, подняли авторитет жрецов на недосягаемую прочим храмам высоту, превратив их в идолов, чему сами они не были против.
Но, вернёмся к хозяину особняка.
Восстановив дыхание после протяжного, опустошившего лёгкие, вздоха, Пежин, в нарушение традиций, встал с ковра и сняв с верхней полки камина небольшой кувшинчик, чуть полил содержимым потрескивавшие в огне поленья. Пламя, прежде весело резвившееся по древесине, сначала отступило, но после, распробовав подарок, накинулось на пищу куда как с большим аппетитом, выбросив вверх тёмно сизое облачко.
В кувшинчике было масло дерева Начуз, произраставшего только в окрестностях монастыря и объявленного жрецами священным даром богов. Причина была проста – смола Начуз, разбавленная жиром рыб, разумеется тоже священных, обитавших в не менее священном пруду, эта смесь, будучи вылитая на огонь, рождала уже упомянутый выше дым, вдохнув который сознание жреца воспаряло к краю Великой Тропы Богов, а там, если везло, можно было получить столь желанное многими откровение.
Смесь доверяли готовить только пожилым, многоопытным жрецам, прошедшим долгий ритуал очищения, а так как таких было мало, да и сам ритуал был тяжёл, то цена на смесь была не просто высокой, а поистине заоблачной, оставляя её только наиболее богатым верующим.
Пежин особо верующим себя не считал, но, так как подобное было ему по карману, то он мог себе позволить приобретение масла Начуз. Пользовался он им редко – обычные проблемы он решал и так, но вот сейчас, особенно сейчас, когда задуманная им операция начала воплощаться в жизнь, а ставки были высоки как никогда, он был готов использовать все шансы и принять любую помощь, хоть бы та и исходила от Тёмных Богов.
Склонившись над огнём, он несколько раз глубоко вдохнул, а затем торопливо уселся на ковёр, чувствуя, как сознание начинает туманиться, размывая черты привычной обстановки. Однако, стоило лишь ему расслабиться, как окружение, смазанные черты которого заставляли голову кружиться, принялось принимать формы, в которых Пежин узнал обстановку модной гостиной, бывшей сейчас популярным местом среди элиты Перена.
Там он был всего пару дней назад – присутствие на подобных собраниях считалось неотъемлемой частью светской жизни, игнорировать которую он не имел права. Среди постоянных обитателей подобных раутов он, за глаза, конечно, именовался «Мрачный П», намекая на обычную холодность и откровенную безразличность к сплетням, из которых, это Пежин признавал, можно было узнать много полезного. Но признавать и принимать – разные вещи, а потому Пежин предпочитал только выслушивать свежие новости, не принимая никакого участия в их обсуждениях, или, тем более, высказывая своё мнение.
Впрочем, один большой плюс и подобных сборищ был.
О нём знали только двое – сам «Мрачный П» и его связной, об истинной роли которого не знали и сами хозяева модной гостиной. Связных он менял регулярно, чутко улавливая настроения праздной толпы и предлагая ей всё новые и новые развлечения, оставаясь, при этом, в тени. Талантливых личностей сюда вводили другие завсегдатаи, чуть менее знатные и гораздо более жаждущие популярности. Им, вернее тем, которые считали его своим другом, он скармливал самые свежие новости, якобы полученные от капитанов его экспедиционного флота, привозивших с собой кроме редких зверей и диковинных находок интересных людей, готовых удивить и поразить пресыщенную развлечениями публику. Ненадолго, что поделать – знать быстро охладевала к новым лицам, не облечённым властью, или богатством, но Пежину этого было достаточно. Менявшиеся раз в месяц – полтора связные на глазах у всех передавали ему сводки по готовящейся операции, то посредством цветных шаров, исчезавших с открытой ладони мага и появлявшихся в самых неожиданных местах туалетов гостей, вызывая у всех, кроме счастливчика, смех, то в виде забавной пантомимы, разыгрываемой перед публикой искусно выдрессированными зверьками и нёсшей скрытый смысл, а то, как в последний раз, в гадании на древних рунах, забытом ныне способе предсказания будущего, коим владел опальный жрец с Т`чан, сбежавший на борту его дирижабля от мести соплеменников. Причина мести была проста, понятна и тривиальна – женщина. Подобное не вызывало вопросов среди светской публики, интимная жизнь которой, пусть и весьма запутанная, старательно скрывалась от окружающих.
Очертания обстановки обрели пронзительную чёткость и Пежин увидел себя со стороны. Он сидел за небольшим, круглым столом, верх которого украшал сложный узор ломанных линий, то разбегавшихся в стороны, то сходившихся вместе, отчего столешница напоминала паутину, сотканную сильно обкурившимся паучком. Напротив него сидел беглый жрец, лицо которого скрывала ритуальная маска сплетённая из полос ярких шкур рептилий, обитавших только на Т`чан. По слухам, автором которого был сам Пежин, рептилии, при жизни, были покрыты слизью, бывшей самую малость, совсем чуть-чуть более слабой чем масло дерева Начуз. Толпившиеся вокруг стола зеваки старательно тянули носами, пытаясь уловить запах разогретой кожи и Пежин, краем глаза следивший за ними, с трудом сдерживал смех, наблюдая за их потугами.
Жрец же был занят делом.
Запустив руку в небольшой кошель, который, в отличии от маски, был сплетён из тонких веточек, жрец вытащил пригоршню костей – кусочков самых натуральных рёбер, на гладких боках которых были вырезаны и натёрты чем-то тёмным неприятно выглядевшие значки – руны ныне проклятого клана Азтак. Само гадание так и называлось – гадание на костях проклятых, прямо указывая, что эти кости принадлежат людям, когда-то давно едва не захватившим целый хамул. Считалось, что только останки настоящего воина Азтак, погибшего от пыток в плену, имеют связь с богами, создав через ужасные муки умирающего, неразрывную связь прошлого и будущего.
Подкинув обломки на ладони, некоторые кости, при этом упали на стол, жрец отложил в сторону оставшиеся, и очистил стол, вернув упавшие в кисет.
- Готов ли ты, смертный, - голос, раздавшийся из-под маски, был глух, и настолько холоден, что зрители, прежде окружавшие его плотной стеной, подались назад.
- Дерзнуть?
- Готов! – Пежина, этот ритуал раздражал безмерно, но что поделать – правила игры следовало соблюдать: - Готов! – Повторил он, решительно качнув головой, отчего по толпе прокатился тихий, но точно одобрительный гул.
- Жертва! – В руке жреца возник короткий, в палец длиной, нож, заставив окружавших их людей дружно охнуть.
- Откуп! – Хорошо зная ритуал – в докладе капитана корабля, что привёз беглого жреца сюда, всё действо было расписано до мельчайших подробностей, Пежин, стащив с пальца кольцо, украшенное крупным матовым камнем, надел украшение на кончик ножа.
- А так можно? – Голос из толпы не скрывал своего разочарования: - Я ду… - общее осуждающее шиканье не дало жаждущему крови довести фразу до конца.
- Господа, - видя, что жрец, поднеся нож к лицу, разглядывает перстень, Пежин чуть повернулся к толпе: - Друзья мои, - он коротко поклонился: - Это гадание, дошедшее до нас из древних, кровавых и тёмных времён, да, верно, прежде оно требовало крови, но сейчас, в наш просвещённый век…
- Жертва! – Голос жреца практически перекрыл короткий «дзиньк», сопроводивший падение кольца на стол:
- Откуп не принят! – Нож в его руке нацелился на Пежина:
- Врата грядущего отомкнёт… Кровь! – Последнее слово беглец произнёс так зловеще, что люди попятились прочь, оставив меж собой и столом не менее полутора метров свободного пространства.
«Вот же тварь! Договорились же – без крови!» - Мысль, молнией промелькнула в голове Пенжина, немедленно сменившись другой – а не заговор ли это? Заговор внутри заговора? Нож – отравлен, а у него нет шанса отступить, не потеряв лицо перед праздной публикой.
Но кто мог узнать?
Бестон с Энджином – отпадают.
Им я нужен и сейчас, и после. Нет… Не станут…
Проклятые? Решили избавиться? Нет. Преждевременно. Вот после захвата Т`чан – да, тогда я им перестану быть нужным. Тогда они и нанесут удар, но не прежде того…
Клан Т`чан узнал? Маловероятно, но… Но исключать нельзя.
Сам жрец? Его подкупили? Кто именно – не важно, врагов хватает…
Значит – или Т`чан, или жрец.
- Снимаю замок! – Голос жреца не дрогнул, когда изогнутое лезвие прочертило по мякоти ладони полосу, начавшую быстро наливаться кровью.
- Спеши! Открой створы! – лезвие протянулось к Пежину и он, почувствовав облегчение – жрец явно не был самоубийцей, провёл подушечкой мизинца по клинку.
- Смажем петли, Страж не должен услышать! – Жрец, бросив нож на стол, потянул его руку к своей, смешивая кровь двух ран и покрывая ей кости.
- Створы раскрываются… Створы приоткрыты… Проход… Проход… - Забормотал жрец, а Пежин вдруг вспомнил приписку к докладу капитана, на которую он не уделил должного внимания, просто пробежав по строчкам быстрым взглядом. В них, кратко и скупо, капитан описывал ритуал особо редкого гадания – замешанного на крови и оттого считающегося особо точным. Кивком головы проводив очередную каплю, сорвавшуюся с их сцепленных рук, Пежин внезапно ощутил спокойствие, принявшееся тёплым ветерком окутывать его, гоня прочь тревоги и сомнения. Да, жрец расстарался ради него, сомнений в том нет, но всё же! Договорённость была на откуп, а не на…
Рука жреца оттолкнула его ладонь прочь, а мигом позже окровавленная ладонь накрыла собой горстку костей. Сжимаясь и разжимаясь скользкие от крови пальцы пытались сомкнуться над ними, но обломки, один за одним, выскальзывали из пригоршни, отказываясь открыть события грядущего. Наконец, не то после четырёх, не то после пяти попыток, рука жреца поднялась над столом, неся в себе несколько костяных обломков.
- Читай! – Перед Пежином запрыгали, подскакивая и переворачиваясь рунные знаки.
- Истолкуй, о мудрый, - Поняв, что ритуал вернулся в привычное русло, он подтолкнул к жрецу кольцо, которое, на сей раз было благосклонно принято.
- Огонь. Длинный. Огонь. Начало. – Смолкнув, жрец резко обмяк, а затем, откинувшись на спинку стула, сдвинул маску на лоб, открывая покрытое потом лицо:
- Всё… - Выдохнул он, стирая пот с лица и пятная кожу кровью: - Врата закрылись. Дайте выпить и… - встряхнул он головой: - Полотенце. Влажное.
Благодарно кивнув ему, Пежин принялся выбираться из-за стола, но стоило ему шагнуть прочь, как чей-то голос ехидно поинтересовался:
- Что, Пежин, пойдёшь верфи проверять? Поспеши, два пожара, ха-ха, не шутка!
- Да не верю я в это, - отмахнувшись, он принялся пробираться сквозь возбуждённо загомонившую толпу. Ответа не последовало – освежившийся жрец объявил о продолжении гаданий без крови и гости, напирая друг на друга, стремились занять место, ещё хранившее в себе тепло тела Пежина.
Окружающее начало расплываться, но прежде чем картинка стала совсем неразборчивой, Пежин увидел два огня – горели его верфи. А что поделать? Связной был нужен, а потому его репутацию следовало сохранять.
Медитация близилась к завершению – очертания зала с камином принялись проступать сквозь расплывчатое марево, как внезапно, так и не завершив путь в реальность, окружение снова принялось меняться. Сначала перед Пежином появилось прелестное женское личико – то была новая прима Перенского балета. Ослепительная красотка стала тем фокусом, в котором пересеклось множество лучей внимания мужчин, и Пежин не избежал общей участи. Он уже праздновал победу – горделивая красотка была готова стать его пассией, как появившейся вдруг Бестон, прежде не проявлявший к даме особого интереса, разом свёл на нет все его усилия, пообещав приме собственный хамул с дворцом. Такого удара Пежин, уже видевший её в своей постели, не ожидал и принял поражение очень тяжело. Впрочем, на людях, они оставались добрыми друзьями – Пежин даже поблагодарил победителя за сбережение своих средств, но что Бестон, выглядевший как кот, дорвавшийся до таза сметаны, лишь рассмеялся, пояснив, что за подобный трофей и целого мира не жалко. Чем кончился их роман Пежин не знал, перестав следить и просто вычеркнув эту историю из памяти, но сейчас, увидев как лицо упущенной красавицы перетекает в образ Бестона почувствовал нешуточное раздражение. Картинка, словно отвечая его чувствам, расплылась, а несколькими мгновениями спустя, вокруг него проявилось привычное глазу окружение.
Подтянув к себе кружку с бодрящим отваром, её он приготовил заранее, памятуя прошлые свои медитации, Пежин, устроившись на спине, принялся рассматривать узоры, покрывавшие потолок.
С рунами всё было просто – флот Проклятых начал свой долгий поход и даже уже дважды вступал в бой. Причём оба раза столкновения заканчивались победой. Всё шло по плану – руны «тревога», или «опасение» не было, Пежин и не мог понять, зачем боги показали ему именно эти воспоминания, и именно сейчас – начав медитацию, он ожидал совсем иного.
Ещё более странным было как появление образа так и не состоявшейся пассии, так и Бестона, игравшего сейчас важную роль в его планах.
Бестон... Бестон! Вот же удачливая сволочь!
Эта мысль, вертевшаяся у него в голове, напрочь выбивала все остальные, раздувая злое пламя, немедленно принявшееся пожирать сознание Пежина.
Бестон! Такую... Такую бабу увёл!
Сейчас ему было плевать на затраты - всем своим существом он желал только одного - возвращение к себе утерянного, и потому столь ценного приза!
Вот она входит... Сюда, прямо сюда, в родовой зал. Входит… Зарыдав, падает на колени, моля простить её ошибку, кляня себя за глупость и жадность.
Да, картина, возникшая в голове, стоила всех трат - как уже совершённых, так и тех, что ему предстояло понести, реши он вернуть ценную красотку себе.
В конце концов - а зачем ещё нужны деньги, если не для того, чтобы радовать себя? К богам их не взять, и эта истина, внезапно открывшаяся Пежину, была куда как ценнее масла, всех масел, что он выливал на дрова в своих медитациях. Удивлённый и несколько оглушённый откровением, таким простым с виду, он покачал головой, осознавая и пропуская сквозь себя эту нехитрую истину.
- Да, Бестон и тут меня обошёл, - пробормотал он себе под нос, ещё раз покачав головой.
- Обошёл, тварь... Первым понял глупость этой гонки и… Бестон... И я ничего с этим поделать не могу - он нужен мне, я - ему. Пока мы нужны друг другу, никто не осмелится...
Стоп!
Новая догадка, разметав вихрь, раздувавший в его груди злость, сверкнула молнией, заставила Пежина вздрогнуть
- После... - тихо повторил он, чувствуя на губах кислый привкус долгого ожидания:
- А зачем - после? Да, Бестон мне нужен. Это так. Но ведь не он сам? Нет, Бестон мне не нужен - его сталь - да. Балки, профили и прочее, а вот он сам - нет. Нет, - привкус сменился и теперь его рот чуть покалывало, как бывает, если объесться ягод Прика - любимого лакомства, доставляемого с Т'чана. В своём беззаботном детстве он был готов на всё ради этого угощения, часто получая наказания за воровство ягод с кухни, но когда повзрослел и с головой ушёл в бизнес, работа напрочь стёрла из памяти прежние детские радости. Сейчас же, этот позабытый вкус, внезапно выбравшийся наружу из дальнего закоулка памяти, бодрил Пежина, так же, как бодрит старого ветерана сигнал к атаке, наполняя его вены адреналином.
- Нет! - Он зло дёрнул головой: - Нет! От Бестона я избавлюсь! Как? Пока не знаю, но способ, путь, который очернит его в глазах света, я найду. А тогда, тогда, когда его вина в чём-то ужасном, в таком, отмыться от которого будет невозможно, выйдет на свет, вот тогда я, проявив милость, возьму его под свою защиту. Сохраню жизнь его роду, не ему, он слишком много знает. Да! Сохраню - в обмен на его заводы и вдову. Да! Будет так и никак иначе!
Вскочив на ноги и подхватив пирамидку с колокольчиками, те мягко дзинькнули, извещая дом о конце медитации, Пежин двинулся к двери, на ходу продумывая план действий.
Первым делом следовало поставить задачи своим агентам - у такого человека как Бестон не могло не быть слабостей, тщательно скрываемых от общества. Нет, использовать их Пежин напрямую не собирался - то был бы слишком простой путь, недостойный его внимания, да и отбиться от обвинений жертве будет несложно - а кто из нас без греха? Нет, эти грешки, и прежде всего самые невинные, должны были послужить помостом, звеньями цепи Большого Преступления, той самой цепи, что соединяет шею осуждённого с плахой.
Что? Как? Зачем?
Этими вопросами Пежин голову не забивал - преждевременно, а пока...
Прервав ход мыслей, он улыбнулся - короткое словечко, прежде обжигавшее его губы кислотой, сейчас стало сладким и тягучим, точно как торт, которым его угощала несостоявшаяся пассия на их последнем свидании. Тогда она клялась, что сделала его сама – испекла коржи, заварила соус и даже расплавила карамельные конфеты на очаге, покрыв верх своего подарка мягкой, тянувшейся сладкими нитями, корочкой.
Замерев на пороге - слуги, заслышавшие перезвон колокольчиков, только-только начали раскрывать створы дверей, он оглянулся назад. На краткий миг ему показалось, что он видит тонкий, прозрачный до неуловимости силуэт, замерший на коленях у огня.
- Хороший знак! - Щёлкнул он пальцами перед носом вытянувшегося в струнку слуги: - Хороший! Это я тебе говорю!