· раннехристианский период (так называемой предвизантийской культуры, I—III века);
· ранневизантийский период, «золотой век» императора Юстиниана I (527—565), архитектуры храма Святой Софии в Константинополе и равеннских мозаик (IV—VII века);
· иконоборческий период (VIII — начало IX века). Император Лев III Исавр (717—741), основатель Исаврийской династии, издал Эдикт о запрещении икон. Этот период получил название «темное время» — во многом по аналогии со сходным этапом христианизации Западной Европы;
· период Македонского возрождения (867—1056). Принято считать классическим периодом византийского искусства. XI век стал высшей точкой расцвета. Сведения о мире черпались из Библии и из произведений древних авторов. Гармония искусства достигалась за счёт строгой регламентации;
· Комниновское возрождение при императорах династии Комнинов (1081—1185);
· Палеологовское возрождение, возрождение эллинистических традиций (1261—1453).
Изобразительное искусство — мозаики, фрески, иконопись — это область, в которой византийская культура прославилась прежде всего. Самобытность, цельность и гармоничность художественных принципов, глубина образов, смысловая насыщенность, разнообразие форм и красок, совершенство техники — соединение этих черт делает византийское искусство одним из высочайших достижений человеческой культуры. Византийские мастера сохранили, с одной стороны, сложнейшую технику изобразительного искусства античности, а с другой — наполнили ее новым символизмом.
В Византии была разработана целая эстетическая теория образа и символа, и живопись приобрела неслыханное прежде значение: ведь она помогала человеку постичь самого бога, спастись. Византийский стиль живописи характеризовался сочетанием плоских силуэтов с плавной ритмикой линий, благородной гаммой красок с преобладанием пурпурных, лиловых, синих, оливково-зеленых и золотых тонов.
Значителен вклад Византии в развитие средневековой архитектуры. Византийские зодчие уже в V—VI вв. переходят к созданию новой планировки городов, характерной для всего последующего средневекового зодчества. В центре городов нового типа располагается главная площадь с собором, откуда, причудливо переплетаясь, расходятся улицы. С этого же времени появляются и многоэтажные дома с аркадами, а затем строятся и укрепленные резиденции знати и богатых горожан. Высочайшего развития достигает в Византии церковное зодчество. Наиболее выдающийся его образец — храм св. Софии в Константинополе, выстроенный в 532— 537 гг. по приказу Юстиниана. Храм увенчан огромным, как бы парящим в небе куполом диаметром свыше 30 м. С двух сторон к куполу примыкает сложная система постепенно повышающихся полукуполов. Стены и многочисленные колонны внутри храма были облицованы разноцветным мрамором и украшены чудесными мозаиками. В VI—X вв. в Византии сложился тип крестово-купольного храма, ставший основой всей последующей византийской архитектуры.
После османского завоевания византийское культурное наследие, пусть иногда и в упрощенном виде, сохранялось греческим и другими балканскими народами. Оно было передано и воспринято и соседними, связанными с Византией единством культурной традиции, странами, в том числе Русью.
1. София Константинопольская
532–537 годы. Стамбул
Святая София — главное архитектурное творение Византии, созданное малоазийским математиком Анфимием из Тралл и архитектором Исидором из Милета. Не просто первый храм империи, но средоточие ее церковной и политической жизни, неотъемлемая часть скрупулезного, до мелочей продуманного придворного церемониала, описанного, в частности, в трактате «О церемониях» Константина Багрянородного.
Святая София стала высшим достижением архитектуры Византии, будучи наследницей античной архитектуры. Ее идею в XV веке сформулировал архитектор Донато Браманте: «Купол Пантеона, выросший на базилике Максенция». Действительно, гениальной догадкой авторов Святой Софии явилась мысль о слиянии двух архитектурных идей Античности: продольный корабль центрального нефа (длиной 80 метров) и венчающая его сфера (плоский, на низком барабане и невероятно широкий купол диаметром 31 метр) стали единым целым: распор гигантского купола «гасят» полукупола, покоящиеся на мощных, сложной формы столбах, от которых каменная масса ниспадает на паруса и арки. Благодаря этому боковые стены здания стали хрупкими, сплошь изрезанными окнами, а весь интерьер Софии оказался залит светом, преображающим каменную массу, делающим ее невесомой и нематериальной. Тонкая скорлупка стен, снаружи нейтральная (однообразная плинфа), а внутри драгоценная (золото, натуральные камни, обилие естественного и искусственного света), оказалась важнейшей находкой византийской архитектурной эстетики и воплотилась в огромном разнообразии форм. А купол Софии стал идеей фикс византийской, а затем и османской архитектуры, так никогда никем не повторенной: слишком сложным и амбициозным оказался проект архитекторов Юстиниана.
Сразу после завершения постройки Святой Софии ее купол дал трещину и затем неоднократно переживал ремонты (первый из них случился после землетрясения в 557 году), в ходе которых его укрепили, построив контрфорсы и заложив часть окон барабана. Неудивительно, что со временем внешний облик Софии сильно мутировал: ее логичный конструктивный каркас оказался скрыт мощными каменными ризалитами, мелкими башенками и всевозможными служебными помещениями.
2. Церковь Святых Апостолов (Апостолейон) в Константинополе
VI век. Стамбул
Правителям Восточной Римской империи были свойственны смелые амбиции. О них красноречиво свидетельствует и первое христианское сооружение Константинополя — так называемый Апостолейон, воздвигнутый императором Константином I Великим (306–337) в самой высокой точке города, у Адрианопольских ворот (там, где сейчас стоит мечеть Фатих). Посвященная двенадцати апостолам, церковь стала местом хранения их мощей, а заодно и мощей императора-строителя, чей саркофаг был водружен в центре интерьера — буквально иллюстрируя идею равноапостольности Константина.
Вот что по этому поводу пишет историк Евсевий Кесарийский:
«В этом храме он приготовил сам себе место на случай своей кончины, чрезвычайной силой веры предусматривая, что по смерти мощи его сподобятся названия апостольских, и желая даже после кончины иметь участие в молитвах, которые в сем храме будут возносится в честь апостолов. Итак, соорудив там двенадцать ковчегов, как бы двенадцать священных памятников, в честь и славу лика апостолов, посреди них поставил он гроб для самого себя так, что с обеих сторон этого гроба стояло по шести апостольских».
(с)«Жизнь блаженного василевса Константина»
Два века спустя, при императоре Юстиниане, Константинову церковь перестроили, в общих чертах сохранив, однако, первоначальный план. Апостолейон образца VI века, грандиозный крестообразный храм с пятью куполами, явился для Византии почти таким же эмблематичным образом храма, что и Святая София: на протяжении столетий на всей территории империи, начиная с Калат-Семана в Сирии вплоть до Сан-Марко в Венеции, его архитектурная идея вдохновляла византийских строителей. Видимо, именно он изображен на листе со сценой Вознесения в рукописи гомилий Иакова Коккиновафского. В середине XV века церковь Святых Апостолов снесли по приказу султана Мехмета II Фатиха. Нам она тем не менее известна по множеству описаний: Прокопия Кесарийского (середина VI века), Константина Багрянородного (середина X века), Константина Родосского (середина X века) и Николая Месарита (около 1200 года).
3. Церковь Симеона Столпника (Калат-Семан)
475 год. Алеппо
В V веке в Восточной Сирии, близ Алеппо, жил Святой Симеон, открывший особый вид аскезы — стояние на столпе. Всячески отрешаясь от мирского и заботясь об умерщвлении плоти, преподобный подвергался бесчисленным искушениям, частично описанным в фильме Луиса Бунюэля «Симеон-пустынник». Проведя на высоте 16 метров несколько десятков лет, Симеон удостоился почитания христиан со всего света, в том числе персов, армян и британцев.
Вокруг того самого столпа, существующего и по сей день (византийские миниатюристы любили изображать Симеонов столп в виде колонны с капителью, завершенной изящной балюстрадой, внутри которой размещался сам святой; иногда к колонне приставлялась лесенка), в 80–90-е годы V века был воздвигнут монастырский комплекс, грандиозный замысел которого находил себе равных разве что среди императорских ансамблей позднего Рима.
Октагональное ядро Калат-Семана (в переводе с арабского — «крепость Симеона») окружено тремя рукавами. Вместе они образуют пространственный крест, почти так же, как в храме Святых Апостолов в Константинополе. Сейчас храм руинирован, и, как он в точности выглядел сразу после постройки, неизвестно, но благодаря свидетельству Евагрия Схоластика мы знаем, что центральное ядро, заключавшее столп Симеона, оставалось открытым.
Вслед за Калат-Семаном возникло целое архитектурное направление V–VI веков, представленное церквями Симеона Столпника Младшего на Дивной горе, Иоанна в Эфесе и Пророков, Апостолов и Мучеников в Герасе.
4. Диптих Барберини
VI век. Лувр, Париж
Позднеантичный императорский диптих изначально представлял собой две таблички из слоновой кости, с одной стороны отполированные и покрытые воском (на них стальной палочкой, стилем, наносились заметки), а с другой — украшенные рельефом из слоновой кости, инкрустированной жемчугами.
Сохранилась только одна створка диптиха Барберини (названного по имени владельца XVII века). На ней представлен триумф императора (какого именно — неизвестно: возможными претендентами выступают императоры Юстиниан, Анастасий I или Зенон), главу которого венчает пальмовой ветвью аллегорическая фигурка Ники, богини победы. Император восседает на коне и заносит копье, а у ног его возлежит щедрая, источающая плоды Земля (в фигуре которой историк искусства Андре Грабар увидел намек на вселенскую роль византийских императоров).
По убеждению императорских иконографов и панегиристов, враги василевса подобны диким зверям. Поэтому на диптихе Барберини попираемые варвары, одетые в экзотические одежды, шествуют в одной колонне со слонами, львами и тиграми, чтобы поднести триумфатору свои дары. Совершенно античная иконография, усвоившая единственный знак новой эры — образ Христа, венчающий сцену императорского триумфа.
Диптих Барберини — одно из самых блистательных и технически совершенных творений искусства VI века. После императора Юстиниана такие диптихи перестали быть в ходу, но и среди сохранившихся предметов едва ли найдется такой же роскошный, затейливый и тонко исполненный экземпляр.
5. Венский Генезис
Первая половина VI века. Австрийская национальная библиотека, Вена
К тому же, VI веку относится древнейший хорошо сохранившийся иллюстрированный манускрипт Библии. Содержащийся в нем фрагмент текста Книги Бытия написан на пурпуре серебряными чернилами — дорогостоящая редкость, явно указывающая на царское происхождение ее владельца.
Каждая страничка Генезиса украшена миниатюрами. Некоторые из них имеют форму фризов (сюжеты на них хронологически не связаны), другие же выстроены наподобие картины и заключены в рамку: если в свитке в композиционно самостоятельных миниатюрах не было необходимости, при переходе к книге-кодексу она возникла.
Как и диптих Барберини, живопись Венского Генезиса полна античных аллюзий и напоминает росписи Помпеев: этому служат изящные колонны, портики и воздушные велумы, аллегорические фигуры источников и буколические мотивы. Раннехристианская живопись не торопилась расставаться со своим римским прошлым.
6. Икона Богоматери со святыми
VI–VII века. Монастырь Святой Екатерины, Синай
Античные представления об образе доминируют и на ранних иконах, например на иконе с образами Богоматери с младенцем и святыми мучениками из собрания синайского монастыря. Образы Марии, восседающей на троне, Христа и двух ангелов еще по-античному чувственны и пространственно достоверны, а их лики (скорее, лица) эмоционально нейтральны и преисполнены спокойствия.
Напротив, мученики (возможно, святые воины Феодор и Георгий — по типическому сходству с их поздними кодифицированными портретами) с золотыми крестами в руках (в знак их мученической кончины и посмертной славы) написаны так, как совсем скоро, когда завершатся иконоборческие споры, постановят восточно-христианские иконописцы и богословы. Скрытые роскошными хламидами, их фигуры походят на аппликации; маленькие символичные ножки поставлены так, будто тела зависли в воздухе, а лики (уже лики, а не лица) суровы, неподвижны и оцепенело смотрят вперед: что для жизнелюбивой Античности — сущая скука, для Византии — основанный на самоотрешении духовный идеал.
Икона написана восковыми красками (подобно другим немногим сохранившимся ее современникам из коллекции синайского монастыря и Национального музея искусств имени Варвары и Богдана Ханенко в Киеве). Живопись восковыми красками, исчезнувшая из обихода иконописцев уже к VIII веку, позволяла писать «по-горячему» (когда последующий слой красок наносился на уже высохший нижний). Благодаря этому красочная поверхность сохраняла видимыми мазки, передавая, в сущности, движение кисти, почерк и манеру художника. Подобная спонтанность впоследствии оказалась неуместной для развитых богословских представлений об иконописном образе.
10. Потир императора Романа
X век. СокровищницасобораСан-Марко, Венеция
Потир (литургический сосуд, используемый для освящения вина и принятия причастия) — одна из драгоценностей, привезенных из Константинополя в Венецию участниками Четвертого крестового похода в 1204 году. Выполненный из сардоникса, позолоченного серебра, жемчуга и перегородчатой эмали, этот потир являлся вкладом некоего византийского императора в одну из столичных церквей: на основании его ножки выгравирована надпись с просьбой о Божьей помощи императору, описываемому в эпитетах «верный» и «православный». Считается, что этим императором был Роман I Лекапин (920–944), взошедший на престол после Льва VI (886–912).
В верхней части сосуда располагаются пятнадцать эмалевых пластин, обрамленных жемчужными нитями. На них представлены полуфигуры Христа, Иоанна Крестителя, Богоматери, евангелистов и Отцов Церкви — в сущности, роспись церкви в миниатюре, — сохраняющие и ее центральные образы, и их иерархическую структуру.
11. Священная корона Венгрии
1074–1077 годы. Парламентский дворец, Будапешт
Композиционный центр короны украшают эмалевые пластины с образами Христа и императора Михаила VII Дуки (вероятно, предназначенные для другого, неизвестного предмета, преподнесенного византийским василевсом правителю Венгрии и инкорпорированного в корону позднее). На одной стороне короны восседает Христос, окруженный архангелами Михаилом и Гавриилом и несколькими святыми (Георгием и Дмитрием, Козьмой и Дамианом), обращенными ликами к Царю Небесному. На другой стороне короны, будто отражающей ее фронтальную часть, по сторонам от византийского самодержца восседают его сын Константин и царь Венгрии Геза I. Они взирают на василевса c тем же видом покорности и подчинения, что и святые — на Высшего Судию.
По словам византийских панегиристов, обличье и регалии императора ромеев являлись видимым доказательством его величия и достоинств, подобно тому, как его фигура и движения воплощали идеал блистательной красоты. Любопытно, что в императорское платье, помимо самого Михаила VII, на венгерской короне облачены архангелы — это визуальное продолжение ораторской традиции уподобления императоров ангелам (например, Михаил Пселл в панегирике Константину IX Мономаху сравнивает сущность императора с бессмертными силами небесными, а Михаил Италик в одной из своих речей называет Иоанна II Комнина «ангелом Господним, ниспосланным, дабы проложить дорогу против врага»).
Представления византийцев о двух дворах, земном константинопольском и воображаемом небесном, не были зеркальны: император сравнивается не с Христом, а с ангелами, и лишь Христос восседает на троне, тогда как император и все его сюзерены изображены оплечно. Ясное выражение иерархии власти, заданное византийским художником, фиксировало идею о положении византийского монарха ровно посередине между Христом и прочими земными правителями.
Каково отношение к античности византийского искусства? С одной стороны, очевидна преемственность второго от первой; с другой стороны, очевидно и отличие или даже отмежевание и противопоставление. Эта двойственность впервые была осознана учеными на рубеже XIX–XX вв., когда происходило выделение византийского искусства в самостоятельный предмет исследований. Поворот, который происходит в развитии средиземноморской культуры в эпоху поздней античности и раннего христианства, по-разному осмысляют в своих выдающихся трудах Д. В. Айналов, А. Ригль, Й. Стржиговский, М. Дворжак.
На протяжении XX в. ученые постоянно обращались к теме античного наследия в культуре Византии. Условно можно выделить три основных подхода к ней, которые нередко соединяются и продолжают развиваться в начавшемся XXI столетии. Такие ученые, как К. Вайцман, Х. Бухталь, Х. Белтинг, Й. Стржиговский, К. Манго, придавали большое значение поиску античных «обломков» и «цитат», проблеме образцов и копий, особенно в периоды так называемых «ренессансов» — Македонского и Палеологовского, когда обращение к прошлому имело программный характер. Другие исследователи, стремясь акцентировать своеобразие собственно византийского искусства, сосредотачивались на трансформации, переосмыслении античных традиций в архитектуре и изобразительном искусстве как самой Византии, так и входивших в ее культурную орбиту стран (О. Демус, А. Грабар, В. Н. Лазарев, Р. Краутхаймер, А. И. Комеч, Р. Остерхут, Т. Мэтьюз). Третьи скорее склонны рассматривать все византийское тысячелетие как продолжение жизни античной художественной традиции, одухотворенной христианством (Э. Кицингер, О. С. Попова).
Последний подход наиболее близок авторам данного сообщения. В этом небольшом обзоре мы хотели бы показать на конкретных примерах, что на протяжении многих столетий своего существования византийские архитектура и изобразительное искусство продолжали стоять на унаследованной от античности основе, к которой было привито христианство. Это соединение дало новый импульс для роста и новое направление для развития все той же древней цивилизации, наследие которой продолжает жить и в наши дни.
***
Для ранневизантийского периода с полной уверенностью можно говорить о непрерывном продолжении жизни позднеантичной культуры в условиях утверждения и повсеместного распространения христианства в Восточной Римской империи. В области светского искусства каких-либо существенных сдвигов не происходит ни в VI, ни в VII в.
В церковном искусстве можно проследить переосмысление античных иконографических формул, постепенный отход от принципов жизнеподобного изображения трехмерной реальности на плоскости и выработку нового, более условного художественного языка для отображения в видимых формах невидимой, трансцендентной реальности. Однако даже в тех случаях, где мы видим абсолютно последовательно воплощенный новый тип образа, его античная основа не менее очевидна. В мозаике «Преображение» в Синайском монастыре (548–565) золотой фон, статичность и отрешенность персонажей, условная трактовка одежд и лиц переносит сцену в иной мир, где не действуют земные законы. Величественная фигура Христа словно соткана из света, что зримо воплощает идею преображения всей материи в некое новое, доселе неведомое вещество. Эта материя не отражает свет, как если бы он падал на нее извне. Свет заменяет собой конструкцию формы, изменяет ее субстанцию и цвет. При этом художник полностью сохраняет видимость объемной фигуры и правильную анатомию, использует выразительные возможности языка человеческого тела. Классический контрапост, величественная осанка, устойчивая постановка ног — все это важные составляющие художественного образа.
Балансирование на этой грани, соединяющей человеческое и божественное, стало основой византийского искусства. Античные представления о человеке как единстве тела и души, понимание красоты и целесообразности природных форм переросли в веру в божественное достоинство человека и его славное предназначение для вечной жизни. Учение о Боговоплощении позволяет снять доселе непреодолимое противоречие между идеальным и материальным. Теперь человек и весь тварный мир мыслятся как предназначенные для обожения, идеального бытия в Царствии Небесном. Искусство сосредотачивается на воплощении этого идеала, сохраняя при этом богатейший арсенал унаследованных от античности выразительных средств.
Иконоборчество VIII–IX вв. было тем рубежом, который отделил Византию от античности. Теперь античность стала восприниматься как прошлое, к которому созна- тельно обращаются в эпоху так называемого Македонского ренессанса (втор. пол. IX – X в.). Копирование и цитирование произведений античного искусства получает распространение среди художников, работавших по заказам константинопольской элиты.
Однако гораздо важнее не конкретные заимствования, а принципиальное сохра- нение в византийском искусстве антропоцентричности, поднятой на новый уровень. Телесность и материальность не отрицаются, а преображаются с помощью многих тонких приемов. Фигуры облегчаются благодаря едва заметному удлинению пропорций, одежды высвечиваются изобильным сиянием, лики получают особую выразительность и одухотворенность. Эта концепция преобладает в искусстве и средневизантийского, и поздневизантийского периодов.
Даже в те десятилетия, когда на первый план в византийском искусстве выходит задача выявления духовного начала в его самом строгом, аскетическом понимании, античная модель остается актуальной. Как одно из буквальных доказательств можно привести фреску 1030–1040-х гг. в соборе Св. Софии в Киеве. В левой части конхи апсиды Георгиевского придела из-под осыпавшегося фона обнажился рисунок головы (Илл. 26). Он выглядит словно проба пера художника, готовившегося написать крупномасштабное изображение св. Георгия (Илл. 27). Этот рисунок очень напоминает академические этюды головы Антиноя (Илл. 28), по которой и по сию пору художники учатся воспроизводить правильные пропорции человеческого лица. Такие параллели впечатляют тем больше, что мозаики и фрески Св. Софии на первый взгляд кажутся весьма далекими от античного идеала. Образный строй этого ансамбля как нельзя лучше воплощает отрешенное от всего земного, надмирное бытие в вечности, для чего используется предельно условный, можно сказать, абстрактный художественный язык. Каждая форма словно очищается от всего изменчивого и преходящего, представая в своем идеальном виде. И все же в основе этого художественного метода — унаследованное от античности понимание структуры человеческого тела и лица, умение строить их трехмерную форму подобно тому, как строится и само здание храма. Так, в том же приделе в изображении св. Георгия нос подобен колонне, брови — аркам, голова — сфере, силуэт фигуры — своду апсиды и т. д. Эта «органическая архитектони- ка» действительно соответствует логике построения всего ансамбля храма, в которую включаются и живописные композиции, и каменные массы, и пространство, и свет. Единая логика пронизывает весь ансамбль, делая его целостным образом христианского космоса. Такое наглядное воплощение христианского мировоззрения в формах архитектуры и живописи не было бы возможно без античной основы.
Поздневизантийский период, как и средневизантийский, начинается с возрождения интереса к классическому наследию — так называемого Палеологовского ренессанса. Снова в искусстве, создававшемся при покровительстве придворных интеллектуалов — византийских гуманистов, получает распространение копирование и цитирование античных произведений.
Для этого времени характерен интерес к сложным композиционным построениям, конкретизирующим пространство, к разнообразию в показе движущихся в нем фигур, к передаче различных эмоциональных состояний, к воспроизведению эффектов освещения. Палеологовское искусство в целом намного более жизнеподобно, чем искусство предшествующих столетий. В основе этого жизнеподобия не подражание античным образцам (подражание подразумевает усвоение чего-то чужого), а органичное возвращение к некоторым из давно известных принципов античного искусства. И тем не менее в самых близких классике произведениях византийской живописи XIV в. не изменяется концепция, родившаяся в начале существования христианского искусства: оно изображает невидимый мир — Царствие Небесное, красота которого бесконечно превосходит земной материальный мир. Это не столько противопоставление, сколько включение меньшего в большее. При этом сохраняется понимание красоты как гармонии, основанной на соразмерности человеку.
И даже в то время, когда в византийском обществе доминируют мистические настроения, как это было во второй половине XIV в. с распространением исихазма, такое понимание высшей красоты сохраняется. В это время к классическому идеалу добавляется преображающее воздействие света. В одних произведениях оно акцентируется, словно творит формы из ничего. В других — гораздо более многочисленных — гармония достигается без отказа от всей полноты классических живописных приемов. Снова, как это было и в VI–VII, и в X–XII вв., все материальное отступает на второй план, облегчается и просветляется. Яркие лучи ложатся на поверхность ликов и одежд. Свет пронизывает их и изнутри, проходя через постепенно высветляющиеся красочные слои, моделирующие объем. При этом используются и все классические живописные средства, создающие прекрасную форму с ее органической структурой и соразмерностью, с ее выявленной пластикой, сбалансированным колористическим строем.
Античное наследие, одухотворенное и преображенное христианским мировоззрением, продолжает жить в византийском искусстве на протяжении всего его тысячелетнего пути. И даже в самом конце своего существования византийское искусство вновь утверждает этот когда-то найденный идеал.
***
В истории архитектуры проблема соотношения античной и византийской традиций рассматривалась прежде всего с точки зрения выделения или отделения второй от первой. Их генетическая связь прослеживалась по таким общим параметрам, как типы зданий, типы конструкций, техника и декор. С этой точки зрения провести границу между поздней римской и ранневизантий- ской архитектурой действительно достаточно сложно. Что же касается ви- зантийской архитектуры более позднего времени, то речь шла в основном о прослеживании путей развития собственно византийских типов храмов и о выявлении их специфики.
Очевидно, что ранневизантийская архитектура не может рассматриваться вне неразрывной связи с античностью. Даже столь выдающееся и оригинальное сооружение, как Св. София Константинопольская, и с точки зрения конструкции, и с точки зрения идейного содержания представляет собою закономерный итог многовекового развития греческой и римской мысли, которая в этой постройке достигла предела своих возможностей. В здании нет ни одного элемента, который не был бы известен ранее. И тем не менее созданное из известных элементов целое принципиально ново. В нем была полностью переосмыслена классическая тектоника с ее естественным принципом построения масс снизу вверх, с ее выражением работы задействованных в конструкции сил через соразмерные и подобные человеку ордерные формы, с ее рациональными пропорциями и модулями.
Средоточием архитектурного образа Св. Софии оказывается вознесенный на огромную высоту купол, из которого словно истекают все остальные пространственные формы, лишь огражденные вогнутыми поверхностями полусфер, прозрачными колоннадами и тонкими стенами, прорезанными огромными окнами. Используя весь арсенал традиций античной архитектуры, архитекторы Анфимий из Тралл и Исидор из Милета создали пространственный образ, адекватно передающий основные элементы христианского мировоззрения: веру в единого Бога, в определяющее значение нематериального, духовного начала, в его способность активно преобразовывать, одухотворять материальный мир. Однако и принцип строгой иерархичности, и наличие модуля, каковым выступает здесь диаметр купола, и строгий расчет всех пропор- циональных соотношений, и обратная классической тектонике последовательность восприятия форм, и перенос акцента с массы на пространственные формы — все это есть не что иное, как продолжение жизни античного наследия в усвоившей христианство Восточной Римской империи.
Неслучайно современники, описывая здание Св. Софии, говорили о нем прежде всего как о чуде и при этом в числе важнейших его качеств называли гармонию, меру, красоту. «Церковь славится несказанной красотой. Ведь в ней тонко рассчитаны тяжесть и гармония размеров, нет ни избытка, ни недостатка в чем-либо, потому что ей и полагается быть наряднее обычного и соразмернее неумеренного».
В VI–VIII вв. византийская архитектура отходит от заимствованной у античности базиликальной типологии. Формируется новый — крестово-купольный тип храма, который станет для Византии основным. Заканчивается ли на этом античность? Многие исследователи проводили границу именно здесь. Однако византийская архитектурная традиция распространилась на весьма обширные территории, и ее дальнейшее развитие продолжалось еще почти целое тысячелетие. Полагаем, что на протяжении всего этого времени сохранение связей с античной традицией имело определяющее значение для византийской архитектуры.
Речь не идет о прямом заимствовании элементов античных зданий (так называемых сполиях) или даже о сохранении, «консервировании» античных типов зданий, конструкций и декоративных элементов в удаленных от столицы регионах, многие из которых в Средние века заселились народами, не имевшими прямого отношения к греко-римской культуре.
Примеров такого типа «выживания» античности в средневековой архитектуре Восточной Европы довольно много. Их можно определить как усвоение или, более того, постепенное вырождение античных традиций в чуждой для них среде, где формы неизбежно претерпевают упрощение и теряют свой смысл. Подобного рода явления вряд ли можно считать продолжением жизни античности, скорее — это ее надгробный камень.
Более сложным, но и более продуктивным был путь столичной константинопольской архитектуры, не устающей постоянно экспериментировать с крестово-купольным типом храма, осмыслять заложенные в нем возможности.
При всем отличии архитектурной типологии и ее образного содержания крестово- купольный храм сохраняет некоторые важнейшие принципы античного зодчества: строгую упорядоченность структуры, уравновешенность, гармоничность соотношений архитектурных форм и пространственных зон, которые выстраиваются в цельную иерархичную композицию.
Снаружи здания выявляется его внутренняя структура. В пространственной композиции как внутри, так и снаружи доминирует купол. В целом здание выглядит четко организованным вокруг центрального ядра, подобно кристаллу.
В храмах типа вписанного креста античная соразмерность и упорядоченность еще более акцентируется благодаря наличию колонн, несущих цилиндрические своды.
Эта сложная система гармоничных соотношений, лежащая в основе крестово- купольного типа храма, и есть главный показатель продолжения жизни античной традиции в византийской архитектуре.
Именно эта генетическая связь с античностью определяет само понятие византий- ской архитектуры. Если эта связь отсутствует, то даже в тех случаях, когда воспроиз- водятся столичные образцы, возникает уже совершенно иной архитектурный образ.
Такова, по нашему мнению, природа появления и развития башнеобразных композиций в древнерусской и сербской архитектуре. В обеих региональных традициях основой башнеобразной композиции является византийский крестово-купольный тип [5; 8; 15; 16; 22; 24; 27]. В нем максимально выявляются и акцентируются все те черты, которые могут придать наиболее яркую и острую выразительность внешнему облику храма. Это становится более важно, чем тонкая гармония и уравновешенность объемов во внутреннем пространстве, определяющая характер византийского архитектурного образа.
Сохраняется принципиальная для византийской архитектуры центричность и иерархичность композиции, но при этом максимально усиливается ее динамичность. Способы конкретного воплощения этой идеи могут различаться, однако общность исходной модели и общее направление поисков обуславливают то удивительное сходство между русскими и славянскими балканскими храмами, которое до сих пор пытались объяснить заимствованиями и влияниями.
Итак, полагаем, что на протяжении всего тысячелетнего развития византийской архитектуры ее важнейшие сущностные характеристики обуславливала именно генетическая связь с античностью. Там, где притяжение античности ослабевало (например, в удаленных провинциях или на территориях с негреческим населением), — возникали своеобразные региональные традиции. Как для античной, так и для византийской архитектуры важнейшим критерием была гармония как совершенная красота и истина. Без античности нет Византии.
Книги о культуре Византии