Кем же был на самом деле этот человек, именем которого решением ЮНЕСКО был назван 2001 год? Который составил самый полный словарь русского языка. Который вошёл в сотню Великих украинцев. Который был назван самым великим Луганчанином. Имя которого носит крупнейший в Луганской области Восточноукраинский национальный университет.
И который является автором знакомой всем с детства сказки про Курочку Рябу.
Виссарион Белинский в 1845 г. писал про Даля, что "после Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе".
Энциклопедический Словарь Брокгауза (1890—1907 гг.) называет Даля дилетантом-самоучкой и утверждает, что главное значение его - как собирателя-этнографа.
Большой Советский энциклопедический словарь характеризует Даля как консерватора с народническо-романтическим настроением и русификаторско-шовинистическим оттенком в духе официальной народности николаевской эпохи, активно поддерживавшего реакционную политику царского правительства.
Исследователь жизни и творчества В. И. Даля, российский ученый Андрей Седов определяет его личность так: «Владимир Иванович Даль по отцу датчанин, по матери - француз, по рождению - украинец, по вероисповеданию - лютеранин (лишь в конце жизни принял православие), по мировоззрению – демократ».
Так кто же он на самом деле – наш великий земляк Владимир Иванович Даль?
За свою довольно долгую и насыщенную жизнь Владимир Даль сменил немало занятий. Сначала он был профессиональным моряком, потом стал военным врачом, особенно преуспев, как хирург и офтальмолог, а, кроме того, и как незаурядный инженер-мостостроитель.
Потом прославился (а заодно и впал в немилость высшей власти) как совершенно оригинальный писатель Казак Луганский, затем стал высокопоставленным чиновником МВД, принял последний вздох умирающего Пушкина.
Кроме того, он является автором учебников по ботанике и зоологии. Эти учебники, в своё время, были высоко оценены и педагогами, и естествоиспытателями и неоднократно переиздавались.
Его работы по этнографическому и историческому изучению Оренбургского края были сделаны на таком уровне, что Российская академия наук избрала 37-летнего Даля своим членом-корреспондентом.
А главный свой жизненный подвиг, занявший 43 года жизни, создание "Толкового словаря живого великорусского языка" лексикограф-любитель Владимир Даль совершил по собственному почину, без всякого заказа, так сказать "на общественных началах".
Уже в Морском корпусе молодой Владимир Даль стал сочинять стихи и составил свой первый словарь, состоящий из 34 слов кадетского жаргона.
2 марта1819 года В.И. Даль выпущен мичманом в Черноморский флот, двенадцатым по старшинству из восьмидесяти шести. Через несколько дней он оставил Петербург и отбыл в Украину, к месту службы в Николаев.
Именно на пути из Петербурга в Николаев и произошел с Далем судьбоносный случай – он услышал и записал свое ПЕРВОЕ СЛОВО.
Сам Даль писал об этом так: "Во всю жизнь свою я искал случая поездить по Руси, знакомиться с бытом народа, почитая его за ядро и корень, а высшие сословия за цвет или плесень... Когда я на пути в Николаев записал дикое тогда для меня слово "замолаживает" – и убедился вскоре, что русского языка мы не знаем, – я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов".
Уже стал легендой рассказ о том, как по пути в Украину, морозным вечером В.И. Даль услышал, что ямщик из Новгородской губернии, поглядывая на небо, сказал: "Замолаживает". Для В. Даля слово было непонятно по смыслу, поэтому он переспросил ямщика: "Как замолаживает?" И услышал разъяснение: "А это по-нашенскому, значит, что потеплеет скоро, запасмурнеет". Несмотря на лёгкий мороз, Владимир выхватил из кармана записную книжку и окоченевшими от холода руками записал корявым почерком: "Замолаживать - иначе пасмурнеть - в Новгородской губернии значит заволакиваться тучами, говоря о небе, клониться к ненастью".
Так, возвращаясь в Украину, наш земляк начал свой путь в бессмертие. Именно тогда 18-ти летний Даль вдруг даёт себе зарок на всю дальнейшую жизнь: стать исследователем народной жизни во всех её проявлениях.
Чем же вознамерился заниматься Даль?
«Собирать по пути все названия местных урочищ, расспрашивать о памятниках, преданиях и поверьях, с ними соединённых...
Разузнавать и собирать, где только можно, народные обычаи, поверья, даже песни, сказки, пословицы и поговорки и все, принадлежит к этому разряду...
Вносить тщательно в памятную книжку свою все народные слова, выражения, речения, обороты языка, общие и местные, но неупотребительные в так называемом образованном нашем языке и слоге...»
От своего выбора Даль не отступится все последующие 53 года, вплоть до кончины.
Прибыв в родной Николаев, В. Даль с 1819 по 1824 год служил на Черноморском флоте мичманом на фрегате «Флора». Но служба не могла отвлечь его от раз и навсегда выбранного главного занятия в жизни.
«Охотясь» на слова, веселый и общительный мичман никогда не разлучался с тетрадью, в которую записывал толкования разных слов, пословиц и поговорок. Иногда, закинув за спину охотничье ружье и положив в карман тетрадь, Даль выходил в степь, которая начиналась сразу за городом. Там он сидел на вершине одинокой могилы и, всматриваясь в линию горизонта, где голубое небо сливалось с волнующимся морем украинского степного разнотравья, прислушивался к далекой песне, которую душистый ветер доносил с чумацкого тракта.
«Как сядешь на одинокий курган да глянешь до конца света,- так и кинулся бы вплавь по этому волнистому морю трав и цветов,- и плыл бы, упиваясь гулом его и пахучим дыханием до самого края света». Оглобля, брошенная на землю, обрастает за ночь травой. Каждый прут, воткнутый мимоходом в тучный чернозём, дает вскоре тенистое дерево
Литературный анекдот: военный лекарь Даль спрашивает своего денщика:
- А скажи-ка, любезный, вот, например, есть хрен – огородное растение с зелеными листьями. А есть хрен – острая приправа к мясным закускам. А есть ли еще какие значения у слова «хрен»?
- А хрен его знает, ваше благородие! - отвечает денщик.
Даль понимал уникальность ситуации и стремился максимально использовать ее. По вечерам, уставший от работы, он заходил в солдатские палатки, подсаживался к бивачным кострам и расспрашивал солдат о том, как в их деревнях называют те или иные предметы быта, как празднуют свадьбы, какие сказки сказывают, какие песни поют, и тщательно записывал услышанное в любимые им толстые тетради с плотной бумагой. Гора записок росла не по дням, а по часам, вскоре Даль вынужден перевозить их вместе с небогатым житейским скарбом... на верблюде.
Но тут пришла беда: верблюд пропал. Горю Даля не было предела. Позднее в “Напутном слове” к своему словарю он писал: “...я осиротел с утратой моих записок... Беседа с солдатами всех местностей широкой Руси доставила мне обильные запасы для изучения языка, и все это погибло”.
Но Михаил Булгаков, кажется, оказался прав. Рукописи действительно не горят. Верблюда, живого и невредимого, с мешками бумаг, на которые никто не польстился, вскоре привели казаки.
Этот случай научил Даля осторожности. Уже гораздо позднее, он пишет дочерям: “Если у нас в доме случится пожар, то вы не кидайтесь спасать какое-либо имущество, а возьмите рукопись “Словаря” вместе с ящиками, в которых она находится, и вынесите на лужайку, в сад”. Вдумаемся в эти слов: человеку не жаль ничего на свете - ни дома, ни всего того, что нажито трудом (Даль ведь не помещик: у него нет земель, нет крепостных, которые были бы неиссякаемым источником дохода), ему жаль то, что для других просто бумажный хлам.
Вспоминая позднее подробности той войны, Даль пишет и о встречах с земляками - украинскими казаками. Это были запорожцы из-за Дуная во главе с кошевым атаманом Иосифом Гладким. Военный врач Даль имел возможность наблюдать, как запорожцы налаживали переправу, помогая российскому войску.
Описывая картину встречи с украинскими казаками, он передает разговор с ними на украинском языке. Да, знаменитый создатель толкового словаря живого великорусского языка Владимир Иванович Даль также прекрасно владел и украинским языком, знал Украину, ее быт и обычаи, культуру и литературу. "Малороссия - словно родина его!" – заметил как-то В.Г. Белинский.
, Заслуживает внимания и тот немаловажный факт, что знакомство "Казака Луганского" - Владимира Даля с Великим Кобзарем произошло еще в 1830-х годах, в Петербурге, и длилось долгое время. Есть поистине прочная, хотя и незримая связь между Великим Кобзарем и создателем великого Словаря.
Так же очень близко Владимир Даль был знаком с такими деятелями украинской литературы, как Григорий Квитка-Основьяненко, братья Лазаревские, а особенно с автором слов бессмертного романса «Очи чёрные» Евгеном Гребинкой.
Среди гостей литературной гостиной Гребинки встречаем и Владимира Даля - Казака Луганского. Квартира Гребинки привлекала Владимира Ивановича не только гостеприимством хозяина. Здесь он принимал активное участие в обсуждении новых произведений украинских писателей, знакомил присутствующих со своими записями народных песен.
Также в то время Даль уже имел тесные творческие контакты с Григорием Квиткой-Основьяненко, который присылал ему свои рассказы, а Даль зачитывал их гостям Гребинки.
Наблюдая за бытом украинского народа, прислушиваясь к восхитительным песням, он не забывал о заветной тетради: во время путешествия значительно обогатил свои записи. Впечатления об этом путешествии натолкнули Даля на мысль о необходимости создания украинского словаря. Кстати, вместе с В. Лазаревским в Петербурге В.И. Даль составил словарь украинского языка. На то время Даль имел уже много материалов для украинского словаря. По его предложению Лазаревский сел за их разработку. Работа эта захватила обоих, в ноябре этого же года Даль написал письмо ректору Киевского университета М.А. Максимовичу, в котором сообщал о готовности малороссийского словаря на 8 тыс. слов и попутно просил сообщить о некоторых подробностях относительно диалектов украинского языка.
Из этого письма узнаем, еще об одном путешествии Даля в Украину: «Я был в местах ваших, но судьба не свела нас, не дала возможности с вами познакомиться». Даль не мог встретиться в это время с Максимовичем, так как тот находился в Москве. Письмо Даля положило начало их заочному знакомству и сотрудничеству. Контакты с Максимовичем утвердили Даля в мысли о необходимости создания украинского словаря.
Таким образом, наш выдающийся земляк имеет отношение к составлению не одного, как думает большинство, а двух словарей – великорусского и украинского языков. Кроме того он успел составить несколько узкоспециальных словарей и был чрезвычайно плодовитым писателем.
А первая книга В. И. Даля под псевдонимом Казак Луганский, "Русские сказки. Пяток первый", вышла в 1832 году
Пушкин стал расспрашивать Даля, над чем тот сейчас работает, тот все ему рассказал о своей многолетней страсти к собирательству слов, которых уже собрал тысяч двадцать.
Так сделайте словарь! - воскликнул Пушкин и стал горячо убеждать Даля. - Позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже сделали треть словаря! Не бросать же теперь ваши запасы!
Пушкин поддержал идею Владимира Ивановича составить "Словарь живого великорусского языка", а о собранных Далем пословицах и поговорках отозвался восторженно: "Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото!" Пушкин вдруг замолчал, затем продолжил: «Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать – у Вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумленными современниками и потомками!»
Так по инициативе Владимира Даля началось его знакомство с Пушкиным, позднее переросшее в искреннюю дружбу, длившуюся до самой смерти поэта.
В 1836 году губернатор Перовский был возведен в сенаторы и перебрался в столицу. С собой он взял и Даля, определив его, как "надежного человека", к своему брату Льву Перовскому - министру внутренних дел, у которого Владимир Иванович занял пост начальника министерской канцелярии, то есть стал правой рукой министра.
Пушкин радостно приветствовал возвращение друга, многократно навещал его, интересовался лингвистическими находками Даля. Александру Сергеевичу очень понравилось ранее неизвестное ему слово "выползина" - шкурка, которую после зимы сбрасывают ужи и змеи, выползая из нее. Зайдя как-то к Далю в новом сюртуке, Пушкин весело пошутил: "Что, хороша выползина? Ну, из этой выползины я теперь не скоро выползу. Я в ней такое напишу!" - пообещал поэт. Не снял он этот сюртук и в день дуэли с Дантесом. Чтобы не причинять раненому поэту лишних страданий, пришлось "выползину" с него спарывать.
С 1841 года Даль снова в Петербурге. Он чиновник особых поручений при министре внутренних дел, статский советник (почти генерал). В те далекие времена министерство внутренних дел было не только силовой структурой: оно ведало здравоохранением и статистикой, следило за исправным поступлением податей и сооружением памятников, отвечало за выполнение карантинных правил и снабжение народа продовольствием. В этих условиях у Даля, понятно, много дел, и, как свидетельствуют его биографы, он успешно справлялся с ними.
В сентябре 1845 в доме у Даля прошло первое заседание Русского географического общества. По замыслу Владимира Ивановича, оно должно было всячески способствовать собиранию памятников быта и словотворчества. Вскоре во все концы России был разослан “Этнографический циркуляр” – руководство для описания “местных обрядов, поверий, рода жизни, семейного и домашнего быта простолюдина, притчи, сказки, скороговорки, причитания думы… простолюдинов язык в выражениях своих, оборотах, слоге, складе и в словах”. И вскоре в столицу потекли ручейками подобные материалы, сливаясь в полноводную реку.
В 1848 году над Далем снова нависла угроза ареста за рассказ "Ворожейка", в котором власти усмотрели "порицание действий начальства". Героиня рассказа, цыганка-гадалка, ловко одурачила полицейского. Власти восприняли это как поклеп на себя.
В. А. Перовский ценил Даля как честного и надежного помощника, но царское замечание нельзя было проигнорировать. Министр вызвал начальника своей канцелярии и поставил перед ним условие: "Служить - так не писать, писать - так не служить". Но Владимир Иванович не мог не служить, потому что это был единственный доход его большой семьи из девяти душ: он с женой, его мать и сестра жены, пятеро детей. И не писать уже не мог (первая книга Даля, "Русские сказки", вышла еще в 1832 году, а потом его сделали знаменитым "Были и небылицы Казака Луганского").
Даль оказался в сложном положении, ожидая со дня на день нового ареста. К счастью, его не последовало, но опасность оставалась. 28 января 1849 года Владимир Иванович писал другу М. Н. Погодину: "Неприятностей, кроме высочайшего выговора, мне не было, но, вероятно, будет со временем, когда захотят доброхоты припомнить, что он-де уже попадался. В чем - это все равно, был замечен, и довольно".
Спас доверенного помощника министр Перовский, при котором Даль служил чиновником особых поручений еще в те поры, когда министр был оренбургским губернатором. По совместительству министр служил председателем департамента уделов, имения которого находились во многих губерниях. Вот он и предложил Далю: уезжай из столицы на службу управляющим удельным имением в любую губернию. Перовский предлагал Московскую, но Даль выбрал Нижегородскую. Выбрал не ради карьеры, а для науки, чтобы быстрее завершить главное дело своей жизни - "Толковый словарь живого великорусского языка". Нижегородская губерния большая, многонациональная, в городе - разноязыкая ярмарка: райское место собирать слова..
В Нижегородской губернии у Даля “под рукой” оказалось 35 тысяч крестьян, принадлежавших царской семье. Их селения разбросаны по всей губернии, и, стало быть, снова были поездки, поездки, поездки. Даль хлопочет об улучшении быта своих подопечных, строит больницу, учреждает училище для крестьянских девочек.
Осенью 1859 года привело к естественной отставке (“по болезни”). Кончилась жизнь служилого человека Даля, которую он, верный своему принципу: “Я полезу на нож за правду, за Отечество”, прожил достойно. К счастью, у Даля оставалось еще 13 лет второй, творческой жизни, благодаря которой мы знаем и помним его имя.
Эта вторая жизнь Даля охватывает события более чем полувекового периода. Ее отсчет ведут с того дня, когда девятнадцатилетний мичман по дороге из Петербурга к месту своей службы на Черном море записал п е р в о е полюбившееся ему слово народной речи. За первым словом последовали второе, третье, десятое...
Ежедневное общение с простыми людьми, проникнутое сочувствием к их судьбе, конечно, умножало словарные запасы Даля. Но оно имело и другое следствие: сын выходца из Дании буквально на глазах превращался в истинно русского человека.
Правда, этот процесс начался давно (еще во время учебы в Морском кадетском корпусе, а может быть, и раньше), но во время Турецкой войны он достиг кульминационной точки. И первыми почувствовали это солдаты. Они не воспринимали Даля с его безукоризненной русской речью за чужака. Более того, среди них ходила легенда о крестьянском происхождении лекаря. И понять их можно. Разве будет барин, да еще чужеземец, так дотошно и - главное - со знанием дела выспрашивать тебя о том, как живут-могут в какой-нибудь захолустной деревеньке по Новгородом или в забытой Богом Вятке?
Впрочем, и сам Даль ловил себя на мысли, что рассуждает по разным поводам исключительно в русских категориях. Иной стала манера его поведения, чист русским духом пропахла речь - речь образованного человека, владевшего десятью языками. Даже иронизируя над собой, он выражался, как русский крестьянин: намекая, например, на свой крупный нос, говорил: “Рос, порос да и вырос в нос”.
Правда, и во время войны, и после войны находились недоброжелатели, которые называли его немцем, желая подчеркнуть, что он к нашим русским делам непричастен. Даль не обижался, потому что твердо знал: его отечество - Россия, а значит, все, что происходит в ней, имеет и к нему прямое отношение. И окружающие понимали это. Общее мнение, как уже часто бывало, выразил проницательный В. Г. Белинский: “Не знаем, потому ли он знает Русь, что любит ее, или потому любит ее, что знает, но знаем, что он не только любит ее, но и знает”.
Еще в 1845 г. Белинский написал про Даля, что "после Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе".
Но у Даля, как бы он ни был занят литературой, остается время и для другого, в том числе и для любимого им собирательства слов, пословиц, сказок, песен. Однако тактика собирательства здесь совсем другая. Через журналы Даль и его друзья обратились к читателям с просьбой присылать в Петербург свои заметки, касающиеся разных сторон народного быта. И вот в руках у Даля бесценные посылки от известных и неизвестных ему добровольных помощников, или “дателей”, как называет их Даль.
В Нижнем Новгороде, куда то ли послали, то сослали Владимира Ивановича, - новая трансформация такой тактики. Конечно, ему продолжают приходить сообщения от многочисленных его корреспондентов; конечно, при каждом удобном случае он выезжает в селения, где живут удельные крестьяне, и там, на месте, продолжает записывать, записывать, записывать... Но в Нижнем есть знаменитая ярмарка, на которую стекаются люди со всей страны. Даль, понятно, это обстоятельство из виду не упускает: по утрам направляется к торговым рядам, неспешно обходит лавки (а их здесь более двух тысяч!), беседует с приказчиками и покупателями - глядишь, к вечеру он с большим прибытком. А там выезжает в очередную, как мы бы теперь выразились, командировку чиновник - Даль к нему с просьбой: записать, как в селении, куда чиновник направляется, называют такие-то и такие-то предметы, как понимают такие-то и такие-то слова. И, значит, опять появятся новые материалы. Или вот встреча с учителем гимназии. Даль объясняет ему, что задуманный словарь будет включать не только народные речения, но и любые слова, бытующие в живом русском языке, и заинтересованный учитель через несколько дней вручает Владимиру Ивановичу тетрадь с гимназическими поговорками и прибаутками.
Регулярные занятия словарем в конце концов привели к тому, к чему и должны были привести: Даль стал прекрасным специалистом своего дела (как теперь бы сказали - диалектологом), досконально знавшим все русские наречия. Более того, хороший музыкант, он научился буквально на лету схватывать особенности звучащей речи и мог по двум-трем словам, случайно оброненным собеседником, безошибочно угадать, из каких тот мест. В рассказе Даля “Говор” описывается один такой действительно имевший место случай.
...Встретил как-то Владимир Иванович двух монахов, собиравших подаяние на церковное строительство. Разговорились. Молодой монах упомянул, что он вологжанин. Даль насторожился: “А откуда вы родом?” Тот пробормотал едва внятно: “Я тамодий”. Услышав это тамодий вместо тамошний, Даль с улыбкой поглядел на него: “А не ярославский ли вы, батюшка?” Тот, растерявшись, ответил: “Не, родимый!” Даль расхохотался: “О, да еще и ростовский!”, узнав по тому “не, родимый”, “необлыжного ростовца”. Монах тут же бухнулся в ноги Далю: “Не погуби!” Оказалось, что под монашескими рясами скрывались двое бродяг с фальшивыми документами....
Словарь отнимал у Даля в Нижнем Новгороде львиную долю времени, поскольку теперь он не только собирал материалы для него, но и систематизировал собранное (к моменту отъезда в Москву словарь доведен до буквы П). Однако, как мы помним, Даль всегда умел совмещать массу дел. Так было и на этот раз.
Десять нижегородских лет - это и несколько опубликованных на разные темы статей, и вышедшая из печати книга “Матросские досуги” - нечто вроде популярной хрестоматии), - и приведенные в порядок словари языка офеней (бродячих торговцев), шерстобитов, петербургских мошенников (эти словари первоначально предполагалось издать в виде приложения к Толковому словарю), и, наконец, подготовленный к печати сборник “Пословицы русского народа”. Сборник получился уникальный. В него вошли более 30 тысяч пословиц, из которых предшественники Даля опубликовали только 6 тысяч, т. е. одну пятую часть.
В 1859 г. В.И. Даль выходит в отставку и переезжает в Москву на Пресню (ныне Большая Грузинская, д.4/6). Он решает заниматься только научной и литературной работой, направить все усилия на подготовку к печати словаря русского народного языка. Трудился он денно и нощно, порою приходя в уныние от непосильного, как ему казалось, замысла. И тогда в рукописи в качестве примера к тем или иным статьям словаря появлялись горькие присловья: “Словарь – труд натужный”, “Тогда будет досуг, когда вон понесут”.
И все-таки настал день, когда последнее слово было растолковано. Теперь дело стало за типографией. Но вот закавыка: за сорок лет государевой службы честнейший Владимир Иванович не накопил денег на издание своего труда, опять-таки по пословице: “От трудов своих сыт будешь – богат не будешь”.
Напечатать первые выпуски словаря помогло “Общество любителей русской словесности”. А с девятого выпуска было объявлено, что дальнейшее печатание “предпринято на высочайше дарованные средства”, - государь изволил пожаловать 2500 рублей.
Почти одновременно увидело свет восьмитомное собрание сочинений Даля. Разумеется, не всех. Все не попали даже в Полное собрание (10 томов), которое вышло уже после смерти автора: многое осталось либо рассыпанным по журнальным страницам, либо вообще ненапечатанным.
Покончив с публикационными заботами,
Даль сосредоточил внимание исключительно на словаре. О том, какую огромную работу пришлось проделать ему, знают только специалисты. Неспециалисты могут получить о ней самое общее представление лишь на основе следующих фактов. Словарь, прежде всего, огромен: он включает 200 тысяч слов, в том числе 82 тысячи, ранее неизвестных лексикографам.
Словарей такого объема не было ни до Даля, ни после него (для сравнения: наиболее полный “Словарь современного русского литературного языка”, вышедший в 1948-1965 гг., содержит только 120 с небольшим тысяч слов). Немаловажно, что Даль предложил свои собственные, не повторяющие предшествующие словари толкования слов, как правило, яркие и выразительные. Для большей ясности толкований в соответствующие словарные статьи были введены ряды тождесловов (синонимов) и основательные контексты, среди которых заметное место принадлежало пословицам (в отдельных статьях число иллюстративных пословиц превышает сто).
Учтем далее, что в словаре Даля даны не только слова и их толкования, дана, сверх того, география слов. Это значит, что в соответствующих словарных статьях содержится - пусть непоследовательно - информация о том, где слово бытует (ср. пометы: архангельское, вологодское, воронежское, новгородское, тверское, олонецкое и т. д.), какие значения имеет одно и то же слово в разных наречиях, какие слова могут передавать одно и то же понятие.
И, наконец, не забудем, что в словаре Даля реализован особый алфавитно-гнездовой принцип, в соответствии с которым по алфавиту располагаются не отдельно взятые слова, а целые группы родственных слов, вычленение которых сопряжено с большими трудностями (например, в словарной статье с заглавным словом баловать указывается слова баловство, баловник, баловень, балун, баловливый и др.).
К 1863 году словарь был подготовлен к печати, и встал вопрос о денежных средствах. У Академии наук их не нашлось. Помогли, по-современному выражаясь, спонсоры, давшие в общей сложности 5,5 тысячи рублей. Даль приступил к изданию словаря. И опять дело оказалось необыкновенно трудоемким.
Прежде всего много сил и времени отняла разработка системы типографских выделений, принявшая необыкновенно прихотливый вид из-за обилия передаваемой информации, и последующая реализация ее в рукописном тексте. Напомним, что пишущих машинок тогда еще не было. Не меньше сил потребовалось и при вычитке корректур. Обыкновенно в издательской практике обходятся двумя, редко - тремя корректурами. Далю, не желавшему, чтобы в словаре остались опечатки, потребовалось четырнадцать корректур. Четырнадцать раз прочитать две с половиной тысячи печатных страниц! И все это сделал один человек, у которого не было даже технических помощников.
ВОТ, НАВЕРНОЕ, КОГДА В ПОЛНОЙ МЕРЕ ПРОЯВИЛСЯ В В. И. ДАЛЕ ЗНАМЕНИТЫЙ «ЛУГАНСКИЙ ХАРАКТЕР»!
Но вот читатели получили долгожданный “Словарь живого великорусского языка” и... пришли в недоумение: что же такое у них в руках? Недоумевал и Даль: “Сам даже не знаю, что у меня вышло”. А вышло вот что: капитальное справочное руководство принципиально нового типа (само словосочетание толковый словарь введено Далем и получило распространение лишь после него), уникальная энциклопедия русского быта, очень полное описание ремесел и промыслов, своеобразный компендий взглядов Даля по самым разным вопросам, и, наконец, увлекательная книга для чтения.
С выходом в свет “Толкового словаря” к Далю пришла всероссийская и мировая слава. Он получил за словарь Ломоносовскую премию от Академии наук, премию Дерптского университета. Географическое общество отметило труд Даля Константиновской золотой медалью. Общество любителей российской словесности присудило ему звание почетного члена. Несколько позже его избрали почетным членом Академии наук.
Но Даль не тщеславен, он иронизирует по поводу своей известности и продолжает работать: пишет небольшие повести и сказки для детей, усердно собирает слова, пропущенные в первом издании словаря, готовя второе издание. Увы, оно появилось лишь через десять лет, после кончины великого языковеда.
За год до своей смерти Владимир Иванович получил свидетельство того, что его род по отцовской линии – отнюдь не датский, а чистейше – русский. Якобы, предки Даля, богатые старообрядцы, вынуждены были при царе Алексее Михайловиче бежать из России в Данию, спасаясь от гонений. Владимир Иванович с душевной радостью перешел из лютеранства в православие
Также он объяснил это желанием быть похороненным на одном кладбище с женой, чтобы детям не пришлось ездить на разные кладбища...
Примерно в этот же период меценат Третьяков уговорил Даля позировать Перову для портрета, который теперь висит в Третьяковской галерее
22 сентября 1872 года Владимир Иванович продиктовал своей дочери последнее слово для нового издания словаря, и через несколько часов его не стало.
Похоронен самый великий луганчанин, обессмертивший собственным именем свою и нашу родину в Москве на Ваганьковском кладбище.