Работа над выделением существенного, управление вниманием, обобщение, сообщение сюжета − всё это принесло плоды, и если раньше Ш. должен был "прикрывать" часть того, что он видел, "непрозрачным полотном", то теперь выделение наиболее информативных звеньев и выработка сокращённых способов кодирования сделали своё дело.
«Я хочу − я не хочу... И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется − и это понятно почему, ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется... Значит нужно было просто это осознать!"»
Удивительно, но этот приём дал свой эффект. Возможно, что здесь сыграла свою роль фиксация на отсутствие образа, возможно, что это было отвлечение от образа, его торможение, дополненное самовнушением, − нужно ли гадать о том, что остаётся нам неясным?.. Но результат оставался налицо.
Особенности ранних воспоминаний
Мир ранних воспоминаний Ш. несравненно богаче нашего, и это неудивительно. Его память не превратилась в тот аппарат словесной переработки информации, которым она давно стала у нас; она сохранила те черты непосредственного всплывания образов, которые были свойственны раннему периоду формирования сознания.
Соотношение звучания и значения слов
Слово имеет смысл, оно обозначает какой-то признак − и этот признак широко распространяется на другие вещи, слово начинает обозначать все вещи, у которых налицо такой признак, это нам хорошо знакомо. Но слово выражается комплексом звуков, оно произносится тем или иным голосом; и звук, и голос тоже имеют свой цвет и вкус. Это уже другой вид переноса словесных значений − перенос по синестезически − переживаемым звуковым особенностям слова.
Переживания Ш. были совершенно другими. Он остро чувствовал, что есть слова, которые точно соответствуют своему содержанию, есть такие, которые нужно подправить, а есть такие, содержание которых явно несвойственно им, которые безусловно, продукт недоразумения.
Содержание слова должно соответствовать его звучанию, если этого нет − Ш. мог придти в растерянность.
Ш. испытывал много затруднений, пытаясь приспособить содержание слова к его звучанию, и эта детская синестезия слова оставалась ещё долгое время.
Синестезическое восприятие слова, в котором звучание так же определяет смысл, как и значение, имеет и другую сторону. Если одни слова воспринимаются как не соответствующие смыслу, приводящие в тупик, затрудняющие восприятие, то звучание других слов начинает придавать слову выразительность. Переживание слов Ш. становится меркой их выразительности.
Ш. обладал этим качеством в высокой степени, выразительность звучаний безошибочно воспринималась им, отражая какие-то общие выразительные свойства звуков. 61 Естественно, что слова, которые для нашего сознания являются синонимами, для Ш. имеют своё различное значение.
Особенности мышления
Сам Ш. характеризует своё мышление как "умозрительное". Это ум, который работает с помощью зрения, умозрительно... То, о чём другие думают, что они смутно представляют, Ш. видит. Перед ним возникают ясные образы, ощутимость которых граничит с реальностью, и всё его мышление − это дальнейшие операции с этими образами. Видение позволяет Ш. полнее ориентироваться в повествовании, не пропускать ни одной детали, а иногда − замечать те противоречия, которые не заметил и сам автор.
У Ш. не надо развивать наблюдательность − она составляет неотъемлемое свойство его ума. Наглядное "видение" обеспечило Ш. не только "наблюдательность". Оно помогало ему с завидной лёгкостью решать практические задачи, которые требуют от каждого из нас длительных рассуждений и которые он решает легко − "умозрительно".
Ш. никогда не отличался практичностью.
Ещё ярче выступают механизмы наглядного мышления при решении тех задач, в которых исходные отвлечённые понятия вступают в особенно отчётливый конфликт со зрительными представлениями; Ш. свободен от этого конфликта, − и то, что с трудом представляется нами, легко усматривается им.
"Кирпич весит 1 кг и ещё столько, сколько весит полкирпича. Сколько весит кирпич?"... С какой лёгкостью люди, сосредоточившиеся только на числах, дают неверный ответ − 1,5 кг! Такие соскальзывания на формальные ответы были чужды Ш., − нет, даже просто невозможны для него. Его "умозрительная" форма решения, которая заставляла его всегда иметь дело с предметами и всегда связывать числа с наглядными вещами, не допускала формальных решений, и задачи, вызывавшие состояние конфликта у других, протекали у него без вызванных таким конфликтом затруднений.