Сварог, вовсе не стремившийся занять почетное место, скромно устроился рядом с Марой в третьем ряду столпившейся на шканцах команды «Божьего любимчика» и внимательно слушал чиновника в серо‑голубом вицмундире ронерского министерства таможен. Тот, держа перед собой тщательно развернутый лист плотной бумаги, читал монотонно, но громко и внятно, отчеканивая каждое слово. Оглашал очередным гостям острова принятые здесь правила поведения – и с особым смаком, с расстановочной просвещал насчет наказаний за нарушение таковых.
Наказания разнообразием не блистали и гуманизмом не отличались. Собственно, наказание тут было только одно. За любую попытку произвести в храме Руагату пусть даже мельчайшие разрушения – смертная казнь. За потаенный пронос на берег любых инструментов и приспособлений, способных послужить для причинения храму повреждений – смертная казнь. За самовольный выход за городскую черту с наступлением темноты – смертная казнь. За передвижение по острову в дневное время без сопровождения чиновника – смертная казнь. За самовольное причаливание к берегу вне городской черты на любом плавсредстве, будь то корабль, лодка, «а также любой другой плавающий предмет, позволяющий человеку с его помощью держаться на поверхности воды» – смертная казнь. То же самое было обещано и пловцам, рискнувшим бы вылезти на берег вне поименованных пределов. И напоследок тот же печальный финал гарантировался любому, кто выйдет за городскую черту, имея при себе спички либо иные приспособления, предназначенные для добывания огня.
Строгости, конечно, были из ряда вон выходящие, но, как легко догадаться, сводились они к одному – не допустить, чтобы кто‑то причинил храму ущерб, неважно, ударом кирки или поджогом. В заключение чиновник взял у капитана судовую роль, потребовал поклясться, что здесь присутствуют поголовно все, находящиеся на борту, и устроил перекличку. Вот теперь стало совсем скучно. Сварог рассеянно поглядывал на полдюжины неприметных субъектов, стоявших за спиной чиновника неровной шеренгой. Так и зыркали глазами по лицам. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об их профессии. Шпиков тут было не меньше, чем солдат, те и другие, вместе взятые, составляли добрых девять десятых населения острова – ну, а оставшиеся работали в порту и в городе (а впрочем, наверняка и среди них шпиком был каждый второй).
|
|
Сердиться было бесполезно – все эти драконовские меры придуманы еще несколько тысяч лет назад и оставались неизменными какие бы реформы и нововведения ни происходили в большом мире. Все без исключения державы Виглафского Ковенанта, даже крохотный Сегур, принадлежавший отныне Маре, держали здесь солдат и шпиков. С незапамятных пор действовало еще одно нерушимое правило: здешние контингенты обязаны были сохранять в отношении друг друга строжайший нейтралитет, даже если пославшие их державы сходились в ожесточеннейшей войне. Одним словом, все было подчинено стариннейшему поверью, к которому все относились отчего‑то предельно серьезно: разрушение храма Руагату или любой значительный ему ущерб вызовет всемирный потоп, не уступающий Шторму. Никто, ни один книжник, ни один деятель тайных служб не мог объяснить Сварогу, почему так повелось – так было всегда, с незапамятных времен, и точка.
|
|
Были у него кое‑какие смутные догадки на сей счет, но для того, чтобы их проверить, следовало убедиться, что он не ошибся в главном…
Он встрепенулся, вернулся взглядом ко второму слева шпику. Они встретились глазами, и тот удивленно округлил свои, всмотрелся, полагая, очевидно, что ему мерещится, судя по лицу, убедился, что не ошибся. У него даже челюсть стала помаленьку отвисать, но Сварог украдкой, из‑за плеча впереди стоящего грозно показал кулак, прижал палец ко рту. Человек, опомнившись – как‑никак работал на сем поприще не первый год, – придал лицу самое безразличное выражение.
Как же его зовут? Баркаль, Барналь… Ага, Барталь! Советник Барталь из ронерской морской разведки, согласно правилам всего месяц назад представлявшийся Сварогу по случаю своего назначения на эту именно должность – резидента на острове Хай Грон. Адмирал Амонд отзывался о нем в самых лестных выражениях, как об усердном, растущем и перспективном кадре. Ну что же, можно сказать со всей уверенностью: усердия у него не отнимешь. Усерден настолько, что самолично встречает прибывшие корабли, притворяясь рядовым тихарем. А может, дело даже не в усердии – им всем должно быть здесь чертовски скучно. Здешняя служба считается почетной, высоко оплачивается, запись в чиновничьем или военном формуляре о службе на Хай Гроне много значит для карьерного роста, но скука тут необычайная: женщин мало, кабаки наперечет, развлечений никаких, поневоле волком завоешь…
Сварог показал глазами в сторону берега. Неизвестно, понял ли его советник, но взгляд своего короля уловил…
|
|
Закончив чтение, чиновник обвел всех бдительным, суровым взглядом, словно предупреждал: «Смотрите у меня!», скучным голосом поинтересовался, не будет ли у кого вопросов, не требуется ли кому‑то вторичное разъяснение – и, встретив общее молчание, привычно свернул казенную бумагу в трубку, выдал капитану разрешение на вход в порт и направился к шлюпке, на которой прибыл. Шпики потянулись за ним.
Боцман Блай засвистал в свою дудку Соловьем‑разбойником. Парусная команда проворно полезла на мачты, палубные бросились к кабестану поднимать якорь – согласно здешним правилам «Божьего любимчика», как и всякое другое судно, заставили встать на якорь в полулиге от берега, пока не закончатся неизбежные формальности. Палуба почти опустела.
Сварог посмотрел в сторону берега. Увиденное полностью отвечало почерпнутым из книг описаниям. Остров был невелик, лиг пять в длину и не более двух в ширину, Он почти сплошь состоял из голых скал, если не считать узкой прибрежной полоски, где расположился небольшой городок. На вершине скалы тот самый, легендарный храм.
На вид – ничего интересного или необычного. Стандартный храм, посвященный морскому богу Руагату: колонны вместо стен, крыша из нескольких куполов ярко раскрашена разноцветными красками в виде чешуи, фронтон выложен мозаикой. Те, кто бывал внутри, заверяли Сварога в свое время, что и там нет ничего интересного или необычного – храм как храм, иные даже побогаче.
Сварог и не собирался туда тащиться по вившейся вдоль скального откоса дорожке, прекрасно отсюда различимой – она была гораздо светлее дикого камня, ступени едва ли не отполированы бесчисленными любопытными. Паломниками их вряд ли можно назвать – просто‑напросто издавна считалось, что людям с достатком, неважно, какой веры они придерживаются, следует хоть раз в жизни посетить храм, о котором с давних пор говорится: «Пока он стоит – стоит мир». Циники, впрочем, уверяли, будто эту так называемую традицию придумали наживавшиеся на морских перевозках купцы, заинтересованные в стабильном доходе и для себя лично, и для наследников…
«Предположим, я не ошибся», – подумал Сварог. Предположим, она и сейчас там, под скалой. И что дальше? Сколько дней придется бродить по дну, прежде чем отыщется туннель? А если он давным‑давно завален камнями во время подвижек земной коры так, что и следа не сыщешь? Если он цел, но вход намертво задраен люком исполинских размеров, способным открыться только… по кодированному радиосигналу, скажем? Что тогда?
Ничего, не стоит заранее нагонять на себя тоску. Он как‑никак оставался королем, в каковом качестве располагал нешуточными возможностями – и вдобавок был не последним человеком при дворе императрицы. Главное – отыскать вход, а остальное приложится…
«Божий любимчик» остановился у каменного причала, матрос бросил на берег канат и спрыгнул следом, проворно обмотал его вокруг чугунной тумбы.
– Вы собираетесь на берег? – спросил Сварог.
Капитан Зо покачал головой:
– Только если вам непременно надо, чтобы я сопутствовал в каком‑нибудь предприятии… для меня тут нет ничего интересного. Дыра жуткая…
– Ну, в таком случае поскучайте немного на борту, хорошо? – сказал Сварог. Обвел суровым взглядом Странную Компанию. – И вы тоже, голубчики, за известное нарушение дисциплины остаетесь без берега… Мара, не дуйся, тебя это не касается. Кого‑то одного мне все равно придется взять – мало ли что…
Он решительно шагнул к трапу, быстро спустился на берег, оглянулся. Советник оправдал его ожидания – он торчал поодаль, со скучающим видом подпирая плечом стену лабаза.
Почуяв поживу, на Сварога с Марой тут же накинулась орава торговцев с лотками – крохотные копии храма и всевозможнейших материалов, от дерева до золота, смотря на чей кошелек, бляхи и чеканка с тем же храмом, ложки и вилки, расписные тарелки, фигурки Руагату и косаток, прочая дребедень…
Сварог рыкнул на них так энергично и недвусмысленно, что они моментально разбежались. Неторопливо пошел вдоль набережной, кивнув советнику. Тот догнал его деловой походочкой, пристроился рядом, негромко спросил:
– Мы можем говорить открыто?
– Да ради Бога, – сказал Сварог. – Почему бы нам не быть старыми знакомцами? Только, разумеется, не стоит именовать меня величеством на людях и в полный голос, я здесь инкогнито…
– Я понимаю, – кивнул советник.
– Вот и прекрасно… Развлекаетесь, Барталь? Я о вашем появлении в облике рядового тихаря. Или это какая‑то важная операция?
– Да нет, – смущенно ответил Барталь. – Скучно здесь невероятно, служба поставлена, все работает как часы – местная специфика, знаете ли… Рад вас приветствовать, лауретта. Вы меня, конечно, не помните, но я вас видел во дворце, в Ронеро…
Сварог, ухмыляясь, сказал негромко:
– В жизни лауретты произошли существенные перемены, Барталь. Теперь ее гораздо уместнее с полным на то правом именовать «ваше величество»…
Барталь просветлел лицом:
– Вот как? Мои поздравления, от чистого сердца! Не сочтите за лесть, но вы себе нашли достойную супругу, ваше величество, вы составляете прекрасную пару…
Он осекся. Мара возмущенно и яростно уставилась на него так, словно собиралась в следующий же миг вздернуть на ближайшем уличном фонаре или, не затрудняясь поисками веревки, придушить самолично. Бедняга советник вмиг сообразил, что ляпнул что‑то не то.
– Э‑э… Вы неправильно поняли, Барталь, – сказал Сварог, едва подавив смех. – Графиня вовсе не выходила за меня замуж, она теперь сама королева. Королева Сегура.
– Ох, простите… – пролепетал сконфуженный советник. – Я и не подумал… Известия доходят с опозданием, таши отчего‑то перестали работать, в качестве источника новостей остались лишь прибывающие корабли…
– Ничего, – великодушно сказал Сварог. – Вы и не могли знать, это эпохальное событие произошло всего десять дней назад, мы прямиком с Сегура, и ни один корабль не мог нас обогнать… Значит, у вас сплошная скука?
– Да, неимоверная. Событий нет. Странности, правда, то и дело происходят. Вот взять хотя бы горротцев…
Сварог приостановился, повернулся к нему, мгновенно отбросив ленивое безразличие:
– Что за горротцы?
– Понимаете ли, три дня назад в порту отшвартовался очень странный корабль. Зовется он «Радуга», плавает под горротским флагом. Бумаги в совершеннейшем порядке, ни к чему придраться невозможно. Однако… Согласно документам, это – жемчуголов. Вообще‑то ничего удивительного, к закату от Хай Грона, всего в парочке морских лиг и в самом деле есть отмели, где частенько бывают жемчуголовы из разных стран. Вот только корабли у жемчуголовов совершенно другие, уж я‑то разбираюсь! Обычный, классический жемчуголов – это небольшое суденышко, шхуна, барк, порой гукор. А «Радуга», любой понимающий человек вам подтвердит – классический морской грузовоз. Большой двухмачтовый галеон с огромным грузовым люком, с полусотней человек экипажа. Посылать такую громадину на добычу жемчуга – это все равно, что отправлять покупателю один‑единственный пирожок или книгу на пароконной повозке…
– А чем они занимаются? – спросила Мара.
– В том‑то и дело, что вроде бы ищут жемчуг… Говорю «вроде бы», потому что сам у них на борту не был. Но они и в самом деле что ни вечер выходят в море, в сторону жемчужных отмелей, возвращаются только к утру. Только не к отмелям они уходят, а до рассвета крейсируют неподалеку от берега, к закату от острова. Но вот уже две ночи отряжаю людей наблюдать за ними со скал. Вчера ходил сам, до рассвета проторчал…. Они бросают якорь, стоят на якоре пару часов, потом перемещаются на некоторое расстояние, и все повторяется сначала. Ни разу с корабля не прыгали ныряльщики. Ни разу! Чем они занимаются, совершенно непонятно. Каждую ночь… А вчера пришли три горротских военных корабля. По объяснениям флаг‑капитана, решили устроить тут маневры. Знаете, что самое интересное? Каждую ночь они болтаются в море примерно в том самом месте – так, словно прикрывают «Радугу». Никто ничего не понимает.
– И что вы намерены делать? – спросил Сварог подлинно королевским тоном.
– Я? – взглянул на него советник с неприкрытым удивлением. – Я ничего не могу сделать. Потому что они не нарушают никаких предписаний. Никто ни разу не пытался высадиться на берег – уж в этом‑то случае им бы выписали на полную! Ночью – да и днем – на берегу полно патрулей, секретов, замаскированных наблюдателей… Но они ни разу не приблизились к берегу, ни разу не спускали шлюпки, никто не пытался достичь острова вплавь… Что тут поделаешь? Никому не запрещено хоть целый год подряд самым странным образом отираться возле острова. Как не запрещено и устраивать маневры в надлежащем отдалении от берега. С точки зрения действующих регламентов, утвержденных державами Ковенанта, они в своем праве. Ни у кого нет оснований предпринять против них какие‑то действия. Остается лишь наблюдать… и ломать голову. Ведь это все неспроста, должна быть какая‑то цель, ясное и логичное объяснение…
– А версии у вас есть? – подумав, спросил Сварог.
– Версии… Ничего в голову не приходит. Разве что – клад. В конце концов, не они первые. С давних пор кружат россказни, будто в окрестностях Хай Грона лежат на дне сокровища, как это обычно случается, всплывают неведомо откуда сомнительные карты, объявляются «совершенно точно знающие место» субъекты, надувают простачков… Но ведь ни разу не бывало, чтобы кто‑то нашел здесь клад. И потом… Предположим, на дне и в самом деле лежит клад. Но они ведь не спускают ни ныряльщиков, ни тралы! Просто стоят на якоре там и сям… Разве что у них на борту какой‑то маг или другой колдун, он и ищет…
– А вы что, слышали о таких колдунах?
– Не приходилось как‑то, – признался советник.
– Я тоже не слышал, – сказал Сварог. – А днем они, значит…
– Днем они смирнехонько стоят в порту. В первый день кое‑кто из команды ходил в храм, но только в первый…
Что‑то крутилось у Сварога в голове, некие детали, никак не складывавшиеся в цельную картину… Клад. Поиски. Поиски чего‑то под водой… Мать твою, в тридцать три морских черта!
Конечно, он мог ошибаться, но никто об этом не узнает, кроме него, так что стоит попробовать…
– Слушайте внимательно, Барталь, и не задавайте никаких вопросов, – сказал Сварог самым внушительным тоном, на какой только был способен. – Вы мне сейчас покажете издали эту «Радугу». А потом отправьте в море лодку с надежными людьми. С такими, что не станут болтать и задавать вопросы. Они должны бросить якорь в открытом море на расстоянии… скажем, сотни ярдов от берега, прямо напротив «Радуги». Пусть притворяются, что ловят рыбу, что ли… Это будет выглядеть убедительно, или нет?
– Почему же? Многие от нечего делать выходят на рейд порыбачить…
– Вот и отлично, – сказал Сварог, сдерживая нетерпение. – Но это еще полдела. Они должны опустить в воду – незаметно для окружающих, понятно – какой‑нибудь достаточно большой и яркий предмет, чтобы он оказался достаточно близко ко дну и мог служить надежным ориентиром для того, кто будет… – он чуть было не выпалил «идти» и вовремя спохватился, – плыть над дном. Все понятно?
– Честно говоря, ничего не понятно, но выполнено будет в точности.
– Прекрасный ответ, – сказал Сварог. – Далеко пойдете, Барталь, я вам обещаю…
…Глубина была небольшая, и он издали увидел «достаточно большой и яркий предмет», попросту говоря, большую ярко‑красную скатерть с серебряной бахромой, неизвестно где раздобытую Барталем в сжатые сроки, укрепленную на канатике наподобие вексиллума, за два угла. Подошел совсем близко, повернулся к ней спиной и, временами оглядываясь через плечо, зашагал по дну в сторону берега. Сразу ясно, что здешние места давным‑давно обжиты человеком – мусора на дне, разнообразнейшего, было столько, что Сварог почти все время смотрел под ноги, а не перед собой, обходил кучи хлама, состоявшего порой из самых неожиданных предметов вроде дверей и даже ржавого плуга, которому здесь решительно нечего было делать по причине полного отсутствия на острове пригодной для вспашки земли. Поразительно просто, как любит человек гадить везде, куда только доберется… И никакими грозными королевскими указами эту привычку не побороть.
Чертыхаясь про себя, Сварог все же добрался до набережной. Выпуклое днище горротской «Радуги» нависало над ним продолговатым темным облаком. Оттолкнувшись от дна обеими ногами, он поплыл вверх. Ухватившись за нижнюю оконечность массивного румпеля, извернулся и, цепляясь ладонями за обросшие морскими ракушками – черт‑те сколько не кренговались, раздолбаи – широкие доски, скорее пополз, чем поплыл вдоль киля.
Остановился. Присмотрелся к тому, что обнаружил, оттолкнулся от киля, проплыл вдоль всей явственно видневшейся линии, четко выделявшейся вдоль днища. Подумал с радостью, что вовсе не выглядит дураком – наоборот, угодил в самое яблочко.
В днище горротского корабля был проделан большой люк, состоявший из двух продольных широких створок. Если представить его распахнутым, в него прекрасно пройдет некий предмет ярдов шести, а то и восьми в длину, не менее трех‑четырех в ширину. Кораблям такие люки совершенно ни к чему, если не считать одного‑единственного случая. «Ай да я, – подумал Сварог, – ай да мыслитель, ай да проницательный ум! Уважать себя начинаешь втрое больше против прежнего…»
Назад он вернулся минут через двадцать. Всплыл на поверхность – такой же голый, как полдюжины матросов с «Божьего любимчика», бултыхавшихся неподалеку от борта, старательно изображавших, что это их любимое занятие, которому они предаются в любом порту. Могут ведь быть у людей свои маленькие причуды? Мало ли на свете чудаков…
К нему обернулись, и он сказал ухмыляясь:
– Все, ребята, можно вылезать…
И первым подплыл к трапу с деревянными перекладинами, проворно взобрался наверх, принял от Мары огромную простыню, стал вытираться. На него выжидательно смотрели капитан Зо с боцманом Блаем и Странная Компания в полном составе.
– Я все‑таки великого ума человек, если кто сомневался, – сказал Сварог и моментально стал серьезным. – Господа мои, это они. У них в днище не люк, а сущие ворота. Есть только одно‑единственное объяснение. И мы обязаны их взять…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СОКРОВИЩЕ ХАЙ ГРОНА
Неподалеку от Сварога заскрипел румпель, поворачиваясь тяжко, неспешно, и «Радуга» отвалила от причала, обремененная двумя пассажирами, не включенными в судовую роль, не платившими за проезд, совершенно нежеланными для всех, кто был на борту. Но поскольку никто не подозревал о «зайцах», ни малейшего перепелоха не случилось.
Корабль понемногу набирал скорость, покинув рейд, и Сварог ощущал сопротивление воды, словно сильный ветер в лицо. От его макушки до поверхности моря было что‑то около пары ярдов, он висел, распластавшись на борту, вцепившись в четыре бурава, которые сам полчаса назад и ввинтил в доски обшивки со всеми предосторожностями, по миллиметру, чутко прислушиваясь, не раздастся ли над головой, на палубе, подозрительный шум, означавший бы, что все открыто. Обошлось. Никто и не подозревал о его присутствии на острове – человека, дышавшего под водой так же легко и непринужденно, как на суше.
Никто не подозревал также, что на корме, над румпелем, под далеко выступающей надстройкой, примостилась Мара – единственная на тысячи морских лиг вокруг, кому этот номер был по плечу. Она бесшумно подплыла к корме гораздо позже Сварога, перед самым отплытием «Радуги», когда убедилась, что на корабле начали поднимать паруса. И бесшумно вскарабкалась по обшивке, цепляясь за доски надетыми на ладони и ступни железными браслетами с набором острейших зазубренных крючьев – отправляясь в морское плавание, конечно же, прихватила свой мешок с уймой полезных приспособлений, способных довести до инфаркта иного гуманиста. Повисла, держась прочно, словно вбитый в доску гвоздь – совершенно неразличимая издали фигурка в мешковатом одеянии с капюшоном. Ночью, известно, все кошки серы, даже рыжие…
Нельзя сказать, что он разместился с комфортом, но скорость была все же невелика, и Сварог ничуть не опасался, что его оторвет от борта напором воды. Когда прошло не менее десяти минут, он выпустил загнутую дугой железную рукоятку бурава, держась одной правой, достал из ножен кинжал и, выбросив руку над головой, медленно всадил прочное лезвие в щель меж досками. Потом повторил левой ту же манипуляцию с другим кинжалом. Теперь он ногами стоял на рукоятях буравов, а руками цеплялся за рукояти кинжалов, и его голова поднялась над водой. Вполне могло оказаться, что от его варварских манипуляций в трюме возникла течь, но она была совсем крохотная, и озабочиваться этим не стоило – совсем скоро на корабле должны были развернуться события, после которых экипажу будет не до присмотра за водой в трюме…
Огромная желтая луна – то бишь Семел – стояла высоко над морем, почти в зените. Очаровательная ночь для влюбленных – и препакостная для грабителей, которых на большой дороге видно за версту. Уже с большим знанием вопроса Сварог моментально вспомнил, что на «тарабарской музыке» подобная ночка именовалась «дохлым времечком», а то и «худявой темнушкой».
Огни города и порта остались позади, за левым плечом. Корабль шел в полулиге от берега, мимо голых скал, которые только казались издали – что днем, что ночью – совершенно дикими, какими бы ли с сотворения времен. На деле же они за тысячелетия покрылись невидимой с моря сетью переходов, укрепленных гнезд и местечек для засады. Там сейчас полно солдат, бдящих недреманно, а кое‑где, растолковал Барталь, и пушки замаскированы.
Наверняка где‑то в приличном отдалении уже дрейфовали корабли горротской эскадры – и «Божий любимчик» уже должен выйти в море. Со своего наблюдательного пункта Сварог недалеко мог видеть, но прекрасно знал, что все именно так и обстоит. Горротцы просто обязаны выйти в море, прикрывая бесценную лоханку под названием «Радуга», а капитан Зо подвести не в состоянии, хотя, строго говоря, вовсе не обязан был ввязываться в Свароговы эскапады. Однако он, не балуясь ненужным красноречием, спокойно кивнул: «Можете на меня рассчитывать», и этого достаточно…
Нельзя было особенно затягивать – поди угадай, где на сей раз бросит якорь «Радуга»… Тем более что Сварог уже видел даже из своего неудобного положения ярко светивший синий фонарь, неподвижно замерший на скале ярдах в пятидесяти над водой – условный сигнал Барталя. Вряд ли фонарь этот мог всполошить кого‑то на борту «Радуги» – мало ли по какой причине могут разжечь огонь охраняющие остров солдаты, не обязанные давать заезжим путешественникам отчет в своих действиях…
Мара тоже увидела фонарь, Сварог в этом убедился, услышав над головой едва слышные царапающие звуки – услышал только потому, что ждал их и воспользовался «чутким ухом». Поднял голову и самым обычным человеческим взором, вовсе не усиленным с помощью «кошачьего глаза», увидел бесформенный силуэт, бесшумно скользивший по борту сначала параллельно водной глади, а потом снизу вверх, к перилам кормовой надстройки. Словно явление призрака или легендарной Серой Погибели – совершеннейшая тишина, только слышно, как тихонько журчит рассекаемая форштевнем вода, поскрипывают снасти да лениво перебрасываются неразличимыми тихими репликами люди на капитанском мостике…
Забавно, но сейчас он нисколько не опасался за Мару. На Сегуре, во время того дурацкого состязания, боялся какой‑нибудь глупой случайности, а сейчас – ни капельки. Когда она работала, Сварог не раз убеждался, не бывает ни осечек, ни глупых случайностей…
Мимолетно оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что он пребывает на своей позиции, Мара столь же бесшумно достигла подножия толстых деревянных балясин. Несколько секунд висела в неподвижности, а потом взметнулась наверх, на мостик, столь неуловимым для глаза рывком, что Сварог попросту не заметил броска – миг назад она висела на борту, и вдруг ее уже нет на том месте… Сварог напряг слух. Едва слышный стук, что‑то мягко осело на палубу, легкое звяканье, чуть различимый ухом скрежет, протяжный звук, словно по палубе проволокли мешок…
И – тишина. А потом над головой раздался сухой деревянный стук, словно кто‑то бежал вдоль забора, чертя по нему палкой – это разворачивался сброшенный сверху Марой трап, и ступеньки тарахтели по борту.
Ухватившись обеими руками за нижнюю, Сварог подтянулся на руках, поставил ногу на добротно оструганную перекладину и полез наверх со всем проворством, на какое был способен.
Перемахнув через перила, огляделся, оценивая ситуацию. Все было в совершеннейшем порядке, зачистка проведена на совесть в углу, скорчившись, лежал неподвижный человек, второй распростерся у штурвала, третий крест‑накрест повалился на него. Ни у кого из них не было в руках оружия – ну, конечно, где им было успеть, когда над перилами возникло нечто бесшумное и стремительное и, не потеряв ни мига, начало работать…
Море было спокойным, и корабль, лишившись управления, пока что не рыскал, по инерции шел тем же курсом, штурвал лишь чуть‑чуть поворачивался вправо‑влево.
С мачт раздались громкие удивленные возгласы – это моряки из парусной команды заметили Мару… Ага, понятно, почему. Она стояла сейчас на месте, судя по пронзительному скрипу кабестана, опускала якорь. Ага, цепь загрохотала в клюзе…
Не теряя времени, Сварог схватил с крюка на перилах зажженный фонарь, пребывавший там согласно морскому регламенту, вмиг отодвинул заслонку и, направив отражатель в сторону берега, сделал несколько широких взмахов, словно красил забор.
Чуть ли не через пару секунд от скал отделились две шлюпки и, вырвавшись на большую воду, понеслись к кораблю со всей возможной скоростью, так что весла, должно быть, трещали и гнулись. Сварог оглядел горизонт. Справа и позади, не менее чем в полулиге, виднелся один из горротских фрегатов, пока что спокойно дрейфовавший. Ага, второй – справа и впереди, тоже довольно далеко, а третьего что‑то не видно, но он, конечно, где‑то поблизости…
С кормы приближался «Божий любимчик», идущий под всеми парусами, нацелившийся загородить «Радугу» от обоих горротцев. Шлюпки летели к борту, как на больших адмиральских гонках, уже слышно было, как знакомый голос рыкает:
– Нав‑вались, навались, осьминога вам в задницу! Навались!
А на другой шлюпке, ни в чем не уступая Боцману, орала Тетка Чари:
– Навались, гунявые, бабку вашу вперехлест через клюз!
«Как же они на борт?» – подумал Сварог всполошенно, но тут же успокоился – при такой небесной иллюминации все еще висевший за бортом трап прекрасно виден с воды…
Только теперь на «Радуге» нашлось достаточно людей, осознавших нешуточную опасность и спешивших принять меры. Под ногами у Сварога, в помещениях кормовой надстройки, загрохотали шаги, послышался лязг металла – кто‑то второпях столкнулся торопливо выхваченными клинками – и на палубу, как зерно из распоротого мешка, сыпануло дюжины две вооруженных, судя по ухваткам, не парусных дел мастеров, а профессиональных солдат.
Тщательно прицелившись, Сварог метко угодил одному из них в башку тяжеленным фонарем, после чего ушибленный кулем свалился на палубу, определенно выбыв из боевых порядков.
Трое‑четверо бросились на нос, к кабестану. Им навстречу из‑за надутого ветром паруса выскользнул бесформенный силуэт…
В несколько секунд там произошло что‑то жуткое и бесповоротное – словно налетев на невидимую веревку, протянутую поперек палубы, горротцы все до одного попадали и больше не шевелились. Кто‑то внизу взвыл в непритворном ужасе.
Наконец‑то! Над планширом возникла высоченная, голая по пояс фигура с короткими абордажными тесаками в обеих руках. С грохотом перепрыгнув на палубу, боцман Блай жизнерадостно крикнул оторопевшим горротцам:
– Наше вам! Никогда не видели гиперборейскую тигру, ребятки? Вот она я, смертушка ваша непреклонная!
И кинулся в драку, размахивая клинками так ожесточенно, что казалось, будто рук и тесаков ничуть не меньше, чем у легендарного Шугуты.
Следом, прыгая через планшир, подбадривая друг друга молодецкими воплями и ядреной матерщиной, ринулись с полдюжины его пиратов и Странная Компания.
Сварог даже не пытался выхватывать абордажную саблю и кидаться в сечу – командир вовсе не обязан сейчас быть впереди на лихом коне, у него другие задачи, стратегические…
Он ограничился тем, что, выдернув из‑за пояса покойного рулевого пару пистолетов, послал пули в ближайших к нему горротцев – в спину вообще‑то, что безусловно возмутило бы иного приверженца рыцарской этики, но сейчас было, по глубокому убеждению Сварога, вполне уместно. Не благородно дуэлировать сошлись, в самом‑то деле…
Грохоча босыми пятками, весь мокрехонький, он сбежал с капитанского мостика и, махнув подбежавшему к нему бесформенному балахону, кинулся в ближайшую дверь.
Эту часть плана они с Марой обговорили подробно и старательно. Следовало незамедлительно брать «языка». Присутствие солдат на борту неудивительно – но гораздо больше здесь должно быть, учитывая специфику рейса, мастеровых и инженеров, то есть людей, оружием махать не обученных, зато много знающих…
Коридор был ярко совещен карбамильскими лампами на стенах – ну, понятно, никто здесь не собирался дрыхнуть, они вышли в море работать… Какой‑то вздорный тип в кирасе с абордажным тесаком очертя голову кинулся на Сварога из распахнувшейся справа двери, но Мара его перехватила и во мгновение ока утихомирила насовсем.
Распахнув одну дверь, вторую, третью, Сварог увидел там лишь пустые каюты, судя по их убранству, принадлежавшие отнюдь не рядовым матросикам – да такие и не обитают на корме… Пусто. И здесь пусто. Ага!
Бомбой ворвавшись в каюту, он пинком опрокинул столик, заваленный морскими картами, еще какими‑то бумагами, циркулями, непонятными инструментами – и все это ученое хозяйство разлетелось по полу. Сварог же, протянув руку, сграбастал за глотку пожилого человека, простоволосого, в коротком плаще, скрепленном у горла серебряной цепочкой с двумя серебряными же бляхами, на коих отчеканены циркули. Сословие Циркуля, ага, инженер, судя по роже – обделавшийся интеллигент, незнакомый с методами активного следствия в полевых условиях…
Зато Сварог еще в прошлой жизни приобрел нешуточное мастерство в помянутых методах. Молодецки шарахнув инженером об стену, припечатав его спиной к весьма посредственному ковру, он левой рукой залепил пленному оглушительную плюху, отпустил, выхватил из ножен саблю, со зловещим видом помаячил сверкающим клинком перед лицом. Рявкнул:
– Где Тагарон? Тагарон где, сучий ты потрох? Душу выну через жопу, уши отрежу и в рот запихну! Тагарон где?
– В трюме… – пролепетал инженер, без посторонней помощи вжимаясь в стену так, словно хотел проломить ее спиной в поисках спасения.
– Возле лодки?
– Аг‑га… Откуда вы знаете? Вы кто?
– Любознательные странники, – сказал Сварог, переведя дух. – Любители механических кунштюков… Где вход в трюм? Веди, тварь, живо!
Инженер машинально показал рукой. Ухватив его за плащ, Сварог сильным толчком отправил ученого человека к Маре, которая тут же приняла добычу, надежно в нее вцепившись. Они все втроем вывалились в коридор и оказались лицом к лицу со Странной Компанией, сгоряча нацелившейся в них пистолетами и клинками. Впереди всех возвышался его Величество Бони Скатур Дерс, король Арира – с пылавшей боевым азартом физиономией, крайне довольный возвращением к прежней жизни, хищно вздымавший увесистый абордажный топор‑лабрис с двойным лезвием.
– За мной, ребята! – приказал Сварог и, следуя за машинальным взглядом пленного, подтолкнул его к одной из дверей.
Топотавший следом Бони оглушительно пыхтел – сказывалась беззаботная жизнь венценосца. Он прилежно доложил:
– Наверху все путем, командир, боцман со своими очистили палубу, зашугали олухов на мачтах…
Сварог резко повернул голову – снаружи донесся знакомый гул пушечного залпа. «Божий любимчик» вступил в бой, события резво разворачивались на полную, следовало торопиться…
Он распахнул дверь, за которой оказались уходящие вниз ступеньки, толкнул вперед инженера:
– Веди, родимый, да не заплутай, смотри…
По довольно ярко совещенной лестнице они спустились ступенек на двадцать, оказались перед широким проемом без двери. Изнутри доносились голоса, падал свет, что‑то металлически погромыхивало, постукивало. Сварогу пришло в голову, что те, в трюме, увлеченные своими делами и никак не ожидавшие лихого штурма, могли попросту и не заметить, не услышать схватки над головой, не столь уж и шумной. А что до пушечной пальбы – мало ли по какому поводу она могла вспыхнуть…
Осторожно выглянув из‑за переборки, он убедился, что угадал правильно. С дюжину человек, столпившихся вокруг странного сооружения, выглядели всецело поглощенными обычными занятиями – одни разглядывали большую карту, другие, стоя наверху короба, отдраивали большой овальный люк, еще кто‑то с натугой волок к середине трюма огромный бронзовый сосуд…
Обширный трюм, размерами не уступавший паре‑тройке солидных купеческих амбаров, освещенный парой дюжин больших карбамильских ламп, был пуст. Только посередине возвышалось помянутое сооружение, нечто вроде продолговатого купола из плотно пригнанных досок, меж которыми влажно посверкивало что‑то вроде застывшей смолы или надежно обеспечивавшей герметичность ворвани. На вершине – овальный люк, к нему ведет металлическая лесенка, по обеим ее сторонам разместилось не менее восьми обычных корабельных помп, какими откачивают воду.
Не нужно быть инженером, чтобы примерно догадаться, как эта музыка устроена. Сварог прикинул все в общих чертах, как только увидел люк в днище «Радуги». Подводная лодка, творение хитромудрого Тагарона, помещалась в этом самом куполе, намертво присобаченном к днищу. При помощи каких‑то механизмов – надо полагать, не особенно заковыристых – ее опускали вниз, раскрыв створки люка, а потом поднимали тем же манером. Закрыв нижний люк и задраив верхний, воду откачивали помпами. Ага, вот они, подъемники – колеса с намотанными на них цепями по четырем сторонам купола, цепи уходят внутрь. В отверстия неминуемо просочится вода – видны по бокам темные потеки, – но ее будет не так уж много. Снаружи никто и не заметит, ночью особенно. Ну что же, толково придумано, большого ума этот Тагарон, вот только не стоило ему связываться с Горротом, меньше было бы в жизни неприятностей… По объему и весу вся эта машинерия даже меньше обычного груза для кораблей такого типа, так что на плавучесть и мореходные качества, надо полагать, не особенно влияет… Кулибин, мать его…
Вверху гремели пушки. Следовало поторапливаться. Оттолкнув инженера локтем, Сварог ворвался внутрь с жизнерадостным криком:
– Стоять, бараны!