Туманс соглашается, что общество аристократии в новых условиях не могло оставаться без изменений. В тоже время, он занимает противоположную позицию по поводу отношения к традии, отмечая, что специалисты в один голос говорят о характерном для VIII в. до н. э. повышенном внимании греков к прошлому, что проявлялось в самых разных сферах жизни[7]. Особенно это заметно на примере захоронений: в это время многие гробницы оказываются в центре внимания и становятся объектами поклонения: в них теперь видят могилы знаменитых героев прошлого. Так складывается культ героев. Следы почитания микенских гробниц засвидетельствованы на протяжении почти всех «темных веков», но именно во второй половине VIII в. до н. э. это явление достигло особого размаха, что обычно объясняется непосредственным влиянием гомеровского эпоса.
Воспроизводятся некоторые элементы, позаимствованные из гомеровских описаний. Причем достигается это путем преднамеренной архаизации. Так, например, в могилу одного эретрийского воина было положено бронзовое копье — исключительная редкость для конца VIII в. до н. э., но зато типичнейшее оружие гомеровских героев. Это значит, что определенная часть населения стремилась активно «жить по Гомеру», в соответствии с его системой ценностей. Очевидно, таким способом аристократия желала сделать свой статус героическим и привести его в соответствие с эпическими стандартами.
Поразительно, однако, что все эти явления, имевшие общегреческий характер, совпадают по времени с началом культурного и экономического подъема греческих городов. На фоне коренных изменений всех условий жизни такая усиленная имитация прошлого и обращенность в легендарные времена свидетельствуют о сильном сопротивлении наступавшему новому миру. Бросается в глаза, что сопротивление шло именно со стороны аристократии, которая по-прежнему ориентировалась на гомеровские идеалы. Э. Штейн-Хёлькескамп объясняет все эти явления стремлением знати определить свои позиции в меняющемся обществе. Однако такое стремление само нуждается в объяснении: что значит «определить позиции» и зачем это нужно?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить статус аристократии в данную эпоху. Как уже сказано, у Гомера этот статус не имел никакой юридической основы и основывался на военной доблести. Со временем, конечно, ситуация изменилась: греческие общины перешли от полукочевого и воинственного состояния к оседлому и более мирному городскому образу жизни. 8 На смену передвижениям племен, войнам за территорию и разбойничьим
Стр117
набегам пришли мелкие пограничные конфликты, и жизнь стала намного спокойнее. Война перестала быть главным занятием, и ее место занял земледельческий труд. Археология фиксирует этот переход исчезновением оружия из погребений. Акцент переместился на мирный труд и это не могло не вызвать серьезных изменений в образе жизни греков. Фукидид писал, что сразу после Троянской войны вся Эллада была охвачена набегами и разбоем и тогда жители даже дома не расставались с оружием. Но со временем жизнь стала спокойнее и люди перешли к оседлому образу жизни, что Фукидид объясняет ростом материального благосостояния греков (Сегодня археология подтверждает правоту афинского историка.
Переход к мирному образу жизни имел важные последствия: воинская доблесть в новых условиях утратила свое первостепенное значение и гомеровские герои оказались не у дел. На первый план выдвинулись зажиточные крестьяне, ремесленники и торговцы. Почет и статус стали больше зависеть от богатства, чем от доблести. Наступил «гесиодовский век». Аристократия к этому времени уже обладала выдающимся положением и богатством по праву наследства, но с обоснованием статуса уже возникали проблемы. Статус должен был постоянно доказываться доблестями и заслугами, а в условиях мирного времени военная аристократия лишилась такой возможности. Традиционной веры в то, что доблести и пороки передаются по наследству, не хватало для того, чтобы оправдать статус. У Гомера главное кредо молодого поколения героев было емко выражено в одной фразе: «быть достойным породы бодрых отцов» Однако в жизни бездеятельные наследники славных героев, как правило, оказывались хуже своих родителей. Поэтому уже Гомер с горечью отмечал:
Гомеровский Нестор утверждал, что раньше были такие богатыри, с которыми никто из теперешних людей не дерзнул бы померяться силой (. Лучшие герои. Гесиод в этом пошел еще дальше: он разработал концепцию о пяти деградирующих человеческих поколениях.
Нам думается, что эти мотивы нельзя объяснить только общечеловеческой склонностью считать, что «раньше все было лучше». Здесь могут иметь место еще два фактора. Во-первых, это характерная для традиционных обществ ориентация на идеализированное и мифологизированное прошлое, воспринимаемое как абсолютный идеал, высший авторитет и образец для всей жизнедеятельности 9. В этом сказываются особенности мифологического мышления, которое наделяет прошлое особой сакральностью и побуждает людей воспроизводить заложенные в нем священные образцы, повторяя единственно правильный опыт предков по принципу: «чем древнее, тем лучше». Как известно, такая ориентация на прошлое и традицию составляла стержень идеологии греческого полиса. Во-вторых, идею о деградации потомков славных героев мог стимулировать и социальный опыт повседневности, показывающий несоответствие нынешней аристократии эпическим идеалам прошлого.10 Особенно это заметно у Гесиода, у которого дурные примеры «царей-дароядцев» бросают тень на всю институцию царской власти. Таким образом, можно говорить о возникновении кризиса статуса аристократии, который лишился своей главной основы: идеологического оправдания. За отсутствием юридической базы героическая идеология была единственной формой легитимации этого статуса. Теперь условия жизни изменились и потомкам героев нечем стало оправдать свое положение кроме как ссылками на славных предков. Тем не менее идеологию никто не отменял и аристократам было необходимо доказывать свое превосходство и свои доблести.
Необходимость постоянно доказывать свой статус вызвала к жизни два явления: одно из них — это уже отмеченная выше обращенность к старине и подражание гомеровским образцам. В это
Стр119
Там же
время актуализировалось героическое прошлое, строились генеалогии, которые возводили знатные роды к гомеровским героям; эпический мир становился высшим идеалом, а его образцы приобретали нормативный характер31. Это была попытка обосновать настоящее прошлым и доказать наследственную преемственность аристократического статуса. Другое явление было вызвано к жизни стремлением аристократии личной доблестью доказать соответствие эпическим стандартам и занимаемому положению. Средством для этого стал агон. Теперь доблесть доказывалась не на полях сражений, а на спортивных ристалищах. Такие состязания происходили и раньше и они изначально были тесно связаны с религиозными культами, но сейчас, в новых условиях, в Греции начался настоящий расцвет агональной культуры. Все больше становилось состязаний и их разновидностей. Уже Одиссею в стране феаков пришлось доказывать свой статус именно участием в спортивном состязании Гесиод, в свою очередь, сам принимал участие в мусическом агоне на похоронах Амфидаманта. Такие погребальные состязания происходили из эпической старины и носили ярко выраженный аристократический характер. Самым знаменитым примером считаются погребальные игры, устроенные Ахиллом на похоронах Патрокла в «Илиаде» Но примечательно, что в аристократических играх на Эвбее в конце VIII в. до н. э. принимал участие Гесиод, т. е. беотийский крестьянин. Это значит, что агон приобрел теперь более широкое значение, чем раньше.11 Теперь не только аристократы состязались между собой в силе и ловкости, но и поэты в своем песенном мастерстве. Гесиод в начале своей поэмы говорит, что все вокруг охвачены соревновательным духом:
«Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник;
Нищему нищий, певцу же певец соревнует усердно.»
Создается впечатление, что все гесиодовское общество проникнуто сплошной агональной активностью и все соревнуются друг с другом. Сразу следует отметить, что соревнуются между собой только равные категории людей: певец с певцом, плотник с плотником, но не плотник или нищий с аристократом. В этом проявляется
иерархическая структура общества. Однако сам факт всеобщей состязательности и популярности всех видов соревнований заставляет задуматься о причинах такого явления.
Нам представляется, что здесь срабатывал старый фундаментальный гомеровский стереотип: чтобы выделиться в обществе «равных возможностей» и заслужить почет, необходимо добиться славы. Вот это стремление к славе и создавало тот соревновательный дух конкуренции, который показывает Гесиод и который стал едва ли не основной характеристикой греческой культуры. Только если у Гомера слава добывается на поле боя и является идеалом аристократии, то теперь, в мирное время, каждый стремится добыть себе славу в своем виде деятельности и оказывается, что все занятия одинаково хороши для этого. Поэтому неудивительно, что спустя два столетия Сократ поучал молодого Главкона таким образом: «если хочешь пользоваться славой и уважением у нас в городе, старайся добиться как можно лучшего знания в избранной тобой сфере деятельности...». Без сомнения, такое отношение к добыванию славы сложилось уже задолго до Сократа, в «век Гесиода». Коль скоро все сферы деятельности хороши для приобретения славы, получается, что в этом все опять оказываются равны, и герои, и простые смертные. За этим стоит не что иное, как древний принцип «равных возможностей». Конечно, в это время уже более чем маловероятно, чтобы приобретенная слава меняла статус гончара или плотника, но общественное признание было для него, очевидно, достаточной мотивацией. Это значит, что гомеровская модель продолжала жить и прочно вошла в сознание не только аристократии, но и всех слоев общества. С тех пор погоня за славой стала характернейшей особенностью греческой культуры 11.
Естественно, что в условиях такого всеобщего соревнования старая «гомеровская» аристократия должна была чувствовать себя неуютно. Теперь любой «простой смертный» мог превзойти в по-
Стр 121
пулярности наследственного воина, который был потомком какого-нибудь славного героя, но ничем себя не проявил. К тому же разбогатевшие выходцы из народа могли сравняться с аристократией по богатству и даже превзойти ее. К этому присоединялась и тотальная меркантилизация жизни, которая неотвратимо вытесняла старые гомеровские ценности (вспомним хотя бы отношение к торговле у Гомера и Гесиода!). В массах росла альтернативная, не аристократическая, а обывательски-мещанская идеология. Тем не менее аристократический статус по-прежнему требовал подтверждения, его надо было постоянно доказывать славой. Аристократии приходилось искать средства для доказательства своего превосходства и демонстрации своей традиционной доблести, которой не было у простолюдинов. Нужно было показать свое сходство с древними героями. Большей частью эту функцию выполняли спортивные состязания, но для того, чтобы активно «жить по Гомеру», этого было мало. Нужны были более веские доказательства, подтвержденные делом. Вскоре для этого представился удобный случай.
Лелантская война
Где-то на рубеже VIII—VII вв. до н. э. на острове Эвбея разгорелся продолжительный военный конфликт между городами Эретрией и Халкидой. По словам Фукидида, это была крупнейшая военная кампания в греческом мире после Троянской войны, в которой, помимо непосредственных противников, принимали участие и другие греки на той или иной стороне. Исследователи полагают, что причиной этой войны было не экономическое соперничество, которое тогда еще не могло возникнуть, но пограничный спор из-за плодородной Лелантской долины, благодаря которой и сама война получила свое название. В военных действиях принимали участие многие города, но представлены они были не народными ополчениями, а аристократией35. Собственно говоря, эта война стала знаменитой именно благодаря своему аристократическому характеру. Погибших знатных героев хоронили со всеми почестями по всем правилам гомеровской этики. Таковы были, например, те самые похороны Амфидаманта, на которых Гесиод завоевал свой треножник; а над могилой Клеомаха из Фарсала был установлен памятник, который мог лицезреть еще Плутарх Так на войне репрезентировалась знать. Связанные между собой узами гостеприимства, аристократы стекались на Лелантскую равнину, чтобы принять участие в споре двух городов. Это была идеальная возможность, чтобы они могли наконец почувствовать себя настоящими гомеровскими героями и проявить свою воинскую доблесть, а заодно и подтвердить свой статус. Поскольку эта война сразу приняла демонстративный характер, то и вестись она должна была по всем правилам аристократической этики. На этой теме следует остановиться подробнее, так как вопрос о том, какими средствами велись военные действия, имеет принципиальное значение.
В нашем распоряжении есть два античных свидетельства, указывающих на то, что воюющие стороны на Леланте договорились не применять метательное оружие, а сражаться только врукопашную. Во-первых, это фрагмент одного стихотворения Архилоха в котором говорится о рукопашных схватках на Эвбее, без стрел и пращей, а во-вторых, это сообщение Страбона о том, что в Амаринфском храме Артемиды на Эвбее он видел стелу с надписью, из которой следует, что эвбейцы договорились не применять метательное оружие в бою. Вроде бы все ясно и оба свидетельства прекрасно дополняют друг друга, но скептически настроенные ученые ни за что не хотят верить античной традиции и стремятся во что бы то ни стало опровергнуть ее. Наиболее ярким представителем этой позиции является Д. Фелинг, который задался целью доказать неверность наших источников.12 Его
Стр 123
статья изначально нацелена на то, чтобы преподать наглядные «уроки» о фальшивости античной традиции. Поэтому статья так и называется: «Уроки...». Аргументация автора классическая для гиперкритической школы: берется самый древний источник, в данном случае стих Архилоха, в котором, конечно же, ничего конкретно не сказано, и далее без какого-либо серьезного основания проводится мысль о том, что все последующие авторы, и конкретно Страбон, только повторяли это древнейшее сообщение и интерпретировали его на свой лад, кому что в голову взбредет. Затем делается вывод, что запрет на метательное оружие в Лелантской войне есть выдумка самого Страбона.
Нетрудно заметить, что эта позиция исходит из предположения, что о данной войне в античности существовал только один источник — стих Архилоха, а других просто и быть не могло. Это все равно, что предположить, будто жители Эвбеи и другие греки сочли войну, длившуюся более чем полстолетия, мелким эпизодом и начисто бы забыли о ней. К счастью, не все исследователи придерживаются такой позиции: сравнительно недавно было опубликовано исследование В. Паркера, в котором автор убедительно доказывает, что запрет на метательное оружие в Лелантской войне является историческим фактом. Нам, со своей стороны, хотелось бы добавить к аргументации В. Паркера несколько собственных соображений, отвечающих непосредственно на критику Д. Фелинга 13. Прежде всего приведем здесь упомянутый отрывок из Архилоха:
То не пращи засвистят и не с луков бесчисленных стрелы
Вдаль понесутся, когда бой на равнине зачнет
Арес могучий: мечей многостонная грянет работа,
В бое подобном они опытны более всего —
Мужи — владыки Эвбеи, копейщики славные.
(fr. 3 Bergk / Пер. В. В. Вересаева)
Непредвзятый читатель на основе этого стихотворения может сделать вывод, что эвбейцы предпочитали сражаться в ближнем бою на мечах, без луков и
Стр 124
терами такого боя. Здесь нет никаких указаний на договор о запрете на метательное оружие. Придумать что-нибудь подобное на основании только этого текста просто немыслимо. Такую простую, основанную на естественном понимании текста интерпретацию этого стиха приводит другой поздний автор — Плутарх. Он видит в этом фрагменте только указание на храбрость эвбейцев в ближнем бою Страбон, кстати, приводит далее это мнение Плутарха без комментариев, но сам ссылается не на Архилоха, а на виденную им стелу в храме. На наш взгляд, ничего невозможного в этом нет, и такая памятная стела могла и даже обязательно должна была быть и неважно, когда она была поставлена, — во время войны или после нее. Кроме того, у Полибия есть несколько неопределенное высказывание о том, что древние между собой договаривались не применять в бою метательное оружие.Очень вероятно, что это свидетельство восходит к тому же источнику и речь идет о том же договоре между эвбейцами. Наконец, решающее значение должно иметь то обстоятельство, что ни Страбон, ни кто-нибудь другой в позднейшие времена не мог придумать идеи на запрет метательного оружия, так как уже тогда был непонятен смысл такого запрета, а стрелы, пращи и дротики вовсю использовались в военном деле.
Итак, мы считаем античную традицию о характере боевых действий в Лелантской войне достоверной. Поскольку античные авторы не объясняют смысл запрета на метательное оружие, нам следует «докопаться» до него самим. Ответ на этот вопрос следует искать в аристократической этике боя. У Гомера настоящие герои сражаются в ближнем бою, добывая себе славу тяжелым копьем или мечом, в то время как метательное оружие признается второсортным, им пользуются трусы, т. е. «дурные». Таков, например, трусоватый Парис, избегающий ближнего боя и стреляющий из лука с расстояния. В «Илиаде» есть такой эпизод: однажды Парис ранил стрелой славного греческого героя Диомеда и тот гневно кричит на него, обвиняет его в трусости и вызывает на честный бой с подобающим оружием, т. е. предлагает ему сразиться врукопашную. Парис, конечно же, не соглашается и тогда Диомед обзывает его подлым стрельцом и ничтожным мужем. В этом эпизоде лучше всего отразился этос аристократического боя, который предусматривает максимальное проявление храбрости, силы и мужества, т. е. воинской 14
Стр125
доблести. Понятно, что это достижимо только в ближнем бою, а стрелять из лука, оставаясь в безопасном удалении от неприятеля, может и любой «подлый», «ничтожный» человек. Поэтому-то именно рукопашный бой был признан аристократическим, достойным «доброго» мужа. Этот воинский идеал был унаследован затем архаической эпохой. Павсаний, имея в виду те времена, утверждал, что «у эллинов, за исключением критян, не было обычая стрелять из лука». То же самое говорят и современные исследователи. В классическую эпоху у греков, равно как и у многих других народов в разные времена, деление по родам оружия соответствовало социальному делению: тяжело вооруженные и конные воины принадлежали к высшим слоям общества, а легкую пехоту с луками и пращами составляли низшие социальные категории.
Итак, на примере Лелантской войны можно видеть, как срабатывал аристократический кодекс чести, который определял выбор оружия и способ боя, руководствуясь при этом не практическими соображениями (уничтожить как можно больше «живой силы» противника), а этическими нормами (доблестный муж честно сражается лицом к лицу по всем правилам и добывает себе славу мужеством и отвагой). Только в таком ближнем бою могут проявиться превосходные качества аристократии, ее воинская доблесть. Отсюда и договор о неприменении луков и пращей. Это говорит о том, что Лелантская война носила ярко выраженный аристократический характер и была настоящей «gentleman's war» 15. Это была демонстративная попытка аристократии осуществить в жизни гомеровский идеал, доказать свое соответствие ему и право называться лучшими. Так прошлое оживлялось и переносилось в современность, в противовес всем разрушающим старый мир новым явлениям. Ситуация аналогична той, которая сложилась в Европе в XIV— XVI вв., когда частичная утрата феодальной аристократией своих позиций в стремительно обуржуазившемся обществе вызвала к жизни такую же ностальгию по славному прошлому, воскрешение старинного рыцарского идеала и попытки претворить его в жизнь. Все это было обречено на неудачу и поэтому символическим завершением рыцарской эпохи стало рождение под пером Сервантеса бессмертного Дон Кихота. Греческую аристократию архаической эпохи тоже ждала участь донкихотов.
Стр 127
Заключение
Таким образом, поставленные задачи выполнены.
Список использованной литературы:
1. Фролов Э.Д. «Соблазн научного поиска» / Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII – V вв. до н.э.). СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2002. С. 5 - 19.
2. Туманс Х. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII – V вв. до н.э.). СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2002. 544 с.
3. Бузескул В.П. История афинской демократии. СПб, 1909. 468 с.
[1] Бузескул В.П. История Афинской демократии. СПб, 1909. С. 3.
[2] Там же.
[3] Бузескул В.П. История Афинской демократии. СПб, 1909. С. 4.
[4] Там же. С. 5.
[5] Бузескул В.П. История Афинской демократии. СПб, 1909. С. 6.
[6] Бузескул В.П. История Афинской демократии. СПб, 1909. С. 7.
[7] Туманс Х. Рождение Афины. СПб.2002. С 116