В период с VIII до VI столетия включительно мы видим в Греции ряд важных внутренних переворотов или, точнее, перемен: падение царской власти и господство аристократии, затем борьбу народа, демоса, против этой аристократии, владычество тиранов и наконец переход к демократии или к более умеренной аристократии. Перемены эти совершаются с особой последовательностью и происходят почти повсеместно в Греции. Эта повсеместность показывает, что они вызваны были общими и глубокими причинами, коренившимися в самом ходе развития греческого общества.
К середине VIII века монархическая власть исчезает почти всюду в Греции. Как исключение и своего рода «культурное переживание», сохранилась она в Аргосе и Спарте. Но в Аргосе, где цари упоминаются еще во время Персидских войн, это была лишь тень прежних монархов; в Спарте царская власть тоже утратила свое настоящее значение, свою сущность, и сохранила скорее лишь внешние атрибуты.
Падение монархии в Греции произошло постепенно, без крупных потрясений. Уже в гомеровскую эпоху царь был в сущности только первым между равными ему представителями знатных родов. Между царем и его родом с одной стороны и знатными, могущественными фамилиями с другой не было четкой дифференциации; Знатные, подобно царю, нередко вели свое происхождение от богов и героев; их тоже называли иногда «царями»[1]. По мнению В.П.Бузескула, в период переселений и завоеваний царская власть была еще необходима, но по завершению его эта необходимость царской власти отпала[2]. Не было такой нужды в сосредоточении власти в одних руках. Самые природные условия не способствовали образованию единого государства с сильною центральною властью. В древней Греции всегда было много отдельных, самостоятельных небольших государств и там развился полисный тип государств. А в полисах легко было обойтись и без царя. При этом, особа царя не могла быть окружена ореолом величия, как это было на Востоке. Она не казалась чем-то таинственным и грандиозным, будучи на виду у всех, со всеми ее человеческими слабостями и недостатками. Наконец, царь в своем лице соединял обязанности военачальника, правителя, судьи и жреца. Но с течением времени политическая жизнь развивалась, отношения делались сложнее, появилась потребность в расчленении прежде единой власти. Монархия прежде всего падает в греческих колониях малоазийского побережья: здесь легче было отрешиться от прошлого, от традиционного уважения к царской власти. На новой почве, среди новых условий, легче было возникнуть и новому порядку, новым формам политической жизни.
Итак, в VIII веке до н.э. монархия в Греции уступает место аристократии. Эта перемена совершается в основном не путем революции, а эволюционно. Власть от царя могла перейти в руки целого царского рода. Так было, например, в Коринфе, где стала властвовать фамилия Бакхиадов, к которой принадлежали и прежние цари[3]. Случалось, что потомки царей удерживали свой титул, за ними оставалось жречество и некоторые привилегии. Этот титул переносился на сановника и членов коллегии, носивших обязанности сакрального характера.
В.П. Бузескул соглашается с учеными, в числе которых Эдуард Мейер, автор «Истории древности», которые называют период от переселения племен и до возвышения демоса, эпоху Гомера и могущества знати, греческим «средневековьем», утверждая: «Общественные группы и наследственные сословия резко разграничены. Господствующее положение занимает землевладельческая, военная знать, разделенная на роды, проникнутая сословным сознанием, корпоративным духом, сражающаяся сначала на колесницах, потом верхом на коне, любящая войну, «рыцарские подвиги», охоту и пиры. При дворах знатных певец — желанный гость. Это эпоха героической песни, позднее — лирики и новеллы. Чем для средневекового Запада были рыцарские турниры, тем для греков того времени были олимпийские и им подобные игры, с их ристаниями и состязаниями. Слабый ищет защиты сильного и у тогдашних аристократов Греции была многочисленная клиентела. Мы видим крестьян в положении людей более или менее зависимых, начиная от смягченных форм крепостничества и до полной закабаленности; видим господство натурального хозяйства, по крайней мере в первой половине греческого средневековья, ремесло — презираемым и мало развитым…»[4]
Положение аристократии на основе работы В.П.Бузескула. Аристократы, как класс, носили в Греции различные названия: их называли обыкновенно «хорошими», «лучшими» (aristoi, отсюда и самое слово аристократия и аристократы), «благородными», «евпатридами», иногда «богатыми» и даже «жирными». Простой народ протипоставлялся им, как «дурные», «худые» или «худшие», «подлые» люди.
Основой могущества и влияния греческой знати было, во-первых, происхождение. Если впоследствии даже в демократических Афинах благородное происхождение имело большое значение и считалось «великим и почетным жребием»
Во-вторых, богатство, которое соединялось со знатностью. Аристократы были в пору своего владычества самым богатым классом в Греции. В их руках сосредоточивалась крупная земельная собственность. Кроме того, у знатных были многочисленные стада скота. Но особенно любили они содержать коней. Высшее сословие в некоторых греческих городах даже носит название «всадники». В домах знати имелись богатые запасы металлов, оружия, утвари, всякого рода припасов, вина и другие. Землевладение оставалось главной основой богатства знати.
В-третьих, Аристократы были главной военной силой. Располагая материальными средствами и досугом, аристократы могли обучаться военным навыкам, гимнастике, играм и т.д. Тогда главной силой на войне была конница. Но чтобы иметь колесницу и соответствующее вооружение, содержать коней, нужно было располагать большими средствами, слугами. Аристотель по этому поводу замечает, что тем, кто небогат, нелегко содержать коней; поэтому в древние времена в городах, сила которых была в коннице, господствовала олигархия[5].
В-четвертых, только аристократы получали тогдашнее образование. Оно было еще слабо распространено и обыкновенно соединялось со знатностью и богатством. Аристократы являлись знатоками и толкователями обычаев и права, хранителями старины и традиции. Они были судьями и жрецами.
Таким образом, в те времена аристократия была не только политическою, но и социальною, военною и культурною силою. Не вызывает сомнений, что ей принадлежало владычество. Аристократия смотрела на свое владычество не только как на право и привилегию, но осознавала обязанности. Она служила обществу и государству, и в мирное, и в военное время. Тогда аристократы были «aristoi», «лучшие» мужи, и с честью несли лежавшие на них обязанности.
Но, В.П. Бузескул продолжает, «с течением времени замечается нравственный упадок аристократии, деморализация и разложение ее. Сыновья часто не были похожи на своих отцов, которые, как мы сказали, с честью несли свою службу государству и обществу. Новые поколения расточали богатства, предавались наслаждениям, забавам и роскоши. Недаром издавались законы против излишней пышности. Сыновья знатных росли среди неги и роскоши, тогда как молодое поколение демоса среди труда и забот закалялось в борьбе за существование. Наконец между аристократами обнаруживается и разлад, происходят раздоры и соперничество, борьба отдельных лиц и фамилий за власть»[6]. Ясно, что это не могло способствовать упрочению могущества знати.
Было время, когда знатный человек оказывал во многих случаях покровительство и защиту слабому. Но в общем положение народной массы с падением царской власти не улучшилось, а скорее ухудшилось. Прежде царь мог стать посредником между знатными и простым народом; в его даже интересах было оказывать покровительство демосу, чтобы иметь в нем опору против могущественной знати и ее притязаний. Теперь же простой народ был всецело в руках правящей аристократии, и ее владычество вскоре стало для него тяжелым игом. К тому же, с VII века в экономической жизни Греции с. 8 происходит перемена, которой мы будем еще касаться и которая не могла не повлиять на ухудшение отношения знатных к народной массе: начинается переход к денежному хозяйству, появляются первые признаки капитализма, обнаруживается страстная погоня за деньгами. Прежние патриархальные отношения уступают место эксплуатации и большему произволу. Тут влияли не только личная корысть и алчность, но и более общие причины. С распространением денег и с переходом от чисто натурального хозяйства к денежному цены повышались, жизнь становилась дороже. Родовой знати приходилось состязаться с возвышавшимся новым классом, богатыми купцами, промышленниками, своего рода капиталистами. Надо было поддержать свое достоинство, сохранить общественное положение, соответственное знатности. Иные аристократы сами принимались за торговлю; но для большинства земля оставалась по-прежнему главным источником дохода, и чтобы добыть новые средства, приходилось выжимать их из земли, повышать с крестьян аренды, поборы, повинности, без пощады относиться к неисправным плательщикам.
Слабому трудно было найти правды и защиты против сильного: и господами, и судьями были знатные. Жалобы на тяжелую долю земледельца, на беззащитность слабого и в особенности на отсутствие правды в судах, мы встречаем уже за 700 лет до Р. Х. у Гесиода в его «Трудах и днях»3. Мрачными красками рисует Гесиод современный ему век — «век железный», когда люди обречены весь день страдать от труда и тяжелых забот, не иметь отдыха даже ночью. «Позднее родиться или раньше умереть» хотел бы поэт, чтобы только не быть современником этого поколения, испорченного и преступного. Но зло станет еще хуже, и тогда, «прикрыв прекрасное тело одеждой белою, с земли широкой улетят на небо и Стыд, и Совесть», оставив смертным людям тяжкие печали, и не будет защиты против зла. В поучение правителям4 Гесиод приводит басню о ястребе с. 9 и соловье. Ястреб схватил соловья «сладкозвучного» и нес его высоко в облаках, вонзив в него свои кривые когти, и когда тот начал жалобно стонать, то ястреб обращается к нему с такими словами: «Чудак! чего ты кричишь? Ведь ты во власти более сильного. И отправишься туда, куда потащу, хоть ты и певец. Захочу — съем, захочу — выпущу. Безумец тот, кто захочет бороться с сильным: и победы лишится он и сверх того испытает горечь унижения». «Так говорил быстролетный ястреб, ширококрылая птица». Неправый торжествует благодаря правителям-«дароедам», по выражению Гесиода, т. е. берущим подарки, взятки. В судах нет правды: ее изгнали правители-«дароеды», которые, как хотят, так и судят и постановляют несправедливые решения. Поэт грозит гневом и карой Зевса, который все видит, все наблюдает — и правду, и злые дела — и который каждому воздаст по делам. Есть еще дева Дика, Правда, рожденная от Зевса, и она ему поведает о нанесенных ей обидах, о несправедливости людей.
Неудивительно, что владычество аристократии стало вызывать неудовольствие и ропот и против этого владычества обнаружилась оппозиция.
Между тем в Греции наступали новые условия, которые в свою очередь отразились неблагоприятно на положении аристократии, и выдвигался новый класс, — возвышался демос.