Весь дом был охвачен кипучей деятельностью. У кухонной двери без конца толпились деревенские жители с корзинками снеди и связками клохчущих кур. Два, а то и три раза в день к дому подъезжал Спиро на своем автомобиле, доверху набитом ящиками вина, стульями, легкими разборными столами и другими предметами. Охваченные волнением Сороки носились из конца в конец по клетке, просовывали головы сквозь прутья и громкими хриплыми голосами комментировали события. На полу в столовой в окружении больших листов оберточной бумаги лежала Марго и рисовала на них мелками крупные, яркие фрески; в гостиной Лесли, окруженный горой мебели, математическим способом пытался определить, сколько столов и стульев может вместить дом, оставаясь пригодным для жилья; на кухне мама (с двумя помогавшими ей крикливыми девушками) двигалась в атмосфере, какая бывает внутри вулкана, окутанная клубами пара, искрами огня, тихим кипением и пыхтением кастрюлек; мы с собаками слонялись из комнаты в комнату, помогали, где могли, давали советы и вообще старались быть полезными, наверху, у себя в спальне, безмятежно спал Ларри. Семья готовилась к большому приему гостей.
Как всегда, устроить этот вечер мы решили совсем неожиданно и без всякой на то причины, просто нам так захотелось. Преисполненные любовью к ближнему, мы решили пригласить всех, о ком только могли вспомнить, даже тех, кого терпеть не могли. Все с жаром принялись за подготовку. Поскольку было начало сентября, вечер решили назвать рождественским, а чтобы вся затея не оказалась слишком мимолетной, гостей мы пригласили к ленчу, к чаю и к обеду. Это означало, что еды надо было наготовить целые горы, поэтому мама (вооруженная кипой замусоленных кулинарных книг) скрылась на кухне и оставалась там много часов подряд. Когда она наконец вышла оттуда в запотевших очках, с нею было почти невозможно говорить о чем-нибудь, не имевшем отношения к еде.
|
|
Как и обычно в тех редких случаях, когда все в семье были единодушны в своем желании принимать гостей, за подготовку взялись задолго до срока и с таким рвением, что ко дню празднества все уже падали от усталости и становились злые, как черти. Нет нужды объяснять, что наши вечера никогда не проходили так, как были задуманы. Сколько бы мы ни старались, всегда в последнюю минуту какое-нибудь непредвиденное событие переводило все на другие рельсы и наш тщательно разработанный проект шел под откос. За много лет мы к этому уже привыкли – себе во спасение, иначе наш рождественский вечер с самого начала был бы обречен на провал, так как им почти полностью завладели звери. А ведь все началось с безобидных золотых рыбок.
В то время мне удалось поймать (с помощью Кости) черепаху, которую я называл Старым Шлёпом. Получив такое роскошное добавление к своему зверинцу, я задумал чем-нибудь отметить это событие. Лучше всего, решил я, преобразовать черепаший пруд, который был сделан просто из старого корыта. На мой взгляд, это было слишком низменное обиталище для такой персоны, как Старый Шлёп. Я раздобыл большой прямоугольный резервуар из камня (когда-то в нем хранили масло) и художественно оформил его камнями, водяными растениями, песком, галькой. В готовом виде все это выглядело как в естественной обстановке и, кажется, пришлось по вкусу черепахам и водяным ужам. Однако я сам был не совсем доволен. В общем вся эта штука была, конечно, замечательная, но чего-то в ней не хватало. Хорошенько пораскинув мозгами, я решил, что вполне законченный вид ему придадут золотые рыбки. Вопрос заключался лишь в том, где их взять.
|
|
Самым близким местом, где можно купить подобные вещи, были, наверно, Афины, но поездка туда – дело сложное, да и долгое, мне же хотелось, чтобы пруд был готов ко дню нашего празднества. В доме все слишком заняты, никто не станет терять время на золотых рыбок, поэтому я отправился со своей проблемой к Спиро. Когда я красочно и подробно описал ему, как выглядят золотые рыбки, Спиро ответил, что затея моя невыполнима. На Корфу ему такие рыбки никогда не попадались. Но все-таки, сказал он, над этим надо подумать. Потянулись долгие дни ожидания, и я уже решил, что Спиро забыл обо всем, но вот, за день до торжества, он отозвал меня в сторонку, удостоверившись сначала, что нас никто не подслушивает.
– Мастер Джерри, – загремел он хриплым шепотом. – Наверное, я смогу достать тебе этих золотых рыбок. Только не говори никому. Поедешь со мной в город сегодня вечером, когда я повезу твою маму делать прическу. Захвати какую-нибудь посудину.
Меня эта новость очень взволновала. Заговорщицкий вид Спиро придавал всей истории добывания золотых рыбок волнующий налет опасности и тайны, и я бросился искать нужную банку. В тот вечер Спиро запаздывал. Мы с мамой довольно долго сидели на веранде, прежде чем услышали шум и гудки его автомобиля, с визгом подкатившего к дому.
|
|
– Честное слово, миссис Даррелл, так получилось, – извинялся он перед мамой за опоздание, подсаживая ее в автомобиль.
– Ничего, Спиро. Мы просто боялись, что вы потерпели аварию.
– Аварию? – презрительно сказал Спиро. – У меня никогда не бывает аварий.
Уже почти смеркалось, когда мы высадили маму у парикмахерской, и Спиро повез меня на другой конец города. Остановившись у высоких чугунных ворот, он выскочил из машины, с опаской оглянулся, подошел к воротам и свистнул. Через некоторое время из-за кустов показался старик с бакенбардами. Спиро посовещался с ним о чем-то шепотом и вернулся к автомобилю.
– Давай банку, мастер Джерри, – прогрохотал он, – и жди меня тут. Я скоро вернусь.
Человек с бакенбардами впустил Спиро в ворота, и они оба скрылись за кустами. Вернулся Спиро через полчаса. В башмаках у него хлюпала вода, брюки внизу промокли насквозь, а к мощной груди его была прижата банка.
– Держи, мастер Джерри, – сказал он, всовывая мне в руки банку. – Там внутри плавает пять штук жирных блестящих рыбок.
Невероятно обрадовавшись, я принялся на все лады благодарить Спиро.
– Ну, все в порядке, – сказал он, включая мотор. – Только никому ни звука, понял?
Я спросил, кто ему дал рыбок и чей это сад.
– Какая тебе разница? – нахмурил брови Спиро. – Лучше смотри, чтобы об этом никто не узнал, ни одна душа.
Только через месяц или два во время прогулки с Теодором мне вновь случилось пройти мимо тех самых чугунных ворот, и я спросил, кто здесь живет. Теодор объяснил, что это дворец, где останавливается греческий король (или члены королевской семьи), когда приезжает на остров. Моему восхишению Спиро не было границ: прорваться во дворец и выкрасть из королевского пруда золотых рыбок – это ли не выдающийся подвиг? Да и цена самих золотых рыбок, беспечно снующих среди черепах, с тех пор для меня намного возросла, придавая им дополнительный блеск.
События в тот день стали разворачиваться с самого утра. После завтрака я помчался взглянуть на золотых рыбок и, к своему ужасу, увидел, что от двух рыбок уже почти ничего не осталось. Накануне вечером в своей безмерной радости от нового приобретения я совсем забыл, что и черепахи и водяные ужи не прочь иногда полакомиться такой вот пухлой рыбкой. Пришлось отсадить рептилий в банки из-под керосина до той поры, когда я придумаю что-нибудь получше. Пока я чистил и кормил Сорок и Алеко и все еще размышлял о невозможности совместного житья рептилий и рыб, подошел час ленча. Первые гости могли нагрянуть в любую минуту. Я угрюмо ходил вокруг своего благоустроенного пруда и вдруг увидел, что кто-то выставил банку с водяными ужами на самое солнце. Вялые и перегревшиеся ужи лежали на поверхности воды. В первую минуту я даже подумал, что они сдохли. Только немедленная помощь могла их спасти. Схватив ужей, я бросился в дом. Мама была на кухне, измученная и рассеянная, она старалась делить свое внимание между стряпней и вновь одолевавшими Додо кавалерами.
Я объяснил, что случилось с ужами и что спасти их может только продолжительное пребывание в прохладной воде. Могу я поместить их в ванну примерно на час?
– Да, милый. Я думаю, это поможет. Проверь, чтоб там никого не было, а потом не забудь продезинфицировать ванну.
Я наполнил ванну чудесной прохладной водой и бережно опустил туда ужей. Через несколько минут они начали проявлять несомненные признаки жизни. Обрадовавшись, я оставил их отмокать в воде, а сам побежал наверх переодеться. На обратном пути я заглянул на веранду, чтобы оценить стол, накрытый под сенью виноградных листьев. В самом центре стола на очень красивой вазе с цветами сидели Сороки. Похолодев от ужаса, я стал осматривать стол. Ножи и вилки валялись где попало, сливочное масло было размазано по тарелкам и масляные отпечатки птичьих лапок разбегались по всей скатерти. Перец и соль довольно эффектно украшали измазанные осколки разбитой соусницы с острой приправой. И в довершение всего несравненные Сороки опрокинули на стол кувшин с водой.
В поведении преступниц было явно что-то подозрительное, решил я. Вместо того, чтобы немедленно удрать отсюда, они сидели с блестящими, ясными глазами среди изломанных цветов, мерно раскачивались и обменивались благодушными замечаниями. Одна из них, с цветком в клюве, поглядела на меня с минуту восхищенным взглядом, затем неуверенными шагами прошлась по столу и, не удержав на самом краю равновесия, грохнулась на пол. Другая Сорока весело хихикнула, засунула голову под крыло и мигом заснула. Меня поразило такое странное поведение птиц. Потом я заметил на полу разбитую бутылку пива и сразу все понял. У Сорок тут был собственный пир, и они хватили лишнего. Поймал я их без труда, хотя та, что была на столе, пыталась спрятаться под измазанной маслом салфеткой и притвориться, что ее там нет. Пока я стоял с Сороками в руках и раздумывал, можно ли сунуть их как-нибудь незаметно в клетку и потом сделать вид, что ты знать ничего не знаешь, на веранду вошла мама с соусником в руках. Пойманный, так сказать, с поличным, я уже не мог свалить все на неожиданный порыв ветра или на крыс или придумать еще какую-то причину разгрома. Вместе с Сороками мне предстояло получить по заслугам.
– Право же, милый, – жалобным голосом сказала мама, – нужно было получше запирать дверцу клетки. Ты же знаешь, на что они способны. Ну ничего, это просто несчастный случай. И потом, что с них взять, раз они пьяные.
Как я и опасался, Алеко тоже не преминул воспользоваться случаем и удрал. Водворив пьяных Сорок в их половину клетки, я прочитал им хорошую нотацию. К тому времени опьянение их достигло буйной стадии, они с яростью кидались на мой башмак, а потом, не поделив шнурков, стали кидаться одна на другую. Я предоставил им полную возможность метаться по клетке и в пьяном бессилии долбить друг друга клювом, а сам пошел искать Алеко. Я обыскал весь дом и сад, но нигде его не обнаружил. Улетел, как видно, к морю освежиться, подумал я, радуясь, что хоть этот убрался от греха подальше.
Тем временем прибыли первые гости. Они собрались на веранде выпить по рюмке вина, и я направил туда свои стопы. Вскоре мы с Теодором уже увлеклись интересной беседой. Потом я вдруг с удивлением увидел, как из оливковых рощ с ружьем под мышкой вышел Лесли. Он тащил полную сетку бекасов и огромного зайца. Я просто забыл, что он ушел на охоту, надеясь набрести на ранних вальдшнепов.
– Ага! – восхитился Теодор, когда Лесли перемахнул через перила веранды и показал нам свои охотничьи трофеи.
Лесли пошел переодеться, а мы с Теодором снова углубились в беседу. Вошла мама с Додо и присела на барьер. Ее роль любезной хозяйки была несколько испорчена тем, что ей все время приходилось прерывать разговор и, скорчив свирепую гримасу, замахиваться тяжелой палкой на собак, собравшихся в садике. Временами приятели Додо затевали между собой шумную драку, тогда мы все мигом оборачивались и кричали «цыц!», отчего у наших наиболее нервных гостей расплескивалось вино. Всякий раз после такой заминки мама одаривала гостей приветливой улыбкой и старалась опять наладить беседу. Ей только что удалось проделать это в третий раз, когда вдруг все разговоры мигом оборвались. Откуда-то изнутри дома до веранды донесся ужасный рев. Такой рев мог бы издавать минотавр, страдающий зубной болью.
– Что же это такое с Лесли? – спросила мама.
Ей не пришлось оставаться долго в неведении, так как Лесли появился на веранде, прикрытый только небольшим полотенцем.
– Джерри! – заорал он, и лицо его побагровело от ярости. – Где этот мальчишка?
– Тихо, тихо, милый, – успокаивала его мама. – Ну что там случилось?
– Змеи, – прорычал Лесли, широко разводя руки, чтобы показать невероятную длину змей, но тут же быстро схватился за сползающее полотенце. – Змеи, вот что случилось.
Любопытна была реакция гостей. Те, кто нас хорошо знал, следили за этой сценой с величайшим интересом, непосвященные же подумали, что Лесли немножко чокнутый, и не знали, как им поступить: не обращать ни на что внимания и продолжать разговор или же схватить Лесли, пока он еще ни на кого не бросился.
– О чем ты говоришь, милый?
– Этот зараза мальчишка напихал в ванну до черта змей, – ответил Лесли, вполне проясняя ситуацию.
– Язык, милый, что за язык! – автоматически произнесла мама и рассеянно добавила: – Пойди надень что-нибудь на себя, а то ведь так ты можешь простудиться.
– Ужасно здоровенные твари, как пожарный шланг… Не понимаю, как они меня не укусили.
– Ну ничего, милый. Это я виновата. Я посоветовала Джерри посадить их туда, – оправдывалась мама и потом, чувствуя, что гостям надо дать какие-то разъяснения, добавила: – У них был солнечный удар, у бедняжек.
– Ну знаешь, мама! – воскликнул Ларри. – Мне кажется, это уж слишком.
– Ты бы помолчал, милый, – твердо сказал мама. – Ведь это Лесли купался со змеями.
– Не понимаю, почему Ларри во все должен вмешиваться? – проворчала Марго.
– Вмешиваться? Я вовсе не вмешиваюсь. Но если мама вступает в сговор с Джерри и они набивают ванну змеями, я просто обязан выразить свое недовольство.
– Ах, да замолчите вы! – перебил Лесли. – Лучше скажите, когда он собирается убрать этих тварей?
– Мне кажется, вы слишком шумите по пустякам, – сказала Марго.
– Если со временем назреет необходимость совершать свои омовения в гнезде королевских кобр, я вынужден буду переселиться.
– Смогу я выкупаться или нет? – прохрипел Лесли.
– Почему ты сам их не вынешь?
– Только святой Франциск Ассизский смог бы почувствовать себя здесь как дома.
– Ах, ради бога, не шумите!
– Я имею точно такое же право высказывать свои взгляды…
– Мне нужна всего лишь ванна. Не так уж многого я требую…
– Тихо, тихо, милые, не ссорьтесь. Джерри, пойди и вытащи змей из ванны. Положи их на время в таз или еще куда-нибудь.
– Нет, нет! Их надо совсем убрать из дома, – волновался Ларри.
– Хорошо, милый. Ты только не кричи.
В конце концов я принес из кухни кастрюлю и посадил туда водяных ужей. К моей радости, они совершенно оправились и дружно шипели, когда я вынимал их из ванны. На веранду я вернулся как раз вовремя, чтобы услышать, как Ларри изливается перед гостями.
– Поверьте мне, дом этот очень опасный. Малейший закоулок или трещина набиты тут ужасным зверьем, готовым в любую минуту прыгнуть на вас. Не понимаю, как только я не сделался калекой на всю жизнь. Здесь нельзя, например, зажечь сигарету. Казалось бы, такое простое, безобидное действие, но оно чревато опасностью. Не принимается в расчет даже святость моей спальни. Сначала меня атаковала скорпиониха, мерзкая зверюга, которая рассеивала повсюду яд и своих младенцев. Потом мою комнату разнесли на куски сороки. Теперь вот у нас змеи в ванне, а вокруг дома носится огромная стая альбатросов, которые шумят, как испорченный водопровод.
– Ларри, милый, ты все сильно преувеличиваешь, – сказала мама, рассеянно улыбаясь гостям.
– Дорогая мама, я не только не преувеличиваю, но даже преуменьшаю. Вспомни, как Квазимодо задумал спать в моей комнате.
– В этом не было ничего ужасного, милый.
– Ну, конечно, – с достоинством ответил Ларри. – Очень приятно, когда в половине четвертого утра тебя будит голубь, задравший хвост прямо над твоим глазом…
– Ну хорошо, мы достаточно поговорили о животных, – поспешно перебила его мама. – Я думаю, стол уже давно накрыт, не перейти ли нам туда?
– Во всяком случае, – сказал Ларри, когда все двинулись к столу, – сам мальчишка опасен… у него там завелись звери, на его чердаке.
Гостям указали их места, раздался грохот отодвигаемых стульев, потом все уселись за стол и начали улыбаться друг другу. Почти в тот же миг двое из гостей закричали не своим голосом и слетели со стульев.
– О господи, что же еще случилось? – с тревогой спросила мама.
– Наверно, опять скорпион, – ответил Ларри, вскакивая с места.
– Что-то меня укусило… укусило за ногу!
– Вот видите! – закричал Ларри. – Что я вам говорил? Я не удивлюсь, если вы обнаружите под столом парочку медведей.
Единственный среди гостей, кого не охватил ужас от мысли, что у ног его притаилась опасность, был Теодор. Он спокойно нагнулся, поднял скатерть и заглянул под стол.
– Ага! – послышался его заглушенный голос.
– Что там? – спросила мама.
Голова Теодора вынырнула из-под скатерти.
– Кажется, какая-то… э… какая-то птица. Большая черно-белая птица.
– Это альбатрос! – оживился Ларри.
– Нет, нет, – поправил Теодор. – Я думаю, это какой-то вид чайки.
– Не двигайтесь… старайтесь сидеть спокойно, если вы не хотите, чтобы вам отхватили ногу до колена, – оповещал гостей Ларри.
Такие слова, разумеется, не способствовали сохранению спокойствия. Все гости разом повскакали с мест и отошли от стола.
Алеко издал из-под скатерти протяжный, грозный крик. Был ли это страх упустить добычу или протест против шума, трудно сказать.
– Джерри, сейчас же поймай эту птицу, – командовал Ларри с безопасного расстояния.
– Правда, милый, – согласилась мама. – Посади ее лучше в клетку, ей нельзя здесь оставаться.
Я осторожно поднял край скатерти. Алеко расселся под столом, как барон, и глядел на меня желтыми злыми глазами, а когда я протянул к нему руку, поднял крылья и свирепо щелкнул клювом. Он был явно не расположен к шуткам. Я попробовал подвести к его клюву салфетку.
– Мой дорогой мальчик, тебе не нужна помощь? – спросил Кралевский.
Очевидно, репутация орнитолога обязывала его сделать какое-то предложение, но мой отказ от помощи его очень обрадовал. Я объяснил, что Алеко в плохом настроении, сразу его не поймаешь.
– Только поскорей, ради бога, суп ведь стынет, – сердито пробурчал Ларри. – Нельзя ли его чем-нибудь выманить? Что эти скоты едят?
Мне наконец удалось схватить Алеко за клюв, и, как он ни кричал, как ни хлопал крыльями, я вытащил его из-под стола, связал ему крылья и отнес в клетку. Когда я весь запаренный и взъерошенный возвращался на веранду, вслед мне неслись громкие оскорбления и угрозы Алеко.
Звенели бокалы, стучали ножи и вилки, пенилось вино. Одно кулинарное чудо сменялось другим, и, когда все гости выражали свое единодушное восхищение очередным блюдом, мама улыбалась с притворной скромностью. Разговор, конечно, вертелся вокруг животных.
– Помню, еще ребенком, – начал рассказывать Ларри, – меня отправили к одной из наших многочисленных теток, экстравагантных старух. Она питала страсть к пчелам и развела их видимо-невидимо. Сотни ульев гудели у нее в саду, как телеграфные столбы. И вот однажды, заперев нас для надежности в доме, она надела перчатки, закрыла лицо сеткой и отправилась к одному из ульев за медом. То ли она не окурила пчел как следует, то ли еще что-нибудь, но они вырвались из улья настоящим смерчем, едва только была откинута крышка, и облепили тетку со всех сторон. Мы наблюдали все это из окна, но, ничего не смысля в пчелах, думали, что так оно и положено. А потом увидели, как тетка мечется по саду, стараясь ускользнуть от пчел, и цепляется сеткой за кусты роз. Наконец она добежала до дома и бросилась к двери. Открыть дверь мы ей не могли, потому что она заперла нас на ключ. Мы старались втолковать ей это, однако ее отчаянные крики и гудение пчел заглушали наши голоса. Кажется, это Лесли пришла потом в голову блестящая мысль окатить ее водой из окна спальни. К сожалению, он так постарался, что вместе с водой вниз полетело и ведро. Холодный душ и удар по голове большим оцинкованным ведром уже само по себе было достаточным испытанием, а ей при этом приходилось отбиваться еще и от огромного роя пчел. Когда мы наконец смогли втянуть тетку в дом, она уже вся раздулась почти до неузнаваемости.
Ларри печально вздохнул и помолчал некоторое время.
– Бог ты мой, как это ужасно, – воскликнул Кралевский. – Они могли закусать ее до смерти.
– Да, могли, – согласился Ларри. – Во всяком случае, это совершенно испортило мне каникулы.
– Она поправилась? – спросил Кралевский.
Мне было ясно, что он уже придумывает захватывающее приключение с разъяренными пчелами и со своей Леди.
– Да, поправилась, пролежала несколько недель в больнице, – беззаботно ответил Ларри. – Только это, кажется, не отвадило ее от пчел. В скором времени у нее в печной трубе обосновался целый пчелиный рой. Пытаясь выкурить его оттуда, она подожгла дом. Когда прибыла пожарная команда, от дома остался лишь обугленный остов, над которым кружились пчелы.
– Ужасно, ужасно! – бормотал Кралевский.
Теодор, старательно намазывающий маслом ломтик хлеба, хрюкнул от удовольствия.
– Кстати, о пожарах, – начал он, и в его глазах сверкнул задорный огонек. – Я вам не рассказывал о тех временах, когда на Корфу модернизировали пожарную команду? Начальник пожарной службы, кажется, побывал в Афинах, и там на него очень сильное… э… впечатление произвело новое пожарное оборудование. Он подумал, что пора уже на Корфу ликвидировать старую пожарную машину на конной тяге и приобрести новую… гм… красивую, блестящую, желательно красного цвета. Он позаботился также и о других усовершенствованиях и вернулся сюда, полный… гм… энтузиазма. В первую очередь он велел проделать отверстие в потолке пожарной каланчи, чтобы пожарники могли должным образом соскальзывать по столбу вниз. Но, торопясь поскорее все модернизировать, он, очевидно, упустил из виду столб, так что на первых порах двое пожарников сломали себе ноги.
– Ох, знаете, Теодор, я этому просто не верю. Вы все выдумываете.
– Нет, нет, уверяю вас, это чистейшая правда. Этих двух пожарников приводили ко мне в рентгеновский кабинет. Наверно, начальник ничего не сказал им о столбе, и они решили, что надо прыгать в отверстие. Но это было только начало. Вскоре они приобрели, заплатив за нее значительную сумму, большую пожарную машину. Начальник настаивал на самой большой и самой лучшей. К сожалению, она оказалась такой большой, что в городе на ней можно было ездить только по одной дороге. Вы ведь знаете, какие там узкие улицы. Довольно часто можно увидеть, как машина несется на пожар в совершенно противоположном направлении. Выехав за город, где дороги немного пошире, она уже может добраться до места пожара. Но самым интересным, мне кажется, было дело с автоматическим пожарным сигналом. Это, знаете, такая штука, где надо разбить стекло, и внутри там есть нечто вроде… гм… телефона. Так вот, они очень долго обсуждали, куда его повесить. Начальник мне рассказывал, что это было очень трудно решить, так как никто ведь не знает, где может начаться пожар. Во избежание недоразумений сигнал повесили на дверях пожарной каланчи.
Теодор остановился, потеребил бороду и отпил глоток вина.
– Едва они закончили всю переделку, как вспыхнул первый пожар. Мне посчастливилось быть неподалеку, так что я видел все своими глазами. Загорелся гараж, и, пока его владелец бегал на пожарную станцию разбивать стекло, пламя разбушевалось вовсю. А тут началась перебранка, так как начальнику было досадно, что его пожарный сигнал разбили так скоро. Он сказал владельцу гаража, что надо было просто постучать в дверь. Сигнал-то совсем новенький, и теперь стекло на нем не скоро заменишь. Наконец на улицу выкатили пожарную машину, собрали пожарников. Начальник произнес перед ними короткую речь, призывая каждого исполнить свой… гм… долг. Потом они расселись по местам и немного поспорили о том, кому должна принадлежать честь звонить в колокол, но в конце концов начальник взял это на себя. Когда машина прибыла на место, вид у нее, должен заметить, был очень внушительный. Пожарники спрыгнули на землю, и работа закипела. Они размотали очень большой шланг, но тут произошла заминка. Никто не мог найти ключа, чтобы отпереть машину сзади, куда полагалось вставить шланг. Начальник сказал, что он отдал его Яни, но Яни, кажется, сегодня выходной. После долгих споров кто-то побежал к Яни, жившему, к счастью, не очень далеко. Ожидая его возвращения, пожарники любовались пламенем, которое теперь разгорелось как следует. Вернулся посланный и сказал, что Яни нет дома, но, по словам жены, он ушел на пожар. Начали смотреть в толпе и вскоре отыскали его среди зевак, с ключом в кармане. Начальник очень рассердился и сказал, что это производит плохое впечатление. Открыли машину, вставили шланг, пустили воду, но к тому времени от гаража уже, конечно, ничего не осталось, тушить было нечего.
После еды гости отяжелели, им хотелось только спокойно отдыхать на веранде. Предложение Кралевского поиграть в крикет было встречено без всякого энтузиазма. Лишь немногих, самых неутомимых, Спиро отвез к морю, где мы плескались в воде, пока не наступила пора идти пить чай – еще один из маминых гастрономических триумфов.
Беседа почти замерла. Слышалось лишь легкое позвякивание чашек да искренний вздох кого-нибудь из сытых по горло гостей, кому предлагали еще один кусок пирога. После чая все разбрелись по веранде, вели бессвязные, сонливые беседы, в то время как сквозь оливковые рощи постепенно наползали сумерки. На увитой виноградом веранде сгущались тени, и лица гостей становились неясными.
Среди деревьев показался вдруг автомобиль Спиро, уезжавшего куда-то по своим загадочным делам. Громкий рев рожка оповещал теперь всех и вся о его прибытии.
– И для чего это Спиро нарушает вечернюю тишину такими ужасными звуками? – обиженным голосом спросил Ларри.
– Вот именно, вот именно, – пробормотал полусонный Кралевский. – В это время суток надо слушать соловьев, а не автомобильные гудки.
– Помню, как я был удивлен, – раздался в полутьме голос Теодора, – когда первый раз ехал со Спиро. Не припомню теперь точно, о чем мы тогда говорили, но только он вдруг сказал мне: «Знаете, доктор, когда я проезжаю через какую-нибудь деревню, там всегда пустынно». Я мысленно представил себе… гм… совершенно безлюдные деревни и горы трупов по краям дороги… Потом Спиро добавил: «Да, если я проезжаю через деревню, я всегда сигналю что есть мочи и пугаю всех до смерти».
Автомобиль подкатил к дому, свет фар на мгновение скользнул по веранде, высветив зеленое кружево виноградных листьев, группки болтавших и смеявшихся гостей, двух накрывавших на стол деревенских девчонок с алыми повязками на голове, шлепавших тихонько босыми ногами по каменным плиткам. Шум мотора смолк, и Спиро вывалился на дорожку, прижимая к груди огромный и, очевидно, тяжелый пакет в оберточной бумаге.
– О боже! Взгляните! – драматически воскликнул Ларри, указывая на Спиро дрожащим пальцем. – Издатели снова вернули мне рукопись.
Спиро остановился, сдвинул брови.
– Нет, мастер Ларри, честное слово, нет, – объяснил он серьезно. – Тут три индюшки. Это моя жена зажарила для вашей мамы.
– А! Тогда еще есть надежда, – сказал Ларри с преувеличенным вздохом облегчения. – От потрясения я чуть не упал в обморок. Пойдемте все в дом, выпьем по рюмочке.
В комнатах горели лампы. Легкий ветерок чуть шевелил развешанные по стенам яркие фрески Марго. Зазвенели, заговорили рюмки. Пробки вылетали со звуком брошенного в колодец камня, вздыхали сифоны, будто утомленные поезда. Гости оживали. В глазах у них появился блеск, разговоры становились все громче.
Оглушенная шумом и потерявшая надежду привлечь к себе внимание мамы, Додо решила одна прогуляться по саду. Но не успела она приковылять к магнолии, как перед нею очутилась целая свора страшных, ощетинившихся воинственных собак, имевших, очевидно, самые дурные намерения. Завизжав от страха, Додо задрала хвост и со всей возможной для ее коротких, жирных ног прытью бросилась искать защиты в доме. Страстные поклонники, однако, не собирались отступать без боя. Они торчали тут на жаре целую вечность, стараясь завести знакомство с Додо, и теперь не хотели упускать этого ниспосланного прямо небесами случая. Додо с визгом влетела в людную гостиную, и следом за нею вкатилась волна рычащих собак. Роджер, Вьюн и Пачкун, удалившиеся было подремать на кухню, стрелой примчались обратно и от возмущения застыли на месте. Уж если кому-то и предстояло обольстить Додо, то это должен быть один из них, а не какой-нибудь захудалый деревенский пес. И они с остервенением набросились на преследователей Додо. В один миг в комнате все перевернулось. По полу катился клубок грызущихся и рычащих собак, до смерти перепуганные гости пытались прыгнуть куда-нибудь повыше.
– Это же волки!.. – вопил Ларри, ловко вскакивая на стул. – Значит, нам придется тут зимовать.
– Спокойно, спокойно! – ревел Лесли, схватив подушку и швыряя ею в ближайших собак. В одну секунду пять зияющих пастей разодрали ее в клочья.
В воздух взметнулось огромное облако перьев и поплыло по комнате.
– Где Додо? – беспокоилась мама. – Разыщите Додо. Они ее искусают.
– Разнимите их! Разнимите! Они убьют друг друга! – закричала Марго и, схватив сифон с содовой водой, стала без разбору поливать и гостей и собак.
– При собачьих драках хорошо действует перец, – заметил Теодор, у которого вся борода была, как снегом, облеплена перьями. – Правда, сам я ни разу этого не пробовал.
– Бог ты мой! – закричал Кралевский. – Спасайте женщин.
Следуя своему призыву, он помог одной из женщин забраться на диван и сам вскочил вслед за нею.
– Вода тоже считается хорошим средством, – продолжал в задумчивости Теодор и, словно желая это проверить, с завидной меткостью выплеснул из своей рюмки вино в оказавшуюся рядом собаку.
Услышав слова Теодора, Спиро сходил на кухню и принес оттуда бачок воды.
– Берегись! – гаркнул он. – Я сейчас поставлю на место этих недоносков.
Гости бросились врассыпную, однако недостаточно быстро. Стеклянная, сверкающая масса воды пролетела по воздуху и грохнулась на пол, снова взметнулась вверх и волной раскатилась по комнате. У стоявших поблизости гостей был теперь самый жалкий вид, зато на собак это подействовало как удар грома. Испуганные шумом и плеском воды, они в один миг расцепились и стрелой выскочили из дома, оставив позади себя поле умопомрачительной битвы. Комната была похожа на куриный насест после урагана. Мокрые, облепленные перьями, по ней бродили наши друзья. Перья садились на лампы, и в воздухе пахло паленым. Сжимая в руках Додо, мама оглядывала комнату.
– Лесли, милый, сходи за полотенцами, нам надо вытереться. В комнате все перевернуто вверх дном. Ну ничего, пойдемте на веранду, – сказала мама, очаровательно кивнув головой. – Очень жаль, что так получилось. Вы видите, это все из-за Додо.
Гостей вытерли, сняли с них перья, налили им вина и усадили на веранде, где на каменных плитках луна отпечатала темный рисунок из виноградных листьев. Ларри с набитым ртом потихоньку бренчал на гитаре и слегка подпевал. Сквозь стеклянные двери я видел, как Лесли и Спиро, сосредоточенно нахмурившись, ловко разрывали на части огромных жареных индеек. Мама беспокойно двигалась среди теней, спрашивая каждого гостя, достаточно ли у него еды. Кралевский сидел на перилах веранды, подставив горб луне, и рассказывал Марго какую-то длинную, сложную историю. Теодор читал доктору Андручелли лекцию о звездах, показывая на созвездия полуобглоданной ножкой индейки.
Лунный свет расписал весь остров черными и серебряными узорами. Далеко внизу среди темных кипарисов мирно перекликались совы. Небо было черное и мягкое, как кротовая шкурка, забрызганная каплями звезд. Над домом раскинула свои ветки огромная магнолия, усыпанная, будто маленькими лунами, сотнями белых цветов. Их сильный, густой аромат сладостно разливался над верандой и как бы околдовывал вас, завлекал в таинственные лунные дали.
Возвращение
С благородной честностью, совсем, на мой взгляд, непростительной, мистер Кралевский сообщил маме, что он уже научил меня всему, что сам знал. Настало время, сказал он, отправить меня куда-нибудь в Англию или Швейцарию, где бы я мог закончить образование. Подобные разговоры доводили меня до отчаяния. Я заявил, что хочу быть полуобразованным. Это даже лучше, если человек ничего не знает, тогда он удивляется всему гораздо больше. Но мама была тверда как сталь. Нам просто необходимо вернуться в Англию, пожить там с месяц, укрепить свое положение (что означало препирательства с банком) и потом уже решить, где я буду учиться дальше. Чтобы унять наш ропот и подавить сопротивление, мама сказала, что к этому следует относиться просто как к отпуску, приятному путешествию. И скоро мы опять вернемся на Корфу.
Уже упакованы ящики, сундуки, чемоданы, для птиц и черепах сделаны клетки, а собаки в своих новых ошейниках чувствуют себя как-то неловко и имеют виноватый вид. Последние прогулки по оливковым рощам, последние слезные прощания с многочисленными деревенскими друзьями, и вот уже вереница автомобилей медленно спускается с холма, напоминая, как заметил Ларри, похороны преуспевающего старьевщика.
Гора нашего имущества высится на таможне, а рядом стоит мама и гремит большой связкой ключей. Все остальные ждут на улице, под ослепительным солнцем, разговаривают с Теодором и Кралевским, которые пришли нас проводить. Появился таможенник и слегка ахнул, увидев пирамиду багажа, увенчанную клеткой, откуда на него со злорадством глядели Сороки. Мама нервно улыбалась и вертела в руках ключи. Вид у нее был как у контрабандиста, пытающегося провезти алмазы. Таможенник посмотрел на маму, потом на багаж, затянул потуже пояс и нахмурился.
– Это все ваше? – спросил он для полной уверенности.
– Да, да, все мое, – прощебетала мама, взмахнув ключами, – Надо что-нибудь открыть?
– Таможенник о чем-то сосредоточенно думал.
– Увасес новы одеста? – спросил он.
– Не понимаю, – сказала мама.
– Увасес новы одеста!?
Мама в отчаянии поискала глазами Спиро.
– Извините. Я не совсем уловила…
– Увасес новы одеста… новы одеста?
– Извините, никак не могу…
Таможенник остановил на ней сердитый взгляд.
– Мадам, – сказал он грозно и подался вперед, – вы говорите англиски?
– Да, да! – воскликнула мама в восторге, что поняла его. – Да, немножко.
От гнева таможенника ее спас своевременный приезд Спиро. Обливаясь потом, он ввалился в таможню, утешил маму, успокоил таможенника, объяснив ему, что у нас много лет не было никакой новой одежды, и, не успел никто глазом моргнуть, как багаж оказался на пристани. Затем Спиро взял у таможенника кусочек мела и собственноручно пометил весь багаж, чтобы в дальнейшем не было никаких недоразумений.
– Не говорю прощайте, а только до свиданья, – пробормотал Теодор, пожимая каждому из нас руку. – Надеюсь, вы снова вернетесь сюда… гм… очень скоро.
– До свиданья, до свиданья, – мягким голосом говорил Кралевский, подходя ко всем по очереди. – Мы с нетерпением будем ждать вашего возвращения. Бог ты мой, конечно! И пожелаю вам получше провести время в доброй старой Англии. Пусть это будет отпуск. Как раз то, что нужно!
Спиро молча пожал всем руки, а потом стоял и глядел на нас, нахмурив, как всегда, брови, и вертел в руках кепку.
– Ну, надо прощаться, – начал он, и голос его вдруг задрожал и осекся.
Крупные слезы выступили у него из глаз и градом покатились по морщинистым щекам.