1500 кор. X 70 шт. = 105 ООО
Я все продумал, — сказал Гунн. Он был самым старшим.
Его окружили остальные ребята, слушали. Девочка с косичками, концы которых были защёлкнуты пряжками «гусиные лапки», мальчик с вечно развязанными шнурками и ещё двое в летних шапках с пластмассовыми прозрачными козырьками. У одного пластмассовый козырёк зелёного цвета, у другого — жёлтого.
— Мы поднимемся на этой ракете. Улетим!
— Как — улетим? Куда? — удивился мальчик с вечно развязанными шнурками в ботинках.
— В космос.
— В настоящий? — удивилась и девочка.
— Я же говорю, что всё продумал. — При этих словах Гунн осмотрелся: никто не подслушивает? Ребята стояли на Выставке Достижений Народного Хозяйства, недалеко от павильона «Космос», где для широкого обозрения демонстрировалась настоящая космическая ракета.
— У меня план, — сказал Гунн.
— Но ведь ракета на выставке. Как её отсюда забрать? — усомнился паренёк в шапке с зелёным козырьком.
— Ну и что? Улетим и прилетим.
— Опять на выставку?
— Конечно. Улетим вечером, а утром — на месте.
Ребята недоверчиво замолчали.
— Вы мне не верите? Смотрите! — И Гунн протянул листок. На листке было написано:
1) ТОПЛИВО- твёрдое "Х"
2) ПРОВИАНТ — 1 пач. хрус., 5 я., 10 и., 5 плав., 4 бут. лим.
3) СНАРЯЖЕНИЕ — 1 фон., 1 склад. нож., 1 тет. в клет., 1 ключ гай.
— Что значит, «твёрдое топливо «X»?
— Секрет. Объявлю потом.
— «Одна пач. хрус.» — что это? — спросил мальчик со шнурками.
— Одна пачка хрустящего хлеба.
— А «пять я.»?
— Пять яиц.
— А «десять и.»? — спросила девочка.
— Десять ирисок.
— Десять? Так мало?
— Багаж лимитирован.
— А «тет. в клет.»? Тётка какая-нибудь?
— Тетрадь в клеточку. Неужели не понятно? Теперь вопрос: каждый знает свой вес?
— Я не знаю, — сказал паренёк с зелёным козырьком.
— И я не знаю, — сказала девочка.
— Тридцать пять килограммов, — доложил с жёлтым козырьком. — В лагере в прошлом году взвешивали.
— Натощак? — строго спросил Гунн. Он уже входил в роль командира.
— Забыл.
— Перевесишься. Понял? Надо натощак. Все слышали?
Он отобрал листок и написал ещё один параграф: «Жив. вес экип.». Живой вес экипажа, значит.
— А где взвешиваться?
— Кто где хочет.
— Я в баню схожу, — решил паренёк в шапке с зелёным козырьком. — Взвешусь в шапке, потому что всегда хожу в этой шапке.
— И я в шапке, — сказал другой паренёк. — Когда буду перевешиваться.
— А я боюсь, — вдруг признался мальчик со шнурками.
— Взвешиваться?
— Лететь.
— А ещё физиком хотел быть.
— Хотел.
— Ладно. Назначаю тебя своим помощником.
— Прямо сейчас назначаешь?
— Конечно. — Гунн знал, как бороться с трусостью: надо разжечь честолюбие. Он тоже летел прежде всего из-за честолюбия.
— Я умею считать больше ста.
— Достаточно, — кивнул Гунн.
— А меня кем? — спросил паренёк в шапке с зелёным козырьком.
— Тебя? Ответственным за двигатели.
— Какие?
— На ракете. А тебя… — И Гунн, не ожидая просьб от остальных членов экипажа, начал раздавать должности. — Тебя… начальником тетради в клеточку. — И он показал на паренька с жёлтым козырьком. — Это бортовой журнал.
— Понятно.
— Тебя… — Гунн показал на девочку, — начальником продовольствия.
Девочка кивнула и тут же спросила:
— А что такое «чет. бут. лим.»?
— Четыре бутылки лимонада.
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… — начал считать мальчик со шнурками.
— Ты что?
— Считаю. До ста. Я правда умею. Туда и обратно. — Мальчик боялся потерять звание помощника. — Семь, пять, четыре, два…
— Прекрати. Верю.
— Я и делить умею. Четырнадцать на семь разделить?
— Не надо. Ты мешаешь.
— Два будет, — сказала девочка.
— Что?
— Два — четырнадцать на семь.
— Прекратите вы!
— А где мы достанем костюмы? В космос в этом не полетишь. — И ответственный за двигатели потряс собственными штанами.
— В павильоне «Космос».
— А кто нам даст?
— У меня тоже план. На костюмы.
— А я и складывать умею. Пять и пять — двадцать пять.
— Это ты умножил, — сказала девочка. — Пять и пять — десять.
— Да прекратите вы!
— А ещё кислород надо, — сказал начальник «тет. в клет.». — Чем дышать.
— Кислород должен быть в ракете.
— Я уже не боюсь, — сказал мальчик со шнурками.
— Чего?
— Лететь. Правда, я твой помощник?
— Конечно. Да здравствует «Общество…
— …друзей холода!» — в один голос выкрикнули летние шапки.
Девочка вошла в продуктовый магазин. Осмотрела, что имеется на прилавках, потом пошла к кассе. Выбила чек. Вернулась к прилавку и сказала продавцу:
— Мне пять штук яиц.
— Ты неправильно выбила чек.
— А что?
— На двадцать копеек больше.
— Это я ошиблась в кассе. Дайте мне на сдачу этого… — И девочка показала на товар, который стоил за коробку копейка.
Продавец положил в кулёк пять яиц и на остальные деньги дал товар за коробку копейка.
Девочка ссыпала товар в сумку. Сумку взяла для этого специально. И вовсе она не ошиблась в кассе, а тоже специально выбила на двадцать копеек больше, чтобы купить этот главный товар. Называть его вслух командир не велел. Ни под каким видом. Могут следить, узнать, в чём дело, и перехватить идею. Кто-нибудь из тех, кто тоже читает афишу, — «УНИКАЛЬНЫЙ ЭКСПОНАТ! КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ!..» Воспользоваться и улететь первыми.
Девочка шла, а в сумке у неё было топливо «X» на двадцать копеек. Потом она заглянула в другой магазин и купила там плавленые сырки; «5 плав.» в списке командира и означали плавленые сырки. Вместе с сырками, опять как бы случайно, были куплены коробки с топливом для ракеты. Этого топлива набралась уже полная сумка.
Надо было возвращаться. Но только не домой, потому что дома обратили бы внимание на такое большое количество топлива и тоже заподозрили. Не обязательно, конечно, полёт на ракете, но что-нибудь. Или во дворе мальчишки бы заинтересовались. Девочка с сумкой пошла на бульвар.
На бульваре была деревянная будка. Принадлежала садовнику. Там хранились лопаты, совки, ящики с удобрением.
В будке и решено было прятать горючее и продукты.
Вход в будку свободен: садовник никогда не запирал дверь.
Девочка принесла горючее и часть продуктов
и спрятала среди ящиков с удобрением.
* * *
На улице, около овощного склада, стояли большие весы. Подъехал к складу грузовик, и с него начали сгружать на весы корзины с яблоками, взвешивать и отправлять в склад.
Мимо проходил помощник командира космического экипажа. Ну, вы догадываетесь кто. Тот самый, у которого всегда развязаны шнурки.
Нёс он сумку с чем? Вы тоже, конечно, догадываетесь, — с твердым топливом «X». Увидел весы и вспомнил распоряжение командира.
Подошёл к рабочему, спросил:
— Можно взвеситься?
— Сумку, что ли, взвесить?
— Самому.
— Баловство, — махнул рукой рабочий.
— Для космоса, — сказал мальчик, хотя знал, что ни в коем случае нельзя выдавать секрет.
— «Для космоса»!.. Лезь на весы.
Мальчик поставил сумку с топливом на землю, а сам встал на весы.
Рабочий думал, что это так, шутка, — космос. И ему сделалось весело. Он не знал, что взвешивал настоящего космонавта, самого юного в стране. И не просто космонавта, а помощника командира экипажа. Помощник возвращался с задания. Только что был на ВДНХ и детально проверил, куда нацелена ракета. Лёг на землю рядом с ракетой и посмотрел, куда нацелен её нос. Проверил, запомнил. В магазине купил свою долю топлива.
Если топливо будет покупать один человек — заметно и слишком много для одного, трудно будет: надо купить несколько тысяч коробок! Да, да — тысяч! Поэтому каждый член экипажа должен сам позаботиться о себе. Это вполне логично и справедливо. Летишь — ходи покупай.
Рабочий сказал космонавту, сколько он весит.
И тот радостный пошёл дальше. Правда, не учёл, что взвешивался не натощак и с двумя яблоками, которые случайно лежали на весах — выпали из корзины.
* * *
Паренёк в шапке с жёлтым козырьком линовал поля в тетради в клеточку. Готовил тетрадь к полёту. Очень хотелось нарисовать на обложке корабль или другую какую-нибудь картину из жизни в космосе, но нельзя было — надо во всём соблюдать секретность. Мама уже интересовалась, что он делает в такой толстой тетради. А он сидел и чертил поля.
Мама пожала плечами и ушла на кухню.
Потом он пронумеровал страницы. Так положено. «Тет. в к лет.» превратится в очень важный документ для всех исследователей. Её будут читать учёные. Будут изучать все записи, каждую страничку. Потом её выставят на ВДНХ в павильоне «Космос». Обязательно. Исторический бортовой журнал исторического полёта!
И не надо им никаких экранов с электрическими разрядами, вычислительных центров. Непосредственный полёт в космос — вот что главное!
И начальник «тет. в к лет.» всё-таки не удержался и нарисовал на первой странице будущего бортового журнала ракету.
* * *
В будке садовника сидел другой паренёк — ответственный за двигатели, а следовательно, и за горючее. Он его готовил. Вынимал из коробок и ножом (в списке нож обозначен «склад, нож») очищал горючее с деревянных палочек. Потому что в городе оно продавалось не в чистом виде, а на деревянных палочках.
Простое и гениальное.
Всем пока ещё не известное. Но после полёта станет известно всем. Станет историческим, как и «тет. в клет.».
Предварительная подготовка к полёту была закончена.
Яйца сварены.
Куплены 4 бутылки лимонада — «4 бут. лим.». Ответственный за двигатели принёс из дома гаечный ключ— «ключ. гай.».
Всё горючее было очищено от палочек.
Помощник доложил командиру, что детально проверил, куда нацелен корабль. Он нацелен криво. Командир был вполне удовлетворён исчерпывающим ответом.
Помощник обрадовался, что сумел в точности выполнить задание. Хотел рассказать командиру и всем, что во дворе, когда разговаривал со старшими ребятами о космосе — не о своём полете, конечно, а вообще, — старшие ребята рассказали удивительную историю про антимир.
Это где всё наоборот.
Ты такой и не такой. Называется это ещё — быть антиподом.
В цирке часто выступают антиподы, что-нибудь крутят ногами. Лежат на спине в кресле, а ногами, как руками, крутят стул, небольшой стол или друг друга могут крутить и подкидывать. Тоже, значит, с антимиром связаны, потому что ноги у них — руки. Наоборот всё, значит.
Помощник хотел рассказать об антимире командиру и остальным членам экипажа, но промолчал: вдруг подумают, что разболтал тайну. А он о полёте ни слова, только так, вообще, что теперь изучает абсолютный ноль и космос. Вот и всё. Должен был во дворе что-то сказать в ответ на антимир.
Поток каждый доложил командиру свой вес. Летние шапки взвесились в бане, девочка — в школе, в медицинской комнате, ну, а помощник командира— на грузовых весах, вместе с двумя яблоками и не натощак.
…Полёт был назначен вечером в субботу. Вечером, потому что видны будут звёзды и, значит, видно будет, куда лететь, хотя и криво. А в субботу потому, что рано закроется выставка, посетители уйдут из павильона «Космос», и можно будет проникнуть и взять необходимое снаряжение. И в ракету, конечно, легче будет забраться.
Но ничего. Как-нибудь Гунн с ребятами сумеют обмануть сторожа в павильоне.
Теперь осталось последнее — плотно поесть в дорогу. Чтобы долго быть сытыми.
В смысле живого веса — Гунн это учитывал: живой тощак плюс дополнительный обед равняется общему весу экипажа.
А потом общий вес экипажа складывается с весом провианта и снаряжения и получается уже вес всей экспедиции.
Окончательный, так сказать, результат. Можно записать буквами, и получится формула. Но лучше не записывать и держать в уме.
* * *
Обедали тут же на выставке, в столовой. Сидели все за одним столиком. Пять космонавтов. Рядом лежал бумажный мешок — в нём провиант, снаряжение и горючее.
Командир помогал выбирать, что будут есть.
Ответственный за двигатели заказал творожный пудинг — две порции. Начальник «тет. в клет.» — вермишель с сыром; подумал и ещё взял омлет. Девочка — зразы: она никогда их не ела и ей интересно было попробовать. Помощник командира— жареную колбасу. А командир — борщ и компот.
Вот как должен есть настоящий космонавт — просто и мужественно.
— Мы как верблюды, — вздохнул начальник «тет. в клет.». При этом подумал, что лучше бы взял пудинг вместо омлета.
— Верблюды пьют, а не едят, — возразил ответственный за двигатели.
— Я больше не могу, — пожаловалась девочка. Зразы оказались котлетами, да ещё с луком внутри.
— Доедай. Там экономить будем. — И командир показал вилкой на потолок. Он имел в виду, конечно, не потолок, а космос.
— Всё равно не могу.
— Ешь!
Помощник начальника справился с колбасой и попросил добавки. Взяли ему добавку. Он съел немного и заявил, что не может больше — не рассчитал силы.
— Ешь! — приказал и ему командир. Компот и борщ сделали его непримиримым.
Помощник испугался — вдруг потеряет должность! — и съел.
Ответственный за двигатели и начальник «тет. в к лет.» теперь молча двигали челюстями. У ответственного живот разбух от пудингов, а у начальника «тет. в клет.» — от вермишели и омлета. Они едва дышали. Даже сопеть пришлось.
У девочки были на глазах слёзы. Она справилась со своими зразами последней. кричат, командуют. Уйдёт домой, и пусть сами летят куда им хочется… А она уже не хочет.
Корабль криво стоит. Не полетит на кривом корабле!
Подумала так, но не встала из-за стола. Подумала ещё и решила по-другому. Что же это? Она уйдёт, а они полетят и прославятся! И её забудут! А она покупала себе горючее и дома яйца сварила. Одолеет зразы до последней крошки и полетит на 2«> корабле, хотя и кривом. Земля — шар, значит, корабль и полетит вокруг Земли.
Когда с едой было покончено, командир провёл подсчёт: сложил омлет, вермишель, борщ, компот, колбасу, зразы и пудинги и вставил в формулу. Добавил вес провианта и снаряжения и получил окончательный результат.
Горючее «X» справится с этим окончательным результатом, поднимет в просторы Вселенной.
Командир уверен. Он автор горючего.
* * *
Уже стемнело. Павильон «Космос» закрыли и никого не пускали.
Гунн и ребята прошли последними и. спрятались.
Когда всё затихло, Гунн выбрался из укрытия. Дал команду выбраться и остальным.
В павильоне горело несколько дежурных ламп, и было полутемно.
Гунн шёл первым, за ним остальные. И конечно, гуси на платье у девочки, они тоже шли, вытянули шеи.
Последним пробирался ответственный за двигатели с бумажной сумкой. Кто ел пудинги, тот и таскает сумку. Такое решение принял командир. И без всякой формулы.
Что-то громко зашелестело. Где-то сзади.
Девочка взвизгнула от страха и присела. Помощник командира спрятался за девочку. Начальник «тет. в клет.» и ответственный за двигатели тоже присели. А командир не только присел, а даже лёг.
Но это не от страха. Командиры не должны ничего бояться. Это для маскировки. Чтобы тебя не обнаружили, надо полностью слиться с окружающей обстановкой.
Только ребята успокоились, как где-то около сторожа зазвенел звонок.
— Может, лучше завтра придём? — неуверенно сказала девочка.
— Без паники! — ответил Гунн.
— Не хочу без паники! — У девочки к глазам опять подступили слёзы. — Я домой хочу!
Ребята стояли молча. Командир понимал, что должен проявить строгость, а не то все захотят домой, весь экипаж.
— Замолчи! Потом поговорим. За мной, вперёд!
Впереди был стенд, на котором были разложены космические костюмы и шлемы космонавтов.
Помощник командира сразу схватил шлем и надел на себя. Двое в летних шапках схватили шлемы и надели прямо на свои летние шапки — зелёную и жёлтую.
И командир схватил шлем и тоже надел. Вернул командирское величие. Потом ребята начали натягивать космические костюмы.
Девочка продолжала стоять и ничего не трогала. Вынула из кармана ириску и положила в рот. Ириска была её личной, не из казённого провианта.
Ириска её успокоила. Ей даже начали нравиться мальчишки в шлемах и в костюмах. Очень внушительное зрелище. На самом деле космонавты.
— А как мы отсюда выйдем? — спросил ответственный за двигатели.
— Молча! Ясно? — И Гунн повёл ребят к выходу.
Девочке он приказал идти последней. Если остановит сторож, должна сказать, что она посетитель павильона, случайно уснула и теперь идёт домой. Ведь она идёт домой? Решила?
— Да, — ответила девочка.
— Твой вес — это как раз вес наших костюмов. Я забыл прибавить. Всё останется по формуле.
На выставке было пустынно — никого. Огни кое-где погасли. Виднелась ракета. Она словно ждала, готовая к полёту.
Гунн оказался прав, когда так придумал со сторожем, — придумал повторить то же самое, что сделал когда-то Казимир Иванович.
Сторож вытаращил глаза на процессию. Не мог вымолвить ни слова, и голова его механически поворачивалась, провожая каждого взглядом.
Костюмы, которые не двигались, лежали на выставке, вдруг ожили и у него на глазах выходят из павильона. Костюмы знаменитых космонавтов. Номер один, номер два, номер три, номер четыре!.. И последней вышла из павильона девочка. Нет, последней вышли гуси. Стая маленьких живых гусей!..
А космонавты (вовсе не знаменитые ещё), как только оказались за дверью, спрятались в кустах. И девочка спряталась.
Надо было переждать. Сторож очнётся и выбежит на улицу. Проверит, что это с ним было.
И сторож выбежал на улицу. Остановился. Покачал головой: бывает такое, привидится. И ушёл снова в павильон.
Командир дал команду, и ребята направились к ракете.
— Если даже захочешь лететь — не возьмём. Костюма на тебе нет, — сказал Гунн девочке.
— И не надо, — ответила девочка. У неё на глазах опять были слёзы: ей захотелось лететь. Всё страшное было позади. Но если её не берут — и не надо.
Первым к ракете начал подниматься Гунн. По лесенке, а потом прямо по металлическим планкам, среди которых была укреплена ракета. Конечно, настоящие космонавты поднимаются в ракеты на лифтах, ну а Гунн поднимался без лифта. В руках у него был разводной ключ.
Надо было открутить гайки и открыть люк в ракету.
Ответственный за двигатели тоже начал подниматься. Он — к двигателям. В руках у него был большой кулёк с горючим.
— Будешь засыпать в камеры. Видишь? — сказал Гунн.
— Трубы эти?
— Да. В каждую насыпь.
— Ладно.
— Не ладно, а «будет исполнено, товарищ командир».
— Будет исполнено, товарищ командир.
Гунн отвинчивал люк, ответственный сыпал в
двигатели горючее. Начальник «тет. в клет.» снизу освещал фонариком двигатели, чтобы ответственный видел, куда он сыплет горючее.
— У тебя готово? — спросил Гунн ответственного за двигатели.
— Засыпал.
— Все в корабль! Скорее!
И Гунн включил лифт. Его кабина опустилась к остальным ребятам. Они сёли и уже как настоящие космонавты поднялись в лифте на ракету. Времени раздумывать или пугаться не осталось.
— Эй! — крикнул Гунн из люка девочке. — Поднимайся. Крышку закрутишь!
Как выяснилось, крышка на ракете закручивалась снаружи.
Девочка не протестовала. Захотелось хотя бы поглядеть лифт.
Когда поднялась, Гунн дал ей гаечный ключ.
Девочка молча закрыла крышку и начала завинчивать гайки. Когда справилась с последней гайкой, совсем обидно сделалось. На себя, что струсила. Тоже бы сидела в ракете и готовилась к полёту.
— Завинтила? — послышался голос из ракеты.
— Завинтила.
— Теперь сматывай удочки. Двигатели запалим!
И лифт опустил девочку на землю.
Девочка отошла в сторону. Начала ждать, что будет.
Вдруг послышался из ракеты стук и голос:
— Ты не ушла?
— Нет.
— Спички есть?
— Нет.
— Совсем ни одной?
— Ни одной.
— Врёшь!
— Не вру.
Твёрдое топливо «X» — это головки спичек. Сера. Но вы пока молчите. Тайна. Для всего мира. И формула, по которой рассчитано количество горючего, тоже пока тайна. Молчите. Написана формула на первой страничке. Цифра 70 — это количество спичек в одной коробке. Остальное вам будет понятно, что на что умножено. Командир сам умножал.
Итак, корабль готов к полёту.
Но в последний момент командир забыл и не сохранил ни одной спички, чтобы зажечь все остальные.
— Эй, ты! Сбегай за спичками куда-нибудь!
— Не побегу. Сами бегайте!
— Но мы завинчены.
— А вы отвинтитесь. Я вам ключ оставлю. — И девочка положила на землю ключ.
— Как же мы сами себя изнутри отвинтим?
— Как хотите, так и отвинчивайтесь.
Девочка решила отомстить. Пускай теперь сидят на земле. Нечего было — «Сматывай удочки!.. «Я!.. Товарищ командир!..»
Из дверей павильона выбежал сторож. Обнаружил, что костюмы знаменитых космонавтов пропали на самом деле.
— Тише вы!.. Сторож…
В ракете замолчали. Девочка спряталась за дерево.
Захочет — она им поможет. Сторож курит — значит, у него есть спички. Она попросит. Но не сейчас. Пускай сторож успокоится. Он и закурил, наверное, чтобы успокоиться. Люди всегда курят для этого, она слышала.
Сторож внимательно смотрел на землю: искал следы похитителей и, может быть, гусей. Теперь он был уверен, что и гусей видел.
Подошёл к ракете. Остановился. Поднял голову, прислушался.
Девочка тоже затаилась. Даже перестала дышать. И гуси затаились, перестали дышать. И в ракете затаились, перестали дышать. Они почувствовали, что сторож рядом стоит, слушает. Телепатия.
Сторож споткнулся о гаечный ключ на земле. Сигарета выскочила у него изо рта и отлетела к ракете. И в следующее мгновение вспыхнула под ракетой сера, счищенная с головок 105 тысяч спичек.
Ракета вздрогнула всем своим могучим телом и тронулась вверх.
Сторож повернулся и пустился наутёк. Он бежал куда глаза глядят. Очень неприятное состояние — бежать куда глаза глядят. Потому что глаза никуда не глядят. Только так называется, что они глядят.
А ракета медленно отделилась от земли и криво полетела…
Удар — и затем тишина. Странная и неожиданная. Очевидно, космическая.
— Сели… — прошептал Гунн, поднимая щиток у шлема.
В ракете было темно и душно.
Экипаж молчал.
Капала вода. Это капал лимонад из разбитой бутылки.
— Живы? — спросил Гунн.
— Живы, — ответил начальник «тет. в клет.» и тоже поднял щиток у шлема.
— А где мы? — спросил ответственный за двигатели. Он просто снял весь шлем целиком и остался в привычной для себя летней шапке с зелёным козырьком.
— Не знаю, — честно сказал командир.
Помощник командира вспомнил, что взвешивался натощак и решил сознаться в этом.
— Чего он кричит?
— Снимите с него шлем.
Кое-как сняли с помощника в темноте шлем.
— А что, разве не слышно?
— Нет.
— А мне вас слышно.
— Ты чего кричал?
Помощник повторил своё признание.
— Значит, формула изменилась.
— Сразу вся? — удивился помощник.
— Конечно. А ты думал?
Командир обнаружил причину внезапного приземления.
— А ещё и корабль криво стоял, — попытался оправдаться помощник. — Я же говорил.
Если бы он знал ещё и о двух яблоках, которые случайно взвесились вместе с ним, он бы и о них сказал.
— Корабль криво — это что. Главное — формула искривилась^ Из-за тебя.
— Может, включим кислород? — сказал начальник «тет. в клет.». — Где он включается?
— Кислород надо экономить. Дышите пока так.
— Как — так?
— Обыкновенно. Без кислорода.
— Когда выйдем на планету? — спросил ответственный за двигатели.
— На какую?
— Выйдем и узнаем.
— А лифт — он с нами прилетел или на выставке остался? — осмелился и спросил помощник командира, чтобы как-то замять вопрос о своём тощаке.
— Замолчи!
Помощник командира замолчал. Он понял, что может потерять свою должность.
— А "где невесомость? Кто чувствует?
— Есть хочется, — вдруг сказал начальник «тет, в клет.». — Это, наверное, от космоса.
— И я тоже хочу.
— Мне лимонад в ботинок течёт.
— И мне прямо в ухо капает.
Командир начал шарить в темноте — искать фонарик. Нашёл. Зажёг его.
Экипаж сбился в сплошной комок. Никакой невесомости, а наоборот — плотность такая, что один не может повернуться, чтобы не придавить другого.
— Без паники.
— Больно ногу!
Помогли высвободить ногу.
— А где мой шлем?
— А где моя шапка?
— Мы завинчены!
— Осмотрим корабль. Должен быть запасной выход.
— Но куда мы выйдем?
— У меня уже полное ухо лимонада!
— Надень шлем.
— Мы на планете, где нет невесомости, — сказал командир.
— А как абсолютный ноль?
Что-то захрустело. Все испуганно замолчали. Выяснилось — кто-то наступил на хрустящий хлеб в мешке.
Командир начал пробираться в хвост ракеты. Ракета прилетела на неизвестную планету вся целиком, все три ступени.
За командиром поползли на четвереньках члены экипажа.
— Мешок захватите! — приказал командир.
Мешок захватили. Его потащил начальник двигателей. Из мешка тонкой струйкой выливался лимонад.
Командир добрался до стеклянного окошка в ракете. Посветил фонариком.
— Ну, что там? — дёргал его сзади помощник. Ему не терпелось тоже поскорее заглянуть в окошко. И потом, он помощник. Его очередь везде и во всём вторая.
Помощник наконец дотянулся до окошка. И он увидел в свете луча фонарика… САМОГО СЕБЯ. Совсем близко. Своё лицо. Только правый глаз был левым глазом, а левый глаз был правым глазом. Помощник поднял руку. Правую. Но она была левой.
Тогда помощник закричал:
— Антимир!
— Ты что^несёшь? Какой антимир?
— Мы прилетели в антимир! Я знаю! Мне ребята во дворе объясняли.
— Что тебе объясняли?
— Левый глаз — правый, а правый — левый. И руки…
Теперь к окошку пролез начальник «тет. в клет.».
Всё так и есть. Он сам в окне, и левый глаз — правый, а правый — левый.
— И ещё там ногами, как руками, можно столы и стулья вертеть…
Но помощника никто уже не слушал. Все хотели смотреть на себя в окно. Все хотели видеть антимир.
Тут обнаружили и ещё одно окошко. В хвосте ракеты. Оно разбилось при посадке.
Командир потянул носом и сказал:
— Воздух.
— Можно дышать?
— Можно, — разрешил командир.
Обидно, что в окно нельзя было выбраться. Очень узкое. Плечи ни у кого не пролезали, даже у помощника.
Он чуть не застрял в окне, когда примерялся. При этом кричал:
— Всё наоборот вижу! И ракету нашу вижу наоборот!
— А ещё чего? — спрашивали у него ребята и от нетерпения колотили в спину кулаками.
— Столы и стулья вижу, чтобы вертеть ногами, как руками! Всё есть!
— А какие-нибудь люди? Кто-нибудь ещё?
— Никого. Только мы наоборот.
— Кто нас теперь отвинтит?
— Давайте покричим? — предложил ответственный за двигатели.
— Эй!
— Угу-гу!
— Ого-го!
Никто не отзывался. Тишина была в антимире.
…Их обнаружили утром. И не в антимире, а в обычном мире. Да ещё в парикмахерской, куда попала ракета. Часть зеркал в парикмахерской была разбита. Опрокинуты столы и стулья. От приземления ракеты. Крыша и стены разрушены.
За ночь они съели хрустящий хлеб, яйца, ириски, плавленые сырки. Выпили три бутылки лимонада. Одна, как вы помните, разбилась в момент приземления.
В тетради в клеточку никаких записей не было. Но зато в ней были поля и все страницы пронумерованы.
ЗАГАДОЧНАЯ СТРАНА
Один современный физик сказал, что каждая новая теория должна быть достаточно безумной, чтобы оказаться верной.
И тут у людей всё и началось с антимиром…
Это где всё наоборот, вроде ты на себя в зеркало смотришь, в витрину магазина или в лужу на асфальте. Ты такой и не такой: правая рука — левая, а левая — правая; левый глаз — правый, а правый — левый.
И говорят, существует страна всех тех, кто наоборот. Где-то здесь, совсем рядом, как лужа или зеркало.
Может быть, эту страну и в школе скоро проходить будут. Конечно, если все о ней думают, понять стараются, чтобы не отстать от современности, от великих физиков. Но вот беда: никто не знает, как в неё попасть, даже современные физики.
Стаська Шустиков смотрит на себя в зеркало и отгадывает, где эта новая страна, чтобы первым в неё проникнуть. И его брат-близнец Славка Шустиков в витрины магазинов смотрит и в лужи на асфальте, тоже отгадывает эту новую страну.
Никто из братьев-близнецов не желает отстать от современности. И ещё норовят один обогнать другого. Они всегда боролись друг с другом, кто кого превзойдёт. Такие уж они близнецы. И весь класс, в котором они учились, тоже всегда раскалывался на две партии: Стаськины люди и Славкины люди. Из-за близнецов.
Потому что близнецы втягивали класс в свою борьбу, в свои идеи.
* * *
В классе тишина.
Стася Шустиков сидит за партой на своём месте — во втором ряду на первой парте, а его брат Слава Шустиков тоже сидит на своём месте — на четвёртой парте в третьем ряду. Только спиной к доске. И парта его повёрнута «спиной» к доске. И не только он так сидит, а и все его люди так сидят, спиной к доске, — Зюликов, Дима Токарев, Ковылкин. Пишут левыми руками. Ковылкин — тот ужасно старается, слышно, как сопит.
Классная доска тихонько вздохнула. Но больше доска не вздыхала, потому что появились директор и классная руководительница Клавдия Васильевна, и доска от страха затаила дыхание. Приготовилась к событиям.
— Значит, кто сегодня в антимире? — спросил директор Алексей Петрович.
— Они, — ответила Лёлька и показала на ребят, которые сидели спиной к доске. Лёлька — она Стаськин человек. За Стаську вообще все девчонки.
— Они… — повторил Алексей Петрович. — »А вы?
— А мы сегодня в мире, — сказала Таня Фуфаева.
— Сами так решили, без них, — сказала Маруся. Она теперь уже больше не сидела за одной партой со Славкой, как прежде, из-за педагогических принципов, чтобы влиять на Славку положительно, а сидела с Батуриным Вадькой.
Те, кто были в антимире, при звуке директорского голоса начали возвращаться в мир: поворачивать парты.
Клавдия Васильевна — это одно, или, к примеру, пионервожатая Галя, а директор — это другое. Директор, он ведь может и в загадочной стране до учеников добраться. Он в физкультурном зале по канату лазит, гимнастикой занимается.
---------------------
В книге отсутствует небольшой кусок текста.
fb2 — and-tyutin
---------------------
— Как — двойка? — удивился Алексей Петрович. — Рекомендую посмотреть в зеркало. Да ещё перевернуть дневник вверх ногами. Вы сегодня в загадочной стране или я ошибся?
— А-а… — протянул Славка растерянно.
— Верно! — опять закричала Лёлька. — Они сегодня в антимире!
— Так в чём дело?
А правда, в чём дело?..
Потом директор обратился к Клавдии Васильевне:
— Что, если зеркало из раздевалки перенесём сюда, в класс?
— Зачем, Алексей Петрович?
— Я думаю, будет удобнее. «Антимир — он рядом с нами!» Так, кажется, они написали в своих «Сообщениях». Отметки будут понимать…
— Тогда конечно, — кивнула Клавдия Васильевна. Вид у неё был усталый, измученный. Ещё бы!
Опять началась в классе очередная затея близнецов.
— А то отметки сразу не понимают, — продолжал невозмутимо директор. — Каждый раз надо будет объяснять. Кстати, кто не очень понимает, что у него в дневнике, может сбегать в раздевалку!
Ребята по-прежнему молчали.
Когда Славка возвращался из школы домой и вся его партия возвращалась, никто не горевал по поводу двойки в мире.
Ничего. Зато они первыми проникли в загадочную страну. Доказали своё. Вон всем тем, кто идёт по другой стороне переулка. Стаська с его девчонками.
Обе партии были непримиримы. И одна партия шла по одной стороне переулка, другая — по другой.
Мир и антимир.
Вся школа и даже весь микрорайон знали, что ученики 6-го класса «Ю» пишут на уроках левыми руками, сидят к доске спиной и что учителя ставят им антиотметки.
Ковылкин в знак того, что он попал в антимир, пытался ходить в ботинках, надетых с правой ноги на левую и с левой на правую. Ничего. Получалось. Даже по лестницам спускался и не падал. Вовка Зюликов пытался ходить на руках, как на ногах. И тоже ничего. Получалось. В особенности если при этом кто-нибудь держал его за ноги. Дима Токарев учился вскакивать тройным прыжком на стену. Почему на стену? Так он понймал антимир. Если можно ходить на руках, как на ногах, то почему нельзя вскакивать на стену?
Но Стаська и его девчонки тоже не дремали. Доказывали противнику, что и они находятся в новой загадочной стране. Проникли туда. В буфете Стаська со своими девчонками начал есть суп вилкой. Назло Славке и всем его людям, потому что Славка и все его люди перед этим ели обед, начиная с компота, потом ели рыбу, потом суп. Но кого удивишь, когда ты обед начинаешь с компота. Так давно поступают школьники. А вот чтобы суп вилкой, а рыбу ложкой… Вот это да!
Тётя Ася сразу обратила на это внимание.
Выбежала из-за буфетной стойки и закричала, что опять вытворяется какое-нибудь безобразие!..
— Антимир, — сказал Стаська.
— Угу, — кивнула Лёлька, хотя сама потихоньку от всех держала ложку, потому что вилкой суп всё-таки не съешь, а Лёлька, как всегда, хотела есть.
— Кругом загадочная страна, — сказала Мару-ся. — И они — это не они… — показала вилкой Ма-руся на ребят. — И вы, тётя Ася, не вы.
— Не я?
— Теоретически, понимаете? — сказал Стаська. — И едим мы не суп, а антисуп…
— Им суп не нравится! — крикнул Ковылкин с другого конца буфета, чтобы досадить противнику.
— Что?! — не выдержала тётя Ася. — Уже и суп не нравится? Я их в любой стране достану! —
И Стаськины люди знали, что достанет и что рука у неё плотная. Поэтому вскочили из-за столиков и кинулись прочь из буфета. А Стаська кричал, оправдывался:
— Теоретически антисуп!
Но вслед раздавался негодующий голос тёти Аси:
— И не теоретически я вас, а практически!
Когда на следующий день на пикапе приехал
отец близнецов, который работает шофёром — развозит по школам и интернатам горячие обеды, — тётя Ася ему пожаловалась, что его собственные дети издеваются над ней и над супом, который он привозит. Антисуп, говорят. И вилками в тарелках ковыряют. А этот суп на лучшей в городе фабрике-кухне готовят. Заботятся. В термосах возят, чтобы не остыл.
Вот она их сама вилкой наколет. Это точно! За все их аттракционы!
Шустиков-папа не возражал, чтобы сыновей вилкой накололи. Но они как ртуть — вилкой так просто не наколешь… Кто-кто, а Шустиков-папа это знает.
Маруся возила коляску со своим маленьким братом не за ручку, а наоборот — там, где поднимается у коляски клеёнчатый верх. Марусю даже останавливали на улице, потому что ручка коляски мешала прохожим, но Маруся не сдавалась и продолжала возить коляску как в антимире.
Женя Евдокимова знаменитые свои три слова «Вот так ну» начала говорить наоборот: «Ну так вот».
Это её Искра заставила.
Искра, которая всегда обожала всяческие скандальные истории, просто расцвела, когда в классе начались современные эксперименты. А то скучно было. Тихо. Никаких историй. Теперь снова бурная активная жизнь, полная неожиданностей, препятствий, хитростей и борьбы.
И ещё наука. Передовая.
И если и драки, то научные. А кто в науке не дерётся? Все дерутся.
Наука должна развиваться.
Это прогресс!
Батурин Вадька прежде был принципиальным, а теперь наоборот — совершенно непринципиальный. И когда он такой непринципиальный — это значит, он в антимире. Один, самостоятельно.
Стаська спрашивает:
— Ты за кого?
— За тебя, — отвечает Батурин.
Слав