Внимание! Данный документ предназначен только для военного руководства и писцов Технократического Союза высшей доверенности. Лица, не обладающие данным уровнем доверенности, но ознакомленные с содержанием документа считаются врагами Технократического Союза и подлежат немедленной ликвидации!
Психическая энергия — энергия разума, основа действия маяков. Информация о данном виде энергии была получена из окончательной расшифровки древних материалов гипербореев. Полученные знания позволили сделать выводы о том, что разум каждого человека существует раздельно с объективной реальностью, связываясь с ней лишь через тело и те факторы внешней среды, которые способны восприниматься или оказывать воздействие на организм. Сила психической энергии прямо пропорциональна количеству осознанной и понятой человеком информации. Сильный поток энергии подключает разум человека к общему течению психической энергии не только в пределах человеческого вида, но и в пределах всех живой природы. Поскольку разум человека не совершенен, то он постоянно находится в поиске и выработке недостающих элементов сознания, что является причиной взаимодействия между собой тех людей, которые обладают определёнными наборами психических качеств, взаимно дополняющих друг друга. Слабая психическая энергия приводит к изоляции человека от природной сети и его постепенному угасанию.
Большое количество психической энергии, направленное на что-то конкретное, может формировать психомиры, которые нельзя воспринять таким образом, которым мы воспринимаем привычный нам мир. Ярким примером психомира является Чертог в долореанской вере. В данный психомир можно попасть только с выбросом огромного количества психической энергии. Обычно такой выброс наблюдается в момент смерти. Основываясь на знании человека о Чертоге, психическая энергия переносит его разум в данный психомир, однако каким образом воспринимает себя разум там нашим учёным пока неизвестно.
Данные знания позволили создать нам Маяки — устройства, излучающие психическую энергию в больших количествах, что позволяет контактировать с разумом человека.
Сборщики — генерируемые маяками психические образы, целью которых является выявление врагов идеалов Технократического Союза, а также обнаружение потенциально полезных для организации личностей. Сборщики, проникая в бессознательную часть разума человека, считывают его образы и логические механизмы ими образуемые, после чего идёт либо сбор информации, накопленной человеком, либо деструктивное воздействие на человека, если он потенциально опасен. В случае, если человек враждебно относиться к идеалам нашей организации, но несёт минимальную угрозу нашей деятельности, то сборщики могут попытаться перестроить логические механизмы человека, изменяя его мнение о Технократическом Союзе.
Высшая раса — проект Технократического Союза, цель которого заключается в усовершенствовании человеческой природы. Все удостоившиеся чести стать высшей расой будут подключены к единой психической сети, основой которой служит Рукотворный Бог. Это позволит расширить горизонты понимания, а также даст возможность получать знания, которые уже доступны хотя бы одному элементу сети. При этом не стирается индивидуальность.
Становление представителем высшей расы предусматривает перенос нервного волокна мозга в новое тело. Отсутствие участков, отвечающих за эмоции, отсутствие половых органов и инстинктов размножения избавит человечество от низменных ощущений и потребностей, что позволит фокусировать внимание на созидание и получение знаний.
Ноос — Рукотворный Бог — один из центральных проектов Технократического Союза. Ноосу подвластно управление маяками и сборщиками. Рукотворный Бог будет накопителем знаний и верховным правителем Земли. Такова будет автократия Рукотворного Бога. Также Ноос будет наполнять новосозданное нервное волокно случайным набором знаний. Таким образом высшая раса сможет размножать себя, а новые поколения получат аналоги талантов и склонностей, поддерживая интеллектуальное разнообразие. Идеал ложен и является тупиком развития, поэтому в нервное волокно не будет поступать весь спектр знаний, оставляя поле для дальнейшего развития.
«Основа» — проект, предусматривающий создание расходного материала для нужд Технократического Союза. Базируется на основе эффекта сопротивления новому. Не все готовы расстаться со своими предрассудками и принять светлые идеалы нашей организации. Такие люди помещаются на специализированные фабрики по природному материалу. Из тканей мятежников проводится забор природного материала как основа для дальнейшего выведения копий данного человека. Тело врага Технократического Союза подлежит механическим модификациям, а усиленное воздействие маяка подавит все враждебные импульсы. На выходе получается послушный и безвредный для наших целей автоматон. Автоматоны должны составлять основу военных сил Союза, так как человеческих ресурс представляет исключительную ценность.
Последний рассказ
Мощный удар более не делал из двери какое-либо препятствие. В прихожей была женщина. Её плач и мольбы о пощаде были тщетными, и мощный разряд моего карабина превратил её в горстку пепла. Следом за мной в дом ворвались ещё автоматоны и принялись зачищать дом. На втором этаже раздался детский крик, но через мгновение его заглушил звук разряда, и более детский голосок не сотрясал воздух. Никогда я не испытывал к своим противникам ни жалости, ни сострадания. Я был словно куклой в руках чьей-то чужой и могущественной воли. Но этот дом… Он был каким-то другим, пробуждая во мне чувства, которые уже давно позабыты мной. Под треснувшим зеркалом, что висело в прихожей, стояла фотография. Медленно, как бы сомневаясь в правильности своих действий, рука поднесла её к моим глазам. На этом чёрно-белом куске бумаге красовалось изображение семьи. Маленький мальчик и обнимающие его любящие отец и мать. И все они расплываются в искренней и счастливой улыбке…
Звуки становятся неясными, картинка перед глазами расплывается и теряет чёткость. Стук колёс вернул меня из царства снов в реальность. Скоро прибытие. Никогда не думал, что удостоюсь чести увидеть столицу Союза своими глазами. Поезд мчал, и за его окнами проносился один и тот же унылый пейзаж — серая, выжженная химическим оружием земля. Изредка её покрывали поля жухлой мёртвой травы, иногда проносились, словно глубокие порезы на плоти, старые окопы, поверх которых стелилась ржавая колючая проволока, на которой иногда были видны разложившиеся тела, оставшиеся ещё со времён войны. И чем больше я глядел на этот мёртвый мир из окна своего вагона, тем больше убеждался в том, что будущее будет не за царями, не за канцлерами и королями, а за Технократическим Союзом.
Вот за окном стали мелькать руины зданий. Я уже здесь. Этот город относительно недавно был отбит армией Союза. Ему суждено было стать сердцем нашей могучей организации, но для начала его нужно было удержать. Силы сопротивления непременно попытаются вернуть город себе. Поезд стал замедляться, и его рёв заглушил скрежет громадных открывающихся ворот, что были в спешке возведены на подходе к городу.
Пока ещё слово «столица» было слишком громким для того унылого зрелища, что я застал: по улицам города суетилась безликая масса, состоящая из автоматонов и граждан в защитных костюмах, чьи лица закрывали противогазы. Теперь и я был частью этой толпы. Те здания, что были хоть как-нибудь восстановлены, напоминали скорее склепы. Все окна на них были закрыты металлическими листами, которые пропускали немного света сквозь маленькие круглые отверстия. Здесь никто никогда не видит лица своего собеседника. И мой путь пролегал по этим улицам, кипящим суетливой безликой массой, к зданию жандармерии, в которой комадат Маршаль расположил гарнизон.
Жандармерия оказалась большим зданием, относительно немного повреждённым боями. Войдя в неё, я снял противогаз и приказал одному из стоящих на посту автоматонов отвести меня к комадату. Он молча развернулся и повёл меня к Маршалю, изредка оборачиваясь, дабы убедиться, что я всё ещё следую за ним. Комадат сидел в специально отведённой ему комнате, просматривая при светильнике какие-то бумаги и планы. Автоматон вышел из комнаты и закрыл дверь. При виде меня комадат встал, и мы отдали друг другу честь.
— Товарищ командор, приветствую. Мне уже было доложено о вашем прибытии. Как вам город?
— Если честно, то очень удручающее зрелище. От того, что называют столицей, я ожидал большего.
Комадат ухмыльнулся.
— Я тоже. Ничего, мы всё восстановим. Этот город будет символом нашей победы и с него начнётся восстановление мира.
— Иначе и быть не может, товарищ комадат.
— Точно, точно. Но… Как бы там ни было, пока рано праздновать победу. Нам ещё предстоит разобраться с этими олухами, будь они не ладны. Они никак не хотят понимать, что их война проиграна. Этот город, эта земля, всё это было сердцем Сопротивления, отсюда оно берёт своё начало. Не думаю, что они просто так нам это отдадут. Мы должны быть готовы, товарищ командор, должны быть готовы. Наверняка они бросят все свои силы, чтобы вернуть себе эту землю
— У них нет ни единого шанса, товарищ комадат!
— Разумеется! Даже собрав всё, что у них есть, этим недоразумениям не тягаться с нашей мощью. Но мы всё равно должны быть подготовлены к встречи с ними. Мне доложили, что в некоторых руинах пригорода находятся лагеря этих шакалов. И я не хочу видеть их у себя под боком! Завтра для их зачистки будет отправлено несколько отрядов, и одним из них будете командовать вы. Ни один выродок не должен остаться в живых. Приказ ясен?
— Так точно, товарищ комадат!
— Хорошо. А теперь ступайте. Вам приготовили место в казарме, хорошенько отдохните. Завтра день начнётся очень рано.
В казарме, разместив свой багаж, я повалился на койку. Уж слишком много я воюю, я слишком устал от войны и от смерти. Но мысль о том, что моими руками строится будущее всего человечества, утешала меня и придавала сил. Иногда я жалел, что не прожил жизнь обычного человека, не завёл жену, детей. Иногда мне казалось, что я давно уже умер на поле битвы, а то, что сейчас лежало на кровати, было уже не человеком. Когда изо дня в день ты не видишь мир кроме как через прицел оружия, ты сам становишься оружием. И тебя обязательно должен кто-то держать в руках и приказывать убивать, а иначе толку от тебя никакого. И часто меня направляли в сторону тех, кто служил со мной рядом, и нажимали на спусковой рычажок. И разряд моей преданности идее испепелял того, кого ещё недавно я называл товарищем. Да, меня наградили высшем уровнем доверенности, я стал важной фигурой в иерархии Союза, но иногда я задумываюсь над тем, а не слишком ли высокую цену я заплатил? Но когда сомнения начинают разрывать мой разум на куски, я вспоминаю слова комадата Атейдеса. Он говорил, что любая идея подобна жертвенному алтарю, что требует уплаты за воплощения идеала в жизнь. Он говорил, что нет предателей ни у одной идеи. Порой алтарь называет чудовищную цену, и всегда будут те, кто её заплатит, и всегда будут те, кто её испугается. Я же свою жертву уже преподнёс… Постепенно мысли в моей голове начали путаться, а веки тяжелеть. И сон наконец утянул меня мягкими руками в своё царство.
… Фотография из моих рук вернулась на место. Я поднял голову к треснутому в углу зеркалу. Оттуда на меня смотрел ничем не отличающийся от других автоматон. Медленно я облокотил свой карабин о стену и сделал то, что никогда ранее даже и помыслить сделать не мог. Я снял свой противогаз. Теперь в отражении на меня смотрело измученное и усталое лицо. Лицо того же мужчины, что и на фотографии. Я стоял в смятении, все чувства в голове перемешались. Чья-та чужая воля приказывала мне вновь скрыть своё лицо маской, но она более не имела надо мной власти. Со второго этажа спустился автоматон. Недолго думая, я бросился на него, сбив с ног и вырвав из его рук карабин. Несмотря на яростное сопротивление, мне всё же удалось и с него снять противогаз. На меня вновь смотрело это же лицо, что носил мужчина на фотографии. На меня смотрело моё собственное лицо! Я силой поднёс автоматона к зеркалу, и он прекратил сопротивляться, узрев свой настоящий вид. Он некоторое время с таким выражением вглядывался в своё отражение, будто его взор увидел самого Творца. Он медленно повернулся ко мне, и мы посмотрели друг другу в глаза…
Каким бы не были тревожными сны, о них на некоторое время забываешь днём. Особенно, когда ты отправляешься в очередной бой. Хотя я уже давно держу оружие в руках, всё равно испытываю лёгкое волнение, предвкушая битву. С небольшим отрядом автоматонов я был отправлен зачищать руины небольшого городка, что находился относительно недалеко от столицы. На первый взгляд он казался заброшенным, пустым, вымершим. На улицах был разбросан мусор, кучи кирпича да пожелтевшие оплавленные скелеты. На некоторых костях всё ещё оставались тряпки, некогда бывшие немецкими и русскими мундирами. Передвигаясь вдоль стен, мой отряд исследовал одни развалины за другими. Пока никаких следов Сопротивления обнаружено не было.
Но вскоре на одной из улиц моё внимание привлёк одинокий двухэтажный дом. На фоне остальных развалин он выглядел почти нетронутым, и эта удивительная сохранность вызывала подозрения. Жестами я приказал автоматонам приготовится к штурму. Передо мной моментально построились три легионера, сомкнув свои большие щиты, оставляя между ними крохотные просветы. За ними выстроились два автоматона-штурмовика, направив свои карабины в просветы между щитами легионеров. Подобным образом автоматоны выстроились и позади меня. Я же находился посредине этой фигуры. Пока это построение аккуратно двигалось к двери, ещё пара автоматонов-штурмовиков быстро заняла позиции по бокам от двери. Построение приблизилось к порогу, и я отдал приказ к действию. Мощным ударом один автоматон более не делал из двери препятствие. Он быстро зашёл внутрь, а вслед за ним последовал второй. Первые автоматоны построения также начали входить внутрь. Первым шёл легионер, закрывая пространство перед собой своим щитом. Чуть выглядывая из-за его плеча за ним шёл штурмовик. Так вошли первые пять автоматонов, и я следом за ними. Оставшиеся пять, что были позади построения остались снаружи. Только сейчас глядя на всё это, я обратил внимание на то, что автоматоны двигаются так, будто испытывают жуткую боль при каждом шаге, издавая лёгкое поскрипывание вместо стона.
В прихожей лежали оплавленные кости таза и ног. Сбоку на стене висело треснутое в углу зеркало. Под ним на подзеркальнике изображением вниз лежала фотография. Во мне стало нарастать чувство тревоги. Как бы сопротивляясь моей воле, рука подняла фотографию и поднесла к лицу. Она была уже настолько выцветшей, что уже нельзя было сказать, что на ней было изображено. Со второго этажа спустилась два автоматона, первыми вошедшими в дом. Я приказал им ожидать здесь, в прихожей, а сам пошёл наверх. Там я обнаружил детскую комнату, в которой лежали почти полностью превратившиеся в пепел маленькие косточки. Они явно принадлежали ребёнку. Тревога стала сменяться страхом, который всё больше охватывал меня. Это слишком было похоже на то, что я видел по ночам…
Раздался разряд. Я вздрогнул. Стреляли на улице. Сопротивление! Оно загнало меня в ловушку! Автоматоны, стоявшие на улице, отстреливались в ответ, но двух стволов было явно недостаточно. Как я мог это допустить?! Вот из пяти автоматонов в дом зашёл один лишь легионер, закрываясь раскалённым щитом. Но меткий разряд, пущенный в узкую щель щита с другого конца улицы превратил его верхнюю часть тела в прах и груду раскалённых железок. Я приказал оставшимся легионерам закрыть вход, а штурмовикам вести ответный огонь, двоих из которых я отправил отстреливаться на второй этаж. Сам же я отправился искать пути отступления.
Дом имел запасной выход. Но вдруг его дверь быстро раскрылась. Реакция последовала незамедлительно, и один боец Сопротивления был убит. Но вот последующий наставил на меня оружие. В это время, услышав стрельбу, сюда подошёл автоматон из прихожей. Я приказал ему сложить оружие, и безвольная кукла, ни минуты не колеблясь,подчинилась. Под стволами карабинов меня вывели в прихожую, и остальные автоматоны также поспешили сложить оружие, услышав мой приказ.
Стрельба прекратилась. бойцы Сопротивления с моей помощью вывели автоматонов на улицу, где их и расстреляли. Меня же поставили на колени и связали позади тела руки.
— Ну и ну, вы только посмотрите, какой улов. Да это же командор! — сказал один из бойцов, который скорее всего был здешним командующим.
— Лучше убейте меня сразу. Вы ничего от меня не узнаете! — со злобой сказал я
— Ха! Мы и не будем у тебя ничего выпытывать. Ты нам сам всё расскажешь. Скажи, что ты чувствуешь? А? Ты знаешь, что у человека, которого ты убил, есть жена? И две дочки есть. Каково это, отобрать у кого-то любимого человека и отца?
— Человека? Вы все здесь просто сброд дикарей. Союз до вас всех доберётся.
— Тяжёлый случай. Грузи его.
Меня заставили подняться и идти на выход. Там бойцы выстроились в небольшие колонны
— Нам придётся идти пешком. Да, опять, не корчте лица. Дойдём до точки, и нас заберут броневики. Всё, выдвинулись, быстро!
Бойцы двинулись из города лёгким бегом, и я вместе с ними. Чуть погодя командир сопротивления отдал приказ, и весь отряд разделился на несколько маленьких, каждый из которых двинулся в разные стороны. Не знаю, сколько мы ещё двигались, но наш маршрут закончился возле разорённой под самое основание деревушки. Там стояли паровые тягачи. К этим угловатым железным коробкам, передвигавшимся на гусеницах, сзади были закреплены продолговатые десантные контейнеры на маленьких гусеничках. Бойцы Сопротивления быстро погрузились в них. Меня затолкали в последнюю очередь.
Тягач пыхтел, волоча нас на базу Сопротивления.
— Ослабь чуть ему путы — сказал командующий.
Боец, сидевший подле меня, немного ослабил верёвки на моих запястьях, и кровь хлынула к затёкшим тканям, заставив лёгких холодок облегчения пробежать по рукам. Сколько мы двигались на тягачах, я не знаю, но когда я вышел из десантного контейнера, вечер уже плавно переходил в ночь. Бойцы разбрелись по своей базе, которая во времена войны служила полевым командным пунктом одной из сторон конфликта. В обветшалых окопах не спеша и с наслаждением покуривали папироски часовые, толстый повар с запозданием готовил ужин, некоторые спешили каждый по своим делам… В воздухе висело напряжение, настолько сильное, что, казалось, оно разогревает прохладный вечерний воздух, делая его тяжёлым и удушливым. Глава отряда гордо, как свой личный трофей вёл меня к своему командиру. Он сидел в блиндаже, изучая какие-то планы.
— Товарищ командир, смотрите, кого я вам привёл. Был отправлен с двенадцатью марионетками зачищать наш лагерь в Корнве.
— Ну так развяжи ему руки и оставь нас наедине — спокойно ответил командир
— Товарищ командир, вы уверены? Он же…
— Из Союза. А сам ты откуда? Забыл уже, как подчищал наши ряды под их флагом?
Главный отряда смутился и поспешил выполнить приказ. Освободив меня от пут, он, как побитая собака, вышел из блиндажа и прикрыл старую деревянную дверь.
— Ну присаживайтесь, товарищ командор — сказал командир Сопротивления, рукой указывая на скамью напротив.
— Ваши уловки не возымеют успеха. Так что зря стараетесь — ответил я, присев на скамью
— Да-да, вы нам ничего не скажете. Мы сброд, дикари, и Союз скоро нас сокрушит. Знакомая песнь. Хотите верьте, хотите нет, но мне так половина всех людей в этом пункте говорила. Знаете, вас здесь никто не держит. Да, вас сюда притащили насилу, но если вы захотите уйти, никто не будет вам мешать.
— Ха! может, вы ещё и ужином меня накормите, пытать не будете?
— Накормим. И пытать не будем. Я вам скажу больше, мы вам ещё и место для сна выделим. Видите ли, вы теперь с нами, хотите вы того или нет.
— Вы слишком самоуверенны.
— Отнюдь. Я сказал, что вы можете покинуть наш лагерь. На рассвете одна из наших групп двинется в сторону Корнва на тягачах. Мы можем подбросить вас. Только помяните моё слово, вы и к воротам подойти не успеете. Вас убьют.
— Откуда такая уверенность?
— Некоторые, подобные вам, пытались вернуться в столицу. Они даже грозили нам, что что скоро сюда прибудут силы Союза и разгромят нас. Но они превращались в кучки пепла, не дойдя и до городских ворот. Поэтому выбор у вас невелик: вы теперь либо с нами, либо будете убиты идеей, которую и поддерживаете.
— …
— Слушайте, завтра я буду ждать вашего решения. Но мне жаль, если вы вот так глупо умрёте, а потому надеюсь, что останетесь с нами. Пойдёмте, я покажу где вы можете отдохнуть.
Этой ночью сон пришёл ко мне поздно. Я никак не мог принять происходящее, ибо оно казалось мне каким-то ненастоящим, мнимым. Мой разум сопротивлялся мысли о том, что Сопротивление совсем не такое, каким нам его мулевали генералы Союза. Но вот моё измученное сознание стало уставать от самотерзания, хватка мыслей слабела, а веки тяжелели. Наконец, я провалился в сон.
…Белоснежный флаг Союза, несущий на себе алую шестерню, горел хорошо. Пламя с жадностью поглощала знамя, водрузившееся почти над всем миром. Люди узнают правду об истинном лице Союза, о его лживых идеалах, прикрытых ангельской личиной благих намерений во имя всего человечества. А пока… Пока кучка автоматонов молча смотрела на горящий флаг…
…В городе бушевали беспорядки. Диверсия удалась на славу, и прямо сейчас все силы Союза были направлены на борьбу с бойцами сопротивления, уведя основные силы от южных ворот. А в это время поезд мчал, набирая ход. Его машинист уже со всем смирился, да и едва ли тяжёлое ранение в голову позволило бы ему жить нормальной жизнью. Войска Сопротивления уже отбили южные земли столицы и теперь ожидали поезда. Его гудки раздавались всё чётче, и устрашающий стук его колёс приближался. Вот он, мчит на пределе своей скорости. Испустив последний гудок, он с чудовищным лязгом и грохотом, и врезался в южные врата, и мощный взрыв парового котла разнёс и их, и окружавшие врата стены. Сквозь лязг и грохот, сквозь звуки битвы раздался голос:
— Время пришло, друзья! Грядёт наша последняя битва, и вам страшно. Страшно и мне. Не бойтесь, ибо страх есть свидетельство нашей человечности, свидетельство того, что мы — люди! Мы - живые! Не бойтесь, ибо сегодня мы сражаемся не за себя и даже не за своих жён и детей. Сегодня мы сражаемся за будущее всего человечества! Люди не будут рабами треклятой машины! Ура!
И воздух содрогнулся оглушающим раскатом громогласного «Ура!». Начался штурм, и многие пошли в свою последнюю атаку…
Картинка стала расплываться, звуки стали глохнуть, и я провалился во тьму, более не видя ничего. Меня растолкал на рассвете боец сопротивления:
— Вставай. Главный хочет тебя видеть — сказал он.
Это был мужчина лет так за сорок. Его лоб уже был тронут морщинами, а на подбородке и челюсти красовалась седая щетина. Через правую сторону его лица проходили два длинных продольных шрама. Глядя в это лицо, любой бы пропитался уважением к этому потрёпанному и жизнью, и войной мужчине. Я медленно встал и последовал за ним к командиру.
Он сидел в своём блиндаже. Создавалось впечатление, что он и не покидал его. Боец поприветствовал командира и удалился, оставив меня с ним наедине.
— Итак, мои люди уже готовы выдвинуться. Вы остаётесь или… — он посмотрел мне прямо в глаза, и его взгляд выражал сильную надежду.
— Я… Не знаю, как мне быть
— Понимаю. Долг зовёт вас назад, да? Присядьте — командир указал рукой на скамью напротив — Позвольте я вам кое-что расскажу о вашем любимом Союзе. Знаете, правда очень… тяжёлая штука. Все вопят, чтобы им подавали правду, но по факту очень немногие готовы её на самом деле услышать. И ещё меньше людей готовы её принять, какие бы безумные очертания она не принимала. Вы готовы её услышать и принять?
Я не знал, что отвечать. Мой язык вдруг стал свинцовым и никак не хотел поворачиваться, поэтому я лишь утвердительно кивнул головой.
— Что ж, тогда начнём с чего-нибудь простого. Вы знаете какой сейчас год?
— Двадцать третий, — ответил я.
— А вот тут вы ошибаетесь. К сожалению, уже никто не ведёт счёт времени, поэтому и я вам не скажу точную дату. Но одно я знаю точно, сейчас уже давно не двадцать третий. Настолько давно, что сейчас уже года пятидесятые идут.
— Если вы не знаете, сколько лет прошло с двадцать третьего, как вы можете предполагать, какие сейчас года?
— Так в этом-то всё и заключается. Почему никто не знает точную дату? Мм? Слушайте, вы же командор, так? Наверняка вы имели доступ к секретным архивам. Вы же ведь знаете, для чего служат маяки?
— Да, знаю. Откуда это известно вам?!
— В наших рядах многие командиры — бывшие командоры и комадаты Союза. Нам уже всё известно. Но сейчас не об этом. Если вы знаете, для чего возводились маяки, вы знаете, какое воздействие они оказывают на людей. Они нам на мозги давят, заставляют думать так, как выгодно машине, понимаете?
— Машине? Вы говорите про Рукотворного Бога?
— Да, про него самого.
— Но ведь его строительство только должно завершиться, здесь, в этом городе.
— Ха-ха-ха. Как быстро вы стали сговорчивыми, — я смутился, понимая, что сказал очень много лишних слов, — не бойтесь, и это нам уже давно известно. А ещё нам известно, что вашего Нооса уже давно построили. Я хочу сказать больше, его даже запустили. Результат весь перед вами. Машина вздумала обратит людей в рабство, превратив их в этих мерзких отродий, которыми вы ещё недавно командовали.
— Это невозможно! Вы обманываете меня!
— Именно такое мышление и нужно машине. Она всё это время заставляла вас жить несуществующую жизнь! — повисла тишина, которую через некоторое время прервал командир — Я понимаю, насколько вам сейчас тяжело. Когда свято во что-то веришь, когда не раз готов отдать за что-то жизнь, уже трудно бывает от этого отказаться. Но вы должны понять, что это была не ваша вера. Вы были игрушкой, в руках треклятой машины, — и вновь повисла тишина.
Я упёрся взглядом в стол, не в силах о чём-либо подумать. Разум сопротивлялся услышанным словам, разрывая себя в глубоких сомнениях. Но в конце концов он сдался, принял истину, какой бы тяжёлой она не была.
— Я с вами, — наконец выдавил я из себя.
— Я надеялся это услышать, — ответил командир. — А сейчас вам нужно прийти в себя, осмыслить всё вами услышанное. Идите в казарму, в три часа будет собрание. Мы будем обсуждать план последнего сражения. И да, вы теперь у нас будете числиться как командир. Вам будет дано под командование отряд бойцов.
— Вы очень быстро доверили мне людей.
— Сейчас нам нужны толковые командиры не меньше, чем солдаты или оружие. Ступайте.
Постепенно мой разум смирился с истинным положением вещей. Правда теперь весела на мне тяжким грузом, но я более ей не противился. В три часа в полевом штабе было созвано последнее собрание, на котором был объявлен план действия.
— Теперь, когда все в сборе, я, пожалуй, начну. Вы знаете, что проклятая машина находится в самом сердце города, в Технобашне. Она-то и станет нашей главной целью. Русские уже начали вести активные боевые действия. Они выиграют нам дополнительное время на подготовку и оттянут возможное подкрепление Союза на себя. Также наш информатор сообщил, что через небольшой пост на севере, вот тут — командир ткнул пальцем в карту — пройдёт поезд противника, гружённый техникой и живой силой противника. Товарищ Власов, это я оставляю вам. Вы должны будете собрать своих людей, и занять поезд. Разумеется, противник не должен прознать о ваших действиях, ибо вы займёте место живой силы Союза. Когда придёт время, наш информатор свяжется с вами, и вы должны будете завязать в городе бой. Вам нужно будет оттянуть силы противника от южных районов города на север, где вы должны будете занять северные врата. Всё понятно? — командир Власов утвердительно кивнул. — Хорошо. Товарищ Райан, товарищ Кащинский, вы также будете отправлены на северный фронт наступления. Когда командир Власов откроет северные врата, вы должны будете помочь ему. К вратам вы должны подойти с минимальными потерями. Приказ ясен? — оба командира утвердительно — Хорошо. Что касается нас троих, — командир посмотрел на меня и товарища Мюллера — то мы расположим своих людей здесь, здесь и здесь — командир указал позиции на карте, — Двигаться будем к южным вратам. Вот здесь находится заброшенная станция. На ней мы расположили… реквизированный у Союза локомотив. Мы разгоним его, и он пробьет нам врата, открыв доступ в город. Ударим по силам Союза с двух сторон, возьмём их в кольцо в центре города и уничтожим. Затем прорвёмся в технобашню и уничтожим треклятую машину. Избавив мир от неё, мы также избавим людей от воздействия маяков, и нейтрализуем всех автоматонов разом. Живой силы у Союза немного, он привык полагаться на своих марионеток, поэтому добить Союз в дальнейшем не представляет из себя большой трудности.
— Что насчёт подкрепления? — спросил Мюллер
— На подкрепление не рассчитывайте. Здесь собраны все наши силы. Другие районы просто не могут больше присылать нам людей. Единственное, что могу сказать, у нас будет поддержка с воздуха. Запад Европы всё ещё под нашим контролем, и нам уже выслали паровые дредноуты и линкоры. Но расслабляться не стоит, так как Союз вероятнее всего также получит поддержку техникой. — На секунду все замолчали, но командир продолжил — Мы не можем проиграть. Вы понимаете, что здесь собран весь кулак Сопротивления. Если нас разобьют, боюсь, человечество обречено. Тех сил, которыми сейчас располагают остальные регионы, не хватит, чтобы остановить Союз. У нас нет права на проигрыш. Всем всё ясно?
— Так точно! — хором ответили командиры.
— Хорошо. Тогда Власов, Райан и Кащинский, собирайте своих людей, и начинайте переправлять их к указанным позициям. Товарищ Власов, завтра у вас будет ответственный день. Остальные, идите и скажите что-нибудь солдатам. Пусть готовятся. Решающий час не за горами.
Командиры покинули штаб, но я остался.
— Вы что-то хотели?
— Да, я хотел бы знать, кто такой информатор, о котором вы упомянули.
— Ну, этого я вам не скажу. И никто не скажет, потому что никто не знает, кто этот человек.
— То есть вы доверились тому, кого даже не видели?
— Ну-ну, товарищ командир, обижаете. Информатор однажды связался с нами, и предложил сотрудничество, при условии, что его личность останется в тайне. Командование долго тогда спорило, стоит ли идти на риск, но в итоге оно согласилось. Знаете, если бы не информатор, вас бы здесь сейчас не было. Так что в каком-то смысле вы ему жизнью обязаны. А теперь ступайте, вам ещё нужно познакомиться со своим отрядом.
— Думаете, они станут мне доверять?
— Станут. Многие из нас когда-то служили Союзу. Но теперь… Поверьте, к вам относятся здесь положительно.
Всё то малое количество времени в лагере царила атмосфера напряжённого ожидания. Люди готовились, и многие понимали, на что они вскоре пойдут. Но вот в один день на горизонте показались паровые суда. Даже издалека было видно, насколько они огромны. Естественно, это не осталось незамеченным. Я, Мюллер и главнокомандующий командир выдвинулись на свои позиции. Информатор в городе уже дал знак Власову, и наверняка тот уже скоро начнёт действовать, если уже не начал. Из северных лагерей также приступили к активным действиям Райан и Кащинский, продвигаясь к северу города.
Пробил час последнего сражения. На севере бушевали страшные бои, а Власов яростно удерживал северные районы города. Мы выдвинулись в бой, и походным гимном нам стал чудовищный рёв паровых воздушных судов, настолько огромных, что они закрывали собой дневное солнце. В воздухе шли поражающие разум баталии. Гигантские суда сближались боками друг против друга, и всё вокруг оглушали залпы орудий. И проигравший бой линкор или дредноут огромным горящим куском металла падал на землю, уничтожая всех и вся под собой. И каждое сбитое судно Союза внушало в людей всё большую уверенность в победу. Врата города всё ближе маячили на горизонте. Люди, забыв про любые раны, на ходу отрывали куски ткани от своей формы, наспех перематывались и вновь шли в бой. Всё сверкало от электрических разрядов карабинов. И к звукам баталии присоединился рёв мчащегося локомотива. Его машинист уже ни о чём не жалел, ибо Союз отнял его же рукой всех, кто мог ждать его возвращения. И гнев заставлял его ещё быстрее разгонять локомотив. Он на бешеной скорости промчался по магистрали, издав последний, победный гудок. И лязг металла, и взрыв перегруженного котла сели и врата, и часть стены. Сквозь какофонию битвы раздался громкий, твёрдый и полный решимости голос:
— Время пришло, друзья! Грядёт наша последняя битва, и вам страшно. Страшно и мне. Не бойтесь, ибо страх есть свидетельство нашей человечности, свидетельство того, что мы — люди! Мы - живые! Не бойтесь, ибо сегодня мы сражаемся не за себя и даже не за своих жён и детей. Сегодня мы сражаемся за будущее всего человечества! Люди не будут рабами треклятой машины! Ура!
И воздух содрогнулся оглушающим раскатом громогласного «Ура!». Начался штурм, и многие пошли в свою последнюю атаку. Союз яростно сопротивлялся, но куда их бездушным куклам тягаться с отчаянным нежеланием умирать, которое живёт только в живом человеческом сердце. Сопротивление продолжало давить, наступая с Северных и Южных районов, загоняя силы Союза к технобашне, окружая их. Огромное Сооружение невиданных масштабов стало полем последнего сражения. Союз проигрывал, и может быть эти бездушные уродцы, некогда бывшими людьми, это понимали. И когда последний автоматон пал, карабины поднялись в небо, победно тыкая в небеса.
— У машины не осталось больше солдат! Сегодня она впервые познает, что такое страх. Положим конец тирании алой шестерни!
Солдаты приготовились брать штурмом технобашню, но к главному командиру подбежал связной. Он снял со спины огромную антенну и направил её диск в северно-западном направлении. Командир снял трубку с его груди и выслушал всё, что ему сказали. Люди рано праздновали победу. Союз прислал огромное подкрепление, чтобы защитить город, и прямо сейчас оно сокрушало один район за другим. Проклятые уроды использовали против людей их же тактику!
— Товарищ командор, мы понимаем, что это конец. Вы должны уничтожить эту бесовское ведро, — далее командир обратился ко всем — Слушайте все, враг наступает! Здесь мы оказались в ловушке, но мы ещё живы, и наши руки сжимают оружие! Они думают, что мы дрогнем, что мы сдадимся, но нет! Этому не бывать! Солдаты, займите позиции, и отдайте свою жизнь как можно дороже! — Многократное «ура!» прокатилось по воздуху, и командиры поспешили занять со своими людьми позиции. — Вы знаете, что нужно делать.
ара бойцов в паровой броне раздвинули для меня двери. Как только я оказался внутри, они отпустили железные створы, и те с грохотом закрылись. То, что предстало перед моим взором, будоражило сознание. Такие технологии не могли представиться даже самой безумной голове. В башне не было окон, её внутренности были выполнены из какого-то тёмного металла, на котором блестели золотые дорожки и странные маленькие устройства. И из стен, и из потолков выходило множество трубок и проводов различной толщине. Несмотря на внешний вид, внутри башня была совсем тесно, и представляла из себя коридор, ведущий к платформе. Встав на неё, платформа дрогнула и начала поднимать меня вверх. Этот подъём был долгим. Я с напряжением ждал, когда наконец окажусь наверху. Мои руки, сжимавшие заряженный карабин, вспотели, а ноги дрожали от напряжения. Наконец платформа остановилась. Передо мной открылись массивные металлические створы, открывающие проход в гигантский круглый зал, вдоль стен которого стояли странные массивные устройства со множеством панелей, мерцающий огоньков, трубок и проводов, которые в свою очередь уходили в против