Знакомство учащихся с поэзией Александра Блока, изучение его стихотворений может стать для них открытием, школой высоких чувств, постижением высшей духовности. Главная забота учителя на этом пути — ввести старшеклассников в мир настроений и образов, научить прислушиваться к интонации поэтической строки. Мироощущение и поэтическая система А. Блока, а вместе с ним и всех символистов сильно отличались от восприятия мира и художественных принципов реалистического искусства.
Идея вечной и всепобеждающей Женственности была воспринята символистами от Владимира Сергеевича Соловьева (1853—1900) — философа-идеалиста, поэта, публициста, литературного критика. Общепризнано его огромное влияние на русскую религиозно-философскую мысль и эстетику символизма. Оно было столь обширно, что дало основание говорить о «соловьевстве» как явлении. Его мистико-поэтическое мироощущение оказалось созвучно философским и эстетическим исканиям модернистов второй волны (символистов). Религиозный философ, ставивший в центр мира божественное начало, он видел цель исторического и космического процесса в «положительном всеединстве», т. е. в таком соединении элементов мира, где нет взаимного отчуждения, нет разъединенности во времени, пространстве, вещественности. Идеал всеединства — мудрое женское начало, воплощенное в «Софии, мудрости Божией», это Вечная Женственность, «действительно вместившая полноту добра и истины, а через них нетленное сияние красоты». Он разделял и философски обосновывал идею Достоевского о том, что «красота спасет мир», говоря здесь, разумеется, не о телесной, материальной красоте, а о Красоте как венчающей полноту и торжество Добра и Истины.
|
|
Идея Вечной Женственности у А. Блока воплотилась в Прекрасной Даме, на рыцарское служение которой подвигнут поэт («Стихи о Прекрасной Даме», 1904). Культ Прекрасной Дамы проходит через все творчество поэта. Но этот образ не остался неизменным, он обретал все новые воплощения — от носительницы божественного начала, Вечной Женственности, Вечной Жены до его конкретного, очеловеченного облика, опоэтизированного в чертах Любимой, или просто Ее, или молодой жизни, погибшей под колесами.
Космическое видение мира, жизни, предощущение, предчувствие принадлежности земного высшим мирам, высшей истине, Добру и Красоте сквозит в поэзии А. Блока. Вне этого мироощущения многое в стихах поэта остается для учащихся закрытым. «Открыть» А. Блока для себя ребятам поможет хотя бы небольшой экскурс в поэтику модернистов, и символистов в частности.
В классической поэзии XIX века господствовало стремление к ясности и прозрачности стиха, ясности подчас самого сложного поэтического переживания. Вспомним пушкинское: «Не знаешь ты, как сильно я люблю. Не знаешь ты, как тяжко я страдаю»; «Пепел милый… останься век со мной на горестной груди…» Или лермонтовское: «Нет, не тебя так пылко я люблю»; «Но я люблю — за что, не знаю сам». Или тютчевское: «Коль любить, так не на шутку…»
Поэзия конца XIX — начала XX века избрала основанием другую поэтику — поэтику ассоциаций — непроизвольно, т. е. часто нелогично, не на основе логики возникающих связей и сопоставлений, параллелей, из которых возникает новое видение знакомых предметов, а за ними чудится что-то не выразимое словами.
|
|
| В поле дорога бледна от луны. Бледные девушки прячутся в травы. Руки, как травы, бледны и нежны. Ветер колышет их влево и вправо. | |
| «Плачет ребенок. Под лунным серпом…», 1903. |
Первая строка дает реальную картину, окрашенную острым восприятием бледного, призрачного света, в котором все бледно, и дорога полевая тоже. Вторая строка — образ, вызванный по ассоциации. В неверном, скрадывающем, бледном свете чудятся, воображаются в высокой траве девичьи лица, руки, фигуры. Высокие травы прячут и выказывают руки, нежные руки, колышущиеся под ветром. А все четыре строки создают высокопоэтическую картину, которую всю, с ее ароматом и музыкой, невозможно перевести на язык прозаического объяснения. Колдовство звучания стихов — тайна, которая не поддается разгадыванию. Отмечаем смысловую и цветовую доминанту, даже звуковую, в трех строках: «бледна» — «бледные» — «бледны» и «травы» — «руки» — «травы» — «ветер». Заметим, что ветер — один из любимых образов поэта, олицетворение Ее силы, движения, исходящих из тайного источника нездешних миров.
Другая черта новой поэзии — и поэзии А. Блока — поэзия намеков, которые читатель должен понять, расшифровать самостоятельно и в согласии с ними дорисовать картину реальности, или фантазии, или, условно говоря, «душевного пейзажа» — переживания или мироощущения поэта.
| Девушка пела в церковном хоре О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою. | |
| «Девушка пела в церковном хоре…», 1905. |
Первая строка вызывает целый ряд ассоциаций — с храмом во время богослужения, с большим стечением народа в церкви, с церковным распевным и грустно-трагическим звучанием псалмов. Стихи написаны в августе 1905 года, когда заканчивалась русско-японская война. И вот намеки: «О всех усталых в чужом краю, О всех кораблях, ушедших в море, О всех, забывших радость свою». Последняя строка — намек-напоминание о той радости, которую каждый из солдат или матросов русской армии оставил в родном краю, т. е. о родных и близких, но забыл о них перед лицом смертельной опасности. Это пение девушки и хора — молитва об отторгнутых от родимого крова, молитва о заброшенных на чужбину.
|
|
Вторая строфа о девушке, о ее молитве, принимаемой свыше — в куполе окна, через которое падает солнечный луч:
| Так пел ее голос, летящий в купол, И луч сиял на белом плече, И каждый из мрака смотрел и слушал, Как белое платье пело в луче. |
Ассоциативная и метафорическая перекличка («пел ее голос» — «белое платье пело в луче») как бы соединяет девушку, церковный хор, всех присутствующих в церкви («каждый смотрел и слушал») в одном духовном порыве. Это духовное единение выражается в следующей, третьей строфе:
| И всем казалось, что радость будет, Что в тихой заводи все корабли, Что на чужбине усталые люди Светлую жизнь себе обрели. |
И, вопреки молитве и духовному единению, — грустный, неожиданный, трагический итог, данный в намеке:
| И голос был сладок, и луч был тонок, И только высоко, у царских врат, Причастный тайнам, — плакал ребенок О том, что никто не придет назад. |
Намек — «причастный тайнам», т. е. знающий наперед, вещий, кому открыто будущее. «Высоко, у царских врат… плакал ребенок» — Спаситель-ребенок на руках у Богоматери — намек на трагический для России исход войны летом 1905 года.
Сочетание ассоциаций и намеков подкреплено искусством точной, изящной, поэтической детали, привязывающей мистически неясный и зыбкий смысл картины к какой-то реальности. В этом стихотворении такую деталь без труда укажут ребята: «луч сиял на белом плече». Это яркая картина, усиленная повторением и расширением зрительного образа в четвертой строке второй строфы: «Как белое платье пело в луче».
В стихотворении «Вхожу я в темные храмы…» такая деталь — «В мерцанье красных лампад». Так и видится: полуосвещенный храм, горящие свечи, слабо освещенные образа. И тени от колебания огня, бегущие в высоте по карнизам, — «Высоко бегут по карнизам Улыбки, сказки и сны». Ассоциативно-метафорический образ, богатый, многослойный смысл которого невозможно исчерпать.
Для вхождения в атмосферу поэзии А. Блока, чтобы ребята могли освоиться в этом незнакомом мире, им надо знать его приметы, его законы. Помимо поэтики ассоциаций, намеков, требующих расшифровки, восприятия и осмысления художественной детали, дающей толчок работе воображения, читателю важно познакомиться с символикой предметов и символикой цвета.
В поэзии А. Блока создана целостная система символов. «В ее основе лежит простой мотив: рыцарь (инок, юноша, поэт) стремится к Прекрасной Даме. За этим стремлением стоит многое: мистическое постижение Бога, поиски жизненного пути, порыв к идеалу и бесконечное количество оттенков толкований. Заря, звезда, солнце, белый цвет — все это синонимы Прекрасной Дамы… Белый — значит посвятивший себя Вечной Женственности. Размыкание кругов — порыв к ней. Ветер — знак ее приближения. Утро, весна — время, когда надежда на встречу наиболее крепка. Зима, ночь — разлука и торжество злого начала. Синие, лиловые миры, одежды символизируют крушение идеала, веры в самую возможность встречи с Прекрасной Дамой. Болото символизирует обыденную жизнь, не освещенную мистически. «Жолтые фонари», «жолтая заря» (Блок писал прилагательное «жолтый» через о и придавал этому большое значение) символизируют пошлость повседневности»… «Словарь» символов Блока здесь упрощен: «в зависимости от контекста значение символов колеблется в широких пределах. Но ориентироваться в поэзии Блока он поможет. Некоторые символы настолько неопределенны, что описать их значение нелегко. Таково, например, слово «чорный» (опять-таки непременно через о). Это символ чего-то грозного, опасного, но в то же время мистически значительного, чреватого мистическими откровениями. Чтобы изучить систему символов Блока, следует изучить и продумать всю его поэзию. Здесь необходима работа души.
Ницше заметил однажды: «символы не говорят; они молча кивают»1.
Символика цвета у В. С. Соловьева, А. Блока и символистов заимствована из мистицизма2 Средневековья и Возрождения. «В языке культуры позднего Cредневековья желтый цвет обозначал враждебные силы, синий — измену. Современники плохо понимали Блока, а вот книжникам XVI века был бы ясен потаенный смысл блоковских строк:
| В соседнем доме окна жолты. И И на жолтой заре — фонари. Или Ты в синий плащ печально завернулась… И Синий, синий, синий взор. |
В предметах, явлениях эмпирической (т. е. воспринимаемой пятью органами чувств. — Т. М.) действительности Блок провидел намеки на иной, совершенный, трансцендентальный3 мир. Смысл его символов всегда лежит в запредельном мире. Но база его символов — вся в окружающей реальности».
1. Поэмы А. Блока «Возмездие», «Соловьиный сад», «Двенадцать» и их
художественный мир.
О подвижническом служении Александра Блока искусству и России ребята уже получили представление из стихов, изученных ранее. Понимание любви как высшего идеала, как выражения духовности и как могучей стихии страстей, почерпнутое и пережитое над поэтическими откровениями А. Блока, делает доступными для старшеклассников сложную проблематику поэмы «Соловьиный сад», ее систему ассоциативно-символических образов. Значение этого произведения велико и для понимания творческого пути поэта: он решал в нем для себя и своих современников сложнейшие нравственные и философские проблемы Долга и Верности ему, Любви и права на Счастье. В этой поэме, как в фокусе, сосредоточены многие мучительные вопросы, ставившиеся и прежде в стихах А. Блока, но теперь, во время империалистической войны, получившие иное разрешение. Подходя к изучению этого сложного произведения, целесообразно дать ребятам задание прочитать поэму и подумать над вопросами:
1. В чем смысл работы, которую выполнял герой поэмы?
2. Соловьиный сад… Присмотритесь к конкретно-предметному содержанию этого образа и попытайтесь раскрыть его обобщенно-символический смысл.
3. «Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна!» В чем глубинный смысл этих слов?
4. Почему герой ушел из «соловьиного сада»? Его разлюбили или он разлюбил? Или есть иная причина? Возможно ли для него возвращение в «соловьиный сад»?
5. «Наказанье ли ждет, иль награда, Если я уклонюсь от пути?» Каким в конце поэмы оказался ответ на этот вопрос?
6. Что в поэме (проблематика, облик героя, построение, авторская позиция) непонятно? Что вызывает недоумения и вопросы?
В начале урока идет беседа по вопросам, позволяющая обнаружить уровень первоначального восприятия произведения. Поясняем непонятные места. Ответ на шестой вопрос будет дан в процессе анализа текста. Многими учащимися содержание поэмы воспринято на конкретно-предметном уровне: герой уклонился от тяжелого труда, достиг личного счастья, но разочаровался в нем и ушел из «соловьиного сада». А его место в жизни уже занято другим. Задача последующей работы — расширить понимание и осмысление поэмы, поднять его до философского уровня.
Личное счастье или выполнение долга — что для человека более необходимо? Какой вопрос перед ним возникает («Наказанье ли ждет, иль награда…»)? Это вопрос нравственного выбора, т. е. выбора между добром и злом. (Но в такой плоскости он им не осмысливается.) Что человек выбирает? Право на счастье — что это? Как такое право заслужить? В чем счастье? Как его понимают разные люди? Что кому надо для счастья? Поставив перед учениками эти вопросы, даем минуту на раздумья, если есть желающие высказаться, можно их выслушать, только не позволяя уклониться в абстрактные рассуждения: материал урока — художественное произведение. Нас интересует, как эти проблемы решает поэт. Напоминаем ребятам, что, анализируя текст, мы воспользуемся сложившимся представлением о художественной системе А. Блока — о символике, ассоциативных рядах, выразительной художественной детали, расширяющих образно-смысловые границы ситуаций и картин.
Учитель, перечитывая поэму и комментируя текст, углубляет первоначальное восприятие, раскрывает философский смысл положений и образов.
Начало поэмы построено на резком контрасте между красотой и поэзией соловьиного сада и прозаически сниженной картиной тяжелого безрадостного труда. Немногочисленные детали точно и ясно рисуют неприглядную прозу жизни, хотя и не лишенную смысла:
| Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне. И таскает осел мой усталый Их куски на мохнатой спине. | Донесем до железной дороги, Сложим в кучу, — и к морю опять Нас ведут волосатые ноги, И осел начинает кричать. |
Во второй и третьей частях поэт прослеживает созревание решения войти в заколдованный сад. Вначале герой «раздумался», «замечтался», ему «все неотступнее снится Жизнь другая…». Потом возникает сознание бесперспективности теперешнего существования:
| И чего в этой хижине тесной Я, бедняк обездоленный, жду… |
Велик соблазн уйти от тягот жизни в соловьиный сад:
| Не доносятся жизни проклятья В этот сад, обнесенный стеной, В синем сумраке белое платье За решеткой мелькает резной. |
Напомним ребятам символику цвета в поэзии модернистов: белое платье — намек на возможность соприкосновения с идеалом, осуществления его, синий как бы предсказывает крушение идеала, разочарование в нем. Герой не сразу отзывается на «круженье и пенье»:
| Каждый вечер в закатном тумане Прохожу мимо этих ворот, | И она меня, легкая, манит, И круженьем, и пеньем зовет. |
Герой порывает с прежней жизнью («хозяин блуждает влюбленный»), и для него, влюбленного, все окружающее преобразилось:
| И знакомый, пустой, каменистый, Но сегодня — таинственный путь Вновь приводит к ограде тенистой, Убегающей в синюю муть. |
Не случайно здесь снова синий цвет — символ крушения, предательства. Слово «синий» отнесено к существительному «муть», как бы усиливающему неопределенную перспективу принятого решения. Но и перед последним шагом навстречу неизвестному будущему героя не покидают раздумья, хотя решение уже принято:
| Наказанье ли ждет, иль награда, Если я уклонюсь от пути? |
На этот вопрос пока нет ответа. Ведь всегда результаты важного жизненного выбора становятся видны гораздо позже, когда уже ничего изменить нельзя. Но сама постановка такого вопроса заставляет подумать, что в основе поэмы не простая житейская история. Жизненные реалии (дорога, скалы, сад, тяжелый, изнурительный труд, осел-помощник) наполнены обобщенно-символическим смыслом. Это дорога жизни, ее тяготы, мечта, неприглядный быт. Поставленному в поэме вопросу и ответу на него А. Блок придает всеобщий философский смысл, потому что рано или поздно перед каждым человеком встает этот вопрос и от его решения зависит судьба и более поздние жизненные итоги. Герой поэмы «уклонился от пути» и оказался в «соловьином саду».
| Вдоль прохладной дороги, меж лилий, Однозвучно запели ручьи, Сладкой песнью меня оглушили, Взяли душу мою соловьи. Чуждый край незнакомого счастья Мне открыли объятия те… |
Герой упоен счастьем, он
| …забыл о пути каменистом, О товарище бедном своем. |
Но житейские тревоги, бури найдут человека, Долг напомнит о себе, и его душа пробудится от счастливого сна:
| Пусть укрыла от дольнего горя Утонувшая в розах стена, — | Заглушить рокотание моря Соловьиная песнь не вольна! |
Старшеклассники, уже ознакомившиеся на предыдущих уроках с поэтикой А. Блока, правильно воспринимают обобщенные образы-символы, наполненные здесь реалистическим содержанием и освещенные горячим гражданским чувством поэта. «Заглушить рокотание моря» — не только конкретный звуковой образ и картина, но и символ жизни, ее грозной стихии. Ее голос будет услышан. Да, человек рожден для жизни, полной труда, борьбы, терпения, он не может долго жить в искусственном мире Любви, Счастья, отгороженном «от дольнего горя». Неизбежно возвращение в мир Реальности, такой естественный для чуткой, ищущей души. И герой поэмы покидает любимую и «соловьиный сад», потому что выполнение человеческого и гражданского Долга (ведь он выполнял хотя и тяжелую, грязную, изнурительную, но необходимую для людей работу) выше личного Счастья, отгороженного от жизненных бурь стеной, увитой розами. Но его все-таки ждет суровая расплата пусть и за временную измену Долгу. Эта расплата прежде всего в переживаемом героем смятенье:
| Или я заблудился в тумане? Или кто-нибудь шутит со мной? | Нет, я помню камней очертанье, Тощий куст и скалу над водой… Где же дом? |
Все потеряно. Место труженика, изменившего своему Долгу, занято другим. В этом и есть наказание, возмездие. Реальная жизнь, отвергнутая во имя наслаждения личным Счастьем, жестоко мстит потерей своего места в ней.
Знакомство с этим произведением, проникновение в его философский смысл раздвигает для старшеклассников горизонты понимания сложных жизненных проблем, учит широкому философскому осмыслению нравственных категорий. С их бытовым, житейским смыслом ребята знакомы давно. Но эти понятия приобретают власть над их душами только тогда, когда они подняты на уроке до философского уровня, а от него — до эстетического.
Когда в поэме уже многое понято, имеет смысл прочитать ее еще раз и предложить ребятам подумать над вопросами, почему повествование ведется от первого лица, почему поэт избрал семичастную композицию. Имеет смысл вспомнить и о характерных чертах жанра поэмы.
Употребление местоимения первого лица («Я») придает произведению характер и интонацию исповеди, искреннего и чистосердечного повествования о пережитом. Давно известен многозначительный, магический смысл цифры «7»: семь цветов радуги, семь нот, семь дней недели. Это отражено и в народном творчестве: пословицы «Семи пядей во лбу», «Семь бед — один ответ» и т. д. Относительно жанра можно напомнить ученикам, что поэма — жанр, воспевающий, приподнимающий героя, а вместе с ним и его характер, его мироощущение над
Эпиграф к уроку, как и во всех предыдущих случаях, — отправная точка работы над образной тканью произведения. В нем сфокусированы основные аспекты решения поставленных в произведении проблем. Но нашим выбором именно этого текста для эпиграфа мы хотели подчеркнуть провидческий характер поэзии А. Блока 10-х годов. Художник предчувствовал грядущие социальные потрясения и катастрофы мирового масштаба, предвидел их трагические последствия. Под таким углом зрения рассматривается поэма «Двенадцать».
Заканчивая работу над этим произведением, учитель снова возвратится к эпиграфу, образы-символы, образы-намеки которого наполнятся для ребят конкретным содержанием.
Перед началом работы над поэмой «Двенадцать» целесообразно спросить ребят, каково общее впечатление, какие места непонятны или трудны, чтобы учитель в своем объяснении и комментировании текста не упустил то, что им неясно.
На наш взгляд, ключевыми для понимания этого сложного произведения являются вопросы жанра, стиля и композиции, вопрос о главном герое.
Жанр. «Двенадцать» — эпическая поэма, в которой мы находим живые, движущиеся, озвученные картины реальности, поданные в ключе картинок с натуры. Чтобы своеобразие эпичности в этом произведении школьникам было понятнее, напомним для сравнения, что «Соловьиный сад» — лирическая поэма с элементами эпического изображения (сквозной сюжет, связанный с одним героем, конкретно-реалистические детали, хотя и приобретающие символический смысл). В ней герой, от имени которого ведется лирический рассказ, — повествователь с развитием его переживаний, его нравственным выбором, жизненным итогом. Лирически-исповедальный сюжет, при всей его внешней строгости, сообщает поэме лирически взволнованный характер. Изысканно-возвышенная тональность стиля помогает ощутить философскую глубину внешне незамысловатого сюжета, сложность мироощущения лирического героя.
В «Двенадцати» калейдоскопически сменяющиеся картины-главки, каждая из которых выглядит как моментальный снимок, складываются в масштабную панораму. Это эпос революции. Ребята могут обнаружить в поэме и лирическую струю: она в начальной картине-пейзаже, в заключительных строфах.
Композиция и стиль. На первый взгляд поэма «Двенадцать» может показаться очень пестрой, составленной из разнородных по тональности и ритму зарисовок. В ней нет такого стилевого единообразия, которое мы видели в поэме «Соловьиный сад» или даже в циклах «На поле Куликовом» и «Кармен». Здесь цельность и единство создаются на иной основе. В поэме воплощена стихия революции, передано новое мировосприятие человека улицы, ощутившего безграничную свободу, — свободу от всего, что связано с прежней жизнью. Стилистически это реализовано поэтом путем введения разговорно-песенной интонации, частушечных ритмов, просторечно-огрубленной лексики.
В то же время устоявшиеся черты поэтики А. Блока, знакомые по ранее изученным произведениям, ребята тоже обнаружат без особого труда.
Можно здесь, говоря о стиле поэмы, предложить им вопросы (можно дать их и в предварительном задании):
1. Какие образы-символы вы заметили в поэме «Двенадцать»? (Ветер, вьюга, флаг, белый снег, пес безродный и др.)
2. Какие многозначные художественные детали, символические фигуры или ситуации, намеки обратили на себя ваше внимание? (Например, «Хлеба! Что впереди? Проходи!», «буржуй на перекрестке», «барыня в каракуле» и др.)
3. В каких главах вы услышали песенные или частушечные ритмы? (Гл. 3, 4 — подражание частушке; гл. 8 — народно-песенные ритмы; гл. 9 — начало популярной песни; ритм марша — гл. 2, 11.)
4. Почему так часто в тексте встречается звукоподражание выстрелу? Когда и почему стреляют? (Гл. 2, 6, 12.)
Главный герой. Кто он в поэме? Двенадцать красногвардейцев? Или кто-то еще? Это важный вопрос, потому что в личности главного героя и отношении к нему автора просматривается сумма авторских оценок всех ситуаций и характеров, авторская концепция жизни. В лирическом произведении оценки выражаются непосредственно, а в эпическом они растворены в самих картинах и отношениях героев и автора к ним. В эпическом произведении (прозаическом или стихотворном) всегда наличествует повествователь-рассказчик. Все изображенное увидено его глазами, отобрано его взглядом.
В эпической поэме «Двенадцать», кроме двенадцати красногвардейцев, Петьки с Катькой, есть еще повествователь-рассказчик. Это сквозной образ. Это он видит ночной заснеженный город, по которому идут 12 человек (патруль). Это он увидел и плакат об Учредительном собрании, и старушку, и буржуя, и всех остальных героев первой главы. Это он услышал крики, выстрелы, погоню за Ванькой, потом разговор Петрухи со своими товарищами, его исповедь. Так кто же этот герой? Это тот, кого революция освободила. От чего? Ему кажется, как и двенадцати красногвардейцам, от всего, что угнетало и стесняло, в том числе и от креста (поговорка «Креста на тебе нет» означала упрек в отсутствии совести). Отменены все старые заповеди («свобода, свобода, Эх, эх, без креста!»), в том числе и «не убий», «не укради». Убийство Катьки не очень печалит красногвардейцев, а Петька переживает, потому что любил Катьку. Когда он «повеселел», то вместе со всеми говорит:
| Эх, эх! Позабавиться не грех! | Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! |
| Отмыкайте погреба — Гуляет нынче голытьба! |
Продолжение этого настроения находим в 8 главе, где в один ряд поставлены «скука скучная, смертная» и желание провести «времячко», а затем — «Ужь я семячки полущу, полущу… Ужь я ножичком полосну, полосну!.. Ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку За зазнобушку, Чернобровушку…»
Вот так воспринимает революционные события человек улицы, ощутивший безграничность свободы, когда все позволено, и в то же время чувствующий враждебность окружающего, но уже побежденного мира. Потому нет ненависти в зарисовках первой главы, а только ирония, насмешка, часто уничтожающая («писатель — Вития», «Товарищ поп»), звучит в них по адресу Учредительного собрания, и барыни, и буржуя, и писателя, и попа. От ощущения свершившегося справедливого переворота идет и настроение бесшабашности, упоение свободой, характерное для городской голытьбы:
| И больше нет городового — Гуляй, ребята, без вина! |
Революция свершилась в городе, а средоточие старой, старозаветной России красногвардейцы видят в деревне. Отсюда — война деревне:
| Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в Святую Русь — | В кондовýю, В избянýю, В толстозадую! |
Обратим внимание ребят на то, что обращение «товарищ», принятое в среде городских рабочих, встречается в поэме много раз (гл. 1, 2, 6, 7), «наши ребята» (гл. 3), в гл. 11 «Вперед, рабочий народ!».
Начиная со второй главы, звучит мотив бдительности:
| Революцьонный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг! (Гл. 2, 6, 10, 11.) |
Интересно, вслед за каким текстом поставлены эти строки и что идет за ними. Во 2 главе за ними — процитированные выше строки о деревне, в 6 главе они — после убийства Катьки, в 10 — как упрек Петьке за его несознательность, в 11 — «Вот — проснется Лютый враг…». Получается, что первыми жертвами бдительности уже оказались или окажутся свои, совсем не буржуи.
В литературоведении нет единого мнения о том, кто же главный герой поэмы. Одни считают, что это стихия революции, другие называют двенадцать красногвардейцев, третьи указывают на повествователя4. Вероятно, все правы, но вернее, на наш взгляд, эти точки зрения совместить, особо выделив повествователя. В этом случае все в этом сложном произведении становится понятнее. Собственно говоря, личностным воплощением стихии революции и выступают двенадцать и рассказчик-повествователь, присоединяющийся к ним. При этом стихии все время пытается противостоять организованное начало.
Возникает вопрос, как у поэта-символиста, утонченного лирика, мог появиться такой герой, олицетворяющий городские низы, голытьбу? Стоит вспомнить в этой связи, что социальные мотивы в поэзии А. Блока появились еще в 1903—1905 годах, в канун первой русской революции («Фабрика», «Поднимались из тьмы погребов…», «Барка жизни встала…», «Сытые», «Шли на приступ. Прямо в грудь…» и др.). В последующие годы поэт все более осознавал свою кровную связь с Россией, всматривался в лицо Руси, предчувствуя ее тяжкие испытания.
Лирический герой поэта прошел путь интеллигента-индивидуалиста, погруженного в мир личных переживаний, к интеллигенту с осознанной гражданской и патриотической позицией, позднее — к приветствовавшему очистительную бурю-революцию. Это ярко выражено в его статье «Интеллигенция и революция».
Так что чувства и переживания городских низов в дни революции были понятны и отчасти близки поэту. Но в «Двенадцати» мы видим также тонкую психологическую и социально-политическую мотивировку настроений и поведения красногвардейцев. Любовная история, ревность и расправа с изменившей Катькой — незначительный эпизод для них. Человеческая жизнь в их глазах особой цены не имеет («Лежи ты, падаль, на снегу!»). Им важнее, чтобы Петька остался с ними. Утешая его, они напоминают о долге, о бдительности:
| Шаг держи революцьонный! Близок враг неугомонный! |
Символика поэмы. Символические образы ветра, вьюги (гл. 1, 10—12) на фоне черного вечера (гл. 1), черного неба — тоже символы — придают разыгравшейся буре-революции едва ли не всемирный характер. «Кругом огни, огни, огни…» Это огни революции. Но в 10 гл. читаем о том, что за вьюгой «Не видать совсем друг друга за четыре за шага!». Не только потому, что вьюга слепит. Дело в том, что идущие двенадцать не видят вперед дальше четырех шагов. Это ли не символ! Он многое объясняет в последующих событиях революции.
Один из сквозных символов в поэме — «старый мир, как пес безродный», «пес паршивый», «пес голодный», «скалит зубы», «не отстает» от красногвардейцев. Ясно, что это символ огромной обобщающей силы. Психология и нравы старого мира потом будут названы «родимыми пятнами капитализма».
Читая на уроке поэму «Двенадцать», комментируя текст, учитель обратит внимание ребят на некоторые символические детали, уточняющие общую картину и отношение автора к изображаемым героям и ситуациям. Так, глава первая — как бы пролог, начальные аккорды произведения, где пафосно заявлен масштаб событий. Их фон —
| Черный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! | На ногах не стоит человек. Ветер, ветер! — На всем божьем свете! |
Так воспринимает события рассказчик. Все герои этой главы, как уже говорилось, вызывают у него презрительную усмешку. Лишь к бродяге у него теплое чувство: «Эй, бедняга! Подходи — Поцелуемся…» Это в честь праздника революции, как в первый день Пасхи. И дальше клич голодных: «Хлеба!» И вопрос: «Что впереди?» — о перспективах революции. Но ответа нет: «Проходи!» Никто ответа не знает, во всяком случае, улица. Лишь потом (гл. 3) возникает как частушка напев:
| Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем… |
Но
| Мировой пожар в крови… |
В гл. 2 строку «На спину б надо бубновый туз» тоже необходимо пояснить. Это тоже восприятие и оценка рассказчика. Бубновый туз — цветная заплатка на спине, которой отмечали уголовников. Последняя глава начинается торжественным маршевым ритмом:
| Вдаль идут державным шагом… |
Но по-прежнему за ними — «нищий пес голодный», как «старый мир»; не потому ли в их душах и в поведении такая сумятица и страх перед тем, что где-то, невидимый, чудится враг:
| — Кто еще там? Выходи! — Кто в сугробе — выходи!.. — Эй, откликнись, кто идет? — Кто там машет красным флагом? — Кто там ходит беглым шагом?.. — Эй, товарищ, будет худо, Выходи, стрелять начнем! |
Появление впереди двенадцати Христа «в белом венчике из роз» было воспринято одними читателями как попытка освятить дело революции, другими — как кощунство. Общепринятого истолкования этого образа в поэме, его места в общей концепции произведения пока нет в науке о литературе.
Таким образом, в революции А. Блок увидел стихию, согласился с ее закономерным характером, но при этом разглядел ее жестокое лицо, во многом предугадал ее гибельные последствия. Приветствуя революцию как радикальный способ изменения жизни к лучшему, поэт романтически представлял ее силы более разумными и гуманными, чем они оказались на самом деле.
Тема праведничества в рассказах А. Солженицына «Один день Ивана
Денисовича», «Матренин двор».
Литературный дебют Александра Исаевича Солженицына состоялся в начале 60-х годов, когда в «Новом мире» были напечатаны повесть «Один день Ивана Денисовича» (1962, № 11), рассказы «Случай на станции Кочетовка», «Матренин двор» (1963, № 1). Необычность литературной судьбы Солженицына в том, что он дебютировал в солидном возрасте — в 1962 году ему было сорок четыре года — и сразу заявил о себе как зрелый, самостоятельный мастер. «Ничего подобного давно не читал. Хороший, чистый, большой талант. Ни капли фальши…» Это самое первое впечатление А. Т. Твардовского, который прочитал рукопись «Одного дня Ивана Денисовича» ночью, в один присест, не отрываясь. А при личном знакомстве с автором редактор «Нового мира» сказал: «Вы написали отличную вещь. Не знаю, в каких школах вы учились, но пришли совершенно сформировавшимся писателем. Нам не приходится вас ни учить, ни воспитывать». Твардовский предпринял невероятные усилия к тому, чтобы рассказ Солженицына увидел свет.
Вхождение Солженицына в литературу было воспринято как «литературное чудо», вызвавшее у многих читателей сильный эмоциональный отклик. Примечателен один трогательный эпизод, который подтверждает необычность литературного дебюта Солженицына. Одиннадцатый номер «Нового мира» с повестью «Один день Ивана Денисовича» пошел к подписчикам! А в самой редакции шла раздача этого номера избранным счастливчикам. Был тихий субботний день. Как позже рассказывал об этом событии А. Т. Твардовский, было, как в церкви: каждый тихо подходил, платил деньги и получал долгожданный номер.
Читатели приветствовали появление в литературе нового замечательного таланта. Вот что писал Солженицыну Варлаам Шаламов: «Дорогой Александр Исаевич! Я две ночи не спал — читал повесть, перечитывал, вспоминал…
Повесть — как стихи! В ней все целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконичны, умны, точны и глубоки, что, я думаю, «Новый мир» с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал».
«Я был оглушен, потрясен, — писал о своих впечатлениях Вячеслав Кондратьев. — Наверное, первый раз в жизни так реально осознал, что может правда. Это было не только Слово, но и Дело».
Публикация «Одного дня Ивана Денисовича» воспринималась как Событие. Запомнились слова Григория Бакланова: «С выходом в свет повести А. Солженицына стало ясно, что писать так, как мы до сих пор писали, нельзя». К сказанному Г. Баклановым Александр Твардовский добавил: «Но и люди, желающие писать по-прежнему, не могут не видеть, что читать по-прежнему их уже не хотят… Словом, очень он осложнил литературную жизнь, этот вдруг появившийся на свете писатель».