– Между тем все просто, – сказал Богдан, едва в силах скрыть грозящее прорваться в голосе торжество. – Пусть почтенный старец осмотрит и ощупает разбитую повозку профессора Кова-Леви, погадает рядом… Вы же не успели ее отбуксировать в город? Может быть, с помощью своих проверенных тысячелетиями способов старец поможет нам понять, куда направился профессор, как далеко он ушел и где его искать.
– Вы же православный, драг еч! – недоуменно сказал Абдулла. Богдан чуть обиженно пожал плечами.
– Ну и что? Ваша вера ведь не мешает вам слушать прогнозы погоды, драг еч Абдулла?
На это возразить было нечего.
Окрестности Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
ранний вечер
Теперь их стало пятеро.
В повозке пришлось потесниться.
Абдулла сел за руль, рядом с ним устроился совсем приунывший ибн Зозуля. Он затравленно, даже как-то виновато озирался и все пытался поймать взгляд Абдуллы – но тот подчеркнуто не замечал этого и не обращал на цзюйжэня ни малейшего внимания.
На заднее сиденье втиснулись бек, даос и Богдан. Салон европейской повозки был вполне просторным, не меньше чем у «тахмасиба», но потолок располагался ниже. «Хорошо, – подумал минфа, – что я здесь без шапки-гуань, с непокрытой головой…»
Все молчали.
Повозка долго юлила среди канав и куч, потом выехала за городскую черту и прибавила ходу. Вел Абдулла великолепно. Его широкая спина была неподвижна, и лишь руки, свободно лежащие на баранке, двигались едва-едва. Он напомнил Богдану Бага. «Какой достойный человек! – в который раз думал Богдан. – Неужели он – человеконарушитель?»
Они по-прежнему молчали. Все.
Потом чуть слышно задудел себе под нос старец.
У Дальлеса злой плут сталшыныка.
Мая жызинь тун-тун машыныка,
Мая коны ходи мыного соныца,
Нету ляна и нету челывоныца,
Нету фанза, нету девиса,
Нету детишыка и огненый водиса…
Богдан покосился на даоса. Тот сидел с отсутствующим видом, прикрыв глаза, лишь чуть заметно шевелились губы. «Вот это маскировка!» – подумал Богдан. Не будь так тяжело на душе, он бы испытывал неподдельный восторг.
Кроме даоса, все молчали.
Горы приближались.
«Красиво… – глядя в окно, думал Богдан. – Святый Боже, как здесь красиво! Какой прекрасный край! Как это сообразно – его любить! Погулять бы с Жанной по этим холмам, по этим душистым предгорьям, когда все кончится…»
Мелькнул слева дорожный указатель – знак поворота и надпись: «Раскоп 178». И строкой ниже: «100 шагов». Через мгновение за стремительно льющейся вереницей придорожных кипарисов замелькали кучи вынутой земли и траншеи сложной конфигурации.
– Раскоп? – спросил бек, ни к кому не обращаясь.
– Раскоп, – после паузы подтвердил ибн Зозуля.
– Древнеискательский?
– Древнеискательский. Здесь мы рассчитывали обнаружить захоронение…
– Обнаружили? – спокойно спросил бек.
Ибн Зозуля, помедлив, виновато сказал:
– Нет…
Бек вздохнул и, по-прежнему ни к кому не обращаясь, неторопливо поведал:
– Лет с полста назад мой дедушка вразумлял талибских фанатиков в Кашмире. Мы с братьями подносили его расчету снарядные ящики. Да. – Он чуть помедлил. – Именно так выглядели тогда полностью отрытые позиции противутанковых пушек.
Повисла тишина. Даже даос умолк. Лишь рвущийся воздух пел на ветровом стекле.
– Хвала Аллаху, – наконец проговорил Абдулла, и голос его был совершенно спокоен, – никогда не видел. Ничего не могу сказать.
– Это раскоп… – проблеял ибн Зозуля.
Горы приближались.
Баг и Богдан
Тридцать две ли от Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
часом позже
Сильно покореженная повозка застряла между двумя кипарисами на краю небольшой лужайки, в каких-то двух-трех шагах от обрыва, скрытого растущими по краю кустами жасмина. От дороги до места последнего пристанища «рено» – Глюксман Кова-Леви и в Асланiве остался верен продукции своей родины – проходили вполне различимые следы неконтролируемого водителем движения: ободранные стволы деревьев, смятые, вырванные с корнем кустарники, вспоротый шинами мох. Собственно, не загреметь на всем ходу с обрыва и не найти верной смерти на каменных глыбах ста шагами ниже пассажирам повозки, судя по всему, помешал удивительный случай в лице тех самых кипарисов – молодых и совсем еще невысоких.
Абдулла Нечипорук, задумчиво глядя на деревья, изрек что-то про невероятное везение, мол, шаг влево или шаг вправо – и мы бы вряд ли нашли что-нибудь кроме обгорелого остова повозки да обезображенных тел. Зозуля тоже что-то горестно мямлил про недопустимость подобного риска – управлять повозкой в нетрезвом состоянии; что ведь он не пускал, он отговаривал, он предлагал шофера дать, а вот поди ж ты – как вышло…
Богдан ходил вокруг повозки, заложив руки за спину и нервно сжимая и разжимая пальцы. Он вдруг очень отчетливо представил себе, как – не случись на пути вот этих кипарисов – повозка летит в пропасть, и Жанна, его Жанна в смертельном ужасе кричит, понимая, что ей из повозки не выбраться, что холодные равнодушные камни все ближе и ближе с каждым мгновением… «Что было бы, если бы так и случилось?! – спрашивал себя в отчаянье Богдан, остановившись на краю обрыва. – Слава Тебе, Боже, за все вовеки! Не попустил…» Богдан истово перекрестился.
Абдулла провел его к месту, где нашли Жанну, и Богдан благоговейно собрал горсть влажной земли, завернул в тряпицу и уложил в карман порток – с тем, чтобы в готеле переложить в какой-либо более подходящий сосуд. Он всерьез был намерен хранить эту горсть по гроб жизни. В глазах Богдана закипали слезы. Веселая, милая, взбалмошная умница Жанна стояла перед его мысленным взором.
Абдулла сочувственно наблюдал за манипуляциями минфа.
Бек Кормибарсов, вместе со всеми спустившись от дороги по следам повозки, скрестил руки под буркой на груди и застыл в величественной позе – подобный горному орлу, величаво озирающему свои владения. Лишь голова его неспешно поворачивалась – Ширмамед, глубоко вдыхая свежий горный воздух, внимательно осматривал живописные окрестности, и ни одна подозрительная песчинка не ускользала от пронзительного взгляда его живых глаз, прячущихся под косматыми бровями.
Баг тоже не развивал пока бурной даосской деятельности: просто немного походил по лужайке юевым шагом [22] и определил расположение сторон света. Он, честно сказать, все еще переживал, что совсем недавно совершил существенную ошибку. Тот, кто из-за кадки с пальмой показался Багу Мутанаилом ибн Зозулей, в действительности оказался Абдуллой Нечипоруком, Черным Абдуллой, по выражению Олеженя Фочикяна. А Зозулей оказался как раз тот, кто говорил голосом беспомощным и робким.
«Значит, вот как все обстоит на самом деле, – все еще несколько ошарашенно размышлял Баг, старательно кривя ноги, будто паралитик, усилием воли поднявшийся по страшной нужде из инвалидного кресла. – Получается, это Абдулла распекал Зозулю, а Зозуля униженно шмыгал носом, а потом вовсе рыдать ударился… И Абдулла уж определенно в курсе смертоубийства Хикмета. Амитофо! Спросите меня прямо, и я отвечу: да, это Абдулла приказал Хикмета убить и на того, кто случайно подвернулся рядом, смертоубийство повесить! Абдулла Ничипорук – вот кто главный местный скорпион!»
– Наставник! – рядом с Багом оказался бледный Богдан. Абдулла тоже приблизился. На заднем плане маячил, комкая надушенный носовой платок, Зозуля, а еще дальше скалой возвышался недвижный бек. – Уважаемый наставник… – повторил Богдан со значением. – Вот тут и произошло несчастье. Пропали люди, двое. Французский профессор и его помощница. Женщина… потом нашлась, она сейчас в больнице, а мужчина пока не обнаружен. Не могли бы вы как-то помочь в поисках?
– Сделаю все, что в моих силах, уважаемый, – улыбнулся даос-Баг Богдану и еле заметно подмигнул левым глазом. – Фэншуй тут скверный. Просто-таки поганый фэншуй… Сейчас осмотрю повозку, может, она мне что-то скажет… – Баг двинулся к самому месту аварии. Богдан, Абдулла и Зозуля последовали за ним.
«Теперь многое становится понятным, – напряженно размышлял Баг, медленно ковыляя к останкам „рено“. – Целая банда: Абдулла за главного, повязал Зозулю сначала научными перспективами, а потом и деньгами. Пользуясь служебным положением, казнокрадствует и контролирует незалежных дервишей, вдохновляя их каким-то Горним Старцем, делает из молодежи нукеров непонятно для чего, хотя – что ж непонятного? На случай стычки, когда клад найдут… Видно, много охотников. Или…
Стоп, стоп! Вот он про уникальность асланiвськой культуры говорил, про сочувствие Европы, про то, что она фитиль Ордуси рада будет вставить. И точно, рада, это и дикобразу ясно. Причем ведь даже не по злобе или ненависти какой! Просто инстинктивно, по привычке. Потому что очень уж Ордусь по сравнению с ними большая… А бек насчет противутанковых-то пушек, судя по реакции Абдуллы, в точку попал! Абдулла сам Зозуле говорил тогда: у нас есть и другие виды на ваши ямы и канавы. Но о подобном я и помыслить не мог! А теперь – ясен пень… Одной стрелой двух тигров поразить хотят – и клад ищут, и укрепления роют… А народ и знать не знает, ведать не ведает, чего ради проливает пот и мозолит руки: культура, культура! Древние свидетельства нашей уникальности!
Не отделиться ли Абдулла задумал, а? Разве мы, мол, древнейший и культурнейший народ на свете, можем быть всего-то каким-то уездом? И клад Дракусселев – сразу казна новому государству. Провозгласит начальник зиндана независимый Асланiв, а заморские черти рады-радешеньки – ну как же, люди к нам рвутся, из тоталитарного-то режима! Надо поддержать, надо. И слово-то какое поганое придумали, несообразное совсем – тота… лита… Шита-крыта. Три корыта. Три Яньло… Да что там три – тридцать три! В глотку, в уши, в ноздри, да вообще повсеместно!
А профессор с Жанной им под руку подвернулись. Что-то должно было очень серьезное произойти, чтобы здешние аспиды, вместо того, чтобы на цырлах бегать перед варварами, на них руку подняли. Что-то очень существенное. Одно из двух: либо профессор случайно оказался осведомлен об их планах и не поддержал их, либо узнал что-то важное по поводу клада… может, чего эти пиявицы поганые, смердящие кровососы на теле народном, сами не знают еще. Что стоило ибн Зозуле подсыпать профессору какую-нибудь гадость в питье? Снотворное, например… Но тогда куда же они его труп дели? И зачем было прятать? Вот повозка разбитая, вот Жанна травмированная, вот профессор без головы… Чего проще? Странно…»
Баг сунулся в салон повозки, сделал сложные пассы руками и стал водить ладонью над сидениями. Внезапно пришедшая в голову мысль о возможном отделении Асланiвського уезда от Ордуси не вызвала у него большого раздражения: обидно и глупо, конечно, было бы делить неделимое и рвать на части живое, но ведь любой народ вправе жить так, как ему хочется. И кто мы такие, чтобы этому мешать?
Да, это справедливо, да, это правильно – если хочет весь народ. Как можно противиться воле народа? Но то ли здесь, в Асланiве? Знают ли асланiвцы, какую судьбу уготовил им Черный Абдулла и его последыши? Определенно нет! Согласны ли они на это? Спросили их разве? Определенно не спросили. Вот что выводило из себя Бага – Абдулла Нечипорук с бандой взялись решать за целый народ!
Все эти отвлеченные размышления, однако ж, отнюдь не мешали Багу, пользуясь предоставленной Богданом возможностью, под видом подготовки к гаданию осматривать разбитую повозку. Уже минут через пять Баг понял, что осмотр этот дает для следствия поистине бесценные сведения.
Наглость преступников была беспредельна. Видимо, самим ходом событий они были поставлены в безвыходное положение и рассчитывали единственно на неискушенность минфа в следственном деле; местным же следствием собирался, разумеется, заниматься Нечипорук лично, со всеми вытекающими отсюда последствиями – ну, а появления опытного Бага они никак не могли предусмотреть, да и сейчас не ждали от бродячего даоса никакого подвоха.
Повозка катилась к обрыву не вчера, а сегодня, не более четырех часов назад. Это сказали Багу земля, ветви и мох. А свежесодранная с кипарисов кора – подтвердила.
«За идиотов они нас принимают, что ли?»
Когда повозка ударилась, в ней никого не было. Это рассказала Багу сама повозка. Никто не получал травм, сидя в ее салоне. Никто не выбирался из нее, выбивая изнутри перекошенные, заклиненные дверцы. Никто не отползал от нее, торопливо пытаясь оказаться как можно дальше от готовой в любой момент взорваться бензиновой бомбы. Ну разве что для виду протащили мешок с камнями.
«Стало быть, лицедейство, – заключил Баг. – Стало быть, эти исчадия культурной уникальности собственноручно нанесли Жанне раны. Может, поначалу такие зверства и не входили в их намерения; может, начиная свои козни, они думали, что все обойдется бескровно. Но тот, кто поступает нечестно, раньше или позже оказывается вынужденным совершать преступления, таков закон кармы. Да и не только кармы… Ох, ну и подарочек будет для общеевропейского дома этот Абдулла со товарищи!»
Багу хотелось подойти к Абдулле и задушить его немедленно. Вот, стоит рядом с другом Богданом и врет ему, нахально врет – а Богдан кивает и кусает губы, чтоб не расплакаться… «Но, стало быть, – продолжал размышлять Баг, – никуда профессор за помощью не уползал, так что искать его в лесу – все равно, что искать дракона в отхожем месте. Гуаньинь милосердная, а может, Кова-Леви жив? – Баг даже похолодел от этой неожиданной догадки. – Может, он у них спрятан где-то? Ну, конечно же! Что-то дервишам от профессора нужно, что-то они очень хотят…»
Над лужайкой возник легкий свежий ветерок – солнце неумолимо клонилось к закату.
Баг развязал связку специальных магических чохов – вместо девиза правления и номинала на них были изображены целые и прерывистые линии, в разных сочетаниях образующие шестьдесят четыре гексаграммы великой «Книги перемен», а еще отгоняющие злых духов надписи о Чжун Куе [23]. Затем высыпал чохи в ладонь и встряхнул.
– Надо соорудить алтарь, уважаемый, – повернулся он к Богдану. – Солнце коснулось вершины горы. Скоро наступит благоприятный для гадания час.
– Единочаятель Богдан, – сделал шаг вперед Абдулла, – Я все понимаю, конечно, но… Действительно, вечереет. А это, гм… гадание, – он с откровенной неприязнью взглянул на бродячего даоса, – может затянуться надолго. Да и будет ли с того какой-то прок? Что-то я сомневаюсь.
– А вы не сомневайтесь. Не надо, – не громко, но веско подал голос Кормибарсов. Простер руку в сторону даоса. – Делай, что должен, святой человек, да поможет тебе Аллах!
– Да, единочаятель Абдулла, – пристально взглянув на Бага, согласился с беком Богдан. – Нужно сделать все возможное. А если вы торопитесь к незавершенным делам, то поезжайте вперед, а за нами пришлите повозку. Мы вернемся, когда закончим.
– Нет, что вы, – примирительно заговорил Абдулла, сверкнув на бека глазами. – Просто мне кажется, мы даром теряем время. А расследование не движется…
– Когда Всевышний создавал время, он создал его достаточно! – заверил Абдуллу Ширмамед Кормибарсов и неторопливо приблизился. – Что тебе надо для алтаря, уважаемый?
«Желательно поленницу дров и Абдуллу с Зозулей сверху. Зажигалка у меня есть», – подумал Баг, а вслух произнес:
– Четыре ветки толщиной в палец и высотой в полшага каждая.
Ширмамед согласно кивнул, шагнул к зарослям и, откинув бурку, опустил руку на рукоять сабли. Несколько ускользающих от взгляда взмахов, и даос стал обладателем потребных веток, а сабля с коротким, едва слышным шипением опять заняла место в ножнах.
«Ух… – подумал Баг, с поклоном принимая из широкой жилистой ладони Кормибарсова только что срубленные ветви. – Хороший родственник у Богдана, хороший! Когда все это кончится, непременно попрошу бека повлиять на драг еча, пусть хоть слегка фехтовать научится, это еще никому не вредило!»
«Ох… – подумал Богдан, глядя на невозмутимого бека, – Когда все это кончится, драг еч Баг и Ширмамед, кажется, быстро найдут общий язык».
– Где обнаружили женщину? – спросил Баг, обернувшись к Абдулле.
– Вон там! – указал тот на деревья слева.
– Не сочтите за труд показать точнее, – попросил Баг, – это необходимо для успешного исхода гадания.
– Теперь я тоже могу показать, – тихо и печально проговорил Богдан. – Идемте, наставник. Это место навсегда запечатлелось в моей памяти.
Абдулла сочувственно вздохнул. Но, когда Богдан и Баг направились к деревьям, он, помедлив, вдруг встрепенулся и быстро догнал их. «Боится оставить нас вдвоем? Это он правильно, – подумал Баг. – Или просто не хочет ни на мгновение выпускать доверчивого драг еча из-под своего влияния? Три Яньло… Как таких земля носит. Быть ему в следующей жизни навозным жуком, как пить дать!» И, пока будущий навозный жук не успел подойти к ним, чуть слышно шепнул, почти выдохнул в сторону Богдана:
– Абдулле не верь!
Богдан не отреагировал, но то ли он не услышал, то ли эти слова не стали для него неожиданностью – Баг не мог понять. А через мгновение подоспел Абдулла. Опередив зачем-то Богдана, ткнул пальцем:
– У этого куста!
Баг достал из заплечного мешка тыкву-горлянку, налил из нее немного жидкости в миску и на образцовом ханьском наречии громко воззвал к духу местности – Абдулла поморщился, а ибн Зозуля в ужасе прикрыл платком рот. Затем достойный человекоохранитель принялся плескать из миски в четыре стороны. Ничипорук едва успел отпрыгнуть.
– Теперь отойдите все, – потребовал Баг, воткнул ветки в землю и принялся сооружать из них походный алтарь, пользуясь перевернутой миской и куском желтой мятой тряпки, извлеченной из-за пазухи.
Если бы среди присутствующих вдруг оказался знаток даосских ритуалов, он непременно принялся бы разоблачать неумелость бродячего даоса, но таковых не наблюдалось, а ежели бы из кустов вдруг и вынырнул подобный преждерожденый, у Бага была на сей предмет припасена легенда о его принадлежности к «Заоблачной школе Нефритового утробыша», ведущей свое происхождение от седьмого правнучатого племянника великого даоса и бессмертного Чжан Дао-лина. Да и основную позу школы Баг тут же незамедлительно принял бы; а у этой школы, знаете ли, свои ритуалы, мы их храним в строгом секрете, передаем из поколения в поколение прямо в утробе матери, еще до рождения, так что вообще мало кто о том знает, только избранные, вот я, например, но и я вам не скажу ничего, ибо – сокровенны пути духов и непостижимы…
Соорудив алтарь, Баг водрузил на него деревянную фигурку некоего божества, достав ее все из того же мешка, возжег перед фигуркой ароматические курения, поклонился девять раз и монотонно загундосил под нос одному ему понятные слова. Честно сказать, и самому Багу эти слова были малопонятны; они звучали в его исполнении первый раз и представляли собою набор имен разных даосских божеств, от Лао-цзюня до бессмертного Хань Сян-цзы. Собственно, всех, что на ум взбредут. Но произносились они нараспев таким образом, что слушатели разобрать толком ничего не могли – зато у них создавалась полная иллюзия, что им посчастливилось услышать магический текст неимоверной силы. Ибо для нагнетания атмосферы Баг в определенных местах зловеще подвывал, задавая своему молитво-словию вполне мистический ритм.
Покончив с заклинаниями, Баг хлебнул из тыквы воды и прыснул ею на чохи, а потом швырнул их на землю перед алтарем. Монеты блеснули в подступающей темноте.
Зрители заинтересованно приблизились.
– Ну, скоро? – поинтересовался Абдулла нетерпеливо.
Кормибарсов внимательно на него взглянул.
– Не посветить ли вам, наставник? – спросил Богдан, доставая фонарик. – Позвольте… – Луч света озарил и траву, и чохи в ней.
– Дух горы дал знак! Выпали гексаграммы «у ван», «цзянь» и «сяо го»! – торжественно возвестил Баг, поднимаясь с колен. Показал присутствующим монеты в ладони.
«Ну ты даешь, напарник…» – пронеслось в голове Богдана.
– И что сии знамения значат? – устало спросил Абдулла.
«Если бы я знал!» – пронеслось в голове у Бага. Он напряг память… Нельзя сказать, чтобы «Книга перемен» была его настольной книгой, но – как и всякий образованный ордусянин – он не раз читал это великое произведение, отдавая при том предпочтение позднейшим комментариям Сю Ю-ли; а уж на забывчивость Баг никогда не жаловался.
– Запутанно… Все запутанно… – забормотал, склонившись над монетами, Баг. – Благоприятен юго-запад… не благоприятен северо-восток… Стойкость – к счастью. Возможны дела малых, невозможны дела великих, от летящей птицы остался голос… Императорскому слуге – препятствие за препятствием. Не следует подниматься, следует спускаться! – Богдан краем глаза заметил, как непроизвольно вздрогнул ибн Зозуля. – Тогда будет великое счастье… Беспорочность! У того, кто неправ, случится им самим вызванная беда! – возвысил голос Баг. – Ему неблагоприятно иметь, куда выступать…
– Бред! – несколько натянуто заключил Абдулла.
– И что же вы посоветуете, уважаемый наставник? – не обратив внимания на Абдуллу, спросил Богдан.
– Сейчас монеты сказали, что для императорского слуги, которой встречает препятствие за препятствием, благоприятен юго-запад, – отвечал Баг. – И что следует опускаться, а не подниматься. Надо понимать, что поиски пропавшего нужно вести в юго-западном направлении. – Баг неопределенно махнул рукой. – Где-то там! Причем, не подниматься выше в горы, а спускаться вниз. Очень странно… – добавил Баг вполне искренне, сам только теперь осознав, что спускаться в том направлении как раз нельзя – склон мало-помалу шел вверх. Вот тебе и «Книга перемен»! Шахту, что ли, рыть? – И пропавший будет найден, – вновь обретя уверенность, закончил он. – А неправые пострадают от своих же собственных деяний, бежать им некуда.
Некоторое время в сгустившихся сумерках царило молчание. Лишь шумно высморкался ибн Зозуля.
– Так что, – продолжил Баг, – я советую завтра начать поиски с этого места. Коли вам угодно, уважаемые, я и завтра буду вам помогать.
– Ладно, ладно, – махнул рукой Абдулла, – завтра так завтра! А сейчас не угодно ли вернуться в город? Ночь уже на носу!
Больница «Милосердные Яджудж и Маджудж»,
9 день восьмого месяца, средница,
ночь
Всю дорогу до Асланiва Абдулла Ничипорук проявлял явные, хотя и тщательно скрываемые признаки нетерпения: барабанил пальцами по рулю, кашлял, поглядывал на молча и безучастно сидевшего рядом ибн Зозулю. Богдан, даос-Баг и бек Кормибарсов также сидели в полном молчании, в которое погрузились немедленно после того, как Абдулла поинтересовался, куда доставить драгоценных преждерожденных, и Богдан ответил, что к больнице; каждый думал о своем, но в то же время – об одном, об общем, и в меру темперамента терзался оттого, что не может поделиться своими мыслями с единочаятелями. Пожалуй, легче всего было почтенному Ширмамеду – долгая, полная разнообразных событий и неожиданных ситуаций жизнь приучила его сдерживать чувства и не давать попусту волю переживаниям.
Абдулла разогнал повозку сверх всякой меры, и Богдану даже стало казаться, что Ничипорук решил устроить еще одну автокатостофу, но водитель сжимал в руках руль уверенно, и лишь шины душераздирающе визжали на поворотах.
«Нервничает», – сочувственно думал Богдан.
«Психует!» – злорадно думал Баг.
«Иншалла», – отстраненно думал Ширмамед.
Повозка достигла больницы «Милосердные Яджудж и Маджудж» в рекордные сроки. Баг решил, что и сам не смог бы добраться быстрее. Да, неплохой мотор у этого «мерседеса», только внутри повозка подкачала – тесновато и потолок низкий. И пепельница неудобная. Что Абдулла нашел в этих заграничных повозках?
– Завтра я не смогу вас сопроводить, – извиняющимся голосом сообщил Ничипорук, высадив седоков у больницы и выходя за ними следом, – но пришлю старшего вэйбина, чтобы он указал дорогу, сами вы не найдете.
– Мы вам признательны за помощь, единочаятель Абдулла, – сдержанно поблагодарил Богдан. – Если что-то вдруг выяснится, прошу вас не считаясь со временем немедленно связаться со мной.
– Да уж, кончено! Поиски взяты мною под личный контроль. Я отслеживаю ситуацию и днем и ночью. Где вы остановились, куда мне прислать провожатого?
– Постоялый двор «Меч Пророка». К десяти часам утра, – молвил Кормибарсов. – Поспешим, Богдан. Проведаем молодую, – Он коротко кивнул Абдулле и направился ко входу в больницу.
– Наставник, – повернулся Богдан к даосу, – окажите нам честь быть завтра в «Мече Пророка» в это время! Примите… – Богдан достал пару связок чохов, – примите на счастье!
Баг взял из рук друга «мзду на счастье», выразительно показал ему глазами на ожидавшего Абдуллу, беззвучно шевельнул губами: «Задержи!» – низко поклонился и отступил в темноту кустов.
– Единочаятель Абдулла, – Богдан положил Ничипоруку руку на плечо, – не откажите мне еще в одной маленькой услуге…
– Я слушаю, еч Богдан, – в голосе Абдуллы нетерпение проступало все явственнее.
«Куда ж ты так торопишься-то? – Невидимый в темноте Баг подкрался сзади к немецкой повозке. – Сказано же: не благоприятно тебе „иметь, куда выступать“. Удачи не будет. Сиди и жди, никуда не выступая, мы сами придем». – Он осторожно ощупал крышку вещника, нашел отпирающую ее кнопку, нажал, придерживая сверху.
– Нельзя ли завтра с вашим вэйбином получить подробную карту той местности, – продолжал Богдан, – это нам будет вовсе нелишним…
– Непременно, еч Богдан, все что вам потребуется. Ну, а сейчас я должен спешить: поиски пропавшего преждерожденного Кова-Леви не прекращаются ни на минуту, и мой долг обязывает меня быть в зиндане. Кроме того, у нас убийца не схвачен. Наверное, вы слыхали об убийстве дервиша Хикмета? Так что постарайтесь понять…
– Разумеется, я понимаю.
Баг ужом проскользнул в вещник повозки. Не пришлось даже принимать позу «нефритового утробыша»: внутри было пусто и вполне просторно. Сюда вполне могло поместиться два Бага и очень много мечей.
Подцепив ножом крышку, он аккуратно прикрыл вещник и оказался в полной темноте.
Минуту спустя Баг почувствовал, как повозка дважды всколыхнулась, приняв в себя тяжесть двух тел; потом хлопнули дверцы, и повозка тронулась с места.
Где-то в окрестностях Асланiва,
три часа спустя
Тиха асланiвськая ночь…
Баг сидел у фонаря на обочине дороги и всматривался в темноту. Ни повозки, ни грузовика – все будто вымерло этой замечательной ночью! С другой стороны, в обычаях человеческих спать по ночам, ведь еще великий Конфуций на вопрос пытливого Мэн Да, можно ли в ночное время суток составить далеко идущие замыслы или хотя бы приблизиться к постижению главного, отвечал: «Уху! Глупец! Благородный муж ночью спит!». Баг не знал пока, сколько благородных мужей приходится на каждую сотню жителей этого уезда, но так или иначе жители асланiвських окрестностей предпочитали этой ночью спать, а не ходить или ездить, отдавая тем самым должное мудрым советам Учителя.
Между тем, Багу позарез нужно было в город. И он уже десять раз пожалел, что так глупо разбил телефон, спасая от незаслуженных увечий неизвестного нахального кота. Теперь оставалось только досадовать на эту глупую случайность. С другой стороны, взять с собой телефон, будучи даосом, Баг никак не мог: во-первых, у ордусян существовало твердое представление о том, что бродячие даосы телефонами, тем более переносными, не пользуются, ибо, не соблазняясь сиюминутным, думают о вечном и брезгуют иметь отношения с новомодной техникой; а во-вторых, хорош бы он был, стоя у алтаря или гадая по гексаграммам, ежели б в тот момент в рукаве запиликала трубка. Но вот сейчас, именно сейчас телефон Багу был просто необходим: он стоял столбом на ночной дороге, в неведомом месте, не зная, какое направление избрать, и по дороге за полчаса не проехало ни одной повозки, ни легковой, ни грузовой, чтобы подвезти пожилого бродячего даоса хотя бы до окрестностей Асланiва, куда даос ой как торопился.
Ибо полученная информация окончательно сложила кусочки мозаики в одно целое и просто-таки распирала честного человекоохранителя.
«Три Яньло, – раздраженно думал Баг, – что за карма! Ну почему именно сейчас? Где какой-нибудь захудалый грузовик с эрготоу, тьфу ты, с горилкой?»
Баг с тоской вспомнил нескончаемые потоки многотонных фур, днем и ночью мчащихся из Мосыкэ по александрийскому проспекту Радостного Умиротворения, попросту называемом водителями Московским – уж в одной из них бродячему даосу определенно нашлось бы место! И он благополучно достиг бы пункта назначения – больницы «Милосердные Яджудж и Маджудж» или готеля «Меч Пророка», смотря по времени – когда удалось бы добраться до города. Баг помнил, что Богдан остался в больнице – но вряд ли он пробудет там всю ночь…
Требовалось срочно рассказать ему, что же Баг увидел.
…Путешествие в вещнике продолжалось довольно долго: сначала повозка двигалась стремительно и плавно, потом скорость заметно снизилась, начало трясти на ухабах, появились многочисленные повороты, и мотор натужно ревел; затем путь пошел под уклон. Баг понял, что повозка движется по горной дороге. Однажды она и вовсе остановилась: хлопнула дверца и кто-то, судя по голосу – ибн Зозуля, зашуршал в кусты. Замер. Раздалось вполне характерное журчание и удовлетворенный вздох. «Облегчился, мерзавец, – с негодованием понял Баг, переворачиваясь на другой бок, – чтоб тебе больше никогда не облегчаться! Да поразит тебя простатит до самой глубины твоей злобной железы!»