Кристина Букова
Из 10-го отряда
Коля пошёл и отыскал почтамт. Ему надо будет отправлять письма друзьям. Для этого он и взял из Москвы самопишущую ручку.
Почтамт был в светлом маленьком павильоне. Здесь было крупно написано на разных языках:
POST
POSTES
ПОЧТА
POSTA
Стоял огромный почтовый ящик. Стоял на земле и был ростом с Колю. Коля подошёл и незаметно померился: ящик оказался даже выше. Оскорбительно про такое рассказывать, но ничего не поделаешь.
Папа говорит, что надо быть объективным и ещё надо уметь правильно оценивать события.
Почтовый ящик таких размеров — это, конечно, событие. И Коля правильно всё оценил. Он не Светка. Это она по полу катается и орёт, потому что не хочет правильно оценивать события. Не хочет быть объективной. А Коля старается быть объективным. Если и не всегда, то как можно чаще.
Подошла девочка и спросила, кто он и откуда. Не желает отправить письмо? Купить почтовую марку или конверт?
— А ты Кристина? — Он ведь уже прочитал про неё объявление.
— Да, — ответила девочка. — Начальник почтамта. Я из Болгарии.
— А я из Москвы. Первыш. — Но тут же подумал, а почему должны знать, что он Первыш. У него здесь новая жизнь начинается. — Собственно, я Коля Мухин.
— А ты в каком отряде?
— Ни в каком. Я гость.
— Гость?
— Гость в командировке, — быстро добавил он. — Живу в гостевом корпусе. — И ещё раз сказал: — Мухин Николай Николаевич.
Уже многие знали, что по лагерю ходит мальчик, гость из гостевого корпуса. А Коле так хотелось сказать, что он не гость.
Вот бы жить в корпусе с ребятами вместе!
А то ходишь один, объявления читаешь. Скучно. Даже устаёшь немного. Может быть, потому, что лето, жарко.
Мама с утра уходит к иностранной делегации. В делегации — дети, откуда-то из Аравии. И среди них девочка с нянькой. Имя у девочки длинное — Мада Селина Амина и ещё чего-то.
Девочку он ещё не видел, потому что она заболела и её положили в лазарет. От мороженого заболела. Ей очень понравилось русское мороженое.
Она ела его по пути в лагерь без перерыва и вот теперь кашляет. Простудилась.
Об этом знали все в лагере. Ходили навещать. А он не ходил: он ведь так, неизвестно кто в лагере, — гость из гостевого корпуса.
Нянька очень напугалась, что девочка простудилась. Послала письмо родным и всё сообщила про мороженое. Это мама сказала Коле, что нянька сообщила всё про мороженое, потому что письмо нянька показала маме, просила надписать обратный адрес по-русски.
И ещё об этом письме узнала Кристина.
Нянька пришла на почтамт отправлять письмо и тоже пожаловалась Кристине на свою Маду, что она объелась мороженым и вот теперь будут волноваться родные.
А лагерный доктор Наталия Ивановна сказала няньке, чтобы она не поднимала панику: все дети
объедаются мороженым — и ничего, выздоравливают. Мада уже почти здорова — прыгает на кровати, поёт песни. И ещё Наталия Ивановна сказала, что скоро её выпишут из лазарета и она поступит в отряд.
Мама перевела это няньке.
И когда нянька услышала об отряде, она опять напугалась и побежала к Кристине на почтамт. Отправила ещё одно письмо — можно ли девочке жить в отряде или она должна жить в гостевом корпусе с нянькой. Выздоравливать и вообще…
Другие приехавшие дети давно уже путешествуют с отрядами по всему Крыму — кто в Севастополе у моряков, кто в совхозе «Горное солнце», где выращивают персики и виноград, кто у керченских рыбаков…
Мама тоже была с ними, ведь это её делегация. И девочка — её делегация. И нянька.
Нянька начала у мамы всё выспрашивать о лагере. Поднимала руки к небу и опускала низко-низко. Очень смешно было на неё смотреть.
Коля жалел, что нет здесь Бори. Он бы всё показал про эту няньку, которая неизвестно чего боится.
Каменный век!
Мама позвала старшую пионервожатую Людмилу Фёдоровну, чтобы она помогла ей бороться с нянькой. А потом набежали ещё и ребята. Много!
Это Коля их позвал. Вышел из гостевого корпуса и давай ребят останавливать, звать на помощь.
Зашумели все, заговорили!
Мама едва успевала переводить. Ребята кричат, и нянька не сдаётся, тоже кричит. Совсем распалилась, надувает щёки, закатывает глаза.
Коля вдруг подумал, а что, если сбегать в лазарет и повидать девочку. Может быть, она и мороженым объелась с отчаяния. Впала в отчаяние от подобной няньки.
Коля всё ей расскажет.
Ну, не всё, потому что по-арабски не очень ещё разговаривает, но вот нянькины слова запомнил, которыми она кричала на ребят, уничтожала их.
Пусть узнает, о чём говорит нянька! И если она тоже испугается — скатертью дорожка! А что?
Разве надо уговаривать людей, если они пугаются и не хотят оставаться?.. Мама говорила, что в лагере много зарубежных гостей бывало — и ничего, довольны остались.
Коля выскочил из корпуса. Добежал до лазарета.
Решил вызвать девочку к окну. Она прыгает на кровати и песни поёт. Значит, может и к окну по-116 дойти. А в лазарет ему всё равно не проникнуть.
Нашёл окно. Бросил камушек. Из окна тут же высунулась… но совсем не Мада, а какой-то мальчишка высунулся. Рука его была в гипсе.
Он спросил:
— Тебе чего?
— Мне… — растерялся Коля. — Мне эту… как её… — Имя всё целиком вспомнить, конечно, не мог. Попробуй вспомни, когда оно под знаком бесконечности. И Коля тогда вдруг сказал: — Ну, шахиню мне.
— Шахиню? — удивился мальчишка. — А что это такое?
— Девочка из этой… — И Коля теперь забыл, откуда она. Ведь он главное сейчас помнил: слова няньки. — Ну, из этой… шейх, шах, падишах, — сказал Коля.
Всегда у него так: скажет чего-то, а потом
добавит чего-то, и в результате — неразбериха. Путаница… Шахиня — ведь это девочка из сказки о белой верблюдице!.. Эту сказку мама часто рассказывает Светлане.
— Да ты сам кто такой? — окончательно остолбенел мальчишка.
— Я? Первыш.
Ну вот, теперь и «Первыш» выскочило.
— Из первого отряда, что ли? — попытался наконец понять мальчишка.
— Да, — ответил Коля, хотя и не собирался врать. Само как-то так получилось: очень хотел быть в каком-нибудь отряде, и потом, надо было как-то выпутываться из всей этой неразберихи.
—; А я из шестого. Трещина на руке. Упал. Соревнования скоро. А у меня рука вот.
— Какие соревнования?
— Ракетчиков. Я ракетчик, понимаешь?
Тут Коля забыл о Маде.
— Ракетчик?
— Да.
Мальчишке было скучно, и он рад был поговорить.
— Ты что, летать собираешься на ракетах?
— И летать. А пока строю. Хочешь, покажу?
— Покажи.
Мальчишка с гипсом исчез внутри палаты и вскоре появился с маленькой ракетой. Он держал её здоровой рукой. Ракета была жёлтого цвета, будто лакированная, и с красным носом. На ракете было написано «Хабаровск» и номер стоял 8.
— Нос у неё снимается, а здесь внутри парашют. Чтобы ракета могла на землю спуститься. После старта. У меня не один парашют, а два маленьких. Из целлофана для прочности.
— Пластик и стеклопластик, — небрежно сказал Коля.
— Верно. Откуда знаешь?
— Большая Химия. — И при этом Коля пожал плечами: чему тут удивляться? — Можно поглядеть ракету?
— В лазарет принёс тайно. Не разрешают.
— А почему — «Хабаровск»?
— Потому что я из Хабаровска.
И мальчишка бросил на траву ракету к ногам Коли.
— Берегись, чтобы не увидели!
Коля поднял ракету и начал разглядывать. И беречься начал, чтобы с ракетой не увидели.
Наталия Ивановна не увидела. Кто же ещё!
Ракета лёгкая, сделана из картона. Он сразу догадался, из чего сделана. Сам умел конструировать и строить всякое из картона и цветной бумаги.
На ракете были две петельки, а сзади была дырка.
— Для чего дырка?
— Двигатель вставляют.
— А петельки для чего?
— Ракету надевают на стержень. Направляющая называется. Чтобы ракета стартовала. Она по этой направляющей и взлетает. Понимаешь? А то как ей взлететь? Соревнования скоро, а я вот с рукой… — вздохнул мальчишка.
— А где будут соревнования?
— Вон на той горе, — показал мальчишка здоровой рукой. — Чья ракета дольше в воздухе продержится, тот и победитель. У меня раньше часто аварии случались: двигатель выбьет, стропы у парашюта запутаются или вдруг совсем парашют сгорит.
— А бывает, чтобы ракета взорвалась?
— Бывает. В воздухе. Хлоп! На куски! Кричишь: «Эксперта сюда!»
Об экспертах Коля ничего не знал, не слышал о таких.
— Кто это?
— Эксперт?.. Он помогает установить причину аварии, если сам не разбираешься.
Коля кивнул и подумал: в школе бы хорошо — чуть что не понял, сам не разобрался или отметкой недоволен, кричишь: «Эксперта сюда!»
Коля так подумал, утешился и спросил про двигатель ракеты:
— Он из чего?
— Из охотничьей гильзы.
— Покажи.
— У меня нет. Двигатели выдают, когда соревнования. Жюри выдаёт, чтобы у всех одинаковые.
Коля начал разглядывать гору, где будут соревнования.
Гора возвышалась над лагерем Прибрежным — зелёная, открытая. Вроде на ней даже какая-то мачта.
Может быть, это большая направляющая для большой ракеты?..
Коля хотел сказать мальчишке, что в классе с друзьями он иногда летал на ракете, когда их звёздочка получала хорошие отметки и поведение тоже было хорошим: никто ни с кем не валялся и не дрался. И ещё он хотел спросить, что мальчишка думает в отношении планетоходов.
Вдруг послышался чей-то строгий голос из окна.
Коля глянул в окно, где только что был ракет-
чик, но его уже не было. А глядела оттуда Наталия Ивановна.
— Мешать больным нельзя.
— Я не мешаю.
— Нет, ты мешаешь.
За спиной Наталии Ивановны что-то хотел сказать ракетчик, но Наталия Ивановна закрыла окно.
Коля попытался показать ракету и объяснить, что она принадлежит мальчишке с гипсом, но Наталия Ивановна махнула рукой, чтобы уходил…
Тогда Коля решил отойти от окна и про ракету молчать. А то ещё Наталия Ивановна отберёт. Лучше вернуть потом. Мальчишка из 6-го отряда, он ведь сказал.
Тихонько начал красться вдоль других окон. Где тут лежит Мада? В какой палате?
Вдруг услышал, кто-то негромко кашляет: «Кх! кх! кх!»
Простудился.
Коля опять подобрал камушек и бросил в окно. Только бы не высунулась Наталия Ивановна… На всякий случай спрятался за маленький кипарис. Присел и спрятался. Как мог.
Из окна высунулась девочка — проворная, тоненькая, с большими тёмными глазами. На голове— пушистый фонтанчик тоже тёмных волос. На ниточке — бусинка, спускается на самый лоб из этого тёмного фонтанчика.
Настоящая шахиня из сказки.
Первыш рассматривал девочку, и, может быть, тогда впервые в нём что-то произошло, если говорить объективно. Что-то изменилось, улучшилось.
Первыш поднялся из-за кипарисов. В лагере их очень много. Недавно посадили, и они ещё
долго будут расти, пока станут настоящими деревьями.
Мада сразу его увидела. Начала смотреть. А он начал вспоминать арабские слова, которые должен был сказать ей.
И тут понял, что этих самых арабских нянькиных слов не может вспомнить. Забыл. В голове не осталось ничего похожего. Ни справа налево, ни слева направо. Что же делать?
Доктор может вот-вот прогнать. Зайдёт к Маде в комнату, увидит в окно и опять прогонит.
Тогда он решил всё показать «шахине». Показать так, как всё показывает Боря Завитков.
Не сумеет разве!
Положил на землю ракету, глубоко вдохнул, набрал в себя воздух, чтобы потолстеть, как нянька, и начал поднимать руки к небу и низко опускать.
А потом, уже не толстый, начал бегать вокруг кипариса, вроде это Мада бегает, и нянька за ней гоняется, грозит, что увезёт её отсюда, из лагеря.
«Шахиня» в окне смеялась, подпрыгивала от удовольствия. И вместе с ней подпрыгивала бусинка на лбу.
Коля начал показывать, что такое лагерь, пионерский отряд. Маршировал, трубил в горн, барабанил на барабане, поднимал флаг, стоял под салютом. Показывал, как пионеры сами одеваются, причёсываются, умываются. Он ведь всё это уже видел.
Мада взобралась на подоконник, села и давай болтать ногами и опять смеяться и веселиться.
И так громко — даже повизгивать.
Коля прикинул на глаз — ростом не выше почтового ящика. Значит, не выше Коли.
Теперь он опять показывал ей няньку. Что вот, мол. страшилище!.. Она, мол, первый твой враг.
Он надувал щёки, закатывал глаза. Тоже подпрыгивал.
Мада закричала от восторга.
Погубит и себя, и Колю. А надо ещё достучаться до ракетчика и постараться вернуть ему «Хабаровск».
Коля немного передохнул: легко ли надуваться, показывать толстую няньку. Вроде в гору бежишь. И ещё потруднее.
Вдруг вспомнил, как Валентин Васильевич сказал, что с марсианами можно будет договориться при помощи числовой оси.
Решил нарисовать на земле числовую ось и показать на оси лагерь, Маду и её няньку.
Быстро начал чертить. Сейчас они с «шахиней» договорятся.
Но тут случилось такое, чего он и опасался: Мада досмеялась и докричалась до того, что к ней в палату вошла Наталия Ивановна. Мада исчезла с подоконника, окно захлопнулось, и наступила угрожающая тишина. Неприятное состояние. Надо немедленно убегать.
Прижимая к груди ракету, Первыш побежал вниз, к гостевому корпусу.
Коля получил письмо. Его вручила ему Кристина.
— Из Москвы, — сказала она. — Вообще письма забирают по отрядам и раздают. А твои письма буду вручать тебе я, потому что ты ни в каком отряде. Ты гость.
— Нет, — ответил Коля. — В отряде. Первом.
— В первом отряде?
— Да. — Он уже сам поверил, что в первом отряде.
Сказал и быстро ушёл. Кристина начнёт что-нибудь спрашивать про первый отряд, а дальше обманывать не хотелось. Опять неразбериха. Да и письмо из Москвы ему лично — это очень интересно.
Он спустился к морю, туда, где строился для лагеря Прибрежного новый большой причал. Где работали водолазы, сверлили под водой и взрывали камни, чтобы к лагерю могли подходить корабли.
Здесь ещё была огромная плоская скала, вроде это всплыл кит. И торчит из воды его широкая спина.
Очень даже было похоже.
Все в лагере беспокоились: только бы водолазы не взорвали кита. Оставили его.
Коля сел на выступ будущего причала, поближе к морю. Кит тихонько дремал. Дышал носом. На его спину набегали волны.
В школе перед самыми каникулами ребята заспорили, кто такой кит: рыба или животное?
Коля тогда первый закричал: «Кит — животное и дышит носом!» Это вам не муха! Тамара Григорьевна сказала: «Правильно, кит — морское животное». И потом весь класс дышал носом, как дышит кит, чтобы запомнить, что это — животное и дышит носом. «А вот акула, про которую смотрели кино, — это рыба, и дышит она жабрами», — сказала Тамара Григорьевна.
Жабрами дышать люди не могут, поэтому в классе никто не смог дышать, как акула. Это у Юрика, того и гляди, от рыбьего жира вырастут жабры.
Коля распечатал конверт, достал письмо. Развернул. Письмо было от Серёжи и Бори. Они сразу оба вместе написали.
Никогда раньше Коля не представлял себе, что так приятно получать письма от друзей. Узнавать новости.
Оказывается, Серёжа и Боря видели, как старшеклассники сдавали экзамен по русскому языку (не машине ещё кибернетической, а директору Серафиме Павловне).
Боря и Серёжа подглядывали в щёлку в дверях. Вместе с ними подглядывали Петя и Галя. И даже тётя Клава подглядывала.
Старшеклассники тащили билеты и потом отвечали на вопросы. И директор Серафима Павловна (а не машина) выставляла отметки.
Тема Новиков катается в школьном дворе на велосипеде, потому что дома у него двора нет, а на улице ему кататься нельзя — в правилах уличного движения запрещается до четырнадцати лет. Тёма в милицию письмо писал, спрашивал.
Тамара Григорьевна велела Тёме приносить велосипед в школьный двор. Он приносит и катается. Иногда кто-нибудь из коллективных вожатых помогает ему приносить велосипед.
Команды Самохина и Ревякина играют в футбол. И опять «Чёрные бомбовозы» с «Космонавтами». Кошки и собаки приходят смотреть — они в футболе тоже разбираются.
Ревякин ставит Серёжу вратарём за воротами. И Серёжа стоит сзади настоящего вратаря, учится всё делать, как вратарь в настоящих воротах.
А на детском стадионе в Лужниках скоро откроется летняя спартакиада школьников. Будут вручать награды. Какие — пока неизвестно.
Написали Боря и Серёжа и про то, что в школу приводят детсадовцев, записывают в первый класс. Приводят к Серафиме Павловне. Они сидят у неё на диване и важничают. А потом детсадовцы ходили по школе. Боря и Серёжа детсадовцам всё показывали, как на экскурсии.
В одном пустом классе Боря посадил их за настоящие большие парты и попробовал немного поучить, как Тамара Григорьевна. И даже немного повоспитывал и ещё поучил, пока одного детсадовца не ударила по голове парта. Ну, не парта, а крышка от парты. Он сам уронил крышку на свою голову.
Вот какая неприятность получилась.
Потом были вопросы о лагере, конечно. А в конце стояли подписи: «Завитков, Данилин».
Всё было как в настоящем письме — и «здравствуй», и всякие новости, и подписи. И число, месяц и год.
Не напрасно Тамара Григорьевна научила писать письма.
Сидишь разбираешь Борины и Серёжины буквы, и всё тебе ясно, что происходит в Москве, в школе, во дворе. А когда буквы не разбираешь, всё равно сидишь, и всё равно тебе всё ясно, потому что представляешь себе, что может происходить в Москве, в школе, во дворе. Очень удобная вещь — письма.
Тёма Новиков даже в милицию написал и спросил про себя и велосипед.
А здесь велосипеды по морю ездят. Водяные. Педали крутишь и едешь по морю. На колёсах не шины, а лопасти.
Коля самостоятельно ещё не ездил — не пускают, а с мамой ездил. Вдвоём на одном велосипеде.
Мама смеялась и веселилась. И была очень красивой и совсем молодой. Как Тамара Григорьевна тогда в лесу, в Измайлове.
Длинные светлые волосы рассыпались у мамы по плечам. Ветер разбрасывал их, закрывал лицо. И сквозь волосы были видны мамины смеющиеся губы и краешек глаза. А потом ветер распутывал волосы, и мамины губы становились от ветра особенно молодыми и яркими. И глаза тоже. И смех тоже.
Коля спрятал письмо в карман. Первое в своей жизни письмо, которое получил от своих личных друзей. Подумал, что, может быть, вернуться на почту и отправить своим личным друзьям ответ? Самопишущая ручка в кармане — готова к действию.
Написать можно об этом самом водяном велосипеде или про охоту на «лис».
У ребят есть маленькие приёмники с антеннами и наушниками. Ребята с этими приёмниками отыскивают шпионов — «лис», которые где-нибудь спрятались и ведут радиопередачу.
Шпионы, конечно, не настоящие. Это тоже ребята с передатчиками.
Игра такая.
Вот она и называется — охота на «лис», значит, на всяких шпионов, если бы такие объявились поблизости.
А может быть, написать, как разговаривал с Мадой?
Но с ней он ещё и не разговаривал, а неизвестно что: вроде с марсианским человеком объяснялся и не объяснился.
Лучше — про отряды, как они здесь живут в стеклянных домах. Ветер приносит в дома море, запах его. А ты лежи себе на кровати и дыши носом, словно кит.
Называется комфортом…
А по крыше домов можно ходить и даже в настольный теннис играть, потому что крыши плоские. А сколько здесь ребят фотокорреспондентов!
Тьма!
И все они работают в пресс-центре. Теперь-то Коля знает, что такое пресс-центр: там стенгазету делают и про международное положение разговаривают.
Туда даже мама ходит, рассказывает о Египте, где наши инженеры и рабочие помогают строить электростанцию.
Коля про всё это подумал, но сделать, написать об этом не сможет: Боря и Серёжа писали вдвоём, а он один должен.
Если только пойти к Ярославу Коринцу на фабрику «Умелые руки» и заказать письмо? Нет. Не на фабрику надо, а в пресс-центр.
Вот куда!
Но это будет нечестно. Хватит и того, что обманывает и говорит всем, что числится в первом отряде, а сам нигде не числится. Только в гостевом корпусе.
И друзей обманывать нельзя. Напишет письмо такой длины, какой сумеет.
Поднакопит сил и напишет.
А силы накапливаются. Мама говорит, что это от солнца и моря. Может быть, удастся вырасти немного. Ну, хотя бы повыше почтового ящика.
Надо будет и про это написать.
Светка тайно от него растёт в Москве. Как бы и правда не переросла!
Коля принял решение: начал ходить с первым отрядом. Подкараулит его и шагает сзади.
Вроде случайно.
А со стороны похоже, что и действительно в первом отряде.
Пусть все видят и думают так. И Кристина пусть думает, и Ярослав, и Донна Рут, и тот мальчишка-ракетчик. Он ведь будет искать Колю в первом отряде…
Коля бегал к лазарету, но мальчишки не было. И в конце концов Наталия Ивановна сказала, что его увезли в город Гурзуф, в настоящую больницу. Ракета «Хабаровск» с двумя парашютами осталась у Коли.
Мады тоже видно не было: нянька поселилась у неё в палате и стерегла, боялась, чтобы не убежала из лазарета в отряд.
Так говорили в лагере.
Однажды Коля пошёл с отрядом на утреннее построение, где поднимают флаг и начинают лагерный день.
А что?
Мама с утра ушла в лазарет, а он пошёл на построение. Весь лагерь идёт на построение, и он по- «о шёл. Со всех стеклянных корпусов выбегают ребята с барабанами и горнами. Только и слышны команды:
— Равняйсь!
— Смирно!
— Шагом марш!
Это отряды отправляются на костровую площадь.
Когда первый отряд шёл на построение, а сзади шёл Коля, вожатый отряда повернулся к нему и вдруг сказал:
— Ты что отстаёшь?
Коля не поверил своим ушам. С испугом подумал: шутит вожатый или не шутит?
— Ну да, ты! — продолжал обращаться вожатый. — Всё время отстаёшь! И потом, не являешься каждое утро. Вчера тебя не было и позавчера.
Неужели и правда числится в первом отряде? По-настоящему!
А как же иначе? Разве стал бы вожатый так разговаривать! На шутку это не похоже. И на путаницу не похоже, потому что Коля молчал, ничего сейчас не говорил и не добавлял тоже.
Командовал первым отрядом Саша-Аркаша. Коля вначале не знал, почему его звали Сашей да ещё Аркашей. А потом узнал.
Аркаша — это был псевдоним для стенгазеты. Это когда Саша выступал в стенгазете как писатель Аркаша. Но все в лагере быстро догадались про Сашу и его псевдоним Аркашу. Хотя псевдоним для того и бывает, чтобы никто про настоящее имя не догадался. Ну, а если и догадается, то не сразу.
А тут все сразу догадались.
И теперь вожатый Саша был ещё и псевдонимом Аркашей.
— Подтянись! — скомандовал Саша-Аркаша. — И в строю не разговаривать.
Коля подтянулся. Начал шагать, как шагал весь отряд. Хотя от счастья ног под собой не чувствовал. Говорят такое про ноги, а это правда бывает: идёшь и не чувствуешь их от счастья. А только громкие удары сердца чувствуешь вместо ног.
Когда на линейке Саша-Аркаша докладывал про первый отряд, он доложил, что имеется один октябрёнок, Мухин Николай Николаевич.
Старшая пионервожатая приняла рапорт и ничуть не удивилась, что в первом отряде имеется Мухин Николай Николаевич.
Первыш боялся, думал: вдруг не разрешит? А Людмила Фёдоровна даже ни о чём не спросила Сашу-Аркашу и не удивилась.
На построении была Кристина со своим десятым отрядом, Донна Рут со своим четвёртым отрядом, и Ярослав Коринец со своим вторым отрядом, и все они сделали вид, что и не сомневались никогда, что он в первом отряде.
Коля решил: сразу после линейки побежит в гостевой корпус, заберёт подушку, одеяло и переселится в корпус первого отряда.
Мама занята, ей не до него. Она и не заметит, куда перебрался. Только вечером заметит.
А вечер, — он ещё далеко!
Так и сделал — побежал к себе в корпус, схватил подушку, одеяло и ракету. Начал чувствовать под собой ноги.
Встретилась Людмила Фёдоровна. Спросила, куда он.
— В отряд иду.
— А зачем подушка и одеяло?
— Чтобы спать.
— В отряде всё есть. Подушку и одеяло отнеси обратно. Ракету можешь взять.
Коля понёс обратно подушку и одеяло. И тут встретился с мамой.
Вот уж не хотелось встречаться и всё объяснять! Лучше бы потом, когда переехал.
Мама тоже спросила — откуда и куда?
— Меня приняли в отряд.
— Кто тебя принял?
— Все. Я в первом отряде. На утренней линейке приняли и флаг подняли.
— Милый ты мой! — радостно сказала мама. — Я счастлива за тебя. Я горжусь тобой. — И мама обняла Колю вместе с одеялом и подушкой.
И Коля опять сделался таким счастливым, что перестал чувствовать ноги. Но вдруг заметил, что мама, несмотря на всю радость, чем-то расстроена. Очевидно, из-за няньки.
Международное обострение или конфликт?
Это папа так в шутку говорил, что у мамы обязательно будут международные обострения и конфликты с иностранной делегацией. А нянька — его иностранная делегация. Самая главная часть, как выяснилось.
Мама взяла у Коли подушку и одеяло.
Коля хотел спросить что-нибудь о «шахине», но постеснялся. Коля ведь промолчал, что бегал в лазарет и что вообще её видел. Поэтому заговорил совсем о другом. Сказал, что получил письмо из Москвы от Бори и Серёжи.
— И я получила письмо от папы. — И вдруг мама еще сказала: — Ты хоть не балуйся. Чтобы я за тебя не волновалась.
— Конечно, — ответил Коля.
Так вот почему мама грустная. В письме, наверное, про Светлану, про её поведение: где-нибудь что-нибудь склеила языком или разбила, отгрызла, порезала ножницами.
Коля помог маме положить на место подушку и одеяло.
— А это у тебя что? — спросила мама, показывая на ракету «Хабаровск».
— Ракета. Чужая. Отдать надо.
— В лазарете взял?
Коля кивнул. И сразу догадался, что про лазарет рассказала Наталия Ивановна.
Мада не знает, что Коля — это Коля. И мальчишка с гипсом не знал. Он, правда, знал, что Коля — Первыш, Знал его псевдоним.
А ведь «Первыш» действительно псевдоним… Так получается. Хотя Первышу никогда не приходилось выступать в стенгазете как писателю. Или ещё как-нибудь по-другому. Он самый маленький в классе — вот и получился такой псевдоним.
Удивительная история с этими псевдонимами… Ревякин ходил с псевдонимом «Бабушка», Тёма Новиков— с псевдонимом «Тарелка», а Петя Амосов даже с псевдонимом «Дурак» ходил. У него такой получился. Недолго, но ходил. Это когда он заполнил дневник и поставил числа — 32 января, 33 января, 34-е, 35-е.
— Мама, а какие слова нянька тогда всё кричала? — спросил Коля.
— Она столько слов кричит… Иди в свой отряд. Это главное сейчас для тебя.
У Коли появились штаны-тирольки, несколько великоватые, но ничего. Появился синий свитер, и появилась синяя пилотка.
Коля остался доволен собой, когда поглядел на себя в зеркало.
Большое зеркало было во Дворце пионеров, и он специально туда ходил. Вот бы кто-нибудь из корреспондентов снял его, чтобы получилась фотография, и он бы послал её друзьям пока что вместо письма.
С фотографиями ему не везёт. В школе корреспонденты обманули, фотографию не сделали и в стенгазете не поместили. А обещали, всяких хороших слов наговорили.
Мама, когда увидела его в форме, даже глаза прикрыла от удовольствия, вроде от яркого света.
— Очень ты нарядный. Поглядел бы на тебя папа!
Что — папа!..
Коля сам на себя не может наглядеться!
Коля помнит, как он, Серёжа и Боря впервые надели школьную форму и пришли показаться Серёжиной бабушке. Серёжина бабушка взяла папиросу, спички, закурила, глянула на всех троих и сказала:
— Какие вы, однако, в партикулярном платье взрослые.
Слово «партикулярный» понравилось всем троим.
Внушительное, важное. Вроде «кибернетики».
Интересно, что бы теперь сказала Серёжина бабушка, если бы глянула на Первыша, какое придумала слово…
* * *
В отряде Коля занимает место впереди колонны.
Саша-Аркаша назначил. Рядом с флаговым Вадимом. Вадим несёт флажок, на котором написано: «Первый отряд», а Коля шагает рядом. И ничуть не хуже у него получается. Главное — правильно размахивать в длину ногами. И он размахивает. И руками правильно размахивать, но только в ширину. И он размахивает.
Значит, надо: в длину — в ширину, в длину — в ширину. Если понятно, считай, что уже научился шагать. Удобная вещь, как и письмо.
Коля иногда сам с собой шагает. Один. Просто так. Нравится ему.
Пробовал и на барабане барабанить, и в горн трубить. А как же? Чтобы шагать и не барабанить или не трубить!
Но тут дела похуже.
С горном ничего не получилось, хотя и надувался, как «шахинина» нянька. И с барабаном пока тоже ничего не получилось, хотя и переворачивал барабан на обе стороны.
В школе учительница по пению Антонина Макаровна требовала петь и не торопиться, чтобы не оставалась лишняя музыка. Как поспешишь, обязательно останется лишняя музыка. Так вот — с горном у него вообще никакой музыки: не лишней и никакой. А с барабаном если и есть музыка, то одна только лишняя. Совсем лишняя — на музыку не похожая, даже барабанную. Торопится он или не торопится.
Сложная ситуация! Пока что.
Весь первый отряд знает — Коля бережёт ракету «Хабаровск». Её рассматривали, пробовали кидать с крыши корпуса. И ракета медленно опускалась на двух парашютах.
Хорошая ракета. Ребятам она понравилась.
А купаться как в&ело со всеми вместе!
Когда он с мамой впервые пришёл к морю, только побегал вдоль прибоя. Скучно и холодно, если долго одному в воде бегать.
А с ребятами — вот это да! Вот это море!
И совсем не холодно, и даже не замечаешь, что лето ещё не наступило как надо. И по грудь он в море заходил. И нырял и плавал.
Саша-Аркаша научил его плавать и нырять.
А потом с деревянной горки как начали все съезжать в воду. Девочки, мальчики, Саша-Аркаша и даже толстый мальчик Леванёнок.
Есть такой в первом отряде.
Наталия Ивановна запретила ему спать во время тихого часа. И ещё запретила «ходить лечебно» (это значит просто ходить и не лазить в горы), а наоборот, велела по горам лазить, велела «ходить нелечебно».
Коля завидует Леванёнку: человек не спит — лазит по горам. Да и многие завидуют. Кому охота среди белого дня валиться в постель и спать?!
В школе на уроке спать будет приятно: спишь и учишься по новому методу. Автоматически,
А в лагере зачем спать?
Вокруг солнце и море — и никакой школы!
Когда Леванёнок съезжает с деревянной горки, то брызг в море поднимается больше всего. И потом, никто лучше не умеет показывать няньку, чем Леванёнок.
Тут бы, пожалуй, и Боря позавидовал.
Леванёнку не надо надуваться, чтобы показывать няньку. Вот в чём дело. Он сам толстый. Он просто начинает переваливаться с ноги на ногу и как побежит мелким шагом по лагерю… И как закричит что-нибудь несуразное…
Саша-Аркаша запретил ему это делать, потому что очень похоже получается. Могут возникнуть международные обострения или конфликт.
Коле нравится Леванёнок. Он весёлый и смешной. И ещё нравится Нина и её подруга Вероника. Они всегда вместе.
Нина и Вероника перешили ему тирольки, чтобы не болтались. Кружочки из ниток сделали, добавочные полосочки.
Очень красиво получилось. И удобно.
Нину и Веронику уговаривал Ярослав Коринец, чтобы поступили к нему на работу на фабрику.
Нина и Вероника отказались. Нет свободного времени. Вероника — член интернационального клуба, а Нина — заместитель начальника Турграда.
В Турграде и в интернациональном клубе узнали, что Ярослав сманивает их кадры. Устроили скандал, чтобы сам выращивал кадры, а не сманивал чужие.
Кадры — это специалисты значит.
В отряде ещё Гриша — кадр и Митя — кадр. Потому что Гриша — барабанщик, а Митя — горнист.
К Первышу приходила мама. Это в те дни, когда она не выезжала в Керчь, в Севастополь или в «Горное солнце», где проведывала, как живёт остальная делегация. Мама была очень занята.
Но и Коля тоже был очень занят, хотя и не состоял членом интернационального клуба и никуда не выезжал. А главное — в Турград ещё не попал.
Турград — это специальный городок, где ребята будут сдавать нормы на «Юного туриста». Он скоро откроется. Нина рассказывала.
Но свободного времени у Коли всё равно не было: встаёшь, делаешь зарядку, умываешься, строишься, идёшь на линейку (в длину — в ширину), завтракаешь. Потом катание на лодках или катерах, а то и просто сбегаешь поглядишь, как работают водолазы — строят причал. Или немного поучишься барабанить. А там обед и тихий час.
После тихого часа — подготовка к фестивалю: песни, игры (в «стрелка», например. Две команды выбивают мячом игроков). Даже выделено специальное время, когда каждый должен написать письмо родным. А то и не успеешь.
Вертишься день-деньской как белка в колесе.
В это самое время, «письма к родным», Коля и написал наконец письмо Боре и Серёже. Достал из кармана самопишущую ручку и написал.
Много всего.
Нина и Вероника проверили, поправили ошибки. После них Саша-Аркаша проверил. И тоже поправил. Уже маленькие, почти незаметные. Только Саша-Аркаша их заметил, потому что писатель.
Он даже некоторые слова поменял местами. Стрелочки нарисовал — какое слово куда передвинулось. Но это не ошибки, сказал Саша-Аркаша, это стиль.
В письме Коля рассказывал (уже стилем), что у него здесь много друзей. А недавно ещё познакомился с начальником музыкального отряда Захаром. Захар проходил мимо, когда Первыш барабанил. Остановился послушать. Сказал: чтобы хорошо барабанить, надо про себя напевать то, что барабанишь, а не просто стучать палочками. Колошматить. Написал Коля и о ракете, и о водяном велосипеде (это для Тёмы Новикова). И что с деревянной горки нырял в море, в глубину.
И ещё написал, что проглотил живого комара. Это когда напевал песню и барабанил. Он, конечно, написал «барабанил», а не «колошматил».
Но самое важное сообщение приберёг к концу письма: он член пионерского отряда…
А! Каково!
Не гость в командировке, а член отряда. На нём — синий свитер и тирольские штаны. Форма, одним словом.
И штаны не только тирольские, но и бархатные. И он ходит в них в пресс-центр. И на крышу корпуса.
Про всё написал как мог. Боря и Серёжа вдвоём писали, а он один. Разве что ошибки проверили и стиль нарисовали стрелочками.
Коля отнёс письмо на почтамт и опустил в ящик.
Никогда бы Коля не поверил, что случится такое: Мада в одном с ним отряде и стоит рядом в строю! Тоже рядом с Вадимом!
Но всё это случилось.
Мада перестала кашлять, и её выпустили из лазарета. И ещё от родных пришло распоряжение, чтобы нянька не мешала поступить в отряд.
Мада улыбается Коле. И он ей улыбается. Что довольно-таки глупо с его стороны. Вроде он мадам Тюлюлю какая-то. Очень глупо.
Недостаточно ему Светки и Алёнки, что ли! «Великой мороки»!
Про «великую мороку» сказал водопроводчик в Москве. Он сказал это о моторе, который плохо качает воду на верхние этажи. Но его слова подходят не только к мотору, но и к Светке и Алёнке.
Первыш уверен, что водопроводчик про них так бы и подумал.
А что бы теперь водопроводчик подумал, если бы увидел, в каком Первыш оказался положении? Даже не оказался, а сам себя оказал…
И взбрело ему в голову бежать в лазарет! Вмешиваться в международные дела!
Мада решила, что он её первый друг. Конечно.
Бегал, прыгал, надувался. Веселил, одним словом. И теперь, кажется, именно это и будет делать. Уже глупо улыбается и как-то странно переставляет ноги.
А Мада ещё умеет смеяться — громко, смешно смеяться и так вертеть головой, что бусинка запутывается у неё в волосах. Нина и Вероника бусинку выпутывают из волос, чтобы снова была на лбу. Ма-де до этой бусинки и дела нет. Не замечает она её.
Но в отряде всегда замечают, что бусинка не в порядке, потому что всем эта бусинка нравится. И Первышу нравится. Висит себе на ниточке…
Мада была сейчас не шахиней из сказки, а девочкой из настоящей жизни, какой она и была на самом деле.
И он готов был оказывать ей услуги.
Почувствовал себя рыцарем!
Никогда не чувствовал, а тут почувствовал.
О <