Задняя дверь кузова была распахнута, Дженкс стоял между мной и Айви, держа в руке длинный меч. Айви стояла, сгорбившись, прижимая к груди окровавленную руку, и слезы отчаянной скорби текли по ее щекам. Я увидела ее исполненные паники глаза – и она бросилась ко мне.
Дженкс мелькнул как вспышка, блеснула катана Айви. Она свалилась, покатилась по мостовой, стараясь держаться там, где Дженкс не достанет. У меня пульс зачастил от страха, когда он бросился за ней, и меч три раза звякнул о мостовую – каждый раз через миг после того, как Айви шевелилась. Боже ты мой, он был быстр – и я думаю, только желание оставаться между нею и мной удерживало его от того, чтобы броситься следом и добить.
Дженкс, уйди с дороги! – крикнула она, перекатываясь на ноги и успокаивающе подняв руки. – Я ей нужна!
Обойдется она без тебя, – буркнул он. – Ты ее чуть не убила, дура вампирская! Не могла подождать, пока избавишься от влияния Пискари, да? Ты ее соблазнила и чуть не убила. И убила бы, если бы не я!
– Все было не так! – взмолилась плачущая Айви. – Пусти меня к ней, я могу помочь!
– А чего ты теперь заботишься?
Снова лязг металла о камень, и я заставила себя дышать, хотя у меня стало темнеть в глазах.
– Рэйчел, прости меня! – крикнула Айви, привлекая мой взгляд. – Прости, я не знала, что так будет! Я думала, лучше собой владею, честно. Прости меня. Мне жаль, мне очень жаль!
Дженкс яростно вскрикнул, сделал выпад, и Айви отпрянула, отчаянно размахивая руками. Он бросился за ней, оба застыли, когда она рухнула на мостовую. Кровь сочилась у нее между пальцев, схватившихся за плечо, и у меня сердце замерло, когда Дженкс остановил взмах меча в дюйме от ее горла. Борясь с оцепенением, я подтащила себя к двери. Он ее убьет. Ему случалось убивать, чтобы спасти меня. Он убьет Айви.
Дженкс стоял, широко расставив ноги, в угрожающей стойке.
Дура себялюбивая, шлюха вампирская! – говорил он сурово. – Ты сказала, что не будешь. Ты обещала. Ты все испортила. Не могла принять то, что она давала, и решила взять все!
Все было не так. – Айви распласталась на солнце, острие меча повисло у ее горла, солнце играло на клинке и на ее слезах. – Я говорила «нет». Я говорила ей прекратить, – рыдала она. – А она просила продолжать.
– Этого она не стала бы просить, – будто выплюнул он, дергая меч так, что он оставил на белой коже розовую риску. – Ты уничтожаешь все, что любишь. Все, сука ты психованная. Но черт меня побери, если я дам тебе уничтожить Рэйчел.
Глаза Айви метнулись к моим, на заплаканном лице читался ужас. Губы ее шевелились, но слов слышно не было. У меня свело судорогой живот, когда я увидела, что она согласна с его словами. Дженкс поднес меч к ее горлу. Он сейчас пустит его в ход, и Айви ничего не сделает, чтобы ему помешать.
Он перехватил рукоятку, отвел клинок назад. Айви смотрела на меня, слишком подавленная своей виной, чтобы что‑нибудь сделать.
Нет, – шепнула я в панике. Скрюченные пальцы добралась до борта машины, еле шевеля ногами, я проталкивала себя вперед. Передо мной маячил Джакс, что‑то вереща, и стрекозиные крылья сверкали перед моим темнеющим зрением.
Дженкс, стой! – крикнула я, выпадая из машины. Холодная и твердая как лед мостовая ударила меня в плечо и бедро, оцарапала щеку. Я коротко вздохнула, скорее всхлипнула, и уставилась на серую мостовую, будто это смерть приближалась ко мне. Бог мой, Айви не станет мешать Дженксу ее убить!
– Рэйчел!
Раздался лязг упавшего меча, и вдруг Дженкс оказался рядом, его руки обняли меня, отделили от твердой мостовой. Я изо всех сил смотрела на него, потрясенная, что он так близко. Очень он не любил, чтобы его трогали.
Она не виновата, – выдохнула я, стараясь глядеть ему в глаза. Они были такие зеленые, что я забыла, что хотела сказать. Дыхание у меня звучало хрипло, горло болело. – Она не виновата.
Тс‑с, – шепнул он. Нахмурился, услышав мой стон, взял меня на руки и поднялся во весь рост. – Все будет хорошо. И ты поправишься. Она уедет. Ты больше о ней не волнуйся. Ни один вампир тебя не тронет. Я им не позволю, я это могу. Останусь большим и прослежу, чтобы никто больше тебя не обидел. Все будет хорошо. Я тебя никому больше в обиду не дам.
Вампирская слюна быстро выдыхалась. Пока Дженкс меня нес, я чувствовала, как начинается тяжелая боль, как подкрадывается беспамятство. Мне было холодно, меня трясло.
Дженкс остановился, прижал меня ближе к груди и встал над Айви. Руки его налились твердостью.
– Уезжай, – велел Дженкс. – Собирай веши и уезжай. Когда мы вернемся, тебя не должно быть в церкви. Если ты останешься, ты ее убьешь – как любого, у кого хватает глупости тебя любить.
Она издала какой‑то звук и быстро пошла прочь, в теплую темноту номера.
Мне не хватало воздуху, чтобы заговорить. Тяжелые рыдания Айви слышались одно за другим, и я не хотела, чтобы она уезжала. Боже мой, я только хотела показать, что верю ей. Хотела только понять ее – и себя.
На меня упала тень Дженкса, я задрожала, у меня потекли слезы, и я увидела, как все рушится в прах. Она там плакала, одинокая и потерянная, потом она уедет. Она уедет, потому что я просила ее сделать то, что она сделала. Когда я слушала рыдания Айви, одинокой и пораженной виной, распластанной на дороге, что‑то во мне сломалось, и я не могла больше себе лгать. Это меня убьет.
– Я просила ее меня укусить, – шепнула я. – Дженкс, не бросай ее здесь. Я нужна ей. Я ее просила. – У меня тоже вырвался всхлип, и это было больно. – Я только хотела знать. Я не хотела, чтобы она вот так теряла самообладание.
Дженкс резко остановился под навесом мотеля.
– Рэйчел? – переспросил он, ошеломленный. Щелкнули стрекозиные крылья, и я подумала, какой меня нес, если он пикси.
Айви не было видно, но рыдания прекратились, и я подумала, слышит ли она меня. Самая задыхалась, воздух жег горло. Потрясенные глаза Дженкса были в дюймах от моих. Я обещала, что не уеду, и ей тоже не позволю сбежать с чувством вины. Они мне оба нужны. Айви мне нужна.
– Я должна была знать, – шепнула я, и лицо Дженкса исказилось паникой. – Прошу тебя, – выдохнула я, и милосердная тьма стала заволакивать мне зрение. – Пожалуйста, позови ее. Не бросай ее одну. – У меня закрылись глаза. – Я так больно ей сделала, не оставляй ее.
Не знаю только, успела ли я сказать эту мысль словами до того, как потеряла сознание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Куда‑то я двигалась, и ни черта при этом не соображала, куда и зачем. Понятия не имела, что происходит, но кто‑то обнимал меня за плечи, держал на руках, и остро пахло хлорофиллом. А сообразить, это я на улице с закрытыми глазами или в помещении, но с открытыми – было за пределами моих возможностей. Еще мне было холодно, но так было всегда.
Вот чувство падения и ощущение кровати под собой я узнала. Тогда я попыталась что‑то сказать, и у меня не получилось. Чья‑то большая рука приподняла мне затылок, из‑под него вытащили подушку, голова провалилась в перину, а подушку подсунули мне под коленки.
– Рэйчел, не отключайся, – донесся голос, с ним запах помадки, и я попыталась вспомнить, как открываются у меня глаза. Чьи‑то руки гладили меня, теплые и легкие. – Не отключайся. Давай сперва в тебя воды вольем, потом дам отдохнуть.
У меня качнулась голова, в шее появилась пульсирующая боль. Голос был тихий, но в нем слышалась паника. Мысль о воде напомнила мне название моих ощущений, а то я не могла вспомнить. Жажда. Да, я пить хочу.
И еще меня мутило, и состояние было слишком усталое, чтобы шевелиться – только веки трепетали. Помню, помню. Было такое.
Где Кизли? – шепнула я, слыша сама всего лишь шорох своего дыхания. За звуком наливаемой воды никто меня не услышал.
Джакс, соломинку! – потребовал напряженный голос. – В мусорке у телевизора.
Треск разрываемого целлофана, кто‑то приподнял мне ноги, подсовывая под них еще одну подушку. Будто вдруг убрали занавес – и все стало понятно. Глаза открылись, реальность выровнялась и установилась. Я лежала в номере мотеля, на кровати, ноги выше головы. Мне было холодно. Дженкс меня сюда занес, а крылатый солнечный зайчик, порхающий над телевизором – это Джакс.
О Господи, я же попросила Айви меня укусить! С глубоким вдохом я попыталась сесть – Дженкс тут же оказался рядом, прижал мне плечи к кровати.
Какие у него большие руки, подумалось мне. И теплые.
– Не так сразу, – сказал он. – Глотать можешь? Я покосилась на пластиковую чашку у него в руке, облизала губы. Хотелось, но шея болела. И очень болела.
– Где Айви? – сказала я неразборчиво. Лицо у Дженкса закрылось. Я смотрела в его зеленые глаза, и зрение у меня заволакивало серым с краев, живот сводило тошнотой. Кистен когда‑то говорил, что забывался под жестокой хваткой Пискари и мог убить человека в порыве кровавой страсти. Я думала, Айви лучше собой владеет. И Кистен так говорил, и с виду было похоже. Очевидно, попросив ее отделить любовь от голода, я отобрала у нее цепи, которыми она этот голод сдерживала. В три минуты я отбросила ее в бездну греховности, из которой она так отчаянно и давно пыталась вырваться. Это я с ней сделала. Я.
– Я виновата, – сказала я, начиная плакать, и он взял обе мои руки в ладонь, не давая мне поднять их к шее. – Я только хотела понять. Я не хотела ее столкнуть за край, Дженкс, не злись на нее.
Он убрал мне волосы со лба, но в глаза мне не смотрел – не готов еще был поверить. Лицо его было слишком молодо для отца взрослых детей, но в глазах, знающих страдание, читалось, что он прожил жизнь, полную скорбей и радостей.
Давай в тебя воды зальем, пока ты не отключилась, – сказал он, отворачиваясь. – Джакс! – рявкнул Дженкс, что было очень на него не похоже! – Где эта соломина? Не хочу я ей голову поднимать.
Которая ее, па? – спросил озабоченный голос пикси‑подростка.
– Без разницы, дай любую!
Зайчик на потолке потемнел, из открытой двери донесся нерешительный голос:
– Она пила «спрайт», вот ее чашка – все пупырышки внутрь вдавлены.
Джакс взлетел на три фута на сверкающем столбе искр. И как вам это? От пупырышек на пластике тоже польза бывает.
– Вон отсюда! – вскипел Дженкс. Он выпрямился, снял с меня теплые пальцы.
На меня обрушилось чувство вины, захотелось свернуться в клубок и умереть. Что же я наделала, это ведь уже не исправить! Я только и хотела, что понять Айви, и вот – лежу в номере мотеля с дырками в шее, и двое моих лучших друзей стали друг другу врагами. Жизнь превратилась в кучу дерьма.
– Дженкс! – шепнула я. – Перестань!
Я ей нужна, – немедленно ответила Айви. Было слышно, что она все еще стоит на пороге, и в полном отчаянии. – Это вышло случайно, я больше никогда к ней не притронусь. Я могу помочь, я знаю, как.
Это уж точно, – едко ответил Дженкс, упирая руки в бока. Теперь, когда он был шести футов четырех дюймов роста, это почему‑то не выглядело агрессивным. – Ты нам не нужна. Пошла вон!
Хорошо бы они уже как‑то договорились, чтобы мне кто‑нибудь дал воды. Джакс летал надо мной, держа красную соломинку больше своего роста. С отстраненным нереальным чувством я раскрыла глаза пошире, разглядывая его.
Па? – позвал маленький пикси тревожным голосом, но они его не слушали.
Ты, кретин‑переросток! – крикнула Айви, – это вышло случайно! Ты слышал, что она говорит?
Слышал. – Он отошел от меня, беззвучно шагая по ковру. – Она скажет теперь все, что ты захочешь, да? Ты же ее привязала к себе, Айви, черт тебя побери! Ты, слабовольный и ревнивый мешок вампирской слюны! Ты же говорила, что справишься! Ты же обещала мне, что не укусишь ее!
Кричал он яростно, а мне стало еще холоднее. Что если она действительно меня привязала? Я бы знала об этом?
Мне отчаянно хотелось повернуть голову, но Джакс стоял меня на носу теплыми босыми ножками, и капля на конце соломинки пахла сахаром и воском. Я хотела ее, а потом мне стало стыдно: как я могу хотеть пить, когда сейчас мои друзья убьют друг друга?
– Я не буду повторять, Дженкс. Уйди с дороги. Резкий вдох – и Джакс с воплем взлетел к потолку. Кто‑то крякнул, потом что‑то покатилось тяжелое по полу. Плеснул адреналин, я оттолкнулась от матраса, пытаясь сесть, но шея ответила резкой болью, и я свалилась спиной на спинку кровати.
Они боролись на полу, слишком быстро, чтобы мой обескровленный мозг успевал следить. Столик у кровати перевернулся, я не видела, где чьи руки и ноги.
– Ты лживая и хитрая вампирская шлюха! – орал Дженкс, яростно выворачиваясь из ее захвата. Она прыгнула на него прямо с пола, и они влетели в стену. Дженкс, невероятно быстро двигаясь, выскользнул из‑под нее, завернул ей руку за спину и припечатал к ковру, прыгнув сверху. Ну и скорость у него.
Ой, – сказала она в стенку, вдруг затихнув с вывернутой неуклюже рукой. А в свободной руке Дженкс держал нож, упираясь острием ей в почки. Откуда он нож взял?
Дженкс, черт тебя побери, – сказала Айви, чуть шевельнувшись. – Слезь.
Сперва скажи, что ты уйдешь и больше не вернешься, – ответил он, тяжело дыша, с разметавшимися белокурыми волосами. – А то я тебе руку сломаю. И ты никогда больше не подойдешь к Рэйчел. Понятно? И если я увижу, что она тянется к тебе, потому что ты ее к себе привязала, я тебя найду и убью дважды. Убью, Айви, не думай, что это мне не под силу!
У меня во рту пересохло, меня начало трясти. Начинался шок. Рука, прижатая к шее, стала липкой. Я хотела, чтобы они перестали, но могла только сидеть прямо.
Айви дернулась и застыла, когда Дженкс упер в нее нож.
– Слушай, старый пикси, – сказала она с лицом, обращенным к стене. – Ты грозен, ты быстр, да, но если ты ткнешь в меня этим ножиком, я тебя заброшу в безвременье. Я ее к себе не привязывала. Я хотела уйти, а она попросила меня остаться. Она хотела знать. Черт тебя побери, Дженкс, она хотела знать!
Перед глазами плыло. Я попыталась натянуть на себя одеяло, но пальцы были слабее разваренных макарон. Дженкс отреагировал на это движение, увидел, что я сижу и смотрю. Злобное выражение треугольного красивого лица сменилось бесстрастным.
– Ты ее соблазнила, – сказал он, и я опустила глаза, устыдившись.
Я ведь только хотела понять, что в этом такого плохого, что так вот получилось?
Айви, прижатая щекой к ковру, рассмеялась коротко и беспомощно:
– Она меня соблазнила. – Я вынырнула на миг из одуряющей боли и забытья от потери крови, потому что это была правда. – Я ушла. А она позвала меня обратно. Я бы все равно ушла, но она сказала, что хочет этого для себя. Не для меня, а для себя. Я тебе говорила: если она так скажет, я не уйду. Я тебе не врала!
От учащенного дыхания у меня начала кружиться голова – гипервентиляция. Джакс порхал надо мной, пытаясь посыпать укус, но только заставляя меня щуриться, чтобы видеть сквозь искорки его пыльцы. По крайней мере, я думала, что у этих искорок такое происхождение. О Господи, как же мне худо. Сейчас я либо помру, либо меня стошнит.
Дженкс ткнул Айви кончиком ножа через свитер, и она дернулась.
– Если ты мне соврала…
Айви расслабила плечи, явно сдаваясь.
– Я думала, что справлюсь, – сказала она, и чувство вины в се голосе поразило меня почти физической болью. – Я так старалась, Дженкс. Я думала, что наконец‑то… Она не хотела… не могла добавить сюда секс, и я постаралась его отделить от крови. Я чего‑то от нее хотела. А она могла дать мне только кровь. И я… я снова потеряла контроль над голодом. Черт меня побери, я чуть ее не убила.
Не сводя глаз с меня, Дженкс отпустил ее руку, та со стуком упала на пол. Айви медленно подтащила ее поудобнее.
– Ты не секс отделила от крови, ты любовь убрала оттуда, – сказал Дженкс, и я снова всплыла из беспамятства, чувствуя, как стучит пульс. Что я ее просила сделать? – Убрала, и остался только голод.
Я тяжело и прерывисто дышала, стараясь только не свалиться. Что, о вампирах все знают больше меня? Дженкс – пикси, и он знает больше.
– Я пыталась, – шепнула Айви. – Она не хочет, чтобы я к ней так прикасалась.
Невероятно подавленная, она сделала долгий прерывистый вдох.
Дженкс покосился на меня, увидел мое застывшее лицо и понял, что Айви говорит правду. Очень медленно он с нее слез, Айви села ровно, прижавшись лбом к коленкам, обняв ноги руками. Резко вдохнув, она задержала дыхание.
– То есть Рэйчел сама захотела? – надавил Дженкс.
– Она говорила, что ей жаль, что ждала так долго, – прошептала Айви, будто сама этому не верила. – Но она видела мой голод, Дженкс. Видела его как есть, и я этим голодом ее чуть не убила. Она теперь, зная это, вообще со мной знаться не захочет.
Она говорила тихим и жалким, испуганным голосом, а Дженкс смотрел не на нее, а на меня.
– Зачем ты пытаешься скрыть, кто ты такая? – сказал он тихо, и это предназначалось нам обоим. – Ты думаешь, ее шокировало зрелище твоего голода? Думаешь, она так поверхностна, что тебя осудит? Ты думаешь, она не знала раньше, что в тебе это есть, и все равно тебя любила?
Айви замотала уткнувшейся в колени головой, и у меня потекли слезы. Голова болела, в шее пульсировала боль, но по сравнению с душевной болью это была просто ерунда.
– Она любит тебя, Айви, Бог знает почему. Она сделала ошибку, когда попросила тебя отделить любовь от голода, а ты сделала ошибку, решив, что ты это можешь.
– Я хотела того, что она могла мне дать, – сказала Айви, так и не выпрямившись. – И этого было бы достаточно. Никогда больше, – сказала она. – Никогда, Дженкс, не притронусь я к ней. Ты был прав, я разрушаю все, к чему прикасаюсь.
Я заставила себя не поддаваться обмороку, не терять сознания. Она же не чудовище!
– Айви?
Она вскинула голову, лицо у нее было белое, в полосках слез.
– Я думала, ты без сознания, – сказала она, поднимаясь на ноги и вытирая лицо.
Я заморгала, покачнулась. Вина лежала на мне тяжелым грузом, а Дженкс сел по‑турецки у открытой двери, в пятне солнечного света, и грустно улыбнулся.
Айви встала в застывшей неловкой позе.
Как ты? – спросила она. Ей хотелось броситься ко мне, но она боялась. Если бы не потеря крови, я бы рассмеялась такому абсурдному вопросу.
Как‑то, – ответила я, уже не пытаясь что‑либо осмыслить. – Воды бы… – попросила я шепотом и повалилась на бок.
От кинжального удара боли в шее у меня перехватило дыхание, лицо уткнулось в одеяло. Хотела вскрикнуть, но не получилось. Черт возьми, даже руки, и те не работали.
Бог мой! – ахнула Айви и подняла меня холодными руками. Я была счастлива возможностью сделать вдох, попыталась что‑то рассмотреть сквозь боль. Дженкс взял меня за ноги и выпрямил их, укладывая меня на спину. Я теперь смотрела вверх распахнутыми глазами, снова балансируя на грани беспамятства, потому что адреналин уже выдохся. Мелькнула совершенно идиотская удовлетворенная мысль, что ноги я успела побрить, и тут же исчезла.
Па, вот! – Джакс протянул двумя руками красную соломинку.
Дженкс схватил с тумбочки нелепо маленькую чашечку с водой, поднял, не расплескав.
– Опять кровь пошла, – сказал он мрачным голосом. – Посыпь ее пыльцой.
– Не давай ей пока воду. – Айви куда‑то стремительно двинулась, я не могла уследить. – Я туда добавлю одну штуку.
Стараясь не впасть в беспамятство, я смотрела, как она лихорадочно роется в сумочке. При виде крошечного флакона у меня похолодело в животе.
– Бримстон? – спросила я жалобно, ожидая протестов Дженкса. Но услышала я от него только фразу:
– На этот раз поменьше.
Овальное лицо Айви, откручивающей крышку, исказилось гримасой гнева:
– Я знаю, что делаю.
Дженкс посмотрел на нее не менее сердито:
– Она слишком слаба для того, что ты обычно даешь ей. Ей сейчас не съесть столько, чтобы поддержать такой активней метаболизм. Учитывая еще, сколько крови ты у нее вышла.
– А ты, пикси, все про это знаешь? – спросила она язвительно.
О Господи, опять они собачатся. Я закрыла глаза от усталости, пока они спорят, надеясь только, что не успею умереть раньше и не сделаю проблему неактуальной. Кажется, никто мне воды не даст. Никогда.
– Рэйчел?
Прямо мне в ухо. Я встрепенулась, открыла глаза. У кровати присел Дженкс с чашкой и соломинкой в руке. Айви стояла за ним, скрестив руки на груди, на щеках – красные пятна, а лицо сердитое и встревоженное. Что‑то я пропустила.
– Без бримстона, – промычала я, подняв руки, чтобы его оттолкнуть. В горле стоял ком – эмоции метались между крайностями. Они оба так обо мне волновались.
Дженкс нахмурил лоб, приняв слишком суровый вид для существа столь молодого.
– Не будь дурой, Рэйчел, – сказал он, ловя мои руки и без усилия опуская их на постель. – Либо выпьешь воду с бримстоном, либо проваляешься на заднице целый месяц.
Он ругается – значит, мне становится лучше. Запах воды я чуяла, но руками не могла двигать под его мягким нажимом, и мне было нехорошо. Зачем меня заставляют это делать?
Я посмотрела на соломинку, и Дженкс, истолковав это как положительный ответ, вставил ее мне в губы. Задержав дыхание, я присосалась, думая, что вкус ржавой воды куда лучше, чем у холодного пива, что я пила в последний раз. У меня потекли слезы, все эмоции вышли из‑под контроля. Я представила, как Айви вот так же высасывает меня досуха, и во рту у нее тот же металлический вкус.
Поперхнувшись водой, я заплакала. Черт побери, что это такое у меня с нервами?
– Хватит, – тихо сказала Айви. Слезящимися глазами я видела, как она потянулась и взяла Дженкса за плечо. Он вздрогнул, и Айви убрала руку. Лицо ее было полно страдания.
Она считает себя чудовищем. Она думает, что не может никого тронуть, не убив при этом, и я доказала, что она права.
Масштаб ее жизненной трагедии наконец до меня дошел, и меня затрясло.
– У нее развивается шок, – сказала Айви, не замечая настоящей причины.
Я ей сильно напортила. Я думала, что мне хватит сил, чтобы выжить в нашем контакте, но оказалась слабачкой и ее подставила.
Дженкс поставил чашку и встал:
Пойду принесу одеяло.
Уже несу, – ответила она издали.
У меня дрожали руки, я заметила, что перемазала кровью всю постель. Они хотят мне помочь, но я их помощи недостойна. Если бы только всего этого не случилось! Я допустила ошибку, а они так оба тактичны по этому поводу!
Меня снова затрясло, мне пришлось скорчиться сильнее в попытке согреться. Прищурив зеленые глаза, Дженкс посадил меня, сам протиснулся мне за спину. Обнимая меня руками, он не давал мне развалиться от тряски.
Айви это не понравилось.
– Что ты делаешь? – спросила она издали, поджав губы и встряхивая коричневое гостиничное одеяло.
– Не даю ей замерзнуть.
От Дженкса пахло зеленой листвой. Руки его обернулись вокруг меня, грудь и живот прижались к моей спине. У меня кружилась голова, шея болела неимоверно. Я знала, что не надо бы так сидеть, но не могла вспомнить, как надо сказать, что я лечь хочу. Кажется, я плакала, потому что лицо у меня было мокрое, и звуки всхлипываний вроде бы от меня шли. Айви вздохнула и встала передо мной.
– Она сейчас потеряет сознание, если ты будешь ей так держать голову, – сказала она вполголоса, накрывая нас одеялом.
– Пыльца пикси ее поддержит лишь постольку поскольку, – так же тихо ответил Дженкс. – И я не хочу, чтобы Джаксу пришлось бороться с вытекающей от силы тяжести кровью, пока он будет швы накладывать.
Тут у меня веки распахнулись. Швы? Ну уж нет, хватит. Я только от шрамов избавилась.
– Погодите, – сказала я, собравшись от страха при мысли о том, что это будут за ощущения, когда вампирская слюна почти перестала действовать. – Никаких швов. Амулет от боли мне дайте.
Вроде бы они не поняли. Айви наклонилась ниже, глядя не на меня, а мне в глаза.
– Можно бы ее отвезти в «Скорую».
Дженкс у меня за спиной покачал головой:
– Вервольфы нас оттуда проследят. Удивительно, что они до сих пор нас не нашли. Не могу поверить, как ты додумалась ее укусить? У нас на хвосте четыре стаи вервольфов вынюхивают нашу кровь, и ты решила, что как раз время устанавливать новые отношения?
– Дженкс, заткнись ты к чертовой матери.
У меня свернулся ком под ложечкой. Мне нужен амулет от боли, нету у меня мужества! Видала я в кино, как одного мужика зашивали без анестезии проволокой. И это было, больно.
– Где мой амулет? – заплакала я, чувствуя, как сердце стучит. – Кизли, где Кизли?
Айви отодвинулась.
Заговаривается. – Она нахмурилась, обычно гладкое лицо ее покрылось морщинами. – Рэйчел? – заговорила она громко, подчеркнуто медленно. – Слушай меня. Тебе нужно наложить швы. Всего четыре маленьких шва. Я тебя не порвала. Все будет хорошо.
Нет! – воскликнула я. В глазах темнело. – У меня нет амулета от боли!
Айви стиснула мне плечо через одеяло, глядя полными сочувствия глазами.
– Не беспокойся. Сиди прямо, ты через три секунды отключишься сама.
Она была права.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
– Дженкс, перестань хвататься за все предметы, пока ничего не поломал, – сказала я, потом убрала руку от фарфоровой безделушки – они там стояли рядами на магазинных полках. Это была статуэтка, изображающая тыкву и котенка. Котенок был похож на Рекс.
– Это я‑то?
Ухмыляющийся Дженкс бросил в воздух три фарфоровых колокольчика и стал ими жонглировать.
Я показала на написанное от руки объявление:
ЧТО РАЗБИЛ – ТО КУПИЛ.
Сама я была усталая и голодная, и новые швы болели, потому что дура я, и так мне и надо. Но все равно меньше всего мне сейчас было надо платить за разбитые товары.
Дженкс понял мое настроение, и плутовская его улыбка погасла. Закинув все три колокольчика выше второго этажа, он с серьезным видом поймал их по очереди и аккуратно положил, где взял.
– Извини, – сказал он виновато. Я выдохнула воздух, набранный было для тирады, и тронула его за плечо – сказать ему, что все путем. От потери крови и насильно впихнутого в меня бримстона я устала неимоверно. Дженкс, держа руки за спиной, продолжал осматривать полки в поисках изделия из кости. Вчера он ничего не нашел, а мне кость была нужна, чтобы закончить с этой работой и смотаться домой ко всем чертям.
Под прикрытием маскировочного амулета у Дженкса был совсем иной вид – волосы черные, лицо смуглое. Летчицкая куртка поверх футболки, купленной в предыдущем магазине, и весь он был длинноногий, сексуальный, чертовски соблазнительный кусок пиксевой задницы в тесных джинсах. Неудивительно, что у него детей пятьдесят четыре штуки, а Маталина улыбается как Мона Лиза.
Этот пикси женат, напомнила я себе, отрывая взгляд от его зада и переводя его на полку с фарфоровыми зверушками. Детей пятьдесят четыре, красавица жена, милая как голубка, и она меня убьет во сне, деликатно и с извинениями.
Дженкс не был особо рад моей компании, но когда я очнулась в без чего‑то четыре часа дня, и оказалось, что Айви и Ник уехали на автобусе на ту сторону проливов за его грузовиком, выйти мне пришлось. Как всегда, от бримстона появились голод, тошнота и глупейшая самоуверенность, сознание собственного превосходства, которое и создало бримстону такую высокую популярность на улицах. Тут даже когда медицинского препарата достаточно примешь, приход отличный. Спасибо тебе, Айви, от всей души.
Это из‑за нее я не находила себе места, а движение вроде бы помогало. Хотя я знала, что Айви не согласилась бы, но вряд ли вервольфы будут нас искать здесь: мы ведь почти наверняка уже сделали ноги к себе в Цинциннати. Но я домой не поеду, пока со всем тут не развяжусь. Не стану я приносить войну на свою улицу, к своим соседям.
– Bay! – выдохнул Дженкс. – Рэйчел, ты только посмотри! Я обернулась – он гордо стоял передо мной, напялив на голову шляпу в черную и красную полоску. Высотой примерно в фут, похожую на странного фасона цилиндр.
Симпатичная штучка.
Я ее куплю, – сказал он, сияя.
Я было собралась возразить, но махнула рукой. Выставлена на распродажу, пять баксов. Почему бы и нет?
У меня дрожали пальцы, когда я перебирала выставку бус, пытаясь решить, из кости они или нет. Мы с Дженксом таскались здесь уже час, и он уже был нагружен помадкой, футболками, множеством безделушек, на которые может запасть только двенадцатилетний ребенок или пикси, но ничего подходящего я пока не нашла. Понимала я, что здесь торчать неразумно, но я, черт меня побери, агент, и как‑нибудь о себе позабочусь. Уж с поддержкой Дженкса – точно. Плюс еще пейнтбольный пистолет в сумке, заряженный сонными чарами.
С легкой улыбкой я смотрела, как Дженкс влюбленно глазеет на полку с пластиковыми динозаврами. Он был все в той же шляпе, но мужчина такой внешности в чем угодно будет хорош. Ощутив мое внимание, он отвел глаза вверх и в сторону. Да, конечно, он охал и ахал над самой что ни на есть дешевкой, но глаза его постоянно двигались, озирая местность зорче, чем оглядывает кондитер свою лавку, полную первоклашек.
Я знала, что он хотел бы заставить Джакса играть в скаутов вместе с нами, но пиксенок уехал с Айви и Ником. Айви решила не спускать с Ника глаз с тех пор, как Дженкс нашел его в «Беличьем дупле», где он пытался утопить горе в стакане. Если бы раньше в ней не было к нему ненависти, она появилась бы теперь, когда он рискнул всем, чтобы по людскому обычаю надраться с горя.