Большую часть жизни, почти 20 лет, с 1934‑го по 1953 год Сталин прожил на своей Ближней даче в Волынском. Само существование этого объекта при жизни вождя считалось государственной тайной, хотя многие коренные москвичи могли предполагать, что в молодом лесном массиве по левой стороне (если ехать от центра) нынешнего Кутузовского проспекта скрывается резиденция генсека. Сталинский кортеж регулярно курсировал по маршруту «Волынское — Кремль» и обратно. В свою кремлевскую резиденцию Сталин приезжал не рано, обычно в 14—16 часов, а возвращался к себе на Ближнюю поздно ночью. Авиаконструктор Александр Яковлев вспоминал, что как бы поздно ни заканчивался у вождя рабочий день, иногда в 5—6 часов утра, он все равно не оставался спать в своей кремлевской квартире и ехал на дачу.
В 2011 году мне удалось побывать на Ближней даче, которая до сих пор является закрытым и строго охраняемым объектом. Сегодня он имеет скорее историческую и музейную ценность, и значительная часть обстановки сохранилась в неизменном виде со сталинских времен. Здесь Сталин не только работал, но и отдыхал, общался с соратниками, устраивал праздники в связи с какими‑то событиями в своей и государственной жизни. Ну и, конечно же, слушал музыку.
Практически все сталинские дачи, как подмосковные, так и южные, чем‑то похожи друг на друга. Их архитектура и отделка весьма схожи. На каждой из них в обязательном порядке были диваны, ковры, серванты, оттоманки, бильярд, баня и патефон или радиола. Пластинок было довольно много. Борис Илизаров приводит некоторые данные о них:
Патефонные пластинки с итальянскими певцами, русскими оперными ариями, грузинскими, украинскими и русскими народными песнями, с записями любимого им хора имени Пятницкого он заказывал не только в СССР, но и за границей. Согласно описи имущества Ближней дачи, сделанной после смерти Сталина, в его коллекции было 93 грампластинки оперной музыки, 8 — балетной музыки, 507 — русских и украинских песен.
Пишет он, основываясь на воспоминаниях Молотова и других соратников Сталина, о том, какие песни и как пел «вождь народов»:
У Сталина был небольшой, но приятный, возможно, еще в семинарии поставленный голос. Во время застолий он вместе с партийными товарищами особенно душевно исполнял русские народные и белогвардейские песни. Если бы Троцкий об этом узнал в то время, когда начал писать биографию Сталина в конце 30‑х годов, то он, без сомнения, обыграл бы это как прямое доказательство контрреволюционного перерождения сталинизма. Впрочем, Молотов поведал о песенных пристрастиях вождя спустя почти три десятилетия после его смерти. Нечего и напоминать, что за исполнение белогвардейского песенного фольклора даже в очень узком кругу обычным смертным было бы обеспечено осуждение по статье «контрреволюционная агитация и пропаганда».
В недавно вышедшем в свет историческом путеводителе «Ближняя дача Сталина» приводятся более точные цифры и отмечается обилие и разнообразие находившегося там музыкального материала:
К 1953 году на «Ближней» накопилось около трех тысяч пластинок Их присылали в подарок «лучшему другу» советских композиторов и музыкантов творческие организации, Комитет по делам искусств СССР, студии грамзаписи, руководители союзных республик и иностранные лидеры.
Коллекция весьма разнообразна по составу: это записи и выступления Ленина и самого Сталина, гимны государств, симфоническая, балетная, танцевальная и камерная музыка. Здесь же русские народные песни, романсы, песни русских и советских композиторов. Неудивительно, что на многих пластинках — танцевальные мелодии и песни народов Кавказа. Из Большого театра поступали записи оперных арий в исполнении известных певцов — И. С. Козловского, Е. Д. Кругликовой, С. Я. Лемешева и других. Зарубежная музыка была представлена пластинками из США, Англии, Германии, Чехословакии, Франции, Италии, Испании, Китая.
Выражаясь современным языком, главным ди-джеем на «ближнедачной дискотеке» был, конечно, Хозяин. Жена брата первой жены Сталина Мария Сванидзе в своем дневнике рассказывала об одном из таких мероприятий, на котором присутствовали и соратники, и родственники Сталина.
21 декабря 1934 года на день рождения Сталина были приглашены семейства Молотовых, Чубарей, Андреевых, Аллилуевых, Сванидзе, Реденсов, а также Калинин, Ворошилов, Микоян, Мануильский, Енукидзе, Берия, Лакоба, Поскребышев, всего около 25 человек. Ужин продолжался до часа ночи.
Потом шумели, хозяин вытащил граммофон, пластинки, стал его сам заводить и ставил пластинки по своему вкусу (как всегда). Мы танцевали, причем он заставлял мужчин брать дам и кружиться. Потом кавказцы пели песни унылые, многоголосые — хозяин запевал высоким тенорком.
На Ближней даче в 30‑е годы было несколько граммофонов, а потом патефонов. Дети Сталина Светлана и Василий, бывавшие у отца в довоенные времена довольно часто, слушали пластинки и самостоятельно. По воспоминаниям Светланы Аллилуевой, уже до войны пластинок было много. Молодежь, интересовавшаяся танцевальной музыкой, крутила на простом красном патефоне только джазовые записи, благо и их было в избытке — лучших оркестров и солистов, как советских, так и зарубежных. Сталин к джазу, кстати, поначалу относился вполне терпимо, даже, судя по опубликованным записям главного «кремлевского киномеханика» тех времен Бориса Шумяцкого, хвалил фильм «Веселые ребята» и одобрительно отзывался о песнях в исполнении Леонида Утесова. Изменилось отношение вождя к этому жанру в послевоенные времена, когда все американское, в том числе и джаз, стало в один миг «пропагандой со стороны вероятного противника». Сын Н.С. Хрущева Сергей вспоминал:
К концу жизни Сталина джазовую музыку стали отождествлять с контрреволюционной деятельностью. За нее, возможно, еще не сажали, но все к этому готовились. Как‑то в воскресный летний день на даче я поставил пластинку с «Пароходом» Леонида Утесова. Тогда это было «крайне левое» произведение. Отец, сидя за столом, просматривал газеты. Сначала он никак не реагировал, потом поднял глаза и кратко то ли попросил, то ли приказал:
— Сними.
Я остановил проигрыватель. Отец немного помолчал, а потом добавил:
— Лучше ее разбить.
Я не ответил, пластинку было очень жалко, он не настаивал, а только попросил:
— Больше ее не заводи.
Что он знал и о чем догадывался? Чего он боялся? Может, это один из отпечатков следа, тянувшегося в шумной кампании по борьбе с проникновением буржуазной идеологии в наше общество в начале пятидесятых.
Так что по‑настоящему товарищ Сталин любил совсем другие песни…
На Ближней даче звучали не только грампластинки. Во время различных торжественных мероприятий Сталин с удовольствием слушал живую музыку. Но в отличие от других наших руководителей он практически не приглашал к себе артистов — их роли исполняли друзья и соратники. Главным исполнителем, конечно, был Андрей Жданов, член Политбюро и председатель Верховного Совета РСФСР. Он очень неплохо играл на рояле (на сталинской даче до 1948 года стоял прекрасный инструмент фирмы «Стейнвей и сыновья»). Именно на нем по праздникам, да и просто во время ночных посиделок с коллегами и гостями играл Жданов.
В уже упоминавшемся нами историческом путеводителе «Ближняя дача Сталина», написанном во многом на основе новых архивных источников, об этом говорится так:
Очевидцы отмечали разнообразный репертуар сталинского соратника. Нередко он по памяти, так как нот на «Ближней» не было, исполнял отрывки из русских опер — «Князя Игоря», «Ивана Сусанина», «Садко». Поскольку генсек особенно любил русские, украинские и грузинские народные песни, Жданов под собственный аккомпанемент часто их пел — то соло, то дуэтом с Ворошиловым. Иногда под настроение к ним присоединялся и «подтягивал» Сталин, у которого с детских лет был чистый тенор и очень хороший слух. Пели не только старинные, но, конечно, и революционные песни. «Особенно нравились Сталину такие песни, как «Замучен тяжелой неволей», «По пыльной дороге телега несется», «Смерть Ермака», «Реве та стогне Днiпр широкий», «Закувала та сива зозуля», «Во лузях», «Сормовские частушки», которые особенно хорошо исполнял Жданов, — рассказывала его жена Зинаида Александровна. — Вместе с Ворошиловым Жданов любил исполнять «Вей сильнее ветер игривый». Их совместное пение еще в сороковых годах было даже записано и выпущено отдельной грампластинкой».
Приятный голос был и у Молотова. Но он иногда «капризничал» и отказывался петь. Один из телохранителей Сталина, Алексей Рыбин (одно время он отвечал за сталинскую ложу в Большом театре), вспоминал о музыкальных увлечениях вождя и случае, который произошел во время празднования 60‑летия Сталина в 1939 году:
Сталин любил слушать «Ивана Сусанина» с участием Михайлова (один из самых известных оперных певцов СССР. — Авт. ). Тот сначала тяготился прошлой службой протодьякона в церкви и не осмеливался петь здесь в полный голос. Узнав об этом, Сталин подошел к Михайлову, положил руку на плечо и попросил:
— Максим Дормидонтовыч, вы не стесняйтесь, пойте в полную силу. Я тоже учился в духовной семинарии. И если бы не избрал путь революционера, кто знает, кем бы я стал. Возможно, священнослужителем.
С тех пор Михайлов полностью раскрыл свой талант. Сталин даже шутил, что в роли Сусанина он — истинный костромской крестьянин с отменной смекалкой. Зато про его коллегу говорил:
— Это не Сусанин, а барин со смекалкой.
Тогда же, в честь юбилея, в Георгиевском зале Кремля состоялся прием для членов Политбюро. За здоровье товарища Сталина Молотов так набрался, что начал вести себя неприлично, грубо предложив А. Пирогову спеть. Тот отмахнулся:
— Вячеслав Михайлович, вы же сами хорошо поете. Возьмите и спойте.
— Подхалим Пирогов! — почему‑то рассвирепел Молотов и грохнул кулаком по столу.
Пришлось его с эскортом вывести в служебную комнату. В назидание всем Сталин посетовал:
— Нам, большевикам, негоже напиваться и упиваться.
После чего вместе с Ворошиловым и Буденным стал петь революционные песни. Семен Михайлович лихо играл на гармошке и, наконец, даже пустился в пляс. Это озаботило Сталина:
— Как бы наш маршал, того… не рассыпался…
…Дома у Сталина обычно пели квартетом — он, Михайлов (оперный певец, которого, по словам Рыбина, Сталин приглашал в гости. — Авт. ), Ворошилов и Молотов. Исключительно музыкальный, Сталин пел вторым тенором. Его любимым романсом был «Гори, гори, моя звезда», а из песен — украинская «У соседа хата била».
Известная летчица, Герой Советского Союза Марина Раскова, кстати, тоже вспоминала о любви Сталина к опере «Иван Сусанин», в оригинале носившей, как известно, название «Жизнь за царя»:
Я смотрела на него и думала: как же много он знает!.. Сколько ему нужно знать, если точно так он разговаривает с людьми самых разнообразных специальностей, с работниками самых различных областей хозяйства! Мне рассказывали артисты, что когда обсуждалась постановка оперы «Иван Сусанин», Сталин напевал на память мотивы из «Сусанина». Абсолютно все отрасли, с какими бы ему ни пришлось столкнуться, он знает лучше, чем самые лучшие специалисты этих отраслей.
Иногда, особенно в середине 30‑х годов, Сталин любил послушать и песни в исполнении собственных охранников. Алексей Рыбин в своей книге «Рядом со Сталиным» вспоминал:
Тогда телевизоров еще не имелось. Мы, сотрудники охраны, для развлечения проводили вечера самодеятельности. Я читал поэму Багрицкого «Дума про Опанаса», Пантюшин играл на гармошке. Иногда нас посещал Сталин. Хлопал жидко, но все же благодарил за инициативу. Особенно ему нравилась русская пляска, которую мастерски, с различными коленцами, исполнял Макшеев. Еще более искрометно он откалывал цыганскую пляску. Однажды Власик неожиданно для всех запретил Пантюшину играть. Музыка не звучала целую неделю. Мертвая тишина уже давила на перепонки. Сталин удивился:
— Ваш гармонист что, уехал в Москву?
— Я думал, гармошка мешает вам работать, — признался Власик.
— Нет, я с удовольствием слушаю русские песни и старинные вальсы. Пусть гармонист не стесняется.
Так Пантюшин, ко всеобщей радости, вновь стал играть на балконе общежития…
…Как‑то весной на Ближней даче приготовили шашлыки, вино принесли. Весело улыбаясь, Киров подмигнул:
— Нам тут лишь музыки не хватает!
Как не хватает? Сразу позвали Пантюшина с полубаяном. По заказу Сталина он играл «Гори, гори, моя звезда» и «Сулико». А Киров любил песню «Есть на Волге утес».
Георгий Байдуков вспоминал в свое время о том, как Сталин пригласил его вместе с Валерием Чкаловым и Александром Беляковым (все трое — летчики — Герои Советского Союза, первыми совершившие беспосадочный перелет из СССР через Северный полюс в США. — Авт.) на свою сочинскую дачу:
Сталин просит молодежь потанцевать. Сам идет выбирать пластинку, заводит патефон, ставит плясовую. Когда танцоры исчерпали свой репертуар, Сталин, все еще не отходивший от патефона, выбрал пластинку с хоровой волжской песней. Поставив ее, он сам стал подпевать, и мы хором грянули протяжную русскую песню. Сталин, видимо, в Сибири выучился петь и очень ладно подтягивал запевавшему Жданову. Так мы дружно пели бы еще и еще, если бы не пора было собираться Михаилу Ивановичу Калинину. Он уезжал из Сочи.
После проводов Калинина Чкалов лег отдохнуть на кушетку и крепко заснул. Иосиф Виссарионович достал одеяло, тщательно накрыл Валерия и, открыв настежь дверь веранды, вновь начал развлекать нас плясовыми русскими и грузинскими песнями. Уже часов в одиннадцать Жданов позвал всех играть в бильярд.
В канун нового 1945 года Сталин созвал «пати» — 25 мужчин и одна дама — жена присутствовавшего там же генсека итальянской компартии Пальмиро Тольятти. Бывший в то время начальником оперативного управления Генштаба генерал Сергей Штеменко писал:
— С. М. Буденный внес из прихожей баян, привезенный с собой, сел на жесткий стул и растянул мехи. Играл он мастерски. Преимущественно русские народные песни, вальсы и польки. Как всякий истый баянист, склонялся ухом к инструменту. Заметно было, что это любимое его развлечение.
К Семену Михайловичу подсел К.Е. Ворошилов. Потом подошли и многие другие. Когда Буденный перестал играть, Сталин завел патефон. Пластинки выбирал сам. Гости пытались танцевать, но дама была одна, и с танцами ничего не получилось. Тогда хозяин дома извлек из стопки пластинок «Барыню». С. М. Буденный не усидел — пустился в пляс. Плясал он лихо, вприсядку, с прихлопыванием ладонями по коленям и голенищам сапог. Все от души аплодировали ему.
Самое интересное, что Сталин и сам принимал участие в танцах, правда, с возрастом все реже. Милован Джилас, вице‑президент Югославии, неоднократно общавшийся со Сталиным в середине сороковых годов, в своей книге «Беседы со Сталиным» писал:
Он пытался и танцевать, как на своей родине, — видно было, что он не лишен чувства ритма, но вскоре он остановился, сказав удрученно:
— Стареем, я уже старик!
Кто из соратников Сталина был хорошим танцором? Хрущев в своих мемуарах писал, что Молотов. Но тот отрицал это, кстати, отмечая и отсутствие у Сталина способностей к танцам:
— Микоян танцевал лезгинку. Я никогда не танцевал. А больше у нас никто танцевать не умел. Сталин не умел.
Но если исходить из логики, то скорее всего в разное время танцевать приходилось всем, нрав у Хозяина был крутой, если сказал: «Танцуй!» — приходилось повиноваться…
Танцевали на даче и под «живую музыку», и под патефоны, а позже — радиолы. Точное происхождение главной сталинской радиолы, а точнее, многофункционального устройства воспроизведения звука, скомбинированного с радиоприемником, неизвестно. Но большинство исследователей, в том числе и авторы самого авторитетного исторического путеводителя «Ближняя дача Сталина», склоняются к неоднократно озвучивавшейся версии о том, что ее в конце 1941 года (возможно, ко дню рождения Сталина) от имени английского премьер‑министра Уинстона Черчилля преподнес министр иностранных дел Великобритании Антони Иден.
Этот сложный для своего времени агрегат находится в рабочем состоянии до сих пор. Осматривая Большой зал дачи в Волынском, я сразу обратил внимание на почти метровой высоты «комбайн», отделанный красным деревом. Сопровождавший нас сотрудник Федеральной службы охраны пояснил, что в нижней части располагаются широкодиапазонный ламповый приемник и усилитель, а сверху — проигрыватель грампластинок. Кстати, при необходимости деревянные створки на передней части аппарата и верхняя его крышка закрывались, в результате чего радиола становилась своего рода изящным предметом мебели. Самое интересное, что у проигрывателя имеется привод для механической смены грампластинок, и они могут прятаться в специальном внутреннем контейнере. Интересно, что принципиальная схема смены пластинок, использовавшаяся в сталинской радиоле, «дожила» до середины семидесятых годов. Многие немецкие и американские «комбайны» того времени «меняли» пластинки точно таким же образом…
Легенда, которую озвучивают сотрудники Ближней дачи, гласит, что Сталин в ответ на подарок послал Черчиллю партию знаменитого коллекционного кизлярского коньяка. Именно кизлярского, а не армянского, как считали многие граждане бывшего СССР. Британскому премьер‑министру этот напиток очень понравился, и Сталин при случае посылал ему ящик‑другой продукции Кизлярского коньячного завода.
По моей просьбе сотрудник Ближней дачи включил «сталинскую» радиолу. Сначала опробовали радио (на средних волнах передавали классическую музыку), а затем пришла очередь пластинки, вращавшейся с традиционной для того времени скоростью 78 оборотов в минуту. Качество звука, даже по современным стандартам, оказалось вполне приемлемым и, насколько я могу судить, было лучше, чем у советских приемников 70‑х годов. Что касается пластинки, то мы прослушали фрагмент одной из речей самого Сталина. Он, как нам пояснили, слушал не только музыку, но и записанные на грампластинки выступления членов Политбюро. Любопытно, что это была своего рода «работа над ошибками». Сначала вождь прослушивал выступление «живьем», как, например, речь Ворошилова на Красной площади 1 мая 1935 года, а потом анализировал записанное на пластинку выступление в домашних условиях. И ставил, между прочим, оценки. Например, первая сторона упомянутой пластинки была оценена им на +5 (именно так он пометил этикетку), а вторая — только 4. В историческом путеводителе «Ближняя дача Сталина» приводятся образцы сталинских оценок прослушанного им материала. Это или короткие надписи, или крестики, чем больше, тем, по его мнению, пластинка лучше. Вот лишь некоторые из них:
«Чикруло». Застольная кахетинская. Государственный этнический хор Грузии» — «Пустое»; «Похилие дерево». Украинская народная песня» — «Дрянь».
Крестиками обозначались пластинки, которые нравились Сталину. Чем больше крестиков, тем, по мнению вождя, музыка лучше. Есть записи, где 6, 7, 8 крестиков. «Русский и Бессарабский марши в исполнении оркестра под управлением С. Чернецкого» удостоились 8, а «Марш танкистов» только 7 крестиков. Вальс «На сопках Маньчжурии» в исполнении оркестра под управлением С. Чернецкого и «Ты подойди, солнце красное» в исполнении оркестра под управлением А. Александрова — 6 крестиков. Ария Карася «Ой, шось дуже загулявся» из оперы С.С. Гулак‑Артемовского «Запорожец за Дунаем» — 5 крестиков и пометка «Очень хорошо!».
Конечно, было бы крайне интересно исследовать музыкальные вкусы Сталина, проанализировав его пометки на пластинках, но в настоящее время они находятся в труднодоступном архиве, и это, видимо, дело будущего.
Судя по воспоминаниям современников, «вождю народов» больше всего нравились народные песни, русские, украинские и грузинские, а также революционные и военные песнопения. Но иногда он удивлял своих гостей и соратников необычными и достаточно оригинальными музыкальными предпочтениями.
В 1944 году у него на даче не раз обедал (а скорее ужинал) уже упоминавшийся нами Милован Джилас. Он писал о том, как закончился один из «обедов»:
Мы отошли от стола, но перед тем, как разойтись, Сталин запустил громадный автоматический проигрыватель.
…Сталин поставил пластинку, на которой колоратурные трели певицы сопровождал собачий вой и лай. Он смеялся над этим с преувеличенным, неумеренным наслаждением, а заметив на моем лице изумление, стал объяснять, чуть ли не извиняясь:
— Нет, это чертовски хорошо придумано, чертовски хорошо придумано.
В историческом исследовании «Ближняя дача Сталина» упоминается о том, что в сталинской коллекции особое место занимали пластинки Александра Вертинского. Казалось бы, что может понравиться твердокаменному революционеру в «декадентских» романсах эмигранта, мать которого происходила из дворян? Но Сталин слушал эти записи! Более того, они скорее всего ему нравились.
Александр Вертинский эмигрировал из России в 1920 году вместе с войсками Врангеля. А потом начались его скитания по миру: Турция, Греция, Румыния, Франция, Америка, Китай… С середины 20‑х годов он неоднократно обращался в различные советские инстанции с просьбой разрешить ему вернуться в СССР. Но только в 1943 году, когда он написал письмо на имя Молотова, такое разрешение было получено. Авторы книги «Ближняя дача Сталина» приводят некоторые детали отношения Сталина к Вертинскому:
Среди прочего в коллекции генсека имелись и пластинки «декадента» А.Н. Вертинского. Певец вернулся из эмиграции в 1943 году. Спустя некоторое время грамзаписи его песен были выпущены Комитетом по делам искусств СССР с согласия, а скорее всего по прямому указанию Сталина. В 1951 году Вертинский стал лауреатом Сталинской премии.
На это указывают белые этикетки на дисках из сталинской коллекции — именно такие этикетки наклеивали на пластинки, присланные на одобрение вождю перед тиражированием. К дискам была приложена сопроводительная записка председателя комитета: «Тов. Сталину. Согласно договоренности, посылаю Вам подготовленные нами грампластинки с записью А. Вертинского. М. Храпченко». Внешний вид этих пластинок свидетельствует о том, что они неоднократно проигрывались.
Несмотря на то что Вертинский вроде бы считался «обласканным» властью (все‑таки Сталинская премия, хотя и второй степени), его творческие интересы и возможности были несколько ограничены. Из полутора сотен его песен к исполнению было допущено всего 30, причем на каждом концерте присутствовал цензор. Из трех тысяч данных им концертов всего несколько приходились на Москву и Ленинград, а выпущенные пластинки быстро стали раритетами. Но у Сталина они были…
Компетентные специалисты рассказывают, что среди сталинских пластинок было весьма немного дисков с записями песен о нем самом. Возможно, по причине того, что они достаточно однообразны по своему музыкальному и поэтическому содержанию, возможно, по каким‑то другим причинам (коммунисты немедленно назвали бы среди них «личную скромность» генералиссимуса). Я же не буду вдаваться в тонкости музыковедения, а порекомендую читателям в качестве своеобразного бонуса отыскать в Интернете записи песен о «вожде народов». Прослушивание их оставит у вас незабываемые впечатления.
Глава 2. Наличные вождя
И все‑таки отношение первых лиц нашей страны к деньгам изменилось! Имеются в виду, конечно, не миллиарды и триллионы рублей, которыми они распоряжаются в государственных масштабах, а их собственные, проще говоря, карманные деньги. Теперь наши президенты и премьеры запросто могут достать из кармана тысчонку‑другую, расплатиться за мороженое, сделать ставку на скачках. А вот у «вождя народов» с наличными деньгами как‑то не складывалось. Нет, конечно, они у него были, но вот при себе он их предпочитал не держать. Во всяком случае, в последние четверть века своей жизни…
В разные годы Сталин относился к деньгам по‑разному. Время от времени при самодержавии он участвовал в «экспроприациях», а если проще — в грабежах. Во всяком случае, осуществлял их планирование. Знал, что сколько стоит. В своих рассказах упоминал о том, что в ссылке прекрасно жил на три рубля казенных денег, да еще «партия помогала». Но когда он задумал в очередной раз бежать (а бегал он из ссылки несколько раз), то попал в такую ситуацию, когда деньги не котировались и нужна была «жидкая валюта». Как‑то раз сам Сталин рассказал об этом знаменитому авиаконструктору Александру Яковлеву. Вот что тот вспоминал в своей книге «Цель жизни»:
Сталин рассказал, как он бежал из ссылки в 40‑градусный сибирский мороз.
— Сговорились с ямщиком, чтобы он меня тайно в самые морозы довез до Красноярска. Ехали только ночью. Расплачивался я с ним не деньгами, а водкой.
Я спросил, сколько же водки пришлось дать ямщику.
— Полтора аршина за прогон.
Я удивился:
— Что это за мера?
Оказывается, ямщик вез с условием, чтобы на каждом постоялом дворе делали остановку, и пассажир выставлял на стол на полтора аршина шкаликов водки. Так они и ехали ночью, а днем спали, чтобы не попасться на глаза полиции.
Во время уже упоминавшейся нами встречи на сочинской даче с героями‑летчиками, как вспоминал ее участник Георгий Байдуков, Сталин тоже рассказывал эту историю. Правда, там фигурируют немного другие цифры:
Потом Иосиф Виссарионович рассказывал, как во время возвращения из ссылки один ямщик вез его «за аршин водки». Ямщик подряжался добросовестно везти только при условии, если на каждой остановке будет получать сверх всего этот самый «аршин водки». Аршин составлялся в длину из стопок, в которых подавалось вино в дорожных постоялых дворах. Ямщик оставался доволен пунктуальным выполнением договора, после каждой станции он веселел и веселел. И, наконец, при прощании все говорил Сталину:
— Хороший ты мужик. Откудова ты такой, парень?
Вообще о ссылке и финансах «вождь народов» упоминал частенько. Даже когда понимал, что его слова могут быть отрицательно истолкованы соратниками. Его это скорее всего мало волновало. Никита Хрущев, довольно часто бывавший у Сталина как до войны, так и после, в своих воспоминаниях писал следующее:
Мне запало в душу, как Сталин рассказывал об одной своей ссылке. Не могу сказать сейчас точно, в каком году это происходило. Его сослали куда‑то в Вологодскую губернию. Туда вообще много было выслано политических, но и много уголовных. Он нам несколько раз об этом рассказывал. Говорил: «Какие хорошие ребята были в ссылке в Вологодской губернии из уголовных! Я сошелся тогда с уголовными. Очень хорошие ребята. Мы, бывало, заходили в питейное заведение и смотрим, у кого из нас есть рубль или, допустим, три рубля. Приклеивали к окну на стекло эти деньги, заказывали вино и пили, пока не пропьем все деньги. Сегодня я плачу, завтра — другой, и так поочередно. Артельные ребята были эти уголовные. А вот «политики», среди них было много сволочей. Они организовали товарищеский суд и судили меня за то, что я пью с уголовными.
Конечно, Никиту Сергеевича можно подозревать в несколько пристрастном отношении к Сталину, и в его мемуарах есть ряд спорных мест. Но скорее всего данный сюжет относительно близок к реальности. А вообще‑то, судя по всему, во время вологодской ссылки Сталин не особенно нуждался в деньгах. Даже один рубль был в 1913 году приличной суммой. Например, прислуга получала от 3 до 10 рублей в месяц, чернорабочие — от 8 до 20 рублей, квалифицированные кадры — от 25 до 80 рублей. На рубль можно было спокойно питаться в течение десяти дней, а то и полумесяца…
Скорее всего в середине двадцатых годов у генсека какие‑то наличные были. Одно время он вообще ходил без охраны, потом почти по‑демократичному, с одним‑двумя охранниками. Но ни в воспоминаниях современников, ни в документах тех лет нет указаний на то, что Сталин брал в руки советские купюры. Есть только один рассказ о том, как он подавал (или не подавал) милостыню.
В России подавать милостыню было принято. Даже наши монархи время от времени раздавали небольшие деньги нуждающимся подданным. А в Великобритании эта традиция существует до сих пор: королева в определенных случаях осуществляет, правда, уже почти символическую, но все же раздачу милостыни…
В советские времена нищих на улицах было предостаточно. И однажды, по утверждению главы Совнаркома Вячеслава Молотова (во всяком случае, он рассказывал это писателю Феликсу Чуеву, который аккуратно записывал все беседы с ним), произошел такой случай:
Первые годы охраны, по‑моему, не было. Тогда все ходили пешком. И Сталин… Помню, метель, снег валит, мы идем со Сталиным вдоль Манежа. Это еще охраны не было. Сталин в шубе, валенках, ушанке. Никто его не узнает. Вдруг какой‑то нищий к нам прицепился: «Подайте, господа хорошие!» Сталин полез в карман, достал десятку, дал ему, и прошли дальше. А нищий нам вслед: «У, буржуи проклятые!» Сталин потом смеялся: «Вот и пойми наш народ! Мало дашь — плохо, много — тоже плохо!»
Обнаружив эту цитату, я как историк был несколько удивлен. Во всяком случае, некоторые источники, причем заслуживающие доверия, утверждали, что Сталин с собой денег не носил — они ему просто были не нужны. Бежавший на Запад секретарь Сталина Борис Бажанов писал о роли наличных в жизни Сталина: