Как уже говорилось, гражданский процесс в течение почти всего периода республики носил название легисакционного. Соблюдение всех формальностей процесса было очень строгим. Но со временем жизнь усложнилась, и нередко возникали такие обстоятельства, которые трудно было подвести под точные формулировки закона, особенно если иметь в виду и ответчика, которые зачастую не были юридически образованными людьми. Поэтому возникла другая процедура судебного процесса, которая получила название «формулярный процесс».
Претензии истца и возражения ответчика в этом случае заявлялись без каких-либо формальностей, зато по окончании стадии «in iure» претор вручал истцу записку (формулу) в которой излагались (уже строгим юридическим языком) все основные обстоятельства дела. Эта записка предназначалась судье, который вел дело в стадии «in iudicio».
В формуле назначался судья; важнейшей частью формулы была интенция – определение содержания претензий истца; указывалось, при каких обстоятельствах судья мог бы удовлетворить иск (или, наоборот, отказать в иске) и т.д. На основании формулы судья рассматривал дело и принимал окончательное решение.
Начало производства связывалось с указания истцом иска – edito actiones. Истец ещё до вызова к претору знакомил ответчика с тем иском, который он хочет ему предъявить (см. Дигесты 2. XIII. 1). Необходимо было ещё подготовить конкретные данные, требуемые для заполнения формулы, в особенности правильно обозначить объект иска, указав его не родовыми чертами, а видовым образом (см. Дигесты 6. I. 6). Потом истец обращался к претору с просьбой выдать соответствующую обстоятельствам дела формулу для разбирательства по ней дела судьёй, когда оно перейдёт во вторую стадию (in iudicio). Обычно претор давал её без предварительного расследования дела. В отдельных случаях, однако, претор заранее удерживал за собой в эдикте право подвергнуть дело такому рассмотрению и в зависимости от его результатов дать или не дать формулу. Этим эдиктом претор, таким образом, «…выступает против двуличных и злоумышленных людей, которые вредят другим каким-либо лукавством: коварство первых не должно приносить им пользы, а простота вторых не должна приносить им вреда» (см. Дигесты 4. III. 1).
Обязанностью же ответчика было не только явиться с истцом к претору, но и защищать себя надлежащим образом, например: заключать дополнительные соглашения (спонсии и стипуляции), выставлять свои эксцепции, участвовать с истцом в составлении формулы, выборе судьи и засвидетельствовании спора. Если он не делал ничего из выше перечисленного, то он считался незащищённым in iure, что могло повлечь за собой важные последствия.
Когда предъявлялись иски на определённую денежную сумму долга, истец мог немедленно приступить к исполнению. Магистрат (претор), по его (иска) представлению, произносил присуждение. При неопределённых по ценности исках магистрат вводил истца во владение всем имуществом ответчика. Это давало истцу, когда ответчик умышленно скрывался или, дав поручительство, не являлся в назначенный срок или просто отсутствовал на суде, возможность принимать все меры в отношении этого имущества, с правом по истечении определённого срока, продать всё имущество целиком особому emptor bonorum, который являлся универсальным приемником ответчика.
Когда ответчик являлся в суд, он мог оспаривать требования истца, подвергать критике испрашиваемую истцом редакцию формулы и делать со своей стороны другие предложения, в особенности настаивать на включении в формулу выгодных для него возражений, так называемых эксцепций. Окончательная редакция формулы не зависела, однако, от предложения истца или ответчика и всецело находилась в руках претора. Претор в письменном виде предоставлял формулу истцу. Истец, в свою очередь, передавал ответчику копию полученной формулы или прочитывал её. Ответчик, принимавший формулу, тем самым подчинял себя суду присяжного судьи. Предъявление формулы истцом и принятие её ответчиком было завершительным актом производства «in iure» и, как было сказано выше, называлось «засвидетельствованием спора», litis contestatio. В случае отказа ответчиком принять формулу он также становился незащищённым «in iure» (indefensus).
Надо также отметить, что производство в первой стадии могло тут же закончиться без передачи дела на дальнейшее рассмотрение (in iudicium). Это происходило, когда ещё в первой стадии магистрат приходил к заключению, что требования истца было юридически не обосновано (несоответствовало требованиям законов, нравов и справедливости) или сам истец признавал возражения ответчика. В этих случаях преторы и прочие судебные магистраты оставляли за собой в эдикте право отказать истцу в выдаче формулы – «полномочен отказать в иске тот, кто может и дать [его]» (см. Дигесты 50. XVII. 102. 1). Это называлось отказом в иске. Он не обладал погашающей силой, которое имело бы оправдывающее ответчика решение, то есть отказ не был бесповоротным, и истец мог вторично обратиться к тому же или другому претору с новым иском по тому же делу, исправив допущенные ранее недостатки. Также производство на первой стадии могло закончиться в случае неявки одной из сторон. То есть, если одна из сторон не является к судебному разбирательству, то по «Законам XII таблиц» ёе ждали до полудня, после чего дело решалось в пользу прибывшей стороны. Это было наказанием за неявку при легисакционном процессе, однако, с введением в практику формулярного процесса положение изменилось. Заочное разбирательство было допущено и получило название eremdicium. При неявке ответчика истец обязан был привести доказательства, чтобы получить решение дела в свою пользу. Если присяжному судье были известны основательные причины, оправдывающие неявку сторон, то он мог назначить другой дань для разбирательства. Даже после пропуска данной отсрочки стороны все же могли представлять оправдывающие их неявку причины, и судебный магистрат был полномочен произвести восстановление в прежнее состояние.
Поcледний момент производства «in iure», как уже было сказано, назывался именем «litis contestatio», это объясняется исторически. При легисакционном процессе производство в первой стадии, как уже известно, заканчивалось тем, что спорящие стороны приглашали приведенных ими свидетелей с тем, чтобы в случае необходимости, подтвердить перед присяжным судьей все, что обсуждалось в их присутствии. Это называлось contestari litem. В формулярном процессе сначала магистрат устно сообщал формулу, которая заносилась в протокол, откуда стороны могли получить засвидетельствованные копии. Это действие называлось по-старому контестацией (contestatio) спора, отсюда и его название.
Сам момент контестации спора устанавливал процессуальное отношение между спорящими сторонами и тем судьей, который назначен в формуле для разбора дела. Процесс считался теперь res in deducta, lis inchoata. Самая же actio — иск прекращала своё существование, так как наступало процессуальное погашение иска. Истец уже не мог более потому же предмету вторично обратиться к претору с требованием предоставить ему новую формулу иска. Гай (см. Гай кн. 4, п. 108) говорит по этому поводу так: «… раз о каком либо предмете предъявлен был иск, то нельзя было вновь вчинать того же самого спора». В классическом праве каждый процесс должен был заканчиваться судебным решением. Lex Iulia iudiciaria (Закон Юлия о судебном следствии) в начале Принципата постановил для всех iudicia legitima (законных процессов) [6] срок решения в полтора года, а iudicia imperio continentia должны были заканчиваться в течение срока службы того магистрата, при котором они были начаты.
Процессуальное погашение действует ipso iure, то есть на попытку вновь начать процесс магистрат отвечал отказом дать формулу иска, а если бы дело дошло до судьи, ответчик мог указать на действие погашения и без соответствующей эксцепции в формуле: его обязанности что-либо дать (dare oportere) более не существовало. Однако, чтобы это действительно было так, необходимы были три условия, во-первых, проведённый над истцом процесс должен был быть законным (legitimum), во-вторых, иск должен был быть личным и, в-третьих, интенция иска должна быть сформулирована по закону. Но, даже не смотря на всё это, при личных исках всё равно оставалась возможность повторного рассмотрения дела. Причиной этого поглощающего действия при личных исках заключалась в том, что в формуле actio воплощалось всё право истца, которое формально погашалось доведением до момента контестации иска. Между тем вещный иск всегда является только однократным внешним проявлением против одного лица права на вещь, существующего постоянно и направленного против любого возможного нарушителя. Как пишет Гай по этому поводу (см. Гай кн. 4, п. 107) «…Если вчинён иск вещный или иск по фактическим обстоятельствам, то впоследствии, тем не мене, ipso iure можно вчинать тот же иск, и поэтому необходима эксцепция уже состоявшегося судебного решения или дела, доведённого уже до момента litis контестации». И этот текст указывает, что в iudicia imperio continentia при вещных и при личных исках фактическая контестация спора не погашала ipso iure требования, вот почему возможно повторение иска. Однако, если иск касается тех же лиц и того же предмета, претор мог в формулярном процессе оказать содействие, но уже путем слабее действующей эксцепции о последовавшем решении или о передаче дела в суд, а также, если не последовало решения, сослаться на контестацию дела и тем предупредить вторичный процесс.
Действие контестации спора можно описать так, что в последний момент процесса «in iure» фиксируется вся совокупность обязанностей ответчика, и задача судьи состоит в том, чтобы точно установить, что именно должен был ответчик в этот заключительный момент. Именно по этому моменту решается, следует ли ему dare oportere или имеет ли он право собственности (см. Дигесты 6. I. 27). Истец должен получить все, что он имел бы, если бы процесс был окончательно решен в момент контестации.
С этого момента контестации на ответчика ложится ответственность за гибель предмета спора. Требования и обязанности, которые до контестации не переходили на наследников сторон вследствие чисто личного характера этих требований, становились после контестации переходящими по наследству на обеих сторонах. Римляне объясняли погашение иска тем, что контестация иска производила обновляющее действие на обязательства, происходила как бы новация, которую называли необходимой. Но это неверно, так как за сторонами оставалось право не совершить контестации и не вызвать тем новации требования. Отличие контестации от новации имеется и в том, что при новации прекращаются последствия просрочки, а также обеспечение, а именно поручительство и залог, тогда как при контестации остаются в силе и последствия просрочки и поручительства. «Многие примеры показывают, что одни основания бывают при добровольной новации и другие при вступлении в процесс. Теряется привилегия из приданого и опеки, если после развода приданое требуется из стипуляции или, по наступлении зрелости, новируется иск из опеки, если это было сделано со специальной целью: но никто не сказал, что это от контестации спора» (см. Дигесты 46. 2. 29).Ответчик теперь, после контестации иска, должен подвергнуться присуждению и пассивно подчиниться действию процесса.
Также ко всему выше сказанному, чтобы картина была полной, осталось добавить следующее. Если ответчик исполнит требование в промежуток времени между контестацией, заключительного момента производства «in iure», и решением производства «in iudicio», то он должен был бы быть присуждённым потому, что в момент контестации ещё существовало право истца. Но, несмотря на это практика постепенно признала, что судья по долгу службы должен освободить его, о чём нам и пишет Гай: «… все суды суть освобождающие» – и это действительно, если присуждение не может последовать (см. Гай кн. 4, п. 114).
Осталось поговорить лишь об обеспечении исполнения судебного решения на стадии «in iure». Итак, при иске направленном на вещь ответчик должен представить обеспечение при содействии поручителей, что он выплатит присужденное с него, так называемое cautio iudicatum solvi. Эта cautio состояла из трёх клаузул: первая из них, de re iudicata означала, что он исполнит решение, вторая – de re defendenda – что он будет надлежащим образом защищаться и третья – de dolo malo, означала, что он не будет поступать и не поступал злоумышленно. При личных исках обязанность предоставлять обеспечение наступала в виде исключения по отношению к подозрительным ответчикам (например те, которые ранее были объявлены несостоятельными) и при известных привилегированных требованиях (см. Гай кн. 4, п. 94 – 102). Ответчик, который изъявляет готовность совершить контестацию иска, но не представляет требуемого обеспечения, приравнивается к отказывающемуся от своей защиты. Против него допускается немедленное принудительное исполнение или ввод во владение его имуществом и продажа оного с аукциона.
Переходя ко второй стадии судопроизводства «in iudicio» надо отметить, что начиналась она при легисакционном процессе, после назначения судьи, с того как стороны взаимно вызывали друг друга явиться к этому судье на третий день (см. Гай кн. 4, п. 15). Сохранился ли этот срок для формулярного процесса, остаётся неизвестным. Однако, нам известны многие подробности того, как проводилось судопроизводство на этой стадии и именно о них и пойдёт речь далее. Итак, первым этапом на этой стадии было доказывание. На этом этапе, перед назначенным присяжным судьёй процесс развивался уже в свободной устной форме и при свободной оценке доказательств. Такими доказательствами служили свидетели, сведущие лица, осмотр на месте, документы, присяга и тому подобное. Этот процесс уже больше похож на тот, что мы привыкли видеть в наше время, что лишний раз свидетельствует о том, что Римское право является основой современного и является наиболее совершенным по своей идее и структуре. Свидетелей, как и в наше время, обыкновенно допрашивали под присягой, но обязанности являться в суд для дачи показаний до Юстиниана не существовало, кроме тех лиц, которые были свидетелями при формальных юридических сделках. Решение спора зависело от того, как доказали стороны свои утверждающие суждения, то есть достаточно ли они привели доказательств для того, чтобы эти суждения, а следовательно и их права на что-либо были действительными. Предметом доказывания же служили лишь спорные факты. Тяжесть доказывания распределялась в процессе производства, так: истец должен был доказать те факты, которыми он обосновывал иск, а ответчик – факты, на которых он основывал свои опровержения о чём говорит следующее: «Следует сказать, что при предъявлении эксцепции ответчик должен занять положение истца и он сам должен предъявить доказательство возражения, как если бы это было исковое требование, например если он пользуется эксцепцией о том, что имеется договор, то он должен был доказать, что договор был заключён» (см. Дигесты кн. 22, III, 19). То есть ответчик, возражая, становится в положение истца, что уравнивает истца и ответчика в их возможностях доказать свои утверждения и опровержения. Обеим сторонам давалось право представить суду свидетелей, которые выразили согласие явиться. Если свидетель отсутствовал, то допускалось прочтение присланных им письменных показаний. Но, как пишут Гай и Квинтилиан, таким письменным показаниям придавалось мало веры. В качестве сведущих людей источники называют землемеров – агрименсоров, привлекавшихся к спорам о границах (см. Дигесты кн. 10, I, 8, 1). Из последнего текста вытекает, что в таких же делах применялся и осмотр на месте. Упоминается также осмотр тела раненого человека. Присяга же, как средство решения дела, не применялась, но для подтверждения отдельных фактов суд мог обязать одну из сторон принести присягу. Судьи поступали здесь по свободному усмотрению и выбирали ту сторону, которая была и лучше осведомлена и заслуживала доверия.
В этой стадии производства судья мог пользоваться советами друзей и юристов, но решение юридически зависело от него и ложилось на его ответственность. При нескольких присяжных судьях дело решалось по большинству голосов. Решение объявлялось устно и в присутствии сторон. Не требовалось, чтобы в решении приводились мотивы и основания вынесенного решения. Внешними рамками деятельности судьи в этой, второй стадии процесса, всегда оставалась переданная ему от претора сторонами формула. Судья был обязан принять эту последнюю в данной ей формулировке, хотя бы
она и заключала в себе какие-либо ошибки. Особенно важно отметить значение ошибок в требовательном пункте формулы (intentio)[7]. И хотя эти ошибки могли проникнуть в формулу при производстве «in iure», но последствия их истец нес «in iudicio». Они могли заключаться в превышении или понижении требований к ответчику со стороны истца. Последствия уменьшения требований были не столь тяжелы для истца. Он сохранял за собой право взыскать в новом процессе недополученную разницу. Более тяжелые последствия влекло за собой преувеличение требования. Это преувеличение могло произойти re, loco, tempore или causa, то есть по сумме (размеру требуемого), по времени, по месту или по основанию иска.
Одним из примеров преувеличения re служило предъявление иска в сумме, превышающей действительный долг ответчика, и, следовательно, преувеличение касалось размеров самого требования. Превышением во времени являлось требование платежа по долгу, срок которому ещё не наступил. Превышение по месту, касается места исполнения обязанности. Кредитор мог по договору требовать, например платежа долга в Коринфе, но, не желая туда ехать, предъявлял иск в Риме. Для этого была создана так называемая actio de eo quod certo loco, которая формулировалась по аналогии с требованиями определенной суммы, и называлась actio utilis (см. Дигесты кн. 13, IV, 1). Претор предписывал судье установить обязанности ответчика в определенном месте, а присудить к платежу в Риме. Наконец, превышение может коснуться и оснований иска, например, в исках о праве собственности с его различными обоснованиями. Всякое из этих превышений истцом, действительно принадлежащих ему прав, влекло для истца невыгодные последствия, о чём и пишет Гай: «Если кто-нибудь в интенции заявлял больше, чем ему следовало, то он проигрывал своё дело, то есть терял вещь и не был восстановляем претором в прежнее положение за исключением некоторых случаев, в которых претор не допускает, чтобы все истцы терпели убыток по причине его ошибки; ибо претор приходил на помощь лицам моложе двадцати пяти лет в этом, как и в других случаях» (см. Гай кн. 4, п. 53). Поскольку он не сумел доказать с полной очевидностью правильности своего требования, постольку происходило освобождение ответчиками притом в полной и окончательной форме, так как преувеличенный требовательный пункт – интенция – оказывался ложным и не подтвержденным, а формула обязывала судью в таком случае освободить ответчика. Начать дело вновь препятствовало исключающее действие последовавшего решения. Чтобы избежать невыгодных последствий запроса, существовало лишь одно средство, необходимо было ввести в формулу прескрипцию в пользу истца, предупреждающую судью о возможности дальнейшего уточнения истцом его требований.
Обязанностью и долгом присяжного судьи было строгое следование указаниям, данным в формуле, и выразить устно свое суждение — сентенцию. Особенность римского процесса заключалась в том, что он носил денежный характер присуждения: «во всех формулах, которые имеют кондемнацию, она предписывает денежную оценку» (см. Гай кн. 4 п. 48) или всякое присуждение должно быть денежным. В некоторых случаях магистрат, уполномочивая судью к присуждению в денежной сумме, ограничивал его усмотрение указанием определенной суммы, свыше которой судья не мог оценить иска (см. Гай кн. 4, п. 49-52). И только в имперскую эпоху отступили от принципа обязательной денежной кондемнации, установив, что если предметом иска является определенная вещь, то ответчик присуждается к ее выдаче. Подобно litis contestatio в первой стадии производства (in iure), решение дела судьей во второй стадии (in iudicio) влекло за собой погашение процесса, то есть процесс, доведенный до решения, не мог быть вновь начат. В отношении истца к такому результату приводило доведение дела в первой стадии процесса (in iure) до litis contestatio. Однако, что касается ответчика, то доведение дела до litis contestatio само по себе не служило для него препятствием к возбуждению в дальнейшем спора, тождественного уже разрешенному. Например, между двумя лицами идет спор о наследстве, причем часть наследственной массы находится во владении одного из них, часть — во владении другого. Гай (см. Дигесты кн. 44, II, 15) пишет, что каждый из них может предъявить иск о наследстве к другому. Но если по иску первого вопрос о праве на наследство разрешен судом в пользу первого, а второй потом предъявляет иск об этом наследстве к первому, такой вторичный судебный процесс противоречил бы принципу законной силы судебного решения. Гай в приведенном месте говорит, что против иска второго
может быть предъявлена exceptio rei iudicatae. Гай обосновывает это заключение таким фактом: «…тем самым, что суд признал наследство за мной, оно должно считаться признанным не принадлежащим тебе». Последнее признается между спорящими сторонами за истину для данного вопроса и, как таковая, она имеет для участников в деле обязательную силу. Судебное решение (res iuducata) заканчивает процесс и может быть освободительным или осудительным.
Осуществление судебных решений происходило двумя способами: во-первых, истцу дается вместо прежнего иска новый (action iudicati) бесспорный иск о выполнении решения, содержание которого определено судебным решением и второе каждой из сторон даётся exceptio rei iudicatae на случай, если противная сторона пытается вторично возбудить решенный уже судом спор. Условиями для предъявления этой эксцепции были следующие обстоятельства: первое, возбуждение того же притязания, когда отыскивается тот же предмет на основании того же самого права, имеющего тождественное основание, например, куплю-продажу, ссуду, дарение, второе, между теми же лицами. Однако, помимо самого истца и ответчика к тем же лицам причисляются также универсальные или даже сингулярные преемники, в том случае, если они приобрели своё право после контестации. Дальнейшим выводом из основного правила было распространение содержания судебного решения только на участников первого процесса и их правопреемников.
В том случае, если ответчик отрицает законную силу судебного решения, он может против него защищаться. В классическую эпоху сторона, недовольная судебным решением, могла при наличии уважительных обстоятельств испросить у претора restitutio in integrum, то есть восстановление в первоначальное положение, в данном случае это признание судебного решения несостоявшимся. В имперскую эпоху можно было судебное решение обжаловать в высшую инстанцию (апелляция), однако с риском присуждения в двойном размере в случае проигрыша дела. Если же ответчик не защищается и не платит, истец может произвести принудительное взыскание с помощью action iudicati. Оно могло носить личный или имущественный характер. В первом случае это было содержанием должника под арестом до уплаты или отработки долга. Во втором случае те, которым ответчик должен был сумму обозначенную в судебном решении (res iudicata), вводились во владение имуществом должника, то есть осуществлялось так называемое missio in bona. Спустя некоторое время они выбирали из своей среды magister bonorum, который продавал имущество должника, а покупатель (emptor bonorum), купив это имущество тем самым, оплачивал, в пределах покупной цены, долги ответчика. С исполнением судебного решения процесс окончательно завершался и не мог быть возбуждён заново за исключением тех случаев, которые были описаны ранее.