Парабеллум он предпочитал по многим причинам. Во-первых, безотказный. Прицельность хорошая. Семь патронов в обойме. Увесист, а потому хорош в рукопашной — можно оглушить и в каске. Это техническая сторона дела. А во-вторых, как назвать это чувство — желание бить немчуру ее же оружием? Как это они пистолет окрестили — «готовься к войне»? Вот и готовьтесь! На тот свет, по путевке Ивана Бугрова. Он вас на бой не звал, у него своих боев хватало.
Кто их звал? У каждого к всеобщей ненависти к незваным гостям была своя злость. Они же каждого от чего-то своего, кровного оторвали. Его, например, от футбола. Кому-то, может, и смешным покажется, а его понять можно. У него время уходило, золотые его денечки. Был он в самой отличной форме: главная ударная сила челябинской футбольной команды, надежда болельщиков, кумир мальчишек. Ах, этот восторженный рев стадиона: «Бугров, давай! Ванюша, навешивай!» Все у него было для центрфорварда. Но он-то знал, что ему уже за тридцать, а это возраст замены...
А сезон сорок первого складывался так удачно! Состав подобрался славный, сыгрались как по нотам. Чемпионы и призеры Урало-Сибирской зоны, замахивались они тогда на большее. И как сказать... Были у челябинцев на них надежды.
Под началом легендарного генерала В. И. Чуйкова в составе легендарной 8-й гвардейской армии он прошел путь освобождения от Сталинграда до Берлина. Их звали чуйковцами, и они гордились этим званием не менее, чем гвардейским. Мало их прошло от Сталинграда до Берлина. Велика честь называться чуйковцами, но велик и спрос. Их всегда бросали туда, где было труднее всего.
...Когда стали награждать орденом солдатской Славы (орденом, хотя и с виду медаль!), они дрались за никопольский марганец. Вот уж где фрицы стояли насмерть! У них выхода не было. За отход отсюда Гитлер определил им расход. Без марганца броню не сделать, а без брони — какая война? Ну а марганец Гитлеру больше негде взять. Вот и выковыривали фрицев из марганцевых рудников с ноября сорок третьего по февраль сорок четвертого.
В тех затяжных боях и заслужил он свою первую «Славу». Заветную солдатскую награду! Ни о чем так, как о ней, не мечтали тогда солдаты. Три «Славы», знали, приравниваются к Золотой Звезде Героя. И потом, знали они, как чтили в народе георгиевских кавалеров. А Звезды Славы — это те же советские «Георгии». Их кавалеры как бы переняли славу героев русской армии. Тогда это остро чувствовали!
...Задание у них тогда было обычное — доставить «языка». Ну да каждый поиск в особинку. Сотни было, а одинаковых ни одного. Та разведка была в глубокий тыл врага, здесь «языков» можно добыть более знающих, чем среди окопников.
Просочились через передовую без особого шума, прошли в тыл и затаились при дороге, хотя и трудновато это было сделать в степных местах.
Первым услышал Алексей Журавлев, лучший «слухач» во взводе, определил, что едут на повозке. Приготовились. А увидели, и как-то запал угас. На повозках восемь гансов, а их — четверо. Есть еще группа прикрытия, но она, как и положено, поодаль. Пропустить? Надо бы, но время горит, а дорога попалась какая-то неживая. Сколько лежат — эти лишь первые. Всем уж слышно: по-своему лопочут да кто-то на их любимой губной гармошке пиликает. Непуганый немец — похоже, на фронт прибыл только что. Такой «язык» интересен особо.
Как старший, решение Бугров взял на себя — беспечность обозников в помощь... Надо кому-то навстречу обозникам проползти. Там ложбинка была, а за ней куст полыни, можно укрыться. Больше негде. Вся соль в том, чтобы успеть до кустика добраться, пока не подкатили обозники. Не успеешь — будешь перед ними как голенький.
Пополз он и успел, а как успел, самому удивительно. Если бы соревнования по скоростному ползанию были, наверняка рекорд установил бы.
Дальше все сошлось. Миновали его обозники, а он как можно грознее: хенде хох — и гранату над головой. А то, мол, ко всем цум тойфел,— не захотели. А тут и ребята поднялись с гранатами. Сержант Попов, Иван Мельников, Бикструганов Баджи.
Пока фрицы поняли, что их вдвое больше, им шум нечем поднимать стало. Трое рванули было в сторону. Бикструганов их короткой очередью из шмайсера снял, так что особого шума не было. А тут и группа прикрытия приспела.
Пятерых вести под конвоем через передовую попробуй-ка, а хотелось бы. Пятеро куда больше знают, чем один или два. И что придумали: часть переоделась в немецкие шинели, часть в повозках прикрылась. Пленные под прицелом — и покатили к передовой.
Немцы пропустили, а свои в оборот взяли. Да так, что после того зареклись в немецкое переодеваться.
...Слава второй степени — это Висла. Лето сорок четвертого, начало августа. Они форсировали ее южнее Варшавы.
Форсировать вслепую не положено. Первыми на тот берег пустили взвод разведчиков Бугрова. Для связи дали радистов, для огневого прикрытия пару станковых — «максимок».
Перебрались с комфортом. Выделили им три резиновые лодки, а это тебе не плот! И вот что славно — ни выстрела по ним фашисты не сделали. Не заметили. Конечно, ждали их фрицы, готовились встретить, но, видно, не так скоро.
На левом берегу местность такая: свежий земляной вал, похоже, оборонительной полосы, однако незанятый; далее поле; за ним — на глазок метрах в шестистах — лесок.
Передали они по рации обстановку на тот берег, «максимки» установили на валу, а сами, разделившись на группы, двинулись через поле проведать, что в леску. Не вышло, сразу обстреляли, и тотчас же из-за деревьев выдвинулись восемь танков, а за ними автоматчики. Чтобы в засаде ждали их, не похоже. Скорее, шли занимать оборону на валу. Не успели, значит, и вал в помощь нам, а не им. Задержать бы их в поле!..
И пополз старшина за вал — в чистое поле. С ним друг его неразлучный и правая рука — Баджи. Прицельного огня они не боялись, такой дым-тарарам поднялся, а шальные пули, осколки их миновали. На бросок гранаты к танкам подползли. Ну и получай! Бугров один танк обезножил, гусеницу взрывом снял, а Баджи бутылку с горючкой на решетке, что движок кроет, разбил. И гори синим пламенем! Замешкались танки. А тут огневой смерч. Это «катюши» успели. Добро, они с Баджи за вал уже перемахнули. Хорошо наблюдать, как «катюши» работают, только со стороны.
Ну а за «катюшами» «ура» покатило. И справа, и слева. Это пока они немцев на себя отвлекали, батальоны реку форсировали и вступили в дело.
...Третий орден Славы — это уже подступы к Берлину.
Хотели их тогда обхитрить, и коль получилось бы, тяжко пришлось их 83-му гвардейскому полку. В пяти шагах от Победы многих бы уложили в братскую могилу. Как устроили? Речушка. Мосточек. За ним деревушка. Кирха да кирпичные дома там, как положено, под красной черепицей. И тишь да благодать. Будто уж все — Гитлеру капут! И вот что характерно — ни души. Спят мирным сном? Так полдень ведь!
Бугров и посоветовал командиру полка: остережемся, пустим в деревню разведку, а пока займем позицию.
Выказали себя гансы. Но в общем-то, хотя и разгадали их хитрость, а полк попал-таки в пиковое положение — немец танки пустил, артиллерия наша отстала, окопаться — не успеть, отступать — передавят.
Тогда и вызвался Бугров рискнуть, как тогда на Висле. Танку когда солдат опасен? Когда рядом и гранаты у него. Вот и решил припугнуть. Взял старшина с собой незаменимого Баджи и Алексея Журавлева.
Как подбирались к танкам — что говорить! Но уцелели, успели. Первый загорелся от гранаты Бугрова. Ну а в дыму им стало легче. В общем, три танка они тогда сожгли и две автомашины. Остальные танки дали ходу, а без них немцы уже были не вояки. Ушли с танками немногие, большинство сдались в плен.
За тот риск и представил комполка смельчаков к наградам. У Баджи на груди появился серебряный орден Славы. Бугров же стал полным кавалером. И на плечи ему по возрожденной традиции русской армии — «за полного Георгия» офицерский чин — легли золотые офицерские погоны.
У Ивана Бугрова было еще много боев. И после победы тоже — мирных боев. Суждено ему было удивительное спортивное долголетие. Он покинул поле стадиона, перешел на трибуны, в сорок восемь лет. Что ему помогло? Среди всего прочего — он играл не только за себя. Он играл за брата Петра, павшего под Ростовом. Он играл за Ляхова и Мишу Жмыхова, за Леню Шишкина... Он играл за состав челябинской команды «Динамо», что ушел навсегда с поля стадиона в разгар футбольного сезона сорок первого года.
А. Моисеев